Путь наверх. Королева

– Волею короля было оставить её при дворе и воспитать престолонаследницей! – напомнил второй привратник. – Должно, знал король – милость Кроноса ему в вечном мире – как нужно!

– Ясно, знал! – согласился с ним старшой. – Мудр был Вирджил Великий – ступени престола Кроноса под ним – и ошибиться не мог! Но как подумаю, что этой девке Руаной править, так коленки трясутся!

– Храни, Кронос, королеву Демиру и даруй ей долгие лета! – вырвалась горячая мольба из уст второго привратника и взглянул он на небо, сложив вверх ладони.

– Храни Королеву, Кронос Всевышний! – эхом отозвался старшой.

Гаркана в то рассветное утро тоже помянула невольно праотца всех богов. Весь минувший день провела она в дороге, на короткую ночь дала отдых себе и уставшему коню, и продолжила путь ещё до рассвета.

Беспрепятственно въехала она в Кронию. Свободно пропустили городские стражники воительницу в золотой маске. Грозен был вид Гарканы, сурово нахмуренное чело, и лишь сказала, что с глазу на глаз желает говорить с Великим Инквизитором, и не для сторонних ушей та беседа, как ей тот час же указали краткую дорогу к его покоям.

Дрогнуло её сердце, сжалось в груди, когда увидела мшелый камень серой тюремной стены и бурый, высохший багульник, давно отцветший и печально звеневший на ветру.

– К Великому! – отрезала Гаркана не успевшим спросить её привратникам. – Дело государственной важности!

Она, движимая своей целью, столь решительна была, что не усомнились стражники в правоте её, пропустили без сомнения.

На винтовой каменной лестнице Гаркана остановилась, унимая бешено стучащее сердце. Пересеклась взглядом с солдатами, с любопытством взирающими на неё, сдвинула брови, прошла по ступеням дальше, выше. Теперь никто не посмеет подтолкнуть копьём её в спину, сказать скабрезное. Вот она – власть силы, могущество воина. Горячая волна благодарности согрела душу Гарканы. То его, Мессира заслуга, что она стала такой.

Она не мешкала перед дверью в комнату Великого, как и той осенью тоже не мешкала, отворила и вошла. И, как тогда, застала его, сидящим за столом, только не книга Закона пред ним лежала, а карта Руаны, и перо держал в руке Торвальд Лоренцо, делая пометки в карте.

– Утра доброго тебе, Справедливейший! – молвила Гаркана, входя.

Ничто не менялось. Ей на миг нехорошо стало, когда увидела, как побледнело спокойное лицо Великого Инквизитора, точно, как тогда! Как медленно поднялся он из-за стола, выпрямился, высокий, сильный, трепет внушающий обликом своим, олицетворение Закона Милостивого и Карающего. Но не глуп был Верховный, мог отличить чёрное от белого, вмиг понять сумел, что не о любви она пришла петь песни.

– И тебе утра доброго, Гаркана! – ответствовал он. – С чем пришла ты ко мне, с миром или войною?

– С миром, Справедливейший, – уверила она, – и с покаянием.

– С покаянием? – синие ледышки глаз пронзили её внимательным взглядом, ждали объяснения.

– Сядь, Справедливейший, послушай меня, – Гаркана опустилась на тяжёлый каменный табурет, положила на стол руки в латунных шипованных налокотниках. Увидела на столе серебряную кружку с узваром, взяла, осушила махом. Жажда одолела её за длинный путь, но ощутив на губах горьковато-пряный вкус мяты, она недовольно фыркнула, дёрнула плечом, со стуком отставила кружку на стол.

Инквизитор молча наблюдал за нею – суровой, решительной, скупой на движения, резкой на слова. Лицо его было спокойно, как всегда, не прочесть было чувств за непроницаемой маской, и Гаркана старалась уверить себя, что безразличие его – подлинное.

– Ты готовишь войско в поход на Руану? – спросила она, кивнув на карту. – Не нужно, Справедливейший. Не ходи войной.

Инквизитор чуть приподнял бровь, не спрашивая, почему; знал, она скажет сама.

– Королева не сделала мне зла, – Гаркана говорила, будто кипятком плевалась. Жгли душу её слова, – я солгала тебе, Справедливейший, – созналась она, – я твоими руками хотела убрать с моей дороги королеву Демиру, потому что мессир Арий Конрад любит её!

– А ты… его любишь, Арий Конрада? – тихо спросил Инквизитор, в упор глядя на неё.

Гаркана не дрогнула, не опустила взгляд.

– Да, Справедливейший, – наотмашь хлестнула ответом, – а Демира-королева владеет секретами магии, которым обучил её Последний из Ордена Сов. Она так сильна, что сметёт тебя с твоим войском одним ударом. Ты погибнешь, развязав ту войну, Справедливейший.

Великий Инквизитор встал, подошёл к окну, долго смотрел вдаль. Гаркана молчала, ожидая, что скажет он, готовая понести кару за подлость свою, за предательство.

– Ты здесь не потому, что трепещешь за мою жизнь, и раскаиваешься, послав меня на смерть, – медленно проговорил Великий Инквизитор, – голос его звучал ровно; и едва заметно, будто камешки на дне замерзшей реки, проглядывалась в нём боль, – ты здесь потому, что запутавшись во лжи, стремишься к признанию, дабы очиститься перед ним. До судьбы моей нет тебе дела, Гаркана, ты своё преследуешь, загладить свой проступок в глазах Арий Конрада.

Гаркана ничего не ответила. Что сказать ей было, когда он всё увидел и всё сказал? Торвальд Лоренцо повернулся, посмотрел на неё, и теперь она не выдержала взгляда его чистых, холодных синих глаз, опустила голову:

– Прости мне предательство, Справедливейший! – тяжелым стоном рванулось из её груди.

Великий Инквизитор шагнул к ней, положил руки ей на плечи, закрытые тяжёлыми коваными доспехами.

– Я прощаю тебя, Гаркана, – спокойно отозвался он, – всяк может ошибиться. Ступай с миром. Храни тебя Кронос и сонм богов!

Она встрепенулась, вскинула на него широко распахнутые, полные волнения глаза:

– Ты отпускаешь меня, Справедливейший? Не воздашь по заслугам?

– Совесть твоя будет тебе судьёю, Гаркана, – ответил Великий Инквизитор, – иди с миром. Око Сварога да осветит твой путь.

Он так красив был сейчас, в этом спокойствии, в прощении к ней, в понимании её падения, мучительно страдающий от её признания и глубоко хранящий в себе свою боль, что будто острой иглой стилета пронзило грудь Гарканы.

– И ты не попросишь меня остаться? – голос её дрогнул.

– Зачем, Гаркана? – Торвальд Лоренцо равнодушно пожал плечами. – Мне не нужно твоё тело. Мне нужна твоя душа. Когда тебе не будет жаль отдать мне свою душу, приходи. Я не меняю своих решений, и помню, что обещал тебе тогда.

Миг она ещё смотрела в его синие глаза, будто оцепенев, потом поняла, что нужно уходить, пока в силах уйти, пока желание всё исправить не победило её и не превратилось в желание всё зачеркнуть.

– Прощай, Справедливейший! – решительно отрубила она и пошла к двери. Но открыв её, замешкалась, повернулась, взглянула на него в последний раз.

Великий Инквизитор не провожал её взглядом, стоял спиной к ней и смотрел в окно. Гаркана сделала было движение в его сторону, но остановила себя, решительно тряхнула головой и вышла из комнаты.

Торвальд Лоренцо видел, как выходила она из крепости, как вскочила в седло, набросила капюшон плаща на голову, натянула поводья и поскакала прочь отсюда. Он смотрел ей вслед, пока не скрылась она за горизонтом дороги. Потом приник лицом к холодным прутьям железной оконной решётки, закрыл глаза и простонал отчаянно, горестно: «Вернись ко мне, Гаркана! Вернись ко мне, стань прежней!»

Охранительница земель Бессмертного уезжала из столицы в смятении. Прав был Инквизитор, когда сказал в прошлую их встречу: «Будто заплутала душа твоя». Так и было. Будто сбилась с пути, никак не могла выйти на тропу, блуждала по бездорожью в потёмках.

В то памятное лето Гаркана пришла к Веде Майре, просила средства у пророчицы исцелить её гибнущих сородичей. И старая шаманка, указав ей траву-перемогу, напутствовала напоследок: «Не ошибись, когда из двух зол одно выбирать будешь!»

Тогда лишь на миг тревога кольнула её, и после забыла, не вспоминала Гаркана слова пророчицы, до того времени, как в жизнь её вошёл Арий Конрад. Тогда ожило в памяти её предсказание и, казалось, верный выбор сделала она! Но теперь сомневалась. Неужели ошиблась, и не Арий Конрада, поверенного Князя Тьмы Аримана, должна была выбрать, а Торвальда Лоренцо – Великого Инквизитора Кронии?

Но нет же! Всё так сложилось, что сама Судьба против стала! Разными были они – лесная лекарка Гаркана и Верховный Судья жизней человеческих, наместник Кроноса на Земле. Грёзой туманной была любовь Гарканы к нему. Когда жизнь её он в своих руках держал, она забрала его боль, связав вместе их души. Порывом осеннего ветра вошла в её сердце любовь к Инквизитору, стремительна была, сильна, охватила её, и отшумела, рассыпавшись упавшей листвой, погасла бесследно.

Разве бесследно? Будто ничто не дрогнуло в душе её, когда вошла в его комнату? Так ли честна пред собою была Гаркана, убеждая себя, что холод его синих глаз не проник в её сердце, не резанул по нему острой льдинкою? Быть может, ошиблась она, среди двух зол выбирая, как пророчествовала Веда Майра?

Гаркана выехала из города, пустила коня вскачь. Откинула капюшон плаща, подставляя лицо осеннему ветру. Морось посыпала с неба, остужая разгорячённую голову, успокаивая биение пульса в висках. Вдруг ясно встало перед Гарканою то утро, когда прощалась она с Инкизитором на заросшем бурьяном пустыре. Как шагнула назад, не в силах оторвать от него взгляд, как отпустил он её руку, и упала в пустоту обнажённая ладонь, осиротев, потеряв опору. Как шла она по дороге, а потом бежала, и слезами был омыт её путь. Как стая ворон взметнулась в смурное осеннее небо, и ряд столбов с повешенными на них разбойниками встал перед странницей.

И как наяву увидела она пред собою покачивающиеся на виселицах трупы, расшитые галуном бархатные штаны Посрана, отделанную серебряными бляшками перевязь Власа, голые синие пятки атаманши Роны. Уже было развернувшая коня обратно к столице, Гаркана остановилась, будто очнувшись от наваждения. Сняла золотую маску, отёрла мокрое лицо краем плаща. То не капли дождя стекали по её щекам, то оплакивала она свою погибшую любовь, прошлое своё, в котором не нашлось места её счастью.

Очарованная грустью, она вскинула голову вверх, посмотрела на небо, затянутое сизыми рваными тучами. Журавлиный клин плыл в серой дали, летели к югу птицы, провожая осень печальным курлыканьем. Если бы и Гаркане можно было улететь на крылах прочь от проклятой земли, в поднебесье!

Золотой солнечный луч, острый, будто удар кинжала, пробился сквозь серые облака, осушил её слёзы. Иная судьба у неё, и выбор сделан, долг исполнен, и пора возвращаться. Мессир позволил ей воротиться в его скалу, и жизнь продолжается. Она сильна теперь, очень сильна, и до конца будет стоять за своё счастье. Гаркана усмехнулась своим мыслям, пришпорила коня и поскакала, обгоняя ветер.

Глава тринадцатая.

Безумных чувств порывы

Ария и Рихард, оставив коней на опушке леса, бесшумно крались среди деревьев к подножию Ледяных Скал Безвременья. Здесь, сказывали люди, на границе Руаны и владений Норта Безликого, видели снежного барса, императора холодных гор.

Да только не верилось принцессе в людские байки. Откуда быть барсу в этих лесах? Уж солнце высоко стояло в небе, уж подсохла роса на опавшей листве, и далеко ушли девушка и её спутник, а нигде следа зверя не встретили. Дальше чужие владения начинались, и остерегались руанцы ходить к подножию Ледяных Скал, худая слава шла о тех местах.

Ария остановилась передохнуть, прислонилась спиной к дереву, сняла с пояса кожаную флягу с водой, открыла, глотнула и застыла на месте, едва не поперхнувшись тем глотком. Совсем рядом, у подошвы скалы стоял снежный барс. Он будто появился из ниоткуда, ведь только что его не было! Чуть склонившись к земле тонким гибким телом, зверь высматривал в трещине камня спрятавшуюся ящерицу, пытался достать короткой лапой. Солнце вышло из-за облака, заискрилось в его белой шкуре, кипящим серебром переливаясь, скользнуло по холке до кончика длинного хвоста.

Принцесса бесшумно сняла с плеча лук, медленно завела руку за спину, выдернула из колчана стрелу. Натянула тетиву, прицелилась, затаив дыхание, и в этот миг зверь повернулся к ней. И не морду барса увидела пред собою Ария, а бледное лицо юноши с голубыми, прозрачными, как горный хрусталь, пустыми холодными глазами. Злой усмешкой исказились его губы, приоткрылись, обнажив острые звериные клыки, и стали пастью зверя, вытянулось лицо, мгновенно изменилось, покрылось белой шерстью. Дрогнула рука принцессы, смазанный выстрел не попал в цель, по камню скользнула стрела и упала наземь. Зверь спружинился, прыжком скользнул в кустарник и пропал в каменном лабиринте скал.

Тяжесть придавила Арию к земле, ноги не слушались, ослабели, она села, не в силах стоять. Застывшим взглядом смотрела туда, куда умчался снежный барс, дышала коротко, загнанно, капли пота покрыли виски.

– Ария, забодай тебя комар! Промахнулась! – громко бранясь, к ней подбежал Рихард. – Я видел барса и не стрелял, оставив тебе первый выстрел, как условились в пари! А ты! Промахнулась! Как ты могла промазать? Он в двух шагах от тебя стоял! Упустила барса, Ария! – и осёкся, увидев, как бледно лицо принцессы, как расширены зрачки широко распахнутых чёрных глаз.

– Ты что, Ария? – Рихард наклонился к ней. – Что с тобою? Тебе дурно?

Она молчала, глядя сквозь него, губы её побелели, дрожали. Сын конюшего испугался не на шутку.

– Ария! – он схватил девушку за плечи, встряхнул несильно. – Ария, очнись, смотри на меня! – потребовал он. – Что с тобой?

Она будто бы поняла, взглянула на него, но в глазах ещё стоял туман, и Рихард напомнил ей:

– Ты видела барса? Ты стреляла в барса!

Принцесса посмотрела на него, и взгляд её прояснился, стал жёстким, злым.

– Это не барс был, Рихард! – отрезала она. – Оборотень!

– Ты что, Ария? – растерянно отозвался юноша. – Верно, пригрезилось тебе? Плохо спала в эту ночь?

– Нет, Рихард, мне не пригрезилось! – твёрдо прозвучал её ответ. – Я видела то, что видела!

Она прошла вперёд, отыскала в камнях свою стрелу, подняла её и показала товарищу:

– Я могла бы промахнуться с этого расстояния? –спросила, хмуря брови. – Я вообще могла промахнуться? Я стреляю без промаха! Королева учила меня!

Рихард подошёл к ней, хотел что-то сказать, но его опередил сорвавшийся с заснеженных вершин смех. Он будто раскатом грома обрушился с небес, этот дьявольский хохот – сухой, отрывистый, звенящий осколками льда. Мороз по коже прошёл от его потусторонних переливов, застыло в груди сердце, дыхание перехватило.

Ария вскрикнула, закрыла рот ладонью. Ужас отразился на лице её – она уже слышала этот смех минувшей ночью и напрасно утешала себя, что пригрезилось ей! Нет, то наяву было! Дьявол, Дух Гор следит за нею, смеётся над ней, идёт следом, жаждет забрать её жизнь и её душу!

Девушка рванулась назад, едва не сбила с ног Рихарда, он подхватил её, удержал, невольно коснулся щекой её щеки в этом нечаянном объятии. Руки Арии на его плечах вдруг ослабли, она стала клониться долу, дрожала, почти находясь без чувств.

Испуганный юноша что-то говорил ей, звал её, губы его коснулись её щеки, и как-то сами собою отыскали её губы, дотронулись до них – холодных, плотно сжатых, и Ария будто очнулась от морока. Руки её, безвольно упавшие ему на плечи, ожили, окрепли, с силой оттолкнули юношу. Она взглянула на него, гнев отразился в чёрных глазах, негодующе дрогнул подбородок, но ни слова не сказала принцесса, повернулась и быстро пошла прочь, потом побежала.

– Ария! Постой, Ария! Подожди! – Рихард побежал за нею, но не догнал. Девушка вскочила на коня, пришпорила его, так, что крапчатый заржал, вскинувшись на дыбы, и пустился вскачь, разметая палую листву.

Рихард догнал её лишь у ворот столицы, но тщетно пытался добиться хоть слова. Окликал, вопрошал, требовал – принцесса молчала. Доехала до королевского замка, спешилась, и, не оглянувшись на своего друга, ушла. Рихард остался, расседлал коней и повёл их в конюшню, полный догадок, ответов на которые у него не было.

Вечер спустился над лесом, окутал скалу Арий Конрада фиолетовым плащом сумерек, когда вернулась домой Гаркана. Бессмертный играл в шахматы с бесом Потанькой, потягивал вино из серебряного кубка. Гаркана вошла в залу, подошла к столу, взяла стул и села.

Потанька жульничал, а магистр будто бы не видел этого, рассеянно ставил на малахитовую доску выточенные из белого мрамора фигуры. Гаркана наклонилась вперёд, подпёрла кулаком подбородок, смотрела на него, не мигая, пока не поднял голову мессир, не встретился с нею взглядом.

– Почему Инквизитор отпустил тебя? – спросил он.

– Ему не нужно моё тело, – устало прозвучал её ответ, – ему нужна моя душа.

– Вот как? – Арий Конрад поставил обратно на ту же клетку доски ферзя, что держал в руке и долго смотрел на Гаркану, читая усталость и боль в её глазах. – Он умён, – заключил магистр, – и всё-таки дурак. Довольствуйся меньшим, тогда и большее придёт к тебе.

Гаркана молчала, не спрашивала ни о чём, и тогда Бессмертный пояснил:

– Я, будь на месте Инквизитора, не стал бы ждать, покуда ты отдашь мне свою душу!

Гаркана побледнела, и золотая маска так резко оттенила её лицо, будто бы закрывало лик мраморной статуи, а не живой образ.

– Ну, так чего же ты мешкаешь? – усмехнулась зло. – Бери моё тело! – встала, отставила со стуком громоздкий стул и, тяжело ступая, будто растратив последние силы, вышла из залы.

Потанька выронил пешку, спрятанную в мохнатом кулачке, вскочил, рванулся было за девушкой, но Арий Конрад остановил его:

– Оставь её. Пусть перебесится.

Ария пару дней избегала Рихарда, не подходила на стук к окну, не желала говорить с ним. Юноша недоумевал, чем вызвано недовольство принцессы, ужель она оскорблена его мимолётным поцелуем, за своеволие сочла, за насмешку над королевской кровью? Полно, Ария – товарищ его с детских лет, то случайно вышло, не то причиною было. А что же, того Рихард не знал.

Утром третьего дня отец его, конюший королевы, Рон Керт, заводя в конюшню крапчатого рысака, обронил будто невзначай:

– Выброси из головы мысли о принцессе, сын. Тебе думать должно о военной службе, нынче осенью пойдёшь в войско королевы. А принцессе должно думать о замужестве. Королева хочет ускорить свадьбу, я сам это слышал.

– Когда? – вскинулся Рихард.

– Нынче на рассвете королева с первым министром поехали в бухту, встретить царя острова Форс и сопроводить его в столицу. Я седлал им коней. Разговор пойдёт о скорой свадьбе царя и принцессы.

– Как же так? – растерянно отозвался Рихард. – Ария… она же дитя ещё! Куда спешит королева? Принцессе рано выходить замуж!

– Не тебе решать, рано или поздно! – отрезал Рон Керт. – Королева знает, как лучше! Если решилась выдать принцессу замуж, не дожидаясь семнадцати вёсен, стало быть, так надо! А ты выброси из головы дурь и готовься к службе!

Ливий толком ничего не понял. На рассвете Демира подняла его и попросила сопровождать до порта, встретить царя Феанора, владыку острова Форс, с которым Руана делила морскую границу. Королева была мрачна, погружена в свои мысли, что-то пробормотала о знаках луны, о великом предназначении Арии, о том, что за принцессой нужно усилить догляд, и что жениху её голубиной почтой был отправлен посыл быть в порту нынешним утром.

Министр спорить не стал, собрался и поехал. Толку-то силёнки на расспросы тратить, коль не хочет пояснять ничего Демира. Сама, небось, всего не знает. Придёт время, и прояснится. А время – это Ливий всем нутром чувствовал – иное наступает. Перемены грядут, и дай боги, чтобы они были к добру!

Прибыли в порт, миновали гавань с отдыхающими после торгового рейда судами и тревожно спящей военной флотилией, и поехали дальше, вдоль берега, где условлено было встретиться с царём Феанором.

Пустынно было море. Но в дали ясной лазури виднелся краешек ослепительно-белого паруса, а на берегу, держа под уздцы коня, стоял мужчина в синем кафтане, высоких ботфортах и сдвинутой на затылок треуголке, из-под которой на спину спускалась щёгольски заплетённая косичка. Его можно было принять за рядового матроса, но немыслимо дорогая алая тесьма, украшавшая его треуголку, да пряжки на ботфортах из старинного красного золота выдавали в нём человека из знати. Это был владыка острова Форс, Феанор – самый необычный и непредсказуемый из всех царей.

Заслышав топот копыт, он обернулся, плавным жестом снял с головы треуголку, описал ею в воздухе полукруг и вальяжной вихляющейся походкой пошёл навстречу. Каждый шаг сопровождался мелодичным перезвоном колокольчиков, вплетенных во множество косичек его бороды. Колоритный облик царя довершало массивное ожерелье из серебряных свинячьих голов, ради обозрения которого он намеренно расстегнул верхнюю пуговицу камзола.

– Королева, ваше величество… – промурлыкал Феанор, манерно кланяясь и взметнув своей треуголкой вихрь песка под ногами Демиры, – Министр финансов! – вихляние корпуса в сторону Ливия, неопределённый жест рукой. – Зачем ты взяла его с собой, Демира? – вдруг резко сменил он тон, прищуривая подёрнутые голубой масленой плёнкой глаза. – Ведь он нечист на руку.

– Клевета, – снизошёл до притворной обиды Ливий. Голос его звучал более, чем равнодушно.

– А ты получше за своим добром присматривай, – посоветовала Демира, – что это у тебя не шее? Черепушки?

– Не-а, – лениво-тягуче отозвался Феанор, – свинюшки.

– А зачем свинюшки? – искренне удивилась королева.

– А сам-то я кто? – царь помахал перед своей физиономией растопыренной пятернёй.

Правду молвить, лицом он был хорош: прямой нос, красиво очерченные скулы, большие голубые глаза. Если бы не безграничная хитрость в них, явное желание обвести всех вокруг пальца и глубочайшее презрение к этому миру дураков. Эта смесь эмоций придавала его взгляду сальное выражение, как у пакостного кота, которого хочется оттаскать за хвост.

– Как наречённая моя? – мурлыкнул Феанор.

– Вся в ожидании, – уверила его Демира.

Ливий хрюкнул и зажал рот ладонью.

– Я горю от нетерпения! – завихлялся царь. – Надеюсь вскоре преподнесть любимой достойные свадебные подарки.

К слову, любимую он и в глаза не видел. Сговор совершался в начале лета без присутствия таковой, ибо представить свою воспитанницу Феанору в тот день Демира не решилась. Ария во время утренней конной прогулки не удержалась в седле и свалилась прямо в куст шиповника. Её лицо и руки были сильно исцарапаны и добрые пряди волос остались на колючих ветках. Мыслимо ли было представить такую невесту такому жениху?

Феанор явился в замок королевы в белых шёлковых чулках, башмаках с бантами, которые делали его маленькие ножки ещё изящнее. На нём был вишнёвый бархатный костюм, а ногти на руках тщательно отполированы и выкрашены хной. Точно статуэтка фарфоровая, а не мужчина! Изящный, деликатный, вычурный. Разве подобало привести ему Арию – взлохмаченную, с распухшим носом и расцарапанной шеей?

Знал бы Ливий обстоятельства той помолвки, ржал бы сейчас, как конь.

– Меня слегка смущает возраст моей невесты, – тянул Феанор (у него получалось "невясты"), – если я возьму её в жёны, я прослыву растлителем детей…

– Не прикидывайся святошей, – фыркнула Демира, – ты знаешь, что только она спасёт твой народ от Дагона.

– Да-да! – царь энергично закивал головой, так, что треуголка едва не свалилась с неё. – Так в путь же, друзья мои! Не будем мешкать! – у него получилось "мяшкать."

– Поехали, поехали, – согласился Ливий, – миг тебя вижу, а уже так надоел!

Арию известили о прибытии наречённого в замок, велели нянькам одеть и причесать её, но уже много времени прошло, а невесты всё не было. Демира послала Ливия узнать, «где эта несносная», и он ушёл, и тоже с концами. Когда же вернулся, хоть и старался держаться спокойно, королева сразу поняла, что произошло что-то из ряда вон.

– Принцесса нездорова, – сообщил Ливий, – это обычное лунное недомогание, девичьи слёзы, капризы… Ты, царь, не волнуйся, она поправится. Денёк-другой, луна пойдёт на убыль, и доброе настроение вернётся к ней. Давай обсудим-ка лучше свадьбу.

Но всегда добродушное лицо министра было бледно, он покусывал губу, щипал бороду, и Демира, хорошо знающая своего друга, гадала, что же такого натворила Ария, что на Ливии лица не было?

Да ничего особенного. Узнав, что в замок прибыл её жених, и свадьбу сыграют до того, как станет лёд на реках, Ария негодующе фыркнула, но ничего не сказала и послушно пошла обряжаться в свою опочивальню. Только Ливий знал с малолетства эту строптивицу и видел за молчаливым согласием готовый взорваться вулкан. И не ошибся. Он притаился за дверью, дождался, когда Ария, завесив нянькам уши и придумав какой-то предлог, кошкой выскользнула из комнаты и быстро пошла куда-то. Ливий прокрался за нею.

Принцесса прошла через двор, быстро, не оглядываясь, не опасаясь слежки, и вошла в конюшню. Отыскала Рихарда, что чистил коня, молча встала рядом, впилась в него глазами.

– Ты чего, Ария? – сын конюшего отложил скребок, недоумённо посмотрел на принцессу.

– Следуй за мной, – решительно приказала она, и прошла вперёд, мимо стойл с лошадьми, через всю конюшню, отворила дверь каморки конюшего и вошла в неё.

– Что, Ария? – Рихард поспешил за нею, вошёл следом.

Здесь, в этой комнатке дремали они с отцом в полуденный отдых, пили квас, починяли сбрую. Узкая кровать, застеленная грубой попоной, стояла там, простой деревянный стол и скамья. Здесь бывала и Ария, тут они делились секретами, точили клинки, строили планы охоты.

Принцесса затворила дверь, набросила щеколду. Следивший за нею Ливий подошёл неслышно, и, затаив дыхание, стал смотреть в щель меж досок. Он видел, как быстрым движением принцесса расшнуровала платье, рывком стянула его с плеч и, обнажённая до пояса, шагнула навстречу Рихарду. Румянец покрыл её лицо, растрепавшиеся волосы рассыпались по спине.

– Ты что, Ария? – растерялся сын конюшего, не в силах отвести взгляд от высокой груди принцессы. – Что ты удумала?

– Ты же понял, что! – усмехнулась она и схватила его за руку, потянула к кровати. – Иди сюда! Люби меня, Рихард!

Юноша схватил её за талию, дыхание его сбилось, щёки пылали.

– Ария! – хрипло прошептал он. – Опомнись! Уходи!

– Меня замуж выдают за царя Феанора! – воскликнула принцесса. – Я не пойду наперекор предначертанному, стану его женой и выполню то, ради чего я пришла на эту землю! Королева говорит, что мне предписана великая миссия, что ж… Я выполню эту миссию! Но здесь, – она взяла юношу за руку и положила себе на грудь, – здесь то, что только моё! Что принадлежит только мне, а не велению судьбы и не приказу королевы! И царь тот, он не будет первым! Я сама решу, кому отдам своё тело!

– Но так нельзя, Ария! – Рихард хотел оттолкнуть её, но руки принцессы взлетели ему на плечи, она прижалась к нему обнажённой грудью, дыша тяжело, хрипло, и юноша почувствовал, что теряет землю под ногами. – Уходи, Ария! – простонал он из последних сил. – Не безумствуй!

– Гонишь меня? – зло усмехнулась принцесса. – Не хочешь любить меня? А я думала, ты мужчина! А ты мальчишка! Зайчишка трусливый! Страшишься гнева королевы!

– Я ничего не боюсь! – вспыхнул от незаслуженной обиды Рихард, стиснул в сильных руках стан Арии, так, что невольный стон сорвался с её уст и погас под его губами.

– Ах, ты бестия окаянная! Блудница содомская! – грохот сорванной со щеколды двери и разъярённый вопль первого министра слились воедино.

Вихрем ворвался Ливий в каморку, оттолкнул Арию в сторону, отвесил такую плюху сыну конюшего, что тот мешком улетел в угол, схватил принцессу за локти и потащил прочь, бранясь, на чём свет стоит.

– Стой, стой! – шатаясь и держась за разбитую голову, Рихард побежал за ним. – Стой, Ливий, подожди! – он сдёрнул с крючка и бросил министру старый серый плащ. – Прикрой её, не позорь перед людьми! Она же раздета!

– Пусти меня! – визжала, брызгая слюной, Ария, лягалась и пыталась вырваться. – Не бывать по-вашему! Я сама творю свою судьбу! Я…

– Закрой свой рот! – взревел Ливий, заворачивая её в плащ с головой. – А ты, щенок, – ткнул он пальцем в Рихарда,– завтрашним же утром пополнишь ряды королевского войска!

Ария извернулась и укусила министра за руку. Ливий взвыл, страшно выругался, но принцессу не выпустил, потащил в замок, поднялся наверх и запер её в дальней комнате самой высокой башни.

Вот что поведал он Демире, когда отобедали они с Феанором и отослали гостя в опочивальню отдохнуть.

Королева стояла, скрестив на груди руки, смотрела на сидящую на кровати принцессу, растрёпанную, в разорванном на плече платье, и молчала. Они так похожи были, Демира и Ария, будто мать и дочь, будто родные сёстры, что Ливий вновь напомнил себе, что это случайно, кровного родства меж ними нет. Но разве так бывает? Чтобы два разных человека были так схожи меж собою, если не одна кровь течёт по их жилам? Демира смотрела на Арию, и принцесса выдержала её взгляд, не отвела глаз.

– Негоже так ронять себя, Ария, – сказала Демира, – девственность – это сокровище. Его нужно хранить до замужества и отдать своему избраннику. В чистоте брачной постели, освящённой молитвой Кроносу и Деметре, а не на скотном дворе, валяясь с конюхом, как свинья.

– А у тебя так было, моя королева? – осмелилась спросить Ария, дерзко сверкая огнём чёрных глаз.

Память-нищенка бросила Демиру в Агропу, столицу тогдашнего правителя, Аль Магруфа. Холод грязного заплёванного пола солдатской казармы почувствовала обнажённой спиной руанская королева, глохла от воплей грязных ртов, извивалась под десятком потных рук, кричала, раздираемая плотью тяжёлых тел, и крик её осипшего горла тонул в их пьяном хохоте.

– Нет, дитя, – спокойно ответила Демира, – у меня не так было. Но то не моя вина и не мой выбор. Тебе я доли такой не желаю.

– А я не желаю быть жертвенной овцой! – горячо воскликнула Ария.

– Ты многого не знаешь, и я не могу открыть тебе, пока не пришло время, – ответила королева, – посидишь тут покуда, смиренной станешь. Свадьбу сыграем как можно скорее, – это она сказала уже Ливию, – идём, у нас много дел.

– Я не смирюсь, моя королева! – крикнула вслед закрывшейся двери Ария, но лишь лязг железного засова был ей ответом.

Оставшись одна, она в бессилии схватила глиняный кувшин для воды и швырнула его в каменную стену, разбив дождём осколков. Металась по тесной комнатке, подбежала к окну, подтянулась на прутьях решётки, выглянула наружу. Ох, как высоко! Как же выбраться отсюда? Решётка тяжёлая, не поддаётся, не раскачать, глубоко сидят в стене железные прутья.

Ария схватила тяжёлый каменный табурет, так велико было желание вернуть утраченную свободу, что хватило силы бросить его о решётку. Но лишь кусочек камня скололся с угла табурета, а железный прут даже не погнулся. Да неужели она так и просидит в этой комнатке башни до свадьбы?