Одно время приноровилась засыпать под тихий звук приемничка, настроенного на волну «Ночного радиочтения». Но это не устроило мужа:
– Давай выключай! Бу-бу-бу, бу-бу-бу…
Мы с внучкой тут же засмеялись, а потом она при каждом новом человеке просила:
– Бабушка, расскажи, как дедушка ночью говорил: бу-бу-бу.
Завтра чуть свет соловьи разбудят, а потом к ним присоединится дятел, который повадился из прикрепленной к крыльцу антенны пищу себе извлекать. Долбит, как будто по твоей голове. Иногда, по глупости надеясь еще поспать, выпрыгиваю в ночной рубашке на крыльцо и стучу шваброй по антенне с устрашающим «кыш». Когда был жив «Федор», в шесть часов утра весь кооператив слушал гимн страны и лай выпущенной на свободу глупой Ветки. Проснешься – и лежишь неподвижно, как Ленин в Мавзолее, чтоб внучку скрип кровати не разбудил. Только Ленин не слышит, как птицы надрываются.
Грачи улетели
Отец уже давно жил один. Аллергия дочери на изнурительные с ним споры, старые неразрешенные обиды, обоюдная уверенность в своей правоте, нехристианское чувство морального превосходства у дочери и противостоящее ему желание отца постоянно доказывать состоятельность своей жизни, – все это на расстоянии не проявлялось и хоронилось до поры до времени в спасительном подсознании. Дочерние обязанности сводились к еженедельным телефонным разговорам, необременительной помощи и встречам по праздникам.
Но вот отец сломал руку и после больницы поселился у дочери. Чувство долга и естественная жалость побуждали дочь ухаживать за отцом, как за маленьким ребенком. Она стоически переносила ежедневные клизмы, связанные с ними запахи и отмывание квартиры. Под струей душа и во время переодевания отец стеснялся, и дочь искренне говорила что-то про любовь и заботу. «Неправильную» пищу с общего стола отец не ел, и дочь готовила привычную для него однообразную холостяцкую еду.
Через месяц начались сложности другого порядка.
***
– Локоть на месте – только ладошка разворачивается.
Инструктор лечебной физкультуры прижала локоть отца к столу и стала выворачивать наружу сопротивлявшуюся ладонь. Не допускающий возражения голос инструктора заглушил все попытки бывшего «главного конструктора проекта» проявить осведомленность в «скручивающих моментах». Дочь видела, что для отца находиться в состоянии обучаемого, безропотно подчиняться чужой воле – сущая пытка.
– Пап, делай правильно: я тебя снимаю на камеру.
Недавно освободившаяся от гипса синюшная, тоненькая от долгого бездействия, в больших черных кровоподтеках, на вид совершенно беспомощная рука вызвала в дочери жгучую жалость к старику-отцу. А ведь когда-то, во время ссор отца с женой и дочерьми, эта рука не раз наносила железный удар, чаще всего в голову. Почему это вспомнилось?
Дочь ежедневно водила отца в поликлинику на процедуры и лечебную гимнастику, вечерами повторяла с ним упражнения по видеозаписи. Если в общении с инструктором отцу приходилось соблюдать статус-кво пациента, то в домашней обстановке терпеть замечания толстой всезнающей дочери адепт системы Ниши не собирался. Задавленная обстоятельствами гордыня при первой возможности выскочила, как «товарищ» из табакерки, и столкнулась со столь же неукротимой гордыней дочери. Занятия превратились в пытку для обоих.
Проблемы, порожденные вынужденным малоподвижным образом жизни отца, так же становились поводом для стычек. И здесь советы дочери принимались в штыки.
– Скорее всего, она не кладет в салат нужного компонента или кладет его не в том количестве, – надо проверить, – думал отец.
– Представляешь, пришлось сегодня делать салат под его контролем. Придрался к морковке: нельзя, мол, покупать мытую, – жаловалась мужу дочь.
В интернете на медицинских сайтах она отыскала возможные причины запоров и частого мочеиспускания. Оказывается, запор могут вызвать редиска и чеснок, а любимый отцом клюквенный морс обладает мочегонным эффектом. Во избежание утомительных диспутов дочь молча клала отцу на стол распечатанные статьи специалистов. Неожиданно одна рекомендация сработала, и дочери пришлось ежедневно вечером взбивать в блендере кефир с черносливом и киви, а по утрам запаривать овсянку с отрубями и курагой.
Перед сном дочь целовала попавшего в беду вредного старика. Наконец-то трудный день закончился. Недовольная собой, она долго не засыпала. И молитва не шла.
В кабинете лечебной физкультуры ей пришла на ум поразившая много лет назад теория о микросмыслах жизни всемирно известного психолога Виктора Франкла, в основу которой легли его наблюдения за людьми в фашистском концлагере.
Даже на грани физического выживания человека спасает достойное поведение. Именно в осмысленном проживании каждого конкретного этапа своей жизни он и обретает смысл жизни как фундаментальное условие бытия человека.
Где взять силы, за что зацепиться, чтобы достойно прожить заключительную стадию сложных взаимоотношений с отцом?
Каждый вечер она анализировала прошедший день и настраивала себя на завтрашний. Мысли крутились, как в калейдоскопе. Какая же я веруюшая… Поддаюсь на провокации… Надо всего лишь потерпеть еще немного… Вера без дел мертва… Творить дела любви, тогда любовь и начнет появляться… Вот. Нащупала. Для любви к отцу место в сердце не расчищено. Там сплошное «Я» и люди, любить которых не составляет труда. Толку от того, что смотрю пронзительную передачу «Разыскиваются добрые люди»! Интеллигентные девочки после работы отправляются не на свидания, а ко всеми заброшенным озлобленным дурно пахнущим старикам и не ждут от них благодарности. Сколько же в них сострадания! А я?
***
На очередное семейное сборище отец приходил со старым рваным грязным портфелем, который когда-то принадлежал дочери в ее студенческие времена. Без портфеля отец не выходил из дома, независимо от того, куда направлялся: в магазин, поликлинику, к дочерям, на сходку кузбасского землячества, на почту или в парикмахерскую. Как-то дочь купила ему современную легкую сумку со множеством отделений и карманов, но портфель победил, а сумка была благополучно запохерена. В портфеле лежали один-два фотоальбома, пожелтевшие письма и очки для чтения. Они терпеливо ждали своего часа, когда хозяин после того, как дочери, внуки и правнуки наговорятся за едой, с волнением высвободит их из заточенья.
После смерти жены бурный круговорот жизни иссяк. Общение с соседями и продавцами, переписка с двоюродным братом, телефонные поздравления по списку, газеты и бесконечный телевизор не могли заменить полноты насыщенного событиями прошлого. Самое дорогое осталось в воспоминаниях, они со временем превратились в красивые сюжеты с главным героем на белом коне и разбухли так, что ими необходимо было делиться с любым, кто будет слушать. Для этого отец стал приглашать сначала паренька-таджика, который делал уборку за небольшую плату и помывку в ванной, а потом, когда его выслали из страны, – таджика-парикмахера с женой. Те же, у кого эти воспоминания должны были вызывать фамильный интерес, знали их наизусть и не могли слушать эканий-бэканий живущего и говорящего в неудобоваримом для клипового сознания ритме старика.
Как только портфель открывался, гости под любым предлогом начинали выходить из комнаты, и отец оставался наедине с младшей дочерью. Дочь слушала приукрашенные, с заново сочиненными подробностями, истории, в правдоподобность которых отец уже сам верил, вспоминала бабушку, мать отца, такую же придумщицу. В детстве дочь тоже рассказывала подругам всякие небылицы, а ее сестра до сих пор плетет кружева, в которых не отличить правду от вымысла. Ничего не попишешь – наследственность.
Дочь снисходительно воспринимала безобидные фантазии домашнего Мюнхгаузена и даже оправдывала их тем, что так уж хитро устроена память: она не желает хранить того, что теребит совесть. Но вот однажды отец в очередной раз рассказал историю его побега на фронт, в которой двух друзей-парнишек сняли с поезда и вернули домой. Для убедительности он вынул из портфеля алюминиевую кружку, якобы оставшуюся с тех времен, на самом деле принадлежавшую зятю-туристу. Впервые дочь подсчитала в уме возраст отца в годы войны. Восемнадцать лет ему исполнилось в сентябре сорок четвертого: вполне мог еще воевать. Отцу пришлось объяснять, что студенты горного техникума освобождались от армии: стране нужны были специалисты по добыче угля, необходимого фронту. А вот в фильме «Летят журавли» главный герой отказался от брони. В голове опять прокрутилось – зачем надо было комсоргу бросать школу, директором которой работал выдающийся педагог, будущий Президент Академии педагогических наук, и ехать в другой город, чтобы поступить в техникум? Наверное, дед, большой начальник в угольной промышленности, таким образом «отмазал» единственного сына от армии. Безжалостное сердце дочери подкинуло в топку необоснованных умозаключений еще одно полено: вот почему умерла невинная талантливая способная младшая сестра отца в сорок восьмом году, – за все надо платить. Скоро дочь в запале ссоры бросит эти страшные слова-разоблачения отцу во время вынужденного их совместного проживания. И он замахнется на нее больной рукой, но сдержится, устыдится зятя.
***
Гнойник все-таки прорвался. В сложившейся ситуации дочь почувствовала себя убийцей, а не праведным обличителем: она не имела права поддаваться на провакации больного зависящего от нее старика – ведь знала, к чему все сведется. Ударила по больному месту. Она добралась со своим поганым языком до самого дна. А там ее приняли в объятия ожившие грустные воспоминания детства. О том праздничном вечере, с которого все началось.
Играли дуэтом: внучка на пианино, а дедушка на мандолине. Гости захотели послушать в исполнении внучки недавно разученный вальс Хачатуряна, но пьяненький дед тут же начал рассказывать неприличный анекдот. Просьбы замолчать раззадоривали его еще больше. Заплетающийся язык перекрикивал игру. Внучка прикрыла деду рот рукой.
– Дедушка, ну, дай сыграть.
В это время в комнату вошел отец. Не разобравшись, он схватил дочь и вышвырнул ее из комнаты. Свидетели сцены наперебой стали ему рассказывать, что произошло, но он не слушал.
На следующий день, в конце переменки, дочь увидела выходящего из класса отца. На вопрос, что он тут делает, отец улыбнулся и сказал: «Иди на урок». Она потом всю жизнь вспоминала эту иезуитскую улыбку.
После последнего урока учительница попросила всех задержаться на десять минут. В полной тишине она сообщила детям, что отличница, которая казалась положительной со всех сторон девочкой, ударила по лицу своего деда, заслуженного человека, горного генерала, награжденного орденом Ленина. Ее отец просил обсудить этот вопиющий поступок и принять необходимые меры. Что происходило в классе дальше, дочь не слышала и не помнит до сих пор, иначе бы она попыталась оправдаться и рассказать, как все было на самом деле.
Дома ни мама, ни бабушка не могли ее успокоить. Ей хотелось умереть, чтобы не видеть больше никогда свидетелей своего позора. Особенно Сашки Рудинкина, который недавно написал ей в открытке к 8 Марта «Ты – шоколадная бабочка».
В школу она вернулась не скоро: жила у того самого, любимого своего деда.
Летом в пионерском лагере во время обсуждения кандидатуры дочери в Совет дружины от младшего отряда встала ее одноклассница и ошарашила всех рассказом об избиении дедушки. Смена только начиналась, и спрятаться от позора было некуда. Красавчик Славка Завадский ловил затравленную девочку, прижимал к стене и злорадствовал: «Ага, деда избила!». Попытки сбежать из лагеря были безуспешными. Пришлось родителям забрать дочерей, не дожидаясь конца смены.
Тем же летом в Анапе дочь наблюдала похоронную процессию. В гробу лежала молодая женщина в подвенечном платье. Мысли о возможной смерти поселились в детской головке и стали управлять психикой, и без того травмированной полгода назад. Каждый вечер в кровати дочь чувствовала укол в ноге или руке.
– Мама, я повернулась, и в меня вошла иголка. Она движется по мне. Вот сейчас она здесь и скоро подойдет к сердцу. Сделай что-нибудь. Я же умру.
Мама ругалась, просила не выдумывать глупостей и не мешать спать. Дочь шла к хозяйке дома, и мудрая женщина успокаивала возбужденную до предела девочку.
История с иголкой появилась не на пустом месте. В классе втором на уроке труда та же учительница, которая позже совершила по просьбе отца аутодафе, просила детей осторожно обращаться с иголкой. Для острастки она рассказала случай, когда иголка, проткнув руку, подошла к сердцу девочки и стала причиной ее гибели.
С Анапы у дочери начались сильные сердцебиения, которые всегда были связаны со страхами и переживаниями. Она стала бояться темноты и ложилась спать при включенном в коридоре свете. От входных дверей дома до квартиры она всегда бежала сломя голову, потому что ее мог догнать притаившийся в темноте подъезда преступник.
В зрелом возрасте при комплексном обследовании в Институте клинической кардиологии им. А.Л. Мясникова вышедшего из строя сердца психотерапевт, раскрутив откровения дочери аж до самого детства, назвал ее состояние пограничным и поставил диагноз – посттравматический синдром.
Несмотря на способность дочери быстро забывать обиды (иногда ей хотелось подуться подольше на мужа в воспитательных целях, но это насилие над собой вызывало только смех), ей не удавалось избавиться от страшных воспоминаний, изъедающих ее изнутри. Разрушительные последствия того случая из детства никак не вязались со словом «обида» и требовали серьезной работы. Однажды на даче дочь попыталась объяснить отцу, как поменял ее жизнь давний его поступок, надеясь просто вызвать в нем сочувствие, но услышала в ответ:
– Надо же! Столько лет помнит всякую ерунду!
– Чтобы ты понял, какая это ерунда, представь, что подобное произошло с тобой: мама пришла в партком Института и сказала, что их лучший политагитатор периодически поднимает руку на жену и дочерей. Для тебя вынесенная на обсуждение правда стала бы приговором хуже смертного. Как после этого ты бы смотрел в глаза людям, перед которыми всю жизнь хотел выглядеть образцом поведения? В спину ты бы долго слышал: «Никогда бы не подумали, что он драчун». Только в твоем случае взрослый мужчина с устойчивой психикой отвечал бы за правду, а в моем случае впечатлительной девочке с несформировавшейся психикой сломали жизнь на самом ее пороге по ошибке.
Дочери непременно хотелось, чтобы отец осознал причины их болезненных взаимоотношений и помог ей бесповоротно «отпустить прошлое», как советуют в таких случаях психологи. Она понимала, что когда отец умрет, будет уже поздно. Со временем никаких иллюзий на ответное движение с его стороны у дочери не осталось.
После крещения появилось новое осмысление жизни. Дочь становилась другим человеком. Вера учила ее не осуждать, не обсуждать с кумушками людей, трудиться над семейным счастьем и многому другому. И это у нее потихонечку получалось. Теперь она понимала, что отец был хорошим тренером по стяжанию всех евангельских добродетелей. Но по-прежнему при любом с ним контакте дочь вела себя, как сапер, боящийся наступить на неразорвавшийся снаряд. И вот он разорвался! Ну что ж! Снова за работу!
***
Дочь перечитала по диагонали книжечку доктора Курпатова из серии «Карманный психолог». Ранее выделенные места оживили в памяти и строение мозга, и принцип доминанты, и работу с динамическим стереотипом. Последний, сложившийся в отношении отца, надо было вновь попытаться разрушить.
Помогли кое в чем разобраться и сайты православных психологов. Чтобы в дырявой от возрасных деменций голове удержались рекомендации к действию, дочь составила памятку для ежедневного чтения.
Шесть пунктов этой памятки относились к блоку «Мои оправдания отца».
Пункт 1. Папа не изменится (цемент!)