Немчиновы. Часть 2. Беспокойное лето. Послесловие

Николай

Встречу с бывшей Пантелей назначил в нашем лучшем сосновском ресторане. Я предварительно кабинет проверил на предмет прослушки и установил свою. Пантелей велел мне сидеть в соседнем кабинете: любит мужик, чтобы все под контролем было.

Лариса Ивановна пришла с большим опозданием. Пантелей весь извелся, боялся, что продинамит. Наконец она появилась. Кличку «ведьма» ей дали неспроста. Волосы, давно не крашенные, торчат в разные стороны. Под глазами синяки, вся отечная, видимо, злоупотребляет.

–– Чего звал? Чего надо?

–– Сядь, разговор есть. Будешь чего? – Пантелей кивнул официанту.

–– Водки сто пятьдесят и закусить.

–– Тебе бы, Лариска, лучше бы кофе выпить, разговор у нас с тобой долгий и тяжелый.

–– Сказала водки, значит, водки. Так чего звал? Анька, что ли, не дает? Перепихнуться со мной решил по старой памяти? – Лариса громко засмеялась.

–– Дура. Говорю, разговор серьезный.

–– О наркоте, что ли? Так я знать о ней ничего не знаю. Стервецы наваривались за моей спиной. Им и отвечать.

–– Какое мне дело до наркоты. Не дурак, знаю, что у тебя все в ажуре. Другие у тебя проблемы. – Пантелей положил перед Ларисой фотографию Дмитрия. Она аж в лице изменилась.

–– Все-таки узнал, сволочь. Небось Колька Иванов выведал. Люди говорят, он все насквозь видит. Витьку Недельского взять смог. Если что плохое для Митьки сделаешь, своими руками Юрку и Аньку придушу, а потом и тебя, сволочь.

–– Дура, если б что плохое хотел сделать, стал бы я перед тобой карты раскрывать. Раскинь мозгой или пропила все? Проблемы у твоего Митьки, бизнес могут отобрать.

–– Говори, что знаешь, и вели холую крепкого кофе принести, только чтобы горячий был.

–– Финтифлюшку сына своего знаешь?

–– Рыжую? Тварь! Митька жениться на ней решил, а я не ко двору пришлась. Мне велела на свадьбу не приходить, рожей я не вышла. А Митька молчит. Я уже неделю не просыхаю, а душа, или что там на ее месте, болит и болит.

–– Не захочешь, не будет свадьбы. Мошенница Рыжая, бизнес Дмитрия решила к рукам прибрать.

–– Чего знаешь? Говори.

–– Рыжая хотела за конкурента Дмитрия замуж выйти, а отцу ее жених не по нраву пришелся, сказал, что денег ей не даст. Вот она и решила у Дмитрия бизнес оттяпать, а потом за любимого замуж выйти, но уже не с голой жопой. Охмурила твоего парня по полной программе, потом отвела в казино. Там опоила, Дмитрий заснул, а наутро она ему показала копию расписки на весьма крупную сумму, которую он якобы ночью проиграл.

–—Тварь!

–– Слушай дальше. Рыжая пошла к папаше, мол, спаси жениха, люблю до безумия. Папаша к Дмитрию с симпатией относится, поэтому пообещал долг заплатить с условием, что он бизнес на Рыжую перепишет. Тебе дальше объяснять не нужно. Рыжая договорилась с подельником, что он предъявит к оплате липовую расписку, а деньги они пополам разделить собрались. Скажи спасибо Кольке Иванову. Он сумел расписку перехватить, и мы с Виталием ее выкупили. Вот смотри – это копия. Колька экспертизу сделал. Подпись поддельная, отпечатков пальцев Дмитрия нет, а Рыжей – сколько угодно. – Лариса взяла расписку и долго ее рассматривала.

–– Продай, только сразу все деньги не заплачу. Кузькин подкатывался – хочет мой ночной клуб купить, но столько не даст.

–– Продать не продам, но договор заключить можем.

–– Что хочешь, говори прямо и не тяни, а то все никак не пойму, чего же тебе надо.

–– Может, помочь хочу. – Лариса громко засмеялась.

–– Чего смешного. Договор хочу с тобой заключить. Я тебе с Дмитрием помогаю, а ты нас с Анькой и Юрку с Немчиновыми в покое оставляешь. Будем мирно сосуществовать в рамках отдельно взятого Сосновска.

–– Да на кой ляд ты мне с Анькой и Юркой сдался? У тебя своя жизнь, у меня – своя. Ты что думаешь – это я статейки в газете заказываю? Ну насмешил, дурак. Мне до вас дела нет. Живите как хотите. Статейки про Юрку, думаю, друг Витькин заказывает, Гошка Клюев. Они с Витькой в детстве на одном горшке сидели. Витька наверняка ему деньжат оставил, чтобы он тебя в тонусе держал. Мне на вас плевать, а вот Витьке нет. Он, когда выйдет, мало вам не покажется.

–– Выйдет ли он? Запрут сволочь надолго.

–– А ты сначала докажи, что это он Немчиновых-то заказал. Говорят, машину-то попортил араб, которого не нашли. Не докажешь. Мне Витька единственный по жизни помогал, и я ему на зоне, когда там будет, помогать стану.

–– Да делай что хочешь, только нас не тронь. Интересно, чем это он тебе так помог? Компроматом на всех обеспечил?

–– Ну это само собой. Ты ж сразу, как поженились, от меня нос стал воротить, а мне жизни хотелось красивой и любви, как в кино. Папаша тебя на год в Москву отослал, с глаз долой, а я здесь в глуши соломенной вдовой осталась. Приехали к нам артисты. Один, Женька Ивлев, – красавец, да и пел – заслушаешься. Закрутилась у нас любовь, Женька даже жениться на мне хотел. А папаша, строитель коммунизма хренов, как узнал про это, Женьку из города взашей выгнал, волчий билет пообещал. Тот и сбежал, только пятки сверкали. Больше всего папаша боялся, что ты про Женьку узнаешь и развод потребуешь. Как же у верного ленинца дочь шалавой могла быть?! Через некоторое время я поняла, что понесла. Папаша меня избил и на аборт погнал. Только я сбежала, и Витька мне помог, у дальней родни спрятал. Если бы не Витька, не было бы у меня Митьки. Когда Митька родился, отец потребовал его в детдом отдать. Опять Витька помог, родня его Митьку на ноги поставила, я только изредка его навещала. После каждой поездки с отцом огромный скандал был. Когда коммунистическая хрень рухнула, радовалась я, даже не представляешь как. Думала, смогу с Митькой вместе жить. Ан нет. Отец, сволочь, признал внука и учиться в Англию его отправил, от меня подальше. Перед смертью Митьке чистый бизнес купил, а мне – ночной клуб. Сказал, мол, непотребство – это по твоей части. А Митьке велел от меня подальше держаться, чтобы не пачкаться. Вот так уж получилось, что мне в жизни никто, кроме Витьки Недельского, не помог.

–– Почему мне про ребенка не сказала, может, я б его усыновил или развелись бы по-людски?

–– Ты что, папашу ирода не знаешь? Разведенных в коммунистический рай не брали. Боялся он тебя.

–– Скажи, Лариска, если сама по жизни от разлуки с сыном страдала, почему меня с сыном разлучила? Неужели так ненавидела?

–– Да плевать мне на тебя, Пантелей, хоть, конечно, Аньку терпеть не могу. Все-таки дурак ты. Ты что думаешь, это я Витьке велела, чтобы он тебя с Анькой и Юркой разлучил? На хрен мне это надо? Витька-то по молодости тоже на Аньку глаз положил, а она этого даже не заметила. Вот за это Витька и Аньку, и тебя люто ненавидит.

–– А я все на тебя грешил. Ладно, прости, накуролесили мы с тобой, Лариска, в жизни порядком, но еще не вечер. Еще поживем. Бросай пить, найди стилиста, чтоб он из тебя английскую королеву сделал. Митьку сюда вызову, будто он мне деньги проиграл. А здесь я уже все ему про Рыжую выложу. Бизнес в Москве продавайте, здесь раскручивайтесь, я вам помогу. Клуб свой тоже лучше Кузькину продай. Делом нормальным займись. Теми же фитнес-центрами.

–– Слушай, Пантелей, а деньги, что за бумагу отдали, как отобьешь? Чего-то не припомню, чтобы ты кому на бедность подал.

–– Что я дурак, на бедность-то лентяям подавать? Папаша Рыжей со мной расплатится. Хоть коммунизм мы строить перестали, а дочь-мошенницу иметь приличным людям не пристало. Ему уже материальчик на дочурку скинули. Он попросил ее только немного в обезьяннике подержать для острастки, если она сюда с Дмитрием заявится.

–– Сначала я ей волосья ее рыжие повыдираю, а потом сажай куда хочешь. Вроде мы с тобой, Пантелей, замирились. Давай водки, что ли, выпьем за мир и дружбу во всем мире.

Виталий Петрович

По голосу Вадима я сразу понял, что произошло что-то экстраординарное. Сначала Вадим пытался мне соврать, что все в порядке, но после некоторого нажима признался, что нашел письмо Сержа, из которого ясно, что он предвидел свою гибель. Оказывается, они с Луиз погибли по дороге ко мне. Серж собирался рассказать мне о своих опасениях. Господи, вся затаившаяся, было, боль вернулась с прежней силой. Самое ужасное, что свидетелем моего разговора с Вадимом оказался Мишель. Как и в первые дни после гибели родителей, он вцепился в мою руку и не отпускал ее. Бедный мальчик! Я не знаю, как помочь ему.

Утром позвонил Вадим уже из аэропорта. Они с Юрой решили сократить свой визит в Париж. Всю ночь они паковали документы старого графа и теперь первым же рейсом вылетали в Москву. Вадим сильно беспокоится о моем здоровье и, конечно, о Валечке. Почему-то ему кажется, что в его отсутствие Валечка его сразу забудет. Я заверил сына, что его опасения лишены основания. Как только Вадим уехал, Валечка принялась за стирку и глажку Вадимовых рубашек и футболок. Я пытался протестовать. Слава богу, в доме есть кому этим заняться. Валечка же долго втолковывала мне, что делает эту работу ради удовольствия, якобы она помогает ей легче переносить разлуку с Вадимом.

–– Ты женат на русской, русские жены умеют ждать и любить. – Что еще я мог сказать сыну.

Вечером мы все сидели в гостиной и с нетерпением ждали приезда Вадима и Юрочки. Валечка немного замерзла и пошла к себе за кофтой. В этот самый момент в гостиную влетел Вадим, поискал глазами жену и начал бледнеть. Я счел необходимым сразу же предупредить его, что Валечка вышла на минутку утеплиться. Сын сломя голову бросился в спальню. Юрочка с Мишелем начали перетаскивать из машины в дом багаж. Вроде бы все улыбались и радовались встрече, но я точно знал, что мысль о письме Сержа не оставляет нас всех ни на минуту. Наконец Вадим с Валечкой появились в гостиной. В руках у Вадима был маленький портфель. Я был рад, что рядом со мной Жан-Пьер, Мадлен, Зина и Анечка. Мне страшно остаться один на один со своим горем. Мне почему-то кажется, что рядом с близкими людьми мне будет легче.

Вадим открыл портфель и достал оттуда сборник сказок, который он очень любил в детстве. Помнится, когда Вадим был еще совсем маленьким, Серж частенько читал ему сказки вслух. Позже, когда у Сержа родился Мишель, он забрал книжку к себе. Вадим рассказал, что решил взять книжку в Сосновск для их с Валечкой будущих детей. Вадим открыл книгу, а там оказалось письмо. Вадим начал читать…

Mon cher Vadim,

Дальше пишу по-русски, хотя знаю, что сделаю, наверное, миллион ошибок. Очень не хочу, чтобы кто-нибудь кроме тебя прочитал это письмо, хотя одновременно очень надеюсь, что и ты никогда не узнаешь о его существовании. Очень надеюсь, что скоро я разорву эти проклятые бумажки и с радостью о них забуду.

Последнее время меня преследует чувство, что дни мои в этом мире сочтены, причем чем дальше, тем крепче это чувство. Не могу сказать, что уход в мир иной меня сильно пугает, но я очень переживаю за Луиз и Мишеля. Я не хочу, чтобы они ушли вместе со мной. Я воспользовался небольшим недомоганием Мишеля и отправил его к отцу. Мне кажется, что у отца он в большей безопасности. Я четко соблюдаю все правила дорожного движения, аккуратно перехожу улицу, стараюсь никуда не отпускать Луиз одну. Я даже свою машину для профилактики отвез в автомастерскую. Пусть там все как следует проверят и отладят.

Здесь Вадим сделал перерыв. Нам всем нужно было время, чтобы овладеть собой.

Я все время гадаю, откуда мне может грозить опасность, и не могу понять. Если только один странный визит… Некоторое время назад к нам домой пришла странная женщина, явно не нашего круга. Она стала убеждать меня, что она наша русская родственница и имеет право на наследство, оставленное нашим прапрадедом своему сыну, оставшемуся в России. В доказательство она показала мне икону и медальон — явный новодел. Когда я обратил ее внимание на то, что я все же историк и кое-что понимаю в предметах старины, она ничуть не смутилась и предложила мне часть наследства в плату за признание ее нашей родственницей. Я, естественно, сейчас же выгнал самозванку. К сожалению, прямо в дверях она столкнулась с Луиз. Я очень волнуюсь за жену, за тебя, за наших родственников в России, если они есть. Насколько я понимаю, наследство достаточно большое, ради него могут начать убивать. Я решил все рассказать отцу – сегодня заберу машину и заеду к нему для серьезного разговора. Мне кажется, что тебе лучше вернуться домой, хотя…

После визита самозванки я, наконец, взялся за архив старого графа. Между прочим, звали его Леонид Львович. После того как я прочитал мемуары, старым графом называть нашего прапрадеда как-то язык не поворачивается. Оказывается, он был известным дипломатом, немного авантюристом, много работал на Востоке. На родину вернулся после того, как его чуть было не отравили в отместку за перехваченные документы немецкого посла. К счастью, Леонид Львович выжил, но был вынужден уйти в отставку по причине расстроенного здоровья. Женился на богатой невесте, но не был счастлив в браке. Личное счастье ему улыбнулось в Сосновске, где он полюбил девушку из обедневшей дворянской семьи. Она работала учительницей в школе для бедных. К сожалению, она умерла родами. На руках у прапрадеда остался плод любви –— Федор, которому наш предок и завещал часть своего состояния.

В Сосновске Леонид Львович скучал, он привык к интриге, к сложным и быстрым поворотам сюжета, а в имении — полный штиль: провинциальные сплетни, и все. Пришлось искать развлечений. Прапрадед заинтересовался историей нашего рода и составил жизнеописание наших особо выдающихся предков. Надо сказать, жизнеописания не лишены литературных достоинств. Читаешь и трудно оторваться. Я всю жизнь гонялся за химерами — тенями далекого прошлого, а настоящие сокровища оказались рядом, у отца в шкафу. Знаешь, что меня поразило больше всего? Наши предки жили и умирали за Царя и Отечество. А я? Я всю жизнь жил только для себя, для своей семьи, думать об Отечестве мне даже в голову не приходило. Впервые в жизни я задумался, чем я — француз – отличаюсь от русских, от наших предков, и почему ты с такой настойчивостью хочешь жить в России? Не утерял ли я что-то в своей благополучной жизни? Достоин ли я носить фамилию Немчинов? Трудные вопросы, на которые я пока не могу найти ответов…

В записках прапрадеда я нашел упоминание о том, что перед отъездом в Париж Леонид Львович спрятал наиболее дорогие его сердцу вещи в тайнике, который устроил у себя в доме. Путь к тайнику он зашифровал на карточках, которые хранятся у отца. Думаю, что ключ к шифру где-то в «Маленьких трагедиях» Пушкина. Неоднократно в своих мемуарах Леонид Львович упоминает эту книгу. Я с нетерпением жду лета, когда мы сможем все вместе в Сосновске заняться поисками клада. Представляю, с каким энтузиазмом возьмется за дело Мишель.

Вадим, я подошел к самой трудной части письма. Я знаю, что просить тебя позаботиться о Мишеле, если меня не станет, не надо. Мишель — хороший парень, и вы подружитесь. Я прошу тебя об одном — дай ему шанс понять, кто он — француз, русский или, как ты, в чем-то француз, в чем-то русский. Дай ему шанс стать достойным наших предков. Мне очень хочется, чтобы Мишель был счастлив.

Я вроде бы старший брат и должен был бы помогать тебе, но жизнь сложилась так, что я все время нуждаюсь в твоей помощи. Когда Мишель повзрослеет, расскажи ему обо мне.

Твой непутевый брат Серж.

Валя

Вадим закончил читать письмо. Я посмотрела на Мишку. Он сидел весь белый. Я встала, подошла к нему сзади, обняла за плечи и поцеловала в макушку. Мишка развернулся, уткнулся мне в живот и заревел. Я молча гладила его по голове. Я бы стояла столько, сколько потребуется, но вдруг что-то у меня в животе зашевелилось. Мишка тоже это почувствовал, испугался и даже перестал реветь.

–– У тебя там что-то толкается! – закричал он. Вадим и Виталий Петрович переполошились, а Анна Александровна улыбнулась:

–– Вот, Валечка, половину срока уже и отходила, детям в животе у мамочки хочется немножко порезвиться. Пора уже толкаться, выросли. Мишка, это тебе брат и сестра привет передают.

Пока все суетились вокруг меня, тетя Зина принесла рюмки и бутылку водки. Никто не стал возражать, когда она поставила рюмку и перед Мишкой. Мудрая тетя Зина не налила в рюмку Мишке меньше, чем остальным, она просто налила всем столько же, сколько Мишке.

–– Помянем, рабов Божьих Сергея и Луизу по русскому обычаю, не чокаясь, – сказала тетя Зина. Все молча выпили. Мне досталась минералка.

Игорь

Меня замучила своими звонками Жаклин. Я, конечно, их сбрасываю, но очень уж раздражают. Сегодня решил ответить и прекратить это безобразие. Жаклин все как с гуся вода. Она долго щебетала ни о чем, а потом огорошила меня. Оказывается, она думала-думала и решила, что ей надо выйти замуж за меня. Я потерял дар речи. Что-что, а женитьба в мои планы не входит, тем более на Жаклин. Спрашивается, на кой черт мне такая жена? Она собирается жить в Париже, а я должен буду оплачивать все ее счета. Нашла дурака. Я прямо так ей и сказал. Жаклин разревелась. Видите ли, теперь ей остается выйти замуж только за старого нефтяного магната, который мечтает о наследниках. Рожать Жаклин не желает, это обременительно и фигуру портит. Я разъединился и дал себе слово завтра же купить новую симку, а эту разломать на самые маленькие кусочки.

Валя

В усадьбе у Немчиновых мы с Юркой живем, как при коммунизме. Все по потребности. Юрка с головой ушел в изучение документов, привезенных из Парижа, и забыл про все на свете, в частности, что надо платить ЖКХ за его сосновскую квартиру. Юрке позвонила домуправша и сильно ругалась. Юрка сейчас же побежал в Сбербанк платить по счетам. Домой он приехал совершенно озадаченный. Первым делом он показал нам с Вадимом чек, где было написано, сколько денег у него осталось на счету. Сумма была астрономическая. Юрка недоумевал, откуда взялись деньги. Ведь все наследственные деньги уже куда-то вложены. Я посмотрела на счет – количество значащих цифр зашкаливало. Я просто рот открыла. Вадим же совершенно не удивился. Оказывается, Юрке каждый месяц выплачивают дивиденды. Более того, Вадим объяснил, что дивиденды будут выплачивать и дальше, каждый месяц. Мы посмотрели с Юркой друг на друга. На эти деньги можно превратить нашу школу в сказку. Мы, перебивая друг друга, стали перечислять: давно назревший ремонт здания, пристойная зарплата учителям, компьютерный класс, новейшее оборудование в кабинеты, дотация на питание детям, недорогая продленка… С ремонтом Вадим пообещал помочь, а остальное – улыбнулся Вадим – в руках нового русского. Юрка растерялся – с чего начать, чем кончить. Мы вызвали Светку. Целый вечер мы составляли план, что надо сделать в первую очередь. К концу встречи поняли – без нашего завуча-мымры не обойтись. У нее, как ни крути, огромный опыт.

На следующий день после уроков Юрка привез мымру к нам. Светка пришла ко мне еще утром. В отличие от меня, Светка чувствует себя хорошо и носит свой живот с гордостью королевы. УЗИ показало, что у нас с Вадимом будут дочь и сын, у Светки – сын, а у Мани – дочка. Я опасалась, что Колька будет недоволен тем, что у него будет дочь, а не сын, и он заклюет Маню, а Колька ничего, похваляется, что его девчонка сто очков вперед нашим со Светкой сыновьям даст. Мы со Светкой не спорим, а про себя гордимся, что у нас сыновья будут. Правда, дочку-лапочку я жду не меньше, чем сына.

Как выяснилось, Юрка мымре толком ничего не объяснил. Когда до нее, наконец, дошло, что Юрка хочет и о каких суммах может идти речь, она, что называется, дар речи потеряла. Правда, довольно быстро сумела взять себя в руки. Оказывается, спонсорская помощь вроде бы тоже облагается налогом, причем именно школа должна этот налог выплачивать. Это для нас оказалось новостью. Мымра позвонила нашей бухгалтерше и попросила срочно узнать, что почем. Мы даже зауважали мымру, она быстро составила план, как реализовать наши мечты. По прикидкам денег с лихвой хватало, причем с учетом всех налогов. У Юрки даже оставалось еще кое-что на подготовку новой экспозиции в музее. Со своей стороны мымра внесла дельное предложение – уменьшить нагрузку на учителей, все же работа учителя на полторы ставки не улучшает качество образования. Юрка засомневался, сможем ли мы выполнить учебный план. У мымры нашлось решение: она предложила взять на полставки учителей, которых недавно сократили в связи с достижением пенсионного возраста. Многие из них еще вполне могут и хотят работать. Эта идея мымры прошла на ура. Светка подумала- подумала и с небольшими коррективами процитировала Сатина из «На дне»: «Если работа в нашей школе будет удовольствием, то я, может быть, может быть, тоже буду работать».

Мы сидели и обсуждали план «перестройки» нашей школы у нас в столовой за чаем. Вадим тоже принимал участие в разговоре. Мишка, естественно, крутился рядом. Он заснял нас на свой планшет. Мымре фотография очень понравилась, и Мишка отослал фотку на ее почту.

От Юрки, как отнеслись к «перестройке» наши учителя, добиться было очень тяжело, он мямлил что-то совершенно невразумительное. Зато Светка переговорила по телефону с большинством из наших коллег. Народ волновало одно: когда начнут платить новую зарплату. Виталий Петрович с Вадимом настаивали, чтобы все было сделано строго по букве закона. Здесь уж помог Пантелей Иванович, все бумаги были оформлены моментально, и новая жизнь в школе началась. Все предметники занялись составлением списка необходимых учебных пособий, начался косметический ремонт помещения, предназначенного для компьютерного класса. Мне было очень тяжело, потому что вся эта жизнь бурлила без меня. Я рвалась в школу, но меня не пускали. Я пыталась скандалить. Кончилось тем, что тетя Зина рассказала мне о трагедии, случившейся с моей сестрой-двойняшкой. Оказывается, бабушка перед смертью наказала ей проследить, чтобы я не ходила в школу во время беременности. Я сдалась, но это не значит, что я сидела без дела. Нельзя ходить в школу, неприятно, но поправимо, кое-что можно делать и дома.

Виталий Петрович и Вадим, желая оградить меня от стресса, не рассказывали мне о многих нехороших вещах, творившихся в нашем городе. Я и не знала, что в нашей желтой газетенке периодически печатали статьи с клеветой на Юрку и Анну Александровну. Юрка на это, конечно, внимания не обращал, слава богу, делом был занят. Пантелей Иванович и Виталий Петрович держали руку на пульсе, но ничего не предпринимали. Ждали, что газета перейдет границы, принятые в приличном обществе, и ее можно будет благополучно прикрыть. Ждать пришлось недолго. В газете появилась статья, которая довела ситуацию до точки кипения. В желтухе опубликовали снимок, переделанный в фотошопе из фотографии нашего совещания с мымрой. На фотографии были видны я, Вадим и Юрка. В прилагаемой статье задавались вопросы, во-первых, чьего же ребенка я ношу, Вадима или Юрки, и во-вторых, могут ли пасть нравы в наших благородных семействах еще ниже.

Юрка собрал вещи и решил съезжать из имения в свою квартиру. Дурачок считал, что скомпрометировал меня. Никогда не видела Вадима в такой ярости, он даже кулаком по столу стукнул. В общем, Юрка никуда не уехал. И хорошо. Вечером приехала мымра, она ревела в три ручья и божилась, что никому не давала фотографию. Виталий Петрович заверил, что мы подозреваем ее в самую последнюю очередь. Скорее всего, фотографию кто-то скачал с Мишкиного планшета, который он всюду оставляет без присмотра. Виталий Петрович рассказал, что уже подготовил заявление в суд о защите чести и достоинства Юрки, Вадима, Анны Александровны и меня. Более того, через Батищева он уже связался с известным адвокатом, который дал согласие взяться за наше дело.

Судебное разбирательство состоялось достаточно быстро. Интерес к нему в городе был огромным. Дядя Гриша с друзьями заняли места в суде для наших соседей и учителей за два часа до начала слушания. Тетя Зина с подружками, естественно, сидела в первом ряду.

Всего вышло четырнадцать статей, порочащих нашу теплую компанию. Виталий Петрович считал разумным запросить по два миллиона рублей в качестве моральной компенсации за ложь, напечатанную в каждой статье. Суд постановил потребовать с ответчика по миллиону. Это, конечно, было существенно меньше, но тем не менее означало банкротство и закрытие газеты. Сразу после оглашения решения суда главный редактор, по словам тети Зины, совершенно зеленого цвета, выбежал из зала. Кто-то не удержался и свистнул.