Татьяна Вербицкая
Тымэшк
Его лицо огрубело от солнца летом и холодного ветра зимой, его руки давно пропахли рыбой, а пальцы покрылись тонкими бороздками и царапинками от постоянного контакта с соленой водой. В уголках глаз появились морщинки, это отпечатки прищура в защиту от яркого северного солнца, при взгляде на снег, от которого темнее все перед тобой и разлепить веки от слез невозможно.
«Как далеко уведут меня мои олени в эту зиму? Сирке еще совсем мал, длинный перегон не выдержит. Нойда наколдовал студеную зиму. Придется завтра идти на медведя. Шкуры должно хватить, чтобы утеплить его люльку», – такие мысли рождались в голове Тымэшка.
Тымэшк – молодой саам, коренной житель Кольского полуострова. Полгода назад у него родился сын, кареглазый мальчуган. Назвали Сирке.
Саамы, как и многие народы Крайнего Севера, ведут жизнь кочевников, они никогда не остаются надолго в одном месте. С одной стороны – интересно, с другой стороны – создает много трудностей. Малышей кутали в шкуры животных, так что видно одни глаза…
А зима будет большая…
Тымэшк понимал, Сирке не переживет долгий перегон от одного стойбища к другому без должного утепления саней. С рассветом он принялся за изготовление новой люльки. Морен еще прошлой весной заметила, что днище совсем прохудилось. Все-то она видит, умница и красавица, добрая и мудрая мать.
Тымэшк зашел внутрь вежи и отыскал в дальнем углу сундук, где лежали оленьи шкуры разного размера. Пришлось изрядно покопаться, чтобы найти то что нужно. Прошлой весной оленье стадо слегка сбилось с курса и наткнулось на отраву. Кто и с какой целью ее там оставил, никто не знает.
Взрослые особи перенесли это несчастье, однако самому маленькому олененку не повезло, он не смог справиться с болезнью и спустя пару дней умер. Его мать долгое время не находила себе места, но появление нового малыша немного притупило ее боль. Тымэшк выдубил отличную шкуру. И вот сейчас она очень ему пригодилась. Он про себя поблагодарил Олмака за дарованные блага и попросил удачи в охоте для своих братьев.
С зимы остались два еловых полена, это мягкий сорт дерева, и из него получатся отличные полозья для саней, на которые он поставит люльку для Сирке.
Тымэшк взял одно полено в руки, зажмурил глаза, приложил губы к шершавому полену и всей грудью вдохнул смолистый аромат древесины. Зимней свежестью затуманило сознание.
– Тымэшк, иди скорее сюда! – издалека послышался голос Морен. Молодой саам выглянул из вежи и не поверил своим глазам, ему навстречу несмелыми шагами шел Сирке.
– Аджя, аджя1, – лепетал малыш, весело смеясь.
Тымэшк протянул к нему руки и, хохоча, поднял сына высоко вверх.
– Ну вот, теперь надо шить новые пимы. Морен, неси иглу, как раз обрезки остались от шкуры.
Его глаза светились счастьем, это был щедрый подарок. «Сегодня вечером сложу сейд в благодарность богам».
Дорога на восток.
Дни все короче и короче. Темная полярная ночь опускается на тундру. Надо успеть до сильных морозов перегнать стадо на новое место.
Первые в жизни пимы Сирке получил от бабушки Сандры, мастерицы и старейшины поселения, которая жила в самой дальней куваксе. Тымэшк пообещал перелатать крышу по весне.
Олени паслись недалеко.
Тымэшк, захватив пару кусков соли, пошел их проведать. Вожак стаи Нагир стоял, опершись мордой о забор. Саам подошел к нему, олень вытянул ноздри и учуял соль. Тымэшк погладил его по спине и протянул соль. Олень захватил ее и отнес своей спутнице, она еще не совсем оклемалась и нуждалась в подкреплении.
– Нагир, перегон будет небольшой, километров тридцать на восток, недалеко от Умбы встанем до весны, – Тымэшк уговаривал оленя.
Они знали друг друга очень давно и понимали с полуслова.
Нагир взглядом пообещал вести стадо спокойно. Молодой саам похлопал его по спине и пошел в теплую куваксу, завтра на рассвете надо собираться в дальний путь.
Их дорога лежала по ослепленному зимним солнцем льду.
Стаду предстояло пройти замерзшее озеро. Тымэшк хотел погнать оленей в обход, но вспомнил про маленького Сирке и отказался от мысли тащить ребенка так далеко. Несколько десятков голов толпились в загоне. Из ноздрей шел пар, шкурами они жались друг к другу, согревая тем самым беременных особей. Зима выдалась суровая, местами температура достигала отметки -50 градусов, но стадо необходимо было перегнать на новое место.
Рано утром, когда полярная ночь еще вовсю хозяйничает и лишь сполохи освещают путь идущему, Тымэшк взял хлыст и пошел к стаду. Старый вожак сразу узнал хозяина. Огромные рога оленя покрылись инеем, из ноздрей шел пар. Тымэшк потрепал Нагира за голову, шепнул ему на ухо: «Не подведи, друг» – и открыл загон.
Олени сгрудились около вожака. Тымэшк привязал одного из сильных к саням, в которых тихо спал маленький Сирке на руках матери. Саам взмахнул хлыстом, и олень двинулся вперед за вожаком и стадом. Впереди занимался новый день. Солнце робко вылезало из-за горы. Надо успеть преодолеть самый длинный участок до его захода, на это есть пара часов. Тымэшк поторопил оленя. Морозный воздух обдавал его лицо, пальцам в теплых варежках было тепло, ноги были спрятаны в пимы. Он не переживал за успех перегона, поэтому смело двинулся на новое место.
Елена Аболишина
Волгоград, преподаватель. Начинающий автор, лауреат литературного конкурса «Сказки ПРО Пушкина», участник лонг-листа конкурса «Кототерапия». Пишет короткие рассказы о том, что в жизни обычных людей тоже случаются чудеса.
Коробка печенья
С самого утра за окном шел снег. Мохнатые хлопья тихо опускались на город, липли к окнам, превращали стоящие машины в большие белые сугробы. Казалось, это снежные медведи тихонько спят под пушистым теплым одеялом. Вера Петровна вспомнила колыбельную, которую пела внуку. Там были и сугробы, и медведи, и спящий город.
В висках начала тупо пульсировать боль. «На снег», – мелькнула мысль. Сегодня Вера Петровна чувствовала себя неважно. Снова дал о себе знать застарелый радикулит, заскрипели колени, вот теперь и голова. Преодолевая боль и скованность, Вера Петровна добрела до кухни, где на кружевной скатерти стола стояла красивая жестяная коробка из-под печенья. На крышке тройка белых коней неслась, звеня колокольчиками и поздравляя всех с Новым годом.
Эту коробку подарил когда-то Вере внук. Она вспомнила, как родители привели его, потому что сад закрыли из-за коммунальной аварии. Тогда тоже шел снег. В этот день Вера Петровна была выходная, собиралась в магазин, когда в дверь позвонили. На пороге стояли зять и внучок Никитка.
– Вера Петровна, извините, что без предупреждения, – расшаркивался мужчина, – но в саду прорвало канализацию, и вот… – зять подтолкнул вперед закутанного в большой мохнатый шарф малыша. – А мне на работу. Можно Никита побудет сегодня у вас?
– Заходите, что же вы стоите на пороге! Конечно, пусть побудет. – Вера обрадовалась такому подарку судьбы. – Никитка, привет!
– Пивет, ба. – Внук не выговаривал половины букв.
Пока Вера снимала его многослойные одежки, рассказал, что Колька любит Аню, а Аня Кольку не любит. И из-за этого Колька Аню толкнул, а Никитка за нее заступился, и теперь Аня любит его, Никиту.
– Ну а ты кого любишь?
– Ба, я низаю, люблу я Аню или пока нет. Папа казал, што я поступил как мущина. – Помолчав, задумчиво добавил: – Но жыница мне пока лано.
– Пошли чай пить, мой герой.
За чаем вприкуску с кусочками сахара Никита рассказал свой секрет. Он давно собирает монетки, которые находит то на тумбочке, то на полке в прихожей. Уже накопилось достаточно, но все равно было мало.
– На что же ты копишь?
– А-а-а-а, бабуя, это сикьет! – ребенок хитро прищурился и погрозил пальцем.
Пока бабушка с внуком чаевничали, снег перестал идти. Все было засыпано невесомыми хлопьями. Снег укрыл не только дороги, тротуары и крыши домов. Деревья нарядились в белые шубы, машины нахлобучили снежные шапки, а на лавочках лежали пуховые перинки.
– Никита, мне нужна твоя помощь. Надо сходить в магазин за продуктами. А одна я, боюсь, не донесу.
– Ба, подем! – Никита выскочил из-за стола и побежал в прихожую одеваться.
На аллее, по которой они шли в магазин, была цепочка черных ледянок, раскатанных детворой. Никита с бабушкой разбегались и скользили до самой кромки сначала одной ледянки, потом следующей, и так до конца аллеи. И пели во весь голос:
– И-и-и-и-и уносят меня, и уносят меня в блестящую снежную да-а-ль…
– Тли беих коня, эх, тли беих коня…
– Декабрь, январь и февраль!
В магазине, пока Вера выбирала морковку, картошку и сосиски, Никитка застыл перед стеллажами со сладостями. Не отрываясь он смотрел на большую жестяную коробку печенья. Белые кони с развевающимися гривами неслись вперед сквозь морозную ночь. Никитка представлял себе, что это те самые три белых коня из песни, которую они с бабушкой пели. Потом решительно взял коробку и пошел к кассам. У касс почти никого не было, только какой-то парень в синей спортивной шапке выбирал шоколад.
Никита положил печенье на ленту транспортера и высыпал в ладонь кассирши свои накопленные богатства.
– Мальчик, здесь не хватает.
Ребенок смотрел на кассиршу, не понимая, как может не хватать. Он же долго собирал, там накопилось много монеток – они едва умещались в его ладошке.
– Это для бабуи подайок. Она тяй впьикуску с сахайом пиет.
– Сколько не хватает? – За спиной малыша стоял парень в синей шапке. – Давайте я добавлю.
Получив заветную коробку, Никита спрятал ее в свой рюкзачок и стал ждать бабулю. Наконец они отправились домой. Вера несла два полных пакета всякой снеди, а Никита – пакет с пахучими мандаринами.
Дома малыш вручил бабушке свой подарок. Вера сначала удивилась и всполошилась, откуда у внука такая дорогая выпечка, потом расплакалась, узнав, что внук потратил свои сбережения на подарок для нее.
Печенье они съели в тот же день. Заодно посмотрели фильм с песней про коней, а потом опять ходили на аллею кататься на ледянках. Это был один из тех дней, которые проходят спокойно и радостно, а потом остаются в памяти на всю жизнь, как самые светлые и счастливые моменты.
Вера Петровна смахнула невесть откуда набежавшие слезы, открыла крышку с несущейся сквозь снег тройкой и достала свои лекарства. Годы пролетели один за другим, как неделя. Давно нет того печенья, и Вера уже не та моложавая бабушка, катающаяся с внуком на ледянке. Никитка вырос, вытянулся, на следующий год заканчивает школу, ему некогда проводить с Верой целые дни. Репетиторы, секция, друзья, школа. Последний раз Вера Петровна видела внучка еще осенью, когда он завозил ей в больницу сменную одежду и апельсины. А сейчас уже конец декабря…
Вера Петровна вздохнула и опять подошла к окну. На плите зашумел чайник. За окном все так же валил снег. Какой-то прохожий, высокий спортивный парень, нес на плече елку. Не сосну, не новомодную пихту, а именно елочку. Ее тонкие веточки с маленькими иголочками покачивались в такт шагам прохожего. Их тоже засыпал снег. Оба, и человек, и елка, напоминали два горба белого верблюда.
За спиной свистел закипевший чайник, и Вера отошла от окна. Таблетка начала действовать, боль в висках стала едва заметной. А с поясницей и коленями она научилась справляться. Когда становилось совсем невмоготу терпеть постоянную боль, Вера тихонько плакала, вспоминая себя до болезни.
Дверной звонок запиликал весенней синичкой. «Соседка, что ли, для медсестры еще вроде рано». Вера дошлепала до прихожей и открыла дверь. В нос ударил морозный еловый запах, а лицо защекотали тоненькие веточки с мелкими иголочками.
– Бабушка, а я к тебе! – раздался из-за елки родной голос внука. – У нас уроки из-за снега отменили. Сейчас будем елку наряжать и чай пить!
Никита прошел в прихожую, бережно прислонил пушистую красавицу к стене и достал из-за пазухи круглую жестяную коробку. На коробке три белых коня неслись сквозь синюю ночь.
Елена Олефиренко
Г. Багратионовск, Калининградская область. Начинающий писатель. Это первый опыт участия в коллективном сборнике.
Пути Господни неисповедимы
Две тоненькие девушки в монашеском одеянии подошли к автобусной остановке и встали в отдалении от шумной оживленной толпы. На них оглядывались, украдкой рассматривали. Характерная черная одежда привлекала любопытных.
– Слава тебе Господи! Успели. К вечерне домой вернемся, – сказала одна, заправляя светлый завиток под апостольник.
– Дорогу бы не перемело, видишь, вьюжит как, – откликнулась вторая.
Подъехал автобус. Монашки нырнули в тепло салона, устроились на свободных сиденьях и устало прикрыли глаза.
Матушка-настоятельница отправила сестер Марию и Варвару в областной центр – договориться о поставках продуктов в монастырь к праздничной трапезе в честь светлого Рождества Христова. Дорога до обители занимала около двух часов. Девушки прижались друг к другу плечами, согрелись и задремали.
Очнулись от громких голосов. Автобус стоял. Молодая женщина с ребенком на руках сердито ругалась с водителем. Тот надел шапку, что-то пробубнил в ответ и вышел. Поковырялся в двигателе, вернулся и растерянно развел красными от мороза руками:
– Сломался. Дальше не пойдет.
В открытую дверь салона заползала лютая декабрьская стужа.
Пассажиры недовольно загалдели. Начинало темнеть, вьюга набирала силу. Ветер, взметая вихри колючего снега, бился в окна, раскачивал автобус.
– Товарищи, без паники! Кому до Подгорного? Идите до поворота триста метров и будете дома, – водитель пытался успокоить пассажиров. – Кому дальше, ждем спасателей. Всяко в автобусе теплее.
Монахини переглянулись.
– Пошли в Подгорное, у меня там тетка живет, – предложила Варвара, – спасатели в город отвезут. И куда там?
– Телефон у нее есть? В монастырь позвонить.
– Да найдется, я думаю.
Натянули поглубже скуфьи, подняли воротники одинаковых черных курток и бросились догонять пассажиров, потянувшихся в сторону поселка.
Пронизывающий ветер валил с ног, швырялся миллионами мелких льдинок, не давал открыть глаза и вдохнуть полной грудью. Лицо горело огнем. Девушки оступались на едва заметной тропинке, падали в сугробы. Вставали, помогая друг другу.
Недалеко от теткиного дома Мария поскользнулась и громко вскрикнула от страшной боли в ноге. Села на снег и разрыдалась. Варвара с трудом ее подняла, обняла, и они потихоньку двинулись дальше.
Зашли в подъезд. Варвара негнущимися пальцами позвонила в квартиру.
Дверь открыл высокий, симпатичный парень в голубой тельняшке. Перед ним на пороге стояла сестра, которая еле держала опирающуюся на ее плечо незнакомую монахиню. В последний момент успел подхватить, когда та безжизненно оседала на пол.
Мария пришла в себя от резкой боли. Открыла глаза и с удивлением обнаружила, что лежит на диване, со снятым чулком, а ее голая нога находится в теплых руках какого-то молодого мужчины. Непроизвольно вздрогнула. Тот строго глянул синими, как васильки, глазами и сказал:
– Не дергайся! Сейчас наложим тугую повязку, и отпущу.
Взял у Вари эластичный бинт и ловко замотал сустав.
– Очнулась? – Варвара склонилась к Марии. – Слава Богу, ничего серьезного, простой вывих. Валентин вправил. Он может, не сомневайся. В его академиях и такому учат.
Обернулась к парню:
– Ну, иди уже! Нужно одеться.
В комнату протиснулась тетка.
– Починили ногу? Мойте руки – и к столу. Запарила травки целебные. А пока буду отогревать вас горячим чаем. – Шутя, подтолкнула сына из комнаты: – Двигай отсюда, дай девочкам в себя прийти.
Валентин не услышал, замер на пороге и, не отрываясь, смотрел на Марию. Переводил взгляд с больших серых глаз на тонкую щиколотку, скрытую под слоем бинтов, на узкую стопу с ровными пальчиками. С апостольника, скрывавшего светлые локоны, на худенькие запястья, выглядывающие из-под подрясника, на тонкие черты лица. В голове была только одна мысль: «Как? Такая девушка – и монашка…»
Что сподвигло сестру, он понимал. Это был единственный выход. Сложно вынести то, что выпало на ее долю.
* * *
Варя с женихом и родителями ехали на примерку свадебного платья, когда пьяный подонок на грузовике врезался в машину. Девушка потеряла близких, собранная по кусочкам после жуткой аварии, лишилась уха. Она не хотела жить. В итоге – зависимость от психотропных веществ, на которые подсела в процессе реабилитации в клинике для психических больных.
Тетка после трагедии прошла рядом с Варей все круги ада. От безысходности зачастила в древний монастырь. Молилась Господу о здоровье племянницы, просила, чтобы дал силы справиться с болезнью. Иногда ходили на службу вместе. Там-то и познакомилась Варя с матушкой-игуменьей Евпраксией.
Долгие задушевные беседы в древней обители привели к переосмыслению жизни и осознанию, что миром правит Господь. Матушка не скрывала от девушки, что легкой дороги в монашестве не бывает. Но жизнь сначала трудницей, теперь послушницей принесла мятущейся Вариной душе успокоение.
Валентин долго отговаривал Варю от решения уйти в монастырь. Когда понял, что вера помогла сестренке вновь обрести себя, отступился и поддержал.
Курсант гвардейского высшего военного училища, Валентин сдал досрочно сессию и приехал домой в отпуск на новогодние праздники. Отслужил в армии, учился на «отлично», перед ним маячила перспектива поступления в академию Генштаба.
Правда, с личной жизнью пока не складывалось. Одноклассница проводила в армию и через полгода Валькиной службы выскочила замуж за другого. Подружки, конечно, были. Многие тонули в синих глазах и намекали на продолжение романа. Но, как считал Валентин, когда появится та, единственная, своего он не упустит.
И сегодня, похоже, он ее отыскал. Когда нес Марию на руках, уловил ее запах. Почувствовал что-то очень знакомое и близкое. Показалось, что именно эта женщина являлась к нему во снах.
* * *
Варвара пошла помогать тетке готовить ужин. Мария выпила горячего чая и уснула. Встала, когда боль в ноге почти успокоилась. Девушки помолились, и все дружно сели за стол.
Атмосфера была теплой по-домашнему. Весело болтали, шутили, смеялись. Сестры соблюдали пост: картошка в «мундирах», квашеная капуста и терпкий травяной отвар от простуды.
Валентин не сводил с Марии глаз. Монахиня знаков внимания не замечала, общалась с парнем спокойно и ровно.
Улучил момент, когда остались на кухне вдвоем, прямо спросил:
– Что, так не нравлюсь тебе?
– Ты хороший парень. И очень нравишься… как брат. Хочу, чтобы понял, я не послушница, как Варвара. Я монахиня-схимница, давшая обеты нашему Господу и ставшая Его невестой до конца своих дней. И стремлюсь всеми душевными силами – умом, волей, сердцем – только к Богу.
– Зачем? Почему такая девушка, как ты, пришла к этому? – он ласково взял за плечи, заглянул в глаза.
И неожиданно тепло его уверенных рук напомнило ей о давно забытом.
Мария почувствовала, как перехватило дыхание и неудержимо понесло в водоворот безумного желания близости с этим мужчиной. Здесь и сейчас.
Его губы неумолимо приближались…
Но она вздрогнула, стряхнула наваждение, решительно высвободилась и дрожащим голосом произнесла:
– Долгая история. И она в прошлом. Не стоит ворошить. Я прошла длинный путь духовного становления. Люблю сестер, матушку игуменью и счастлива в нынешней жизни. Поверь, изменить уже ничего нельзя.
– Не бывает безвыходных ситуаций! Ну можно же хоть что-то сделать? Будешь самой счастливой. Обещаю. Всю жизнь искал именно тебя, Мария!
– Сестра Мария, – поправила монахиня, выходя из кухни, – в миру другое имя носила.
* * *
Пройдя в отведенную комнату, упала на колени. Молилась неистово, просила прощения у Бога за минутную слабость. Слезы ручейками текли из глаз, а мысли невольно убегали за воспоминаниями.
После университета без особых усилий устроилась бухгалтером в перспективную фирму. Мгновенный карьерный взлет не заставил себя долго ждать. Работы было много, ответственности еще больше. Но в атмосфере бурного романа с брутальным финдиректором все решалось на кураже, легко и просто. Полное погружение в возлюбленного, необыкновенные романтические свидания, сумасшедший секс. Потом… человек, которому так доверяла, предал ее и их нерожденного ребенка.
Мария сделала аборт. Последовавший после этого разрыв был мучительным, но недолгим. Возлюбленный, казалось, искренне переживал и пытался примириться. Окружил вниманием, клялся в вечной любви, завалил подарками и цветами. Девушка поверила и снова с надеждой смотрела в глаза своего единственного мужчины.
А дальше мир рухнул от второго предательства. Мария не подозревала, что некогда любимый человек может пойти на такую подлость, – подписала подложенные им фальшивые документы. А он просто сел в машину и пропал.
Крупные финансовые махинации обнаружили довольно быстро. Девушку арестовали. Родных уже не было в живых, а помощи ждать неоткуда. Единственный, кто ей стал и другом, и братом, и отцом, – это тюремный священник – отец Владимир. Там же с его благословения дала обет: если оправдают, уйдет служить Господу, единственному, кто не бросил в трудный момент. Услышал, не оставил. Молодая честолюбивая девушка-адвокат добилась ее освобождения.
* * *
– Ты чего убежала? Я дозвонилась до матушки, сказала, что завтра приедем, – заскочила в комнату Варвара.
Мария, вытерев слезы, повернулась к сестре:
– Устала очень. Помолюсь и прилягу.
Едва коснувшись головой подушки, провалилась в тревожный сон: как будто босая, простоволосая проходит сквозь строй монахинь. С колокольным звоном до сознания долетают страшные слова указа о лишении духовного сана.
Стоящие вокруг сестры осуждающе восклицают:
– Анаксиос! Анаксиос! Недостойна!
Тянут к ней руки, срывают рясу, подрясник, бросают в пылающий костер.
Мария в ужасе кричит:
– Нет! Не предавала!
Проснулась на мокрой от слез подушке.
Зажав в руке нательный крестик, упала на колени в беззвучной молитве:
– Прости, Господи! Не предам никогда! На Тя, Господи, уповах, да не постыжуся во век…
А на кухне, закурив очередную сигарету, сидел охваченный любовной горячкой будущий лейтенант и рисовал в мечтах одну картину радужнее другой.
Пути Господни неисповедимы, но у каждого своя дорога.