Путь наверх. Королева

– Я не ведьма! – закричала Гаркана.

– Как на уголья босыми ногами поставят, небось, сознается, – удовлетворённо заметил Первак.

– Тебе головешку в зад! –не полезла за словом в карман пленница.

Солдаты подвели её к тяжёлой, обитой железом двери, потянули на себя, открывая, и Гаркана вступила в большую комнату. Она увидела перед собою судейский стол, покрытый красной материей, книги и чернильницу на столе, и тех, что призваны были вершить суд Инквизиции.

В центре, в каменном кресле сидел сам Инквизитор – Торвальд Лоренцо, средних лет мужчина с бледным лицом, чёрными волосами, забранными назад у висков, и синими, холодными, как ледышки, глазами. Инквизитор был красив, но мрачен и бесстрастен настолько, что сам казался изваянием, высеченным из камня. Должно, из камня было и его сердце.

Гаркана слыхала, не знает он жалости к отступникам Кроноса, никого не щадит, ни прекрасных юношей, ни нежных дев, всех приговором ведёт на костёр. Он являлся воплощением закона, но невиновных, случалось такое, отпускал на волю, и далеко шла слава о справедливости и милосердии Инквизитора.

Он сидел неестественно прямо, высоко держал голову, лицо застыло непроницаемой маской, губы были плотно сжаты и, хотя в зале не было жарко, мелкие капельки пота покрывали его виски. Гаркана с первого взгляда, брошенного на него, поняла, что у Инквизитора болит голова.

По правую руку его сидел Юстинус Мор – неприятный, стареющий, худой мужчина с нездоровым жёлтым лицом и бесцветными глазами навыкате – дохтур и помощник Инвизитора. По левую руку сидела толстая рябая женщина с равнодушным взглядом – лекарка Познана, она осматривала женщин на предмет невинности или беременности.

Сбоку стоял маленький стол, и подле него на низком табурете разместился писарь с грязными, спадающими на лоб волосами и прыщавым носом. Все служители Инквизиции были облачены в алые мантии с нашитыми на них золотыми крестами и серпами – знаками Кроноса.

Один угол комнаты закрывала красная ширма, там стоял стол, где Познана осматривала женщин. Другой угол отвели под пыточный, там так же стоял стол с въевшимися в него навек пятнами крови мучеников, висели на стене плети и щипцы. Топилась печь, в ней стояла жаровня с угольями, и металлические прутья калились на углях. У стены на скамье скучали в безделье палач и его подручный в красных балахонах.

Пленницу подвели к судейскому столу.

– Утра доброго тебе, женщина, – молвил Торвальд Лоренцо, так же прямо держа голову и глядя, будто бы сквозь Гаркану.

Точно маска говорила с ней, только лишь губы чуть шевельнулись, лицо было неподвижно.

– И тебе доброго утра, Инквизитор, – ответствовала Гаркана, – оно для тебя столь же доброе, как и для меня, так ведь? – и тут же получила тычок в спину от солдата.

– Поймана на Змеиной Поляне в полночь, собирала траву, – прочёл на память протокол обвинения Инквизитор, – этого достаточно, чтобы причислить тебя к ведьминскому клану, женщина, и отправить на костёр, – он в упор посмотрел на девушку, ожидая, какой эффект окажут его слова.

Гаркана стояла перед ним прямо, свободно расправив плечи. Невысокая, золотисто-рыжие волосы заплетены спереди в косички, спускаются по спине волной. Светлая кожа, чуть тронутая первым летним солнцем, россыпь веснушек на нежных щеках и маленьком носике, румяные губы. Глаза, большие, серо-зелёные, как лесная река, смотрят на Инквизитора честно и прямо. Страха в них нет.

– Твоя воля, – кивнула она, – только я не ведьма. Я лекарка.

– Храбрая ведьма, – невесело усмехнулся Юстинус Мор, – посмотрим, при ней ли останется её храбрость, когда на костёр поведут?

– Это не храбрость, это безрассудство, – спокойно поправил его вершитель правосудия, и, не поворачивая головы, сделал знак писарю, и тот послушно макнул перо в чернильницу и придвинул к себе пергаментный лист.

– Назови своё имя, женщина, – Инквизитор прижмурил глаза от ударившего в висок приступа боли и судорожно вздохнул.

– Вели развязать мне руки, – попросила Гаркана, – посмотри! – она подняла стянутые верёвками кисти вверх и показала багровые синяки на запястьях. – Мне больно! Я со вчерашнего дня так связана! Где твоё милосердие?!

– Ведьма тщится разжалобить Инквизитора! – вскинулся Юстинус Мор. – Ведьма хитра и коварна!

Ледяные глаза Торвальда Лоренцо на миг прикрылись, судорога скользнула по щеке. Боль нарастала, ударяла в висок и разливалась волной огня. Но самообладание не изменяло ему. Он приподнял руку и чуть шевельнул пальцами в сторону солдат.

– Развяжите обвиняемую.

– Но, Справедливейший! – возмутился Юстинус Мор.

– Ей некуда бежать, – проронил Инвизитор.

Солдат нехотя развязал Гаркане руки, она с наслаждением потёрла опухшие запястья, потрясла кистями. Инквизитор возобновил допрос:

– Итак, женщина, назови своё имя.

– Гаркана, – ответила она, внимательно глядя на него, и, видя, как он страдает, как не нужен ему этот суд, как хочется ему вернуться в свою комнату, снять душное облачение, закрыть ставни, лечь в кровать и положить на пылающий лоб смоченное холодной водой полотенце.

Писарь, отбросив падающую на глаза прядь сальных волос, старательно записал её ответ.

– Родители твои кто, Гаркана?

– Мать Добряной звали, лекарка была. Отца я не знала. Бабка сказывала, из торговцев был, караван через нашу деревню шёл, так и встретился с моей матерью.

Инквизитор опустил веки, делая знак писарю, и тот заскрипел пером по пергаменту.

– Бабка твоя, стало быть, тоже была лекарка? – новый приступ боли был так силён, что он поднял руку, прижал её ко лбу и судорожно отёр пот с висков.

– Бабка Видана, тоже лекарка была, – ответила Гаркана, – и бабкина бабка, и все женщины моего рода.

– Потомственная ведьма! – припечатал Юстинус Мор.

Инквизитор поднял руку, призывая его к молчанию.

– Сколько тебе лет, Гаркана? – продолжил он допрос.

– Два десятка один, – отвечала она.

– Где ты живёшь?

– В лесу, Справедливейший, подле деревни Туры.

– Есть ли у тебя муж, Гаркана? – последовал новый вопрос.

Боль в голове поползла с правого виска на лоб, сжимая череп раскалённым обручем.

Лекарка продолжала смотреть на него, ясно читая страдание на его лице и зная, что видит эту муку Железного Инквизитора только она одна.

– У меня нет мужа, – ответила она, – я девушка, мужчины я не знаю.

– Познана, – Торвальд Лоренцо чуть повернул голову в сторону, и перед его глазами тут же взорвались красные сполохи, разнося в клочья сознание. Он вцепился рукою в край покрова на столе, стиснул зубы и тяжело выдохнул, – проверь, так ли это, Познана, – приказал Инквизитор.

Гаркана была вынуждена последовать с лекаркой за ширму, где вытерпела унизительный и грубый осмотр.

– Она девственна, – подтвердила Познана.

– А по годам ей давно женой и матерью быть полагается! – встрял Юстинус Мор. – Всем известно, что ведьмы хранят себя в телесной чистоте, чтобы потом, в назначенный час, отдаться бесу!

– Девственность – ещё не есть причастность к ведьмовству, – бесстрастно напомнил Инквизитор, – пойди сюда, Гаркана, суд Инквизиции осмотрит твоё тело на наличие ведьминских знаков.

– Я не буду стоять голая перед полдюжиной мужчин! – отозвалась из-за ширмы рассерженная девушка.

– Отказ твой будет означать сокрытие на твоём теле ведьминых знаков, отказ сотрудничества с судом Инквизиции, признает тебя ведьмой и станет твоим приговором к сожжению на костре, – равнодушно сообщил Торвальд Лоренцо.

Гаркана молчала.

– Пойди сюда, женщина! – поддакнул Юстинус Мор. – Или твой отказ впишут в протокол, закроют твоё дело и сожгут тебя, как ведьму!

– Подлые жалкие трусы! – буркнула лекарка из-за ширмы.

– Что ты там бормочешь, женщина? – повысил голос Юстинус. – Ты недовольна законом Кроноса?

Ширма колыхнулась, и бледная от гнева обнажённая Гаркана вышла в комнату и подошла к судейскому столу.

Инквизитор Торвальд Лоренцо перевидал столько прекрасных женских тел, что давно не вёл им счёта. Не трогали они его своей красой, и, находя ведьмин знак, он хладнокровно бросал на костры их живую трепетную плоть. Но когда Гаркана, обнажённая и беззащитная, но сильная в чистоте своей наготы и своей правды, подошла и встала перед ним, глядя гордо и презрительно, неведомое чувство овладело Инквизитором, и даже будто боль в голове поутихла, смываемая его мощной волною.

Она была изящна, будто алебастровая статуя, так дивно сложена, что даже палачи, зевающие от скуки на своей скамье, застыли с разинутыми ртами, как зачарованные, глядя на пленницу.

Узкая, стройная спина, длинные красивые руки с тонкими запястиями, маленькие, круглые и крепкие груди поднимались в такт её частому дыханию, тонкая талия спускалась к крутому изгибу бедра, и мягкая линия живота вела взор вниз, на холмик рыжего пуха, прячущего под собою её девичью невинность. Её тело столь красиво было, что, казалось, сияние разлилось от него по комнате.

Юстинус Мор вышел из-за стола и бесцеремонно рассматривал Гаркану, обходя то спереди, то сзади, требуя, чтобы подняла вверх руки, отвела со спины волосы. Его белёсые глаза подёрнулись масляной плёнкой похоти, дыхание участилось, он то и дело облизывал мокрые губы.

Он походил на змею, свивающуюся кольцами в ритуальном танце перед тем, как проглотить обезьяну. Гаркана не удостоила его даже взглядом. Она смотрела в упор на Инквизитора, главного своего врага, эту хладную статую, измученную болью, этого беспощадного слугу Кроноса, от решения которого сейчас зависела её жизнь.

Будто под гипнозом её серо-зелёных глаз вершитель Закона медленно поднялся из-за стола и подошёл к ней.

Он встал совсем близко, она слышала лёгкий запах виноградного уксуса, что шёл от него, должно быть, Инквизитор натирал им виски в стремлении погасить мучительную боль в голове.

Гаркана была гораздо ниже его ростом, и, опустив вниз взгляд, Торвальд Лоренцо увидел золотые капельки солнца на её хрупких белых плечах – рыжие веснушки. Они чуть брызнули и на грудь, нежную, чистую, которой не касались покуда грубые мужские руки.

Инквизитор уже и не помнил, когда последний раз был с женщиной. За рутиной дел далеко отступили плотские помыслы, но сейчас его природа так яростно напомнила о том, что он мужчина, что его даже в жар бросило, и в паху заломило от сильного желания. Но дух его был силён, и собою он владел в совершенстве, и ничем не выдал своего волнения.

– Я не вижу на её теле ведьминых отметин, – спокойно заметил Инвизитор.

– Я их тоже не вижу! – вынужден был признать Юстинус Мор. – Но взгляни, Справедливейший, разве невинной девушке так подобает стоять пред очами искушённых мужчин? Ни лица не закроет руками, ни капли краски на щеках, стоит себе спокойно, будто стыда не ведает!

– Потому как достоинство имеет! – хмуро пояснил Инквизитор. – Ибо человек она, не скотина!

– Ибо ведьма бесстыжая! – взвизгнул Юстинус, трясясь и брызгая слюной.

– Да что за закон у вас, что за суд?! – вскричала Гаркана. – Есть на теле родимые пятна – стало быть, ведьма! Нет родимых пятен на теле – всё равно, ведьма?!

– Закрой рот, Гаркана! – одёрнул её ледяной голос Торвальда Лоренцо. – Когда спрошу, тогда говорить будешь! Пойди, оденься, и допрос продолжим!

«Да чтоб башка твоя лопнула, как гнилая тыква!» едва не сорвалось с уст Гарканы.

Взглянула зло и пошла за ширму. Надела тонкую нижнюю рубашку, нижнюю юбку, платье своё, тканое из простого серого льна, обшитое по подолу и низу рукавов красным витым шнуром, завязала тёплый платок на груди, обулась в деревянные башмаки и вновь подошла к столу.

– Что делала ты прошлой полночью на Змеиной поляне, Гаркана? – спросил её Инквизитор. – Ты заблудилась, сбилась с дороги, вышла на неё случайно?

– Нет, я не заблудилась, Справедливейший, я шла туда намеренно, – отвечала она, – я траву-перемогу собирала. Мор напал на мою деревню, косит людей, и только трава-перемога спасение даст! Время уходит, мои сородичи гибнут, а я здесь, отвечаю на твои вопросы! Отпусти меня с миром, Справедливейший, – она шагнула и встала у самого стола напротив Инквизитора, сложила ладони вместе, прижала к груди, – век за тебя стану Кроноса молить и Деметру! – серо-зелёные глаза смотрели с мольбой.

– Ведьма для зелий своих траву рвала, к шабашу готовилась! – встрял Юстинус Мор. – И знала, куда идёт, шла намеренно. Что делать доброй лекарке на Змеиной поляне? А теперь закон обольстить хочет и уйти прочь!

Торвальд Лоренцо был бесстрастен.

– А известно ли тебе, Гаркана, что Змеиная поляна – проклятое место, худой славой полнится, как место ведьминских шабашей? – спросил он.

– Да, Справедливейший, – с трудом выговорила Гаркана. Она понимала, какой тяжестью ложится сейчас на её плечи это признание, но не смогла пойти против своей совести, не посмела солгать, – мне это известно, – проронила она и опустила голову.

Писарь скрипел пером по пергаменту, спешно записывая её признание.

– И зная о том, что Змеиная поляна – место шабашей ведьм, ты пошла туда ночью в полнолуние? – уточнил Инквизитор.

Голос его звучал безжизненно, был лишён всяких эмоций. Боль вернулась, монотонно била в правый висок, отдавая в бровь.

– Да, знала и пошла! – отчаянно выкрикнула Гаркана. – Там растёт перемога-трава, потому я и пошла! Я и на Кулаберг* бы пошла, если бы она росла там!

Юстинус Мор издал торжествующий вскрик и радостно потёр руки, Познана охнула, писарь сломал перо и прорвал пергамент. Торвальд Лоренцо подавил глухой стон и сжал пальцами пульсирующие болью виски.

– Что ты говоришь, безумная? – тихая печаль прозвучала в голосе Инквизитора. – Да ты, верно, больна? Ты больна, Гаркана? – он пытался вывести её из лабиринта, помочь, но она не слышала его, и в стремлении скорее обрести свободу отвечала честно, не понимая, что честность эта губит её.

– Я здорова! – горячо уверила она, увязая всё глубже в этом болоте.

– Ты ведьма, Гаркана? – страшный вопрос ударил её в лоб.

– Нет, Справедливейший, я не ведьма! – простонала она. – Я лекарка! Мне на роду врачевать страждущих предписано, и я делаю то, что должна делать!

– Сознайся, зачем ты пошла на Змеиную поляну, скажи правду, что делала там, признай, что ты ведьма, Гаркана, и избавишь себя от пыток! – слова давались Торвальду Лоренцо с трудом.

– Я не ведьма! – прокричала она громко и отчаянно, шагнула к столу, вцепилась руками в его края, перегнулась вперёд, близко вглядываясь в лицо Инквизитора.

Солдаты рванулись было к ней, хотели оттащить, но он жестом остановил их

– Признать себя ведьмой – значит, избавить себя от пыток, но приговорить к костру? – с горечью спросила Гаркана. – За что ты хочешь терзать меня, Инквизитор? В чём я должна признаться под пыткой? В том, чего не совершала? Что ты хочешь услышать от меня? Я сказала тебе всё! Что пошла на это худое место за травой, потому что она там растёт! А в чём моя вина, в том, что там, на Змеиной поляне растёт перемога? Ты за это меня пытать будешь? Может быть, я виновна и в том, что у тебя голова болит?

– Что ты плетёшь, безумная? – процедил Инквизитор. – Да ты точно ведьма!

– Я не ведьма! – рявкнула Гаркана. – И не пугай меня костром и пытками! Ты сам на костре горишь! Суд вершить с холодной головой положено, а твоя огнём пылает! Простых вещей не ведаешь, что, нанюхавшись багульника, будешь маяться такой головной болью, что топора палача рад просить будешь!

– Что она говорит? – побледнел Юстинус Мор. – Справедливейший, бесы глаголют устами этой рыжей ведьмы!

– Помолчи! – отрезал Торвальд Лоренцо. – Так ты считаешь, всему виной багульник, что пышно цветёт подле тюремных стен?

– Да, Справедливейший, – кивнула Гаркана, – я одну только ночь поспала здесь, и то голове не ладно. А ты здесь живёшь. Ведь зимою тебя боль не терзает, так, Инквизитор?

– Так, – кивнул он.

– Ты не живи здесь, найди другое жилище, – посоветовала лекарка, – и… если позволишь, я заберу сейчас твою боль.

– Что ты хочешь делать? – Инквизитор вдруг почувствовал, что силы его на исходе, самообладание оставляет его, и если Гаркана сейчас не поможет, он просто упадёт на каменный пол и станет кататься по нему, биясь головой и воя, как бешеный пёс.

– Не позволяй ей прикасаться к себе, Справедливейший! – прокричал Юстинус. – Ведьма околдует тебя! Пей полынь, как я тебе велел, и втирай в виски уксус!

– Это тебе полынь пить надо! – усмехнулась Гаркана. – Желчь у тебя разлилась, и печень на полживота выросла! Вон жёлтый весь уже, посмотри на себя! Пей полынь, она тебе кровь очистит, а то задохнёшься скоро от своего яда!

– Да как ты смеешь, ведьма?! – завопил посрамлённый дохтур. – Справедливейший, она…

– Замолчь, Юстинус! – лязгнул металлом голос Инквизитора. – Как ты сможешь мне помочь, Гаркана?

– Дай мне твою руку, – попросила она, – дай, не бойся меня, Инквизитор. Правую свою руку дай мне, – и протянула через стол маленькую ладошку с тонкими пальцами.

Торвальд Лоренцо, дивясь сам своей нерешительности, подал ей руку с большим серебряным кольцом-печатью на указательном пальце.

– Это сними, – велела Гаркана, указав на кольцо, – вон, ему дай, – она кивнула на Юстинуса, – он счастлив будет. Давно на него глаз свой жадный положил. Пусть покуда подержит.

– Я вырву тебе язык раскалёнными клещами, ведьма! – трясясь от бессильной ярости пообещал Юстинус Мор.

– Возьми, – Торвальд Лоренцо снял с пальца кольцо с печатью закона и протянул его своему помощнику.

Всё, что сказала Гаркана о Юстинусе, для него новостью не было. Удивительно, откуда это было известно ей, до сего дня его не знавшей.

– Дай мне руку, Инквизитор, – Гаркана взяла в свои ладони его большую сильную руку и принялась массировать кончиками пальцев, сильно надавливая и резко отпуская, – на наших ладонях написаны наши судьбы, – объяснила она, – и вся жизнь тут, и всё здоровье тут. Есть такие места на руке, они за голову отвечают. Посмотри, Инквизитор, вот здесь, и здесь, и здесь, – показала она, – запомни. И в следующий раз, когда боль придёт, ты возьми одну руку в другую и разминай пальцами, вот так.

Она действовала привычно, ловко, прикосновения её были сильными, но бережными, нежными, и боль стала таять, потекла прочь. Инквизитор расслабился и не сумел сдержать вырвавшийся из его груди вздох облегчения. Гаркана посмотрела на него и улыбнулась, и будто солнцем брызнула, заискрилась вся, глаза заблестели, ямочки обозначились на щеках в крапинках веснушек.

– Полегче тебе, Справедливейший? – спросила она и счастливо засмеялась.

А потом обошла стол и стала позади Инквизитора, потянула его за плечи к каменной спинке кресла, положила руки ему на голову. Сильно сжала виски, потёрла, опять сжала, помассировала кончиками пальцев, руки спустились вниз, к ушам, потёрли мочки, подавили хрящики повыше.

– Ухо, Инквизитор, похоже на младенца в утробе матери в самом начале беременности, – пояснила Гаркана, – и если вот здесь разминать, то тут как бы голова…

– Откуда невинная девушка может знать, как выглядит младенец в утробе? – заскрежетал зубами Юстинус. – Сторонись её, Справедливейший, ибо горе, горе тебе она принесёт!

– Замолчь, сказал! – рявкнул Торвальд Лоренцо. – Кого ты поучаешь? Забыл место своё?!

– Ну, вот, – Гаркана сняла руки с головы Инквизитора и отошла от стола, – найди себе другое жилище, и пей валерьяну и мяту, чтобы сон твой был спокоен и крепок. Ну что, ушла боль-то?

– Ушла! – вершитель Закона смотрел на неё, как на чудо. Лёд в его глазах расплавился, и в них сияло спокойное умиротворение. – Не знаю, как благодарить тебя, лекарка Гаркана.

– Гляди-ка! – она показала Инквизитору свои ладони. Руки покраснели и распухли. – Вот где твоя болезнь! Я забрала её. Теперь воду надо! Смыть прочь! Теперь ты мне помоги.

Торвальд Лоренцо легко встал, прошёл в пыточный угол, принёс оттуда кувшин с водой, полил на руки Гаркане, слушая, как она бормочет заговор, прося воду забрать прочь с собою болезнь.

Юстинус Мор, Познана, писарь, палачи – все молча наблюдали за ними, не вмешиваясь ни словом. Ведьма околдовала Инквизитора, сомнений в этом не было.

Кончив мыть руки, Гаркана без боязни прошла в пыточный угол и подержала их у печи, над огнём. Палачи, как флюгера по ветру, повернули за ней головы и с интересом смотрели, что она делает.

– Вот и всё, – улыбаясь, она подошла к Инквизитору и показала ему сухие и чистые руки, – теперь ты отпустишь меня, Справедливейший?

Торвальд Лоренцо взглянул на неё, и злая усмешка тронула его уста.

– Почему же теперь я должен отпустить тебя, лекарка Гаркана? – медленно проговорил он. – Откуда мне знать, что ты со мною сделала? Может быть, ты забрала сейчас мою жизнь, я отпущу тебя и после упаду замертво?

Серо-зелёные глаза распахнулись в изумлении.

– Что ты, Справедливейший! Моё врачевание во спасение, не во вред!

– А почему я должен верить тебе? – в голосе Инквизитора зазвенел металл. – Потому что за мгновения тебе удалось то, что неделями не удавалось моему врачевателю?

Гаркана побледнела.

– Так вот какова плата за доброе деяние! – прошептала она.

– Слишком много обвинений против тебя, лекарка, – холодно отчеканил Инквизитор, – нахождение в полночь полнолуния на Змеиной поляне, редкая красота и редкий ум для земной женщины, умение читать мысли и распознавать болезни, не осматривая больного, странное врачевание наложением рук – всё это боле похоже на колдовство! А твоё признание в том, что ты пошла бы по добровольно на Чёрную Гору Кулаберг более всего отягощает твои обвинения!

Юстинус Мор и Познана переглянулись и выдохнули в облегчении.

– Хвала Кроносу! – воскликнул Юстинус, истово сжимая в кулаке амулет с крестом и серпом. – Разум Справедливейшего при нём остался, не совладала с ним ведьма!

– Да вы что, ослепли все? – злые слёзы брызнули из глаз Гарканы. – Где, какую неземную красоту узрел ты в моём лице и теле, Инквизитор? Я обычная земная женщина, я не живу в каменной башне, где воздух отравлен цветущим багульником и болотным газом! Я на вольном ветру живу, в лесу, пью из родника, ем хлеб, плоды и травы, почти не вкушаю мяса, много хожу ногами, купаюсь в реке! В чём колдовство, в том, чтобы не пить вина, не жрать жирное мясо, не сношаться с грязными мужчинами, чтобы оставаться здоровой и красивой? Отпусти меня! – взмолилась она. – Ведь я забрала твою боль, я помогла тебе!

– Нет, лекарка, не так просто всё, – медленно проговорил Инквизитор, – ты расскажешь суду все свои секреты врачевания, все свои ведьминские уловки. Ты во всём сознаешься, это я тебе говорю, Инквизитор Кроноса Торвальд Лоренцо! А после, получишь по заслугам, ты, коварная ведьма!

– Шакал ты подлый! – Гаркана захлебнулась слезами. – Потому ещё горит твоя голова, как в огне, что прочих, невинных на костёр бросаешь!

– Увести! – Инквизитор махнул рукой солдатам. – В чистую камеру! Дать ей хорошую сухую постель и кормить хорошо! Чтоб здорова и крепка была, пока не окончим процесс!

– Подлый, подлый шакал! – успела ещё крикнуть Гаркана, когда солдаты уводили её из зала.

Торвальд Лоренцо подошёл к столу и обратился к членам суда:

– Сегодня её допрашивать больше не будем. Пусть посидит в камере, подумает, быть может, благоразумие подскажет ей самой во всём сознаться. Мне тоже нужно побыть одному, посмотреть за собой, что она сделала со мною, эта ведьма.

– Справедливейший… – начал Юстинус.

– Я позову тебя, если почувствую нездоровье, – кивнул Инквизитор и вышел.

Гаркану увели под самую крышу башни, в чистую и сухую камеру. Сквозь оконце, забранное толстой решёткой, проникали солнечные лучи, можно было дотянуться и смотреть на Кронию, град Кроноса, мрачный в своём каменном великолепии. Тёплый ветерок долетал в башню, пение птиц слышалось. Там, за этими стенами была вольница-волюшка, которую у Гарканы отняли. Она упала на кучу свежей соломы, застеленную тёплой войлочной попоной, и залилась слезами.

Разве может совладать сердце доброе с сердцем каменным? Разве способно тепло растопить гранитную твердь? Вот он, Железный Инквизитор, подлый, лживый, не знающий благодарности! Она исцелила его от мучительной боли, а он нарёк её ведьмою! Мир жесток, и места справедливости в нём нет.

Гаркана вспомнила о жителях деревни, умирающих в поветрии, и поплакала о них тоже. Потом пришли солдаты, принесли ей целую корзину еды, позубоскалили, но не прикасались к ней, помня наказ Инквизитора. Оставили корзину и ушли.

Гаркана была очень голодна, взяла корзину и принялась за еду. Она давно не ела так хорошо, разве что в редкие праздники в деревне. В корзине оказались варёные бобы, целый жареный цыплёнок, куриные яйца, куски печёной тыквы, лепёшки из белой муки, зелень, фрукты и вино в оплетенной лозой тёмной бутылке.

Пленница от пуза наелась, и, хотя прежде никогда не пила вина, откупорила бутылку и выпила сразу половину. Очень скоро голове её стало легко и приятно, беспричинное веселье нашло на неё, она легла на солому, похихикала, сама не зная, о чём, и крепко уснула, и проспала до глубокой ночи.

Пробудило её нежное прикосновение чьей-то руки ко лбу. Кто-то погладил по волосам её, по щеке, коснулся сомкнутых губ кончиком пальца. Гаркана вздрогнула и проснулась.

– Т-с-с, это я, – услышала она тихий шёпот.

Полная луна светила в окно, ярко освещая камеру, свеча горела на полу, и рядом с собою Гаркана увидела Инквизитора Торвальда Лоренцо. Он сидел подле неё на соломе, в чёрной рубахе и вязаной безрукавке, без алой мантии, без отличий Кроноса. Увидев, что она проснулась, приложил палец к её губам, не дав сорваться неосторожному слову.

– Т-с-с, Гаркана, не бойся, это я, Инквизитор.

Она приподнялась и села, с удивлением глядя на него. Лёд в синих глазах Инквизитора расплавился, глаза горели живым огнём, и пламя свечи отражалось в них. И – непостижимое – он улыбался и красив был, живой человеческой красотой. Земной мужчина, не бесстрастное изваяние.

– Что тебе нужно, Инквизитор? – спросила Гаркана. – Моё тело? Если я буду ласкова с тобой, ты отпустишь меня на свободу?

Он тихо засмеялся в ответ.

– Закрой рот, Гаркана, – привычно ответствовал, – когда спрошу, тогда и говорить будешь. Вставай, – взял её за руку и поднял с соломенной постели.

Она покачнулась, схватилась за висок, охнула. Строго очерченные брови Инквизитора удивлённо поднялись вверх.

– Что я вижу? – спросил он. – Кронос всевышний! Эти остолопы дали тебе вина?

– Как вы его пьёте? – вздохнула Гаркана. – Будто после болезни я…

– Выпей воды, – Инквизитор взял кувшин и протянул ей.

Гаркана попила, после плеснула на ладони и умылась.

– Зачем ты пришёл? – спросила она. – Чего ты хочешь?

– Я не подлый, Гаркана, – ответил Торвальд Лоренцо, – я беспощаден к врагам, я жесток, я холоден, я камень, но я не подлый. И то, что ты вчера сделала для меня, я век помнить буду. Я выведу тебя подземным ходом за город, но в деревню не возвращайся. Коль мор пошёл по деревне, мертвы уже твои сородичи, а солдаты Инквизиции… мои солдаты, – с нажимом добавил он, – будут искать тебя там. Найдут лишь трупы твоих соплеменников, и огню предадут деревню. Найди себе другое место для жилища и сторонись людей.

– Ты… ты отпускаешь меня на свободу, Инквизитор? – Гаркана не поверила тому, что слышит.

Он поднял мешок, что лежал на полу, повесил на своё плечо.

– Идём, – сказал, протягивая руку Гаркане, и в другую руку взял свечу.

– Но что говорил ты минувшим днём в зале суда… – девушка ничего не понимала.

– Что я говорил, я помню, – согласно кивнул Инквизитор, – ты хочешь, чтобы я объяснил тебе? Хорошо, Гаркана, слушай.

Юстинус Мор – он племянник Великого Инквизитора. Против тебя слишком много обвинений и то, что ты показала чудеса врачевания, исцелив меня, только отягощают их, ибо нет в Кронии дохтуров, способных сравниться с тобой. Если бы я отпустил тебя на свободу при них, Гаркана, то ты даже не вышла бы за ворота города, как вновь была бы схвачена солдатами. Ну, а меня сочли бы умалишённым, запретили бы вершить суд и определили доживать дни под охраной инквизиторской стражи. Покуда яд Юстинуса Мора не завершил бы мой земной путь, дабы он занял моё место. Я разыграл правдивое представление, мне поверили, события вершатся так, как им должно вершиться. Я выведу тебя из башни, ты вернёшься на свободу.

– А ты? Ты безумен в своём великодушии, Инквизитор? – потрясённая его признанием Гаркана в смятении схватила его за руку, прижала к своей груди. – Тебя обвинят в моём побеге, и ты займёшь моё место, пойдёшь на костёр вместо меня, как пособник ведьмы!

– Нет, Гаркана, этого не будет, – Торвальд Лоренцо взглянул на свою ладонь, которую она прижала к груди, и мягкая улыбка тронула его губы. Он высвободил пальцы, шагнул к выходу, выглянул в коридор, посветил свечой, остановился.

– Ты бы не хватала меня за руки столь страстно, девушка с пламенным сердцем, – горько усмехнулся он, – много крови на них, и, говорю тебе, Гаркана, ни одной ведьмы покуда не отправил я на костёр, всё то были земные страдалицы-бабы. Живой ведьме подвластно и из темницы уйти, и костра избежать, и из пепла возродиться, ты же знаешь.

– Мне жаль тебя, Инквизитор, – вздохнула она, – мне глубоко жаль тебя. Но твоя душа ещё не проклята, ты можешь спасти свою душу.

– Поменьше рот разевай, женщина языкастая, – осадил её Инквизитор, но в словах его не было угрозы и злости, просто напоминал ей, где её место, а где его, – Юстинус Мор дал мне сонного зелья, но я то зелье подмешал в вино страже, – продолжал рассказывать он, – стража крепко спит, мы выйдем за город без препятствий. А на рассвете, когда Инквизитор Торвальд Лоренцо велит привести в зал суда ведьму Гаркану, станет ясно, что ведьма исчезла. Замок на месте, стража будет клясться, что за ночь глаз не сомкнула, сам Инквизитор крепко спал, напившись сонного зелья Юстинуса, а ведьма исчезла, ибо ведьма, и тюрем нет для неё!

– Ох, и напридумывал ты! – вздохнула Гаркана. – Берегись, Инквизитор, как бы чего не вышло!

– Ты берегись! – тон его стал серьёзен. – Таись солдат, Гаркана, ибо, если настигнут тебя, второй раз мне тебя не спасти! Теперь идём, твоё время дорого.

Он взял её за руку и вывел из камеры, запер дверь на замок и повёл по лестнице вниз. Потом отворил маленькую дверь в каменной стене, и они ступили в сырой тёмный коридор подземного хода.

– Как твоя голова, Инквизитор? – Гаркана спросила тихо, но голос её эхом разлетелся по коридору подземелия. – Ты пил валерьяну и мяту?

Торвальд Лоренцо ничего не ответил, но его рука, державшая её руку, скользнула вверх по запястью, погладила нежно, и опять пальцы спустились вниз и сплелись с её пальцами.

Они долго шли в темноте, не разговаривали, боясь словами нарушить тишину. Лишь один раз Гаркана вскрикнула, когда серая крыса пробежала по её ногам. В испуге она отпрянула назад, влетела в объятия Инквизитора, он прижал её к себе, погладил по плечам, по волосам, успокаивая. Как ей хорошо, тепло стало, когда он обнял её, и совсем не боялась его, жестокого, ревностного служителя закона, полновластного вершителя чужих судеб. Незримая связь возникла между ними с первого мига, когда они увидели друг друга, но сейчас он выведет её за город, они расстанутся, и связь прервётся.