Путь наверх. Королева

И всё же, сквозь тоску и боль одиночества, сквозь неверие и разочарование, теплилась ещё та любовь красным угольком на дне души Гарканы, и разыщи её Инквизитор весною или летом, посетовала бы, отрыдала бы, но простила бы и приняла. И ожила, оттаяла бы, согрелась подле него. И познала бы счастье рядом с любимым.

Но не пришёл Инквизитор, не воскресил погибающую любовь, не помог, не защитил тогда, когда одна вступила в сражение против пятерых. А значит, позабыл, разлюбил, и ничто, звук пустой его признания и клятвы были.

Сверкающий, холодный, будто блеск острой стали, образ Арий Конрада, спасшего её от пыток и бесчестия и даровавшего приют и знания, заслонил образ Инквизитора Кронии. Слишком велики оказались тяготы испытаний, и погас в её душе тот огонёк первой любви.

Она ослеплена была Арий Конрадом, его могуществом, его бессмертием, его познаниями. Она смотрела на него, как на бога, готова была идти ради него куда угодно, исполнить любую его волю, принять за него смерть. Это даже не любовь была, это было безумное влечение, порыв, как у мотылька, летящего на пламя свечи. Мир Гарканы очертился скалой магистра, его землями и всем тем, что составляло его земную жизнь.

Быть рядом, смотреть и слушать, угадывать его желания, ловить мысли, читать улыбки, не спать в сладких грёзах, улетая в небо от случайного прикосновения руки, от насмешливого взгляда… Воскрешённая им, Гаркана не желала для себя другой жизни и лишь об одном богов молила, чтобы отозвался Бессмертный любовью к ней, смертной и страждущей.

Но с такой соперницей, как Руанская королева, всегда в проигрыше быть Гаркане. И как ей сокрушить Демиру, убрать с дороги, вырвать из грёз Арий Конрада?

Полная мрачных мыслей, объезжала она границы, поднялась на холм, откуда обзор земель открывался хороший, осадила коня. Вдохнула полной грудью бодрящий осенний воздух, окинула зорким взглядом луг и кромку леса с желтеющими верхушками лиственниц в чистом голубом небе. Ленно было ей спускаться к лесу, но Гаркана всё же тронула поводья и неспешной рысью поехала вперёд. Мессир велел охранять владения, а она послушна и верна его воле.

Дикая яблоня попалась ей на дороге, с красными, мягкими и вяжущими рот яблоками. Гаркана сорвала несколько штук, морщась, пожевала, испытывая особенное, острое удовольствие, когда и вкусно, и терпко одновременно. Улыбаясь, огляделась ещё раз, и хотела уж коня развернуть и обратно ехать, как застыла, не донеся до рта последнее лесное яблочко.

Большой отряд выехал из приграничного леса, и остановился по приказу своего предводителя. Осеннее солнце позолотило красные маковки медных шеломов всадников, бликами заиграло на их чеканных щитах. Острия копий горели, будто раскалённые, в солнечном свете, и красные плащи с нашитыми на них золотыми серпами и крестами струились по спинам воинов, довершая мрачное великолепие их облика. Армия Инквизиции Кроноса, грозная в своей кровавой роскоши, стояла перед Гарканой. И предводителя их, оставившего свой отряд у леса и поехавшего навстречу, она узнала сразу.

– Стой, воин! – приказала Гаркана, и голос её не дрогнул, твёрдо звучал, как и подобало охраннице. – Отвороти коня и отведи отряд свой! Другой дорогой поезжай, сюда тебе нельзя! Тут земли Последнего из Ордена Сов, Арий Конрада Бессмертного!

– Я знаю, – последовал спокойный ответ.

Всадник подъехал ближе, и будто ожило что-то в душе Гарканы, будто ворохнулась внутри крепко уснувшая птица, когда она увидела синие льдинки его холодных глаз и упрямо вскинутый подбородок.

Он остановился совсем рядом, смотрел на неё, и она глаз не отводила. Умел владеть собою Великий Инквизитор Кронии, закрыл лицо непроницаемой маской, и лишь богам всесильным ведомо было, какие чувства терзают его душу.

Гаркана молча ждала, что он скажет ей, зная наперёд, что сама ответит. А он видел перед собою не ту Гаркану, лекарку чуткую, дикарку лесную, душу открытую, призванную облегчить боль всем страждущим. Перед ним была другая, чужая Гаркана – храбрый воин, суровая охранница. Доспехи из толстой кожи с металлическими пластинами защищали её грудь, на шипованной перевязи висел меч в ножнах и два кинжала; в руке она держала копьё, и угрюмая решимость горела во взоре её прежде кротких серо-зелёных глаз.

Золотая полумаска закрывала её правую щёку, стрельчатыми узорами спускалась на подбородок. Гаркане к лицу была эта маска, красиво оттеняла её рыжие волосы, заплетённые в две косы и переброшенные на грудь. Но странен был её воинский облик для Великого Инквизитора, чужд, и боль острым камнем ударила в сердце, когда он понял, что та, которую он искал два года и нашёл, теперь навсегда для него потеряна.

– Быть не может, чтобы ты не узнала меня, Гаркана! – он не сумел скрыть рванувшуюся из глубин души боль.

– Я узнала тебя, Инквизитор, – в её глазах было сожаление, – что ты делаешь со своей жизнью?

– Что ты делаешь со своей жизнью? – воскликнул он. – Ведь вольна была, как ветер, а теперь что? В холопках у Бессмертного ходишь?

Точно, в цель удар попал. Видел он, как побледнела Гаркана, как сузились её глаза цвета лесной реки. Своё, дорогое защищала, когда отвечала, тяжело цедя слова:

– Служу тому, кому жизнью и честью обязана!

– Не я был рядом, когда беда обрушилась на тебя, Гаркана, – страдание слышалось в голосе Великого Инквизитора, и не синим холодом, горькой мукою полон был его взгляд, – но это не оттого, что предал тебя забвению. Я искал тебя всюду! От Северной Киммерии до границы Океана! От Руаны до Жёлтых Песков! В храмах и тюрьмах! В песнях скальдов я тщился услышать имя твоё, Гаркана! И отчаявшись сыскать тебя среди живых, я хотел найти тебя среди мёртвых, и Веду Майру просил указать, где ты!

– Ты просил Веду Майру? – недоверие послышалось в голосе Гарканы. – Великий Инквизитор просил совета у волховки?

– Она не ошиблась, – кивнул он в ответ, – то потаённые земли, и нигде лучше ты не могла бы схорониться. Не скажи мне Веда Майра, что ты служишь Бессмертному, я никогда не отыскал бы тебя.

– И ты не сжёг на костре пророчицу? – злая усмешка тронула губы Гарканы. – Попрал закон свой?

– Ныне не я служу Закону, Гаркана, – ответил Инквизитор, – ныне я сам – Закон Кронии. Как скажу, так и будет. Они все теперь подо мною ходят, и никто не смеет перечить!

– Вот как сталось? – в голосе её ещё прибыло острой горечи. – Всех под себя прогнул, Торвальд Лоренцо? На вершине стал? И теперь, не страшась ничего, меня отыскать решил? Теперь подземными коридорами ходить не надо!

– Я искал тебя в другий день, как мы расстались, – отвечал он, – когда получил известие, что казнены разбойники, дававшие приют тебе и пищу.

– Хотел бы отыскать – то нашёл бы! – слова её наотмашь хлестнули. – Недалеко я тогда уйти успела!

– Меч Судьбы был занесён над тобою, Гаркана, – возразил он с тоскою, – Лахесис, дающая жребий человеку ещё до рождения его, наслала слепоту на очи мои, и в другую сторону направила моих солдат. Но неотвратимая Атропос, неуклонно приближая грядущее, привела меня к тебе.

– Ты ошибаешься, считая нашу встречу судьбоносной, Инквизитор! – безжалостно отрубила Гаркана. – У судеб наших разные предопределения, и не скрестятся они, сойдясь в одну линию!

– Они скрестятся и в единую линию сольются, если ты того захочешь, Гаркана! – горячо возразил Инквизитор.

– Судьбы течение не подвластно нашим желаниям! – отрезала она.

– Нет судьбы! – вскричал Инквизитор. – И закона нет! Закон – это я для тебя, Гаркана! Разве не то же говорила ты мне тогда?

– Я тогда ещё тебе сказала: «Голову береги!» – напомнила она. – Сбрось покров грёз и уезжай, Торвальд Лоренцо! Доброго пути тебе и храни тебя Кронос и сонм богов!

– Разве твои уста слова эти произносят? – Инквизитор недоверчиво покачал головой. – Разве ты это, Гаркана? Ты, которая так любила меня, что не убоялась прийти в столицу, быть на церемонии среди солдат, в дом мой войти, отдать мне свою невинность?

– То минувшее, – спокойно отозвалась она. Воспоминания не тронули её сердце, – теперь иначе всё.

– И клятва твоя ничего не стоит? – спросил Инквизитор, бледнея.

– Клятва? – переспросила, тоже бледнея, Гаркана, и подъехала к нему вплотную. – Я помнить должна о клятве? Или есть что-то ещё, над чем время не властно, что не исправить, не смыть? Что скажешь на это, Торвальд Лоренцо? – она сорвала с лица золотую маску и наклонилась к нему.

Великий Инквизитор увидел кривой белый шрам, пересекающий её щёку от уха до подбородка.

– Что на это скажешь? – повторила Гаркана. – Ты не был рядом со мной, ты не защитил меня от врагов, а теперь говоришь мне о клятве? Я не помню той клятвы, Торвальд! Я забыла её давно! Но как было изуродовано моё лицо, мне не забыть никогда! И до самой смерти я буду помнить об этом, буду помнить всякий раз, как посмотрюсь в зеркало!

Боль исказила черты Великого Инквизитора. Он протянул руку и коснулся щеки Гарканы, провёл по шраму кончиком пальца. Гаркана дёрнулась, рванулась в сторону, и таким естественным был её порыв – стремление девушки, хранившей себя для другого, оградиться от чужих прикосновений, что новая волна боли ударила в сердце Великого Инквизитора. Чужими теперь были его руки для Гарканы!

– Чем искупить вину мою? – воскликнул он в отчаянии. – Что сделать, чтобы вымолить прощение? Скажи мне, Гаркана! Я готов бросить миры к твоим ногам! Поднять армию и вести в поход хоть на край земли! Разрушить самое могущественное государство и потопить его в крови! Какой страны короля, скажи, Гаркана, мне поставить пред тобою на колени? Корону какой страны принести тебе на острие меча?

– Корону какой страны?… – медленно повторила Гаркана. Яростью сверкнул её взгляд. – Руаны! – отчеканила она.

– Руаны? – удивился Великий Инквизитор.

– Да, Руаны! – мрачным огнём горел взор охранницы, вся кровь отхлынула от её лица, и даже капельки золотых веснушек, которые так любил он, поблекли. – Принеси мне корону Руаны, Великий Инквизитор Кронии! – потребовала она.

– И ты простишь меня, Гаркана? И ты будешь со мной?

– Да, я буду с тобой!

– Но почему Руана? – не понимал он и указал на шрам на её щеке. – Солдаты королевы сделали это с тобой?

– Да! – не смущаясь, солгала она. – И у меня свой счёт к Руанской королеве! Поставь её предо мною на колени и принеси мне её корону на острие меча, Торвальд Лоренцо! И когда моё сердце утолит жажду мести, оно снова сможет любить!

Великий Инквизитор внимательно смотрел на неё, и так остр был проникающий в самую душу ледяной взгляд его синих глаз, что она не выдержала, отвернулась.

– Разве боль твоя так сильна, что толкает тебя развязать войну, Гаркана? – тихо проговорил он. – Два года минуло, это большой срок, и все реки текут… И ты больше не та, не прежняя, что разливать могла повсюду тепло души своей… Будто не твоя воля требует этого… Будто заплутала душа твоя, и мечется, не находя выхода… Но я исполню то, что ты пожелала, – заключил он, – слово Великого Инквизитора! Корона Руаны будет лежать у твоих ног, там же, куда будет брошена поверженная королева! – он поклонился, натянул поводья и поскакал обратно, к отряду, что дожидался его на опушке леса.

А Гаркана смотрела ему вслед, чувствуя, как пылают щёки, как бешено колотится сердце, но не в груди, а где-то в горле, потом повернула коня и поехала обратно, к скале Арий Конрада.

Весь вечер провела она в раздумьях. Сознание подчинялось ей с трудом. Будто спало наваждение, и она могла теперь осмыслить свой поступок. Неужели это она волею прихоти своей направила армию Инквизиции Кроноса на мирную процветающую страну, Руану? Неужели отчаяние и ревность так затуманили её разум, что она, желая растоптать Демиру, готова обречь на боль и ужасы войны ни в чём не повинных жителей той страны? А Арий Конрад? Что скажет он, когда узнает, что за его спиной… Но ведь он не узнает? Армия Инквизици пойдёт войной на Руану, и разве сможет предположить Бессмертный, чьей рукою направлена эта армия? Или сможет? Ведь его разуму подвластно так много!

Догадки терзали душу охранницы Последнего из Сов, и когда к ночи воротился Арий Конрад, он застал её стоящей у входа в скалу. Она смотрела на небо, туда, где в звёздной туманности нарождалась новая звезда – звезда Демиры. И теперь Гаркана будто бы могла даже различить её, как крошечную светящуюся точку. Она жмурила глаза, всматривалась, замерев, и да, ей казалось, что она видела ту звезду.

И магистр, погружённый в свои мысли, не заметил подавленного состояния своей ученицы. Только сказал, что похолодало к ночи, и она простудится, если долго будет стоять тут, и позвал её разделить с ним вечернюю трапезу. Но она отказалась, сославшись на усталость. Сказала, что пойдёт спать, и полночи глаз не сомкнула, размышляя о той подлости, что сделала, будучи во власти ревности и иллюзий.

В тот вечер Бессмертному прислуживал за столом маленький проворный бес. Он сноровисто подносил блюда, менял салфетки, подливал вино, но не шутил, не сыпал прибаутками, видя, что Верховный во власти собственных дум. Арий Конрад долго боролся с искушением, оно подгрызало его с момента возвращения из Руаны. Теперь он не выдержал и велел бесу принести хрустальный шар.

Королева Руаны беседовала с Ливием. Если нудные увещевания министра финансов можно было назвать беседой.

– Он же волк, Демира! А волк или одной волчице всю жизнь верен, или одиночка! Он пятнадцать лет терзался, и так раскладывал, и сяк… Всяко-разно старался тебя забыть, но любовь к тебе, Демира, оказалась сильнее его воли. И вот, решился он тебе открыться, – на одной ноте нудел Ливий, – а, наверное, трудно было ему решиться…

Королева в чёрной кружевной накидке, с каменьями в волосах сидела за своим бюро и будто не слушала его, безучастно смотрела в окно. Но, при последних словах министра вдруг резко встала, странно сверкнули её глаза, и неведомая сила отбросила Ливия в сторону, и, будто незримая стальная рука схватила его за горло и подняла вверх. Он остался висеть на стене, выпучив глаза и схватившись руками за шею.

– Надоел! – лязгнул металлом голос Демиры. – Не суйся не в своё дело!

Невидимый захват ослаб, и бедный министр мешком свалился вниз. Он поднялся, потирая шею и опасливо поглядывая на королеву.

– Безумная! – охнул он. – Слова ей не скажи! Волчица бешеная!

Бледная от гнева Демира подошла и стала напротив.

– Чувства Бессмертного щадишь? – спросила негромко. – И только мои чувства и моя боль при мне остаются, сокрытые для всех, и никто не щадит их!

– Ну, прости, – Ливий развёл руками, – только с ним бы ты обрела счастье.

– Истина, – сказал Арий Конрад, глядя в хрустальный шар, и Демира услышала его.

Она вздрогнула всем телом, глаза её сузились, стали совсем тёмными.

– Подслушиваешь! – еле слышно прозвучал её зловещий шёпот, и глубокая трещина прорезала хрустальный шар, а через миг удар в грудь швырнул магистра о каменную стену.

Арий Конрад приложился затылком так, что у него в глазах потемнело, и струйки крови мокрыми гусеничками поползли вниз по шее.

– Демира! – выдохнул он. – Ариман! Ты великолепна!

– Убирайся из моей жизни, Арий Конрад! – услышал он, и могильный холод заполнил хорошо протопленную столовую комнату.

Маленький бес от страха спрятался под стол.

Бессмертный оттолкнул держащие его невидимые руки. Но он не был уверен, что в последний миг она намеренно не ослабила хватку, дабы он не узнал всей глубины её силы.

– Демира! – звучал теперь в кабинете королевы его глубокий сильный голос, от мощной энергии которого опрокинулась чернильница на столе, захлопнулись оконные створки, погасли лампады. – Всё иначе теперь. Тогда я верил себе. Ныне – верю Судьбе. Тебя не ценил и проклят мой путь! Не желаю боле идти по нему! Я заслужу твоё прощение, Демира!

– Нет! Поздно твоё прозрение! И я не желаю сплетать нить судьбы моей с твоей чёрной нитью!

Столько горечи обманутых надежд было в её голосе, что у Бессмертного заломило виски. Он вновь отбросил назад её силу. Далеко находясь друг от друга, они вели и разговор, и поединок.

– Кто любовь потерял, превращается в лёд! Кто обретает любовь, никогда не умрёт! Ты – моё Бессмертие, Демира! – невидимые руки нежно коснулись её плеч, её волос. Она отпрянула в сторону, и Арий Конрад ощутил жгучий холод в ладонях.

– Над тобой мерцает звезда твоей гордыни! – заключила Демира. – Но весною лёд тает всегда! А ты – камень, тебя не растопит тепло!

– Демира, свет мой! Я люблю тебя! И ты поверишь!

Сильные руки стиснули её талию. Она вскрикнула от боли и неожиданности и ясно ощутила краткое, но бесконечно-нежное прикосновение губ к её губам. Лишь на мгновение утратила она контроль над собою, а когда очнулась, присутствия Бессмертного уже не ощущалось. И, как ни силилась, не могла она снова проникнуть в его сознание.

– Что ж… – сдалась Демира, обращаясь не к нему, а себе сознаваясь, – пробуй… добивайся… Только лишь зубы напрасно обломаешь.

Её одолжения Арий Конрад не слышал. Он боле не стремился увидеть её, а хрустальный шар был расколот. Магистр поднял руку, коснулся разбитого затылка. Рука запачкалась кровью, и он удовлетворённо усмехнулся.

– Потанька, – позвал он беса, – где ты там?

– Туточки, хозяин, – раздался из-под стола писклявый голосок испуганного служки.

– Принеси утирку, воду и мазь в белом горшочке, – велел Арий Конрад, – здорово она меня об стенку припечатала!

Маленький бес выбрался из-под стола. Шерсть в его остроконечных ушах стояла дыбом, и жёлтые глазёнки от страха были совсем круглыми.

– Что смотришь, бес Потанька? – усмехнулся магистр. – Пойди, расскажи всем, что верховный жрец Аримана потерял голову от Руанской королевы. Это так.

– А все уже знают, хозяин, – пропищал бес, – все наши.

– О, вести у нас быстро расходятся, – признал Арий Конрад, – что ж… Недолго осталось ждать, и скоро все миры заговорят о союзе Последнего из Сов и королевы Руаны.

Гаркана и утром так же избегала учителя, покуда он сам не поймал её в подземном коридоре, взял за руку и вывел из скалы к свету.

– Рассказывай, Гаркана, – потребовал, поставил девушку пред собою, приподнял кончиками пальцев её подбородок, смотрел ей в глаза.

Она не выдержала, опустила взгляд. Румянец залил её лицо, даже ладоням стало жарко. Она знала, ответить придётся, и тяжело вздохнула несколько раз, набираясь сил. Взглянула на затянутое тучами осеннее небо, на жёлтый лес с облетающей листвой. Собралась с духом и выпалила:

– Великий Инквизитор Кронии вчера был здесь.

– Я знаю, – чистые, как осенний ветер, серые глаза внимательно смотрели на неё.

– Его армия пойдёт войной на Руану, – с трудом выговорила Гаркана и опустила голову.

Арий Конрад, казалось, не удивился, будто предвидел такой поступок.

– Ты потребовала этого от Инквизитора? – спросил он.

– Я, мессир, – голос её дрогнул, она из последних сил держала себя в руках, стараясь не заплакать.

– Ты можешь объяснить, зачем это сделала, Гаркана? – Бессмертный был так же спокоен.

– Я хотела сразить королеву! – всхлипнула она, и, не сдерживаясь более, заплакала от стыда за себя и от того, что сама разрушила всё то, что и так на ниточке держалось.

– Ты потеряла голову от ревности, Гаркана, – Арий Конрад с сожалением покачал головой, – запуталась в паутине грёз и совершила безумство. Это я прощаю тебе. Ты всего лишь смертная женщина, душа твоя слаба. Ты ошиблась, Гаркана. Знай же, никто и никогда не заступит места Демиры в моей душе. Тщетны твои усилия. Ни ты, ни другая женщина боле не войдут в мою жизнь и в моё сердце.

– Но что в ней такого, особенного?! – воскликнула в отчаянии Гаркана. – В этой твоей Руанской королеве? Что она воин? Я тоже воин!

– Она не просто воин, – улыбнулся мечтательно Арий Конрад, – она великий воин. И великая женщина. Королева среди воинов. И воин-королева. И в такой силе Демира, что твои старания смешны, Гаркана. Она в пыль обратит армию Инквизиции, и вот этого я тебе не прощаю.

Его охранница не успела ещё понять и сложить всё в своей голове, как магистр счёл нужным снизойти до объяснения.

– Я не прощаю предательства и подлости, Гаркана, – сказал он, – это подло, ради прихоти своей послать на верную смерть того, кто любит тебя больше жизни.

– На смерть? – отозвалась она в смятении. Она не желала смерти Инквизитору Кронии. Остыло к нему её сердце, но и на погибель его посылать Гаркана не хотела. – Почему говоришь так? – удивилась она. – Многочисленна армия Инквизиции, и Торвальд Лоренцо – хороший воин!

– Горсть песка в кулаке Демиры армия Инквизиции! – усмехнулся Арий Конрад. – Против кого ты солдат направила, Гаркана? Одним ударом сметёт она его армию! Пятнадцать лет назад я выбрал Демиру своей союзницей и орудием на пути к моей цели, и не ошибся, она лучшая! А ныне так сильна, что мне под стать! И как я стоял пятнадцать лет назад на пороге Бессмертия, так и она ныне стоит на том рубеже! Нет шанса у Инквизитора Кронии, и коль решился войной пойти на Руану, мёртв уже Великий!

– Я не знала! – Гаркана охнула и закрыла рот ладонью. – Я так не хотела! Что же делать мне теперь, мессир?

– Сама заварила кашу, сама и расхлёбывай, – пожал плечами Арий Конрад, – Демире ничто не грозит, а у тебя есть ещё время отворотить войска Великого Инквизитора от границ Руаны и покаянием искупить предательство своё.

– Если я исправлю всё, ты позволишь мне вернуться? – воскликнула она с мольбой.

– Исправь сначала! – был ей ответ.

Глава двенадцатая.

День новый в двух мирах

Полная луна стояла над Ледяными Скалами Безвременья. Холодный белый свет отражался от их зеркальных граней, искрился голубыми алмазами на снегу. Розовые, фиолетовые, зелёные сполохи северного сияния расцвечивали ночное небо, и Скалы столь красивы были в эту ночь, что Дан Лукас не мог оторвать от них взгляд. Он замер в восхищении, смотрел, не чувствуя холода, покуда его не вернул к действительности серебряный голос Многоликого:

– Не застынь, красотой зачарованный человек, ты нужен мне.

Дан Лукас вздрогнул, моргнул рассеянно, ощутил морозь инея на ресницах. Сколько же он простоял на балконе, глядя в распустившееся сказочными цветами ночное небо? Да не окликни его Норт, он замёрз бы здесь в эту ночь. Отплыл бы в тишину разноцветных небесных рек, и Кронос Всевышний принял бы к престолу своему его душу.

– Благодарю, Повелитель! – Дан Лукас хотел склониться в поклоне, но замёрзшее тело плохо повиновалось ему, лишь смог чуть согнуть шею, содрогнувшись в ознобе.

Тонкий, чистый, будто звон хрусталя, смех, похожий на смех ребёнка, не будь он так остр и холоден, пронёсся над Ледяными Скалами и улетел ввысь, к лунному оку.

– Идём, зачарованный, тебе нужно согреться, – изящная кисть руки коснулась плеча бывшего первого министра Руаны, и горячая волна разлилась по его телу, согревая, вдыхая в него жизнь.

Дан Лукас перехватил руку Повелителя, истово приложился к ней губами. Всякий раз потрясала его сила этих маленьких, нежных, будто у девушки, рук. Одним движением Норт Безликий мог зажечь костры посреди снега и льда, повернуть вспять текущую реку и заморозить её. Не рождался ещё в смертном мире такой маг, каким был Норт, и в сотый раз возблагодарил Дан Лукас вещих Мойр, приведших его в Ледяные Скалы Безвременья.

Он прошёл в покои Повелителя, сел на тигровую шкуру у камина. Многоликий стоял, скрестив на груди руки, смотрел на пламя. Серебряная маска закрывала его лицо, и взор в прорезях для глаз мрачно горел красным огнём, будто два раскалённых угля сверкали в блестящей оправе.

Дан Лукас избегал смотреть в лицо Повелителю, даже когда оно было милосердно закрыто маской.

Когда он ступил к престолу Многоликого и отдал в услужение ему свою душу, то едва не лишился рассудка в тот первый день. Норт беседовал с ним, сменяя лица, как избалованная девушка меняет наряды. Ужас объял разум Дана Лукаса. Пал на колени бывший первый министр Руаны, завизжал, как побитый пёс, пополз, прижимаясь в животном страхе к земле, к ногам могущественного колдуна, умоляя остановить это безумие.

Лица, лица, мужские, женские, детские, старые, молодые, красивые, уродливые, каруселью вертелись перед ним, и всё то один человек был, который не был человеком! Это зрелище было выше сил Дана Лукаса, и слыхал он, никто ещё не выдерживал, и никто никогда не видел истинного лица Норта Безликого.

Пощадил Повелитель ничтожного раба, закрыл лик свой серебряной маской, но пламя глаз его, сверкающее красными искрами, ужас наводило на слугу, заставляя опускать очи вниз.

– Не ошибаешься ли ты, Лукас, указав мне на чистокровку? Быть может, это не она? – будто серебряная капель, с хрустальным звоном падали слова, когда говорил Норт Безликий.

– Нет, я не ошибся Повелитель! – горячо отозвался Дан Лукас. – Она последнее лунное дитя, отмеченное знаком Селены! Я сам видел знак на её теле, в точности такой, как ты описал его, Повелитель!

– Хорошо! – кивнул Норт. – Если ты не ошибся, и это действительно она, ты получишь обещанную награду!

– Королеву Руаны! – плотоядная улыбка скользнула по бледным губам бывшего первого министра, и огонь злобной мести вспыхнул в его глазах, осветив все глубины мрачной пещеры его души.

– Как скажешь, – нежный смех горстью обронённых алмазов рассыпался в воздухе, заставив содрогнуться Дана Лукаса, настолько холоден был он, – но прежде я возьму то, что причитается мне. Она последняя из солнцепоклонников. Мне нужен её свет.

– Она ведьма, связанная с магистром Ордена Сов! – осмелился возразить Дан Лукас. – В её душе нет света! Тьмой наполнена душа её!

– Посмотрим, – осколком битого стекла прозвенел ответ.

Арию разбудил звон. Будто стеклянный сосуд разбился, упав. Принцесса встрепенулась и открыла глаза. Полная луна смотрела в окно, заливая тихим светом комнату. Ария слезла с постели, босыми ногами прошлёпала к окну, хотела закрыть ставни и замерла, очарованная красотой белого яблока луны.

Холодный воздух плеснул в лицо, принёс с собою вкусный запах прелой листвы. Ария улыбнулась, потянулась к створкам ставен и вздрогнула, застыла на месте, пригвождённая суеверным ужасом. Тонкий, ледяной смех пронёсся где-то в вышине и замер, оборвавшись, будто отсечённый острой сталью мизерикорда.

Руки принцессы покрылись гусиной кожей, холодно стало телу. Она вслушивалась, силясь понять, не пригрезилось ли ей, быть может, это продолжение сна? Нет же, то явь была, этот потусторонний смех в ночи! Ария захлопнула ставни, заперла их на задвижку, вернулась в свою постель. Легла, дрожа в ознобе, скользнула рукою под подушку, нащупала рукоять кинжала и сразу успокоилась, согрелась, едва пальцы обхватили его полированную деревянную поверхность.

Тишина окутывала столицу. Осенняя ночь несла безмятежность, напоённую ароматом спелых яблок. Ария долго вслушивалась, ожидая, что вновь разбитым хрустальным кубком упадёт с небес смех, леденящий душу, расколет предрассветное молчание. Но тихо было вокруг, и уж сон приблизился к изголовью принцессы, повлек в свой волшебный мир, как лёгкий стук в окно пробудил её от дрёмы. Ария открыла глаза, сразу напряглась, спрашивая себя, что это, ей послышалось? Опять чудится?

Но звук повторился – стук камешка, брошенного в деревянный ставень, и Ария облегчённо вздохнула. Легко спрыгнула с кровати, натянула кожаные штаны, обулась, опоясалась, пристегнула кинжал к перевязи, забросила за плечи колчан со стрелами, взяла лук. Распахнула ставни, ухватилась за створки, подтянулась, встала в оконный проём, выглянула вниз. Порыв тёплого по-летнему ветра встрепал её волосы, Ария улыбнулась, отбросила их назад.

Внизу её ждал Рихард, сын конюшего королевы. Он кивнул ей, подвёл под окно коня, придержал его, когда Ария привычно спрыгнула вниз, в седло.

–Откуда снежный барс в нашем лесу? – тихо спросила она, возвращаясь к вчерашнему разговору.

Рихард пожал плечами:

– Должно, с гор спустился…

– Быть не может, – фыркнула Ария, натянула поводья.

– Люди сказывали – видели, – ответил Рихард, садясь на своего коня, – пошёл, Буланко! – причмокнул губами, и тёмно-рыжий конь послушно поскакал следом за крапчатым рысаком принцессы. – Королева будет недовольна, – заметил он, поравнявшись с Арией.

– Она не запрещает мне охотиться, – равнодушно отозвалась принцесса, повернулась, оглядела своего дружка.

Рихард был старше её на три года, уже мужчина, в его лета воины уходили на службу в войска королевы. Высокий, чуть худощавый, лишь потому, что в рост пошёл в последний год, будто молодой дубок под дождём. Телом крепок, рука сильна, глаз зорок, Ария знала его с малолетства. Он товарищем ей в играх был, поединщиком в ристалищах, помогал обучаться искусству войны. Сын конюшего не был трусом, и сейчас, спросив её о своеволии, он не о себе пёкся, страшась впасть в немилость королевы, о ней волновался. Но душу принцессы не тронуло его беспокойство.

– Зайчишка, королеве нет дела до меня, – снисходительно уронила она, – её занимают дела, – Ария возвела очи к рассветному небу и, манерно растягивая слова, старательно выговорила: – гОсудар-ственнОй важности!

Она пересеклась взглядом с зелёными глазами юноши и увидев затаившуюся на дне их обиду, миролюбиво усмехнулась.

– Ну-ну, не дуйся, я пошутила! – и рассмеялась: – Зайчишка! – ударила коня каблуками в бока, и поскакала вперёд.

– Стой, бесовка! – Рихард пустил коня вскачь, догнал её. Его каштановые кудри растрепались, глаза горели. – Барса тебе не добыть! – заявил он. – Промахнёшься!

– Я? – ахнула Ария. – Промахнусь?

– Промахнёшься! – насмешливо вздёрнул бровь сын конюшего. – Кто первый до ворот доскачет, того и первый выстрел! – решил он. – Давай, принцесса! – и рыжий конь с чёрной гривой горящей стрелой помчал вперёд.

Вершины деревьев за крепостной стеной уже позолотило розово восходящее солнце, и таяла в дымке рассвета уходящая ночь, прогоняемая первой трелью проснувшихся птиц.

Сонные привратники, натужно кряхтя, открывали тяжёлые, железом обитые ворота, но не успели закрепить их створки, намотав тяжёлые цепи на крючья, вбитые в землю.

– Берегись! – прокричал летящий прямо на них всадник.

Шарахнулись в сторону перепуганные охранители города, наземь шмякнулись, едва не попав под копыта крапчатого коня, выскочившего из крепости, будто копьё, брошенное самой быстрою рукою. И следом другой конь, буланой масти, молнией промчал всадника своего. Миг всего, и скрылись они в рассветной дымке, будто видение мелькнуло в утреннем тумане.

– Окаянная! Бесовка! Волчица бешеная! Ведьмака порождение! – люто бранясь, старшой привратник поднялся на ноги, погрозил кулаком умчавшимся всадникам.

– Никак, принцесса? – прокряхтел второй, вставая и отряхиваясь от пыли.

– Она, бесовка окаянная! – старшой поднял упавший шлем, надел на голову. – И конюшего сын с нею. Какой бес породил эту девку?! – вздохнул он. – Откуда взялась она только на нашу голову? Ох, оставил король Вирджил Великий – да разделяет он царствие Кроноса в вечности – наследие нам, грешным!