Светлана Адаменко
33 года, проживаю в с. Аркадьевка Архаринского района Амурской области. Учитель истории школы №172, пгт Архара. Есть публикации моих рассказов в местных периодических изданиях, альманахах, коллективных сборниках Амурской и Кемеровской областей. Скоро выйдет моя книга «В стране безоблачного детства».
Старшая сестра
Архаринский вокзал застыл в зимней ночи. Он ожидал прибытия поезда, следовавшего с востока. И тот примчался, издав протяжный гудок, выстроившись во всю длину десятков плацкартных и общих вагонов на первом пути, задержавшись на станции на две минуты. Из диспетчерской доносился женский монотонный голос, который, по всей видимости, оповестил архаринцев о прибытии поезда Москва – Владивосток. Таня уже стояла в тамбуре, ожидая, когда наконец строгая проводница откроет вагон и выпустит полусонных пассажиров на платформу.
И вот Таня ступила на родную архаринскую землю. Ее серое пальтишко еще хранило за пазухой остатки скупого вагонного тепла. Промороженный насквозь перрон, на который только что спустились приезжие, быстро опустел. Зимней ночью у железной дороги особенно холодно.
И Таня, подхватив в обе руки свой незамысловатый студенческий багаж, поспешила навстречу теплу и свету Архаринского вокзала.
Спустя несколько часов, ранним морозным утром по ухабам проселочной дороги старый рейсовый автобус вез Таню домой. На улице было совсем темно, и сонная Таня наблюдала в заиндевевшее окно, как звезды на востоке постепенно померкли, горизонт и кромешную синеву остатка ночи разделила бледная полоса восхода. Ноги девушки закоченели, она все сильнее ежилась и укутывалась в свое пальто и не заметила, как уснула. Дорожная усталость брала верх. Открыла глаза она уже тогда, когда сквозь иней на окнах автобуса пробивались первые солнечные лучи, и поспешила отогреть дыханием стекло, чтобы выяснить, где они проезжают.
Эту дорогу Таня знала наизусть. Не раз ей приходилось с печалью в сердце покидать родной дом, уезжая на учебу в город, и столько же раз возвращаться по ней обратно на каникулы, предвкушая радость мамы и тепло родного очага.
Уже миновали соседнее село. Оставалось немногим более десяти километров. Этот путь Таня решила разглядывать в окно, любуясь заиндевевшими деревьями, застывшими в тиши начинающегося зимнего дня.
А дома мама то и дело выглядывала в окно, поджидая рейсовый автобус. По времени для него было еще рано, но она не могла усидеть на месте. Остановка была недалеко от их дома, и когда она заслышала знакомый гул мотора и увидела, как оранжевый автобус пронесся мимо ее окон, она быстро накинула куртку и направилась к калитке. Таня завидела знакомый силуэт еще раньше, чем мама разглядела дочь среди других людей, спешащих с автобуса по домам. Мама не могла сдержать радости при виде дочери. Таня поставила сумки прямо на снег и обняла ее.
Дома на печке уже шипел эмалированный чайник, на столе появились нехитрые сладости – мед да варенье, с ними и домашний хлеб. Все как будто заранее готовилось к приезду студентки.
Младшая сестренка Настя, заслышав сквозь утренний сон знакомый ласковый голос, моментально откинула одеяло и босиком примчалась в кухню, где мама и Таня вели неинтересные разговоры, в которых было мало понятных слов: о минувшей сессии, о студенческой жизни в общежитии, о преподавателях Таниного культпросвета.
Но все равно пахло праздником. Нет, не чьим-то днем рождения или Новым годом. А приездом Тани. Настя была уверена, что ждала ее больше, чем кто-либо в этом доме. Потому что Таня очень любила свою Настю. Настя писала ей письма, писала, что очень скучает, слала ей свои наивные стишки и детские рисунки. Таню восхищало и то и другое. Она бережно хранила конвертики, и когда приезжала домой, то Настя не отходила от нее ни на шаг.
Вот и сейчас, пока Таня рассказывала о своей учебе, а мама разливала по кружкам кипяток, Настя молча прижималась к плечу сестры, стоя около ее стула.
«Как же хорошо дома!» – думала Таня.
«Как же хорошо дома, когда дома Таня!» – думала Настя.
Наконец-то она расскажет ей все свои секреты, покажет новые рисунки. Они вместе будут сидеть на диване у печки и вязать крючком кружевные салфетки. А перед сном Таня почитает Насте сказку и будет сидеть с ней на кровати, пока та не уснет, и петь ей волшебные песенки.
А назавтра они пойдут гулять по зиме.
* * *
Они шли по укатанной белой дороге и разглядывали голые деревья, как те причудливо изгибали лапы-ветви, переплетая их во всевозможные узоры. Зимний день кончается рано, и когда они возвращались домой со своей затянувшейся прогулки, то на землю уже опускались сумерки. Где-то там, вдали, Настя разглядела небольшое деревянное строение. Казалось, что оно стояло посреди дороги.
– А вот и крайний дом села. Скоро придем домой, – успокоила Таня замерзшую Настю.
Настя редко ходила так далеко, да еще и зимой. Но с Таней ей было всегда интересно. Поэтому она не жаловалась ни на закоченевшие пальцы ног и рук, ни на легкую усталость. И даже о том, что ей страшновато идти далеко от дома зимой, в сумерках, она не сказала сестре.
Дом, стоявший посреди дороги, все приближался. Оказалось, что это вовсе не дом, а баня Масловых, – они жили на краю улицы Рязанской, и стоит она не посреди дороги, конечно. Дорога раздваивалась чуть поодаль от нее.
А дома, сидя прислонившись спиной к печке, отогревая замерзшие пальцы, они будут пить горячий чай, слушать, как трещат дрова, смотреть, как окончательно сгустились сумерки.
«Как хорошо дома», – думала Настя. Она вспоминала, как далеко они сегодня ходили – до Гануканского моста. И над ним сейчас тоже, верно, ночь. В Настином воображении те места сразу наводнились страхами, она представляла, как пурга замела их следы, а по снежной глади уже рыскают серые волки и воют на луну. А Настя здесь, под своим одеялком, а рядом Таня. И от осознания этого Насте становилось еще уютней, еще теплее.
Ксения Елкина
Калининград. Начинающий автор. Успешно участвую в различных литературных конкурсах и марафонах. Печаталась в нескольких коллективных сборниках. Веду шашни с буквами по любви. Пишу рассказы, стихи, сказки. https://vk.com/kseniavtor.
Новогодние ангелы
Однажды 31 декабря мне предстояло пролететь через всю страну, из Владивостока в Калининград. С востока на запад наступал Новый 1997 год. По плану я успевала оказаться дома прямо к полуночи.
В ожидании вылета в туалете аэропорта я навела макияж. Ярко подвела глаза, густо накрасила ресницы и, улыбнувшись отражению в зеркале, отправилась в полет.
Накануне купила близким подарки и запаслась дальневосточной икрой. Подруга обещала встретить меня в аэропорту и отвезти домой, где с родителями и дочками собиралась встречать Новый год. Таков был план путешествия длиною в день.
Самолет набрал высоту, командир поздравил с уже наступившим во Владивостоке праздником, стюардессы вручили пассажирам фужеры с шампанским и праздничный ужин (к контейнеру с едой прилагалась открытка с шоколадкой). Настроение было прекрасным. Необычно и интересно было вот так передвигаться в воздухе над страной вместе с наступающим Новым годом.
В столице меня ожидала пересадка на рейс Москва – Калининград, для этого предстояло переехать в другой аэропорт. Я, как ответственный пассажир, записала в блокнот ближайшую станцию метро от аэропорта прилета и станцию, до которой нужно доехать, чтобы, пересев на городской микроавтобус, добраться в аэропорт вылета.
В моей провинциальной голове все сходилось. Я искренне считала, что все тщательно продумала, и наслаждалась полетом. Представляла, как обрадуются мои близкие подаркам. Их я накупила, как говорится, на все и без сдачи. В кармане были деньги на метро и автобус. На всякий случай имелась в закромах двадцатидолларовая купюра.
В Москву прилетели вовремя. Я спустилась в метро и отправилась по маршруту. Мелькали станции, путь оказался долгим, и тут в сердце закралось сомнение о достаточном запасе времени. Выбегая из метро, я увидела часы, висевшие над выходом, и поняла, что опаздываю на свой рейс домой.
Перспектива встретить Новый год в столичном аэропорту в одиночестве включила в моей голове кнопку «ужас». Знакомых в Москве не было.
У выхода из метро стояла кучка таксистов – «бомбил».
– Дяденьки, у меня есть 20 рублей и 20 долларов. Отвезите, пожалуйста, меня в аэропорт. Я опаздываю, – обратилась я к ним.
В ответ раздался дружный смех, а точнее – ржание.
– Это Москва, детка. Да еще и праздничная, – с сарказмом ответил один из них.
Слезы непрерывной рекой лились из глаз. Я словно окаменела, шок выключил даже мысли.
– Поехали, дочка, – неожиданные слова вернули меня в реальность. Пожилой мужчина уже держал мою сумку, а второй рукой показывал в сторону своей машины. – Поспешим. Может, и успеешь.
Это была старая «Волга». Но в тот момент она казалась мне волшебной ракетой, которая поможет мне в полночь оказаться дома.
– Что случилось с тобой? – улыбаясь, спросил он.
– Владивосток. – Только это слово смогла я произнести. Я плакала и не могла говорить. Мужчина не взял протянутые мной деньги.
– Беги, девочка! С Новым годом тебя! – крикнул он мне вслед.
Аэропорт казался совсем пустым. Подбежав к стойке регистрации, я увидела, как гаснет надпись с номером моего рейса, и заветное слово «Калининград» в мгновение исчезло с табло. В то время работники аэропорта сидели в кабинках за стеклом. Сегодня на железнодорожных станциях осталась похожая система. Я протягиваю билет в окошко и в этот миг словно оказываюсь в замедленных кадрах фильма о себе: вижу, как девушка ставит штамп, что-то кричит про опоздание и показывает направление выхода на посадку. Я стараюсь бежать быстро, но ощущение замедленных движений не покидает, пульс бьется в голове, глаза застилают слезы.
У выхода на посадку сидела полная женщина средних лет. Ее голова была украшена праздничными кудряшками, а ярко накрашенные губы вдруг категорично заявили:
– Автобус уже уехал. И ваша регистрация на рейс не поможет.
Я вновь онемела. После забега по аэропорту еще не выровнялось дыхание. Меня словно сплющила эта фраза. Я могла только молча смотреть на источник жестоких слов.
– С наступающим, красавица, – приятный мужской голос произнес у меня за спиной. – Отправляй нас на самолетик. Скоро взлетаем. А то Дед Мороз придет, а нас дома нет.
Я оглянулась. Симпатичный молодой человек лет тридцати пяти улыбался, словно встретил хороших знакомых. Кудрявая голова поджала губы и отвернулась, словно и не слышала его приветствия.
– Это Москва, милая, – шепнул он мне. – Здесь бумажки исполняют желания.
Он подошел к стойке и положил в руки женщины сложенную купюру.
– Мне еще в Черемушки ехать, а вы тут опаздываете, – бубнила она, связываясь по рации с водителем автобуса, развозившего пассажиров по летному полю.
Мы зашли на борт и сели рядом на свободные кресла.
– Я Андрей, – представился «новогодний ангел». – Меня бенгальские огни и петарды заставили выбросить. Я расстроился и забежал в бар успокоиться. А ты почему опоздала?
Я описала ему свой день. Сказала, что хочу отблагодарить его за помощь баночкой икры. Андрей рассмеялся, внимательно выслушал мой рассказ, а потом достал шоколадку и предложил выпить шампанского за такое путешествие.
Самолет набрал высоту. Я вышла в туалетную комнату. В зеркале на меня смотрели заплаканные глаза, а по лицу была размазана тушь. Я умылась и вернулась в салон.
– О, а ты еще и ничего, – шутливо произнес мой спаситель, протягивая мне бокал. – С наступающим!
Час полета прошел незаметно. Андрей жил в Москве, а в канун праздника летел к любимой девушке в Калининград.
Мы вместе вышли к встречающим, радостно улыбаясь благополучному прилету. Андрей нес обе сумки. На нас удивленно смотрели: подруга, встречавшая меня, и милая незнакомка – девушка Андрея.
– Если бы не этот доблестный молодой человек, я бы не прилетела, – выпалила я. – Со мной сегодня дважды случилось чудо!
Все улыбнулись.
«С Новым годом! Спасибо и будьте счастливы», – пожелала я мысленно своим новогодним ангелам под бой праздничных курантов.
Елена Аронская
Соавтор шести сборников рассказов. Путешественник, организатор писательского клуба «Четыре рукописи» и идейный вдохновитель марафонов для авторов. Пишет тексты под псевдонимом, редактирует под настоящим именем – Афанасьева Елена, с ее творчеством можно познакомиться на странице ВК @writereva.
Неудобные
Дед Василь стряхнул с валенок снег и вошел в свой деревенский дом. Он остановился у порога и тяжело вздохнул. Затем, не раздеваясь и не включая света, прошел по комнатам, где еще ребенком прятался от родителей, куда пришел после армии и откуда отправил замуж двух дочерей. Когда-то так же водил молодую жену, она робко осматривалась и опускала глаза, а юный Василь посмеивался и не мог наглядеться на красавицу. Спустя годы отсюда она отправилась в последний путь, а взрослые дети и вовсе уехали из деревни.
В доме он знал каждый угол, здесь родился и состарился, искренне радовался победам и стойко принимал удары судьбы. Но сейчас привычные тишина и одиночество вдруг стали в тягость. Василь оглядел комнату – россыпь фотографий на полках дубового шкафа, коллекции книг, купленные за огромные деньги еще мамой, хрустальные вазочки, ковры на стенах, старая мебель, служившая не один десяток лет. Что с этим делать? Дед стянул с головы меховую шапку и с тоской глянул на фотографию улыбающейся жены. «Вот как я буду теперь, Нин?»
Хотелось с кем-то поговорить и обсудить новость, которая разделила жизнь и сулила туманное, непонятное будущее. О том, что оставшихся в деревне переселяют в квартиры, Василь узнал в прошлом месяце и почти не удивился. Все давно шептались и просто ждали. Ведь жизнь покинула эти места. Библиотека, в которой дед трудился много лет, с каждым годом становилась молчаливее. Молодежь уезжала из деревни, старики доживали отмеренный срок. Многие никому не нужные дома давно брошены и забыты. Двери, запертые на замки, скрывали нажитое годами имущество, а заколоченные окна прятали ажурные занавески.
Город подбирался ближе. Скелеты многоэтажек высились за лесом, взгляд спотыкался о них на горизонте, когда-то чистом и бесконечном. Муравейники, как их прозвали в народе, появлялись быстро и так же быстро заполнялись людьми. Городские новоселы сразу же прознали про кристальные озера в округе, а природные красоты стали изюминкой рекламных кампаний при продаже квартир. Нетронутые луга постепенно покрылись ветками дорог, ночная тишина осталась в прошлом.
Василь помнил, что только выпал первый снег, как мимо библиотеки проехали две машины с московскими номерами. Сразу смекнул – не отдыхать они сюда. Закрыл библиотеку и пошел смотреть. Там уже достали оборудование, что-то мерили, прикидывали. Удивленные местные высыпали на улицу, но внимания на них никто не обращал. Один разговорчивый в длинном пальто все же подозвал Василя и выложил:
– Уж больно деревня у вас в неудобном месте. Смотри, дед, – раскидывал он пальцы по карте, – вон там наши дома, дальше лес, после вы и снова лес. За ним как раз кольцевую будут строить. Понимаешь?
– Чего не понимать, – пожал плечами Василь, – только не ясно, в чем нам неудобство. Нам городские не мешают, привыкли к ним даже. Яйца, молоко покупают. Зимой вон на лыжах ходят, без внимания не остаемся. Пускай живут.
– Вы тут при чем? Для нас неудобная. Была бы деревня ваша хоть чуть в стороне, а так аккурат на пути стройки. – И тут брови разговорчивого полезли вверх. – Вам не сказали, что ли?! Здесь, в окружении леса, будут комплекс ставить: четыре корпуса, малая этажность, огороженная территория.
Он обвел глазами деревенские просторы, довольно хлопнул в ладоши:
– Как у классиков: «Красота-то какая!» – Потом глянул на покрасневшего деда и замялся: – Да ты чего, отец! По квартире всем дадут в обмен на ваши халупы. В наше время квартиру получить задаром – это же почти чудо. Считай, новогоднее.
Василь вспомнил разговор и рассмеялся. За его дом и огород даже двухкомнатную дали. Почти двойное чудо!
После памятной встречи деревенские каждый день собирались в библиотеке, жарко спорили – кто пикет хотел организовать, кто в Кремль писать.
– Так с верхов все и идет, толку-то…
Обсуждали, говорили, но так и не собрались, смирились. Иные, напротив, радовались, что в квартиру переберутся:
– Крышу чинить не на что. Зима на дворе, как завалит, так не откопаться.
– Вот-вот, давно пора в город переезжать, там вся жизнь, а тут только время терять.
– Можно подумать, все от места зависит. Кто не хочет ничего, так стены не помогут. Хоть в городе, хоть в деревне, – вторили другие.
Споры не прекращались, дни проходили, и мало-помалу народ стал собирать вещи. Деду и всем жителям пообещали новую жизнь, светлое просторное жилье и все то, что красивым шрифтом написано на рекламном проспекте. Василь достал один такой из кармана, потом протер шапкой затянутое морозом окно.
– Слышь, Нин, мешаем мы им, оказывается. А мне думалось, наоборот… Жил я семь десятков, никому не мешал, а теперь вон что делается.
Дед с грустью посмотрел на брошюру, глянул на улицу, укутанную белыми хлопьями. Небо над верхушками деревьев впереди заполняли взметнувшиеся вверх дома, какие-то еще строились, а в некоторых уже горел свет.
– Там наша квартира. Новая. Представляешь? Наверное, хорошая. Зато снег чистить не надо.
Он подошел ближе к портрету. Провел ладонью по рамке и вздохнул:
– Не переживай, родная, я возьму тебя с собой. Сказали, через недельку ключи дадут, а завтра на экскурсию повезут, будем осматривать. Вообще-то, знаешь, боязно как-то.
Василь окинул взглядом комнату и вернул шапку на голову.
– Ладно, пойду я. Напоследок дорожки почищу да воздухом подышу.
Дед вышел из дома, схватил лопату и, забывшись, принялся раскидывать снег. А тот все падал – белый, пушистый. Василь остановился на мгновение и подумал с тоской: «В городе такого нет».
Ирина Ширяева
Живу в Московской области, в Электростали. Пенсионер. Люблю театр, живопись, много читаю. Ценю в людях честность, доброту, чувство юмора. Познакомиться с моим творчеством вы можете на странице ВК @irashiryaeva2015.
Тиф
Посвящается моей маме.
Эта история произошла на самом деле.
Воздух звенел от мороза, ветки на деревьях трещали, снег под ногами хрустел, а солнечные лучи пронизывали редкие большие снежинки, медленно падавшие с неба. Редкое явление: мороз, солнце, легкий снегопад.
Тишина стояла звенящая, хрустящая, прозрачная и холодная. Шел последний месяц 1925 года. Народ постепенно и тяжело привыкал к новому строю, позади Гражданская война. Жизнь нелегкая, но люди выживали. Выживали кто как мог.
А еще эпидемия тифа. Что тоже неудивительно. Много пришлых людей и антисанитарии.
Старый город стойко хранил свои устои и обычаи, которые слагались веками. По подсчету, Соликамск основан в 1430 году.
В городе сохранилась больница, основанная по указу об учреждении медицинских учреждений в 1821 году. Несмотря на все перипетии, лечиться людям надо всегда.
Никуда не сбежали фельдшер и врач, медсестры. Однако тиф есть тиф. Больных прибавлялось, персонал устал, еле справлялся с трудностями.
– Недавно мерили температуру. Куда делась девочка? У нее 39,9. Ищите! – кричал уставший, вымотанный врач.
Медсестра и санитарка бегали по всем уголкам больницы, разыскивая ребенка.
«Еще немного, и приду к дедушке с бабушкой, – шептала в бреду маленькая Полина, шагая по сугробам в рубашке до пят и чьих-то коротких валеночках. – Хорошо, прохладно, хотя немного знобит. А торопиться надо. Скоро Рождество и Новый год. Дедушка обещал нарядить меня Снегурочкой…»
На обритую голову Полины падали крупные снежинки, быстро таявшие от нестерпимого жара. Она брела, не понимая, что заблудилась.
Ее с силой схватили, укутали во что-то легкое, пушистое и приятное. Подняли, куда-то положили, и девочка провалилась в сон.
– Кризис миновал, – услышала Полина усталый тихий голос. – Мы сделали все, что могли. Теперь семья будет ее выхаживать. Девчонка крепкая, выздоровеет.
Открыв глаза, Полина увидела бледного, худющего, измотанного врача. Она его знала: он лечил дедушку, бабушку, маму, дядек и теток, а теперь и ее.
Через несколько дней отец и дед забрали Полину из больницы и отвезли в дом бабушки и дедушки, решив, что девочке пока лучше пожить с ними. Внучке нравилось у стариков.
Как же огорчилась она, узнав, что вот-вот наступит Крещение. Праздники, ради которых Полина убежала в бреду из больницы, миновали. Бедняжка наревелась от обиды, еле успокоили.
Когда девочку привезли домой, отец внес ее на руках в комнату, там стояла нарядная елка, а под ней лежал слегка усыпанный опавшими иголками длинный-предлинный шерстяной чулок.
Девочка заулыбалась. Ее уложили на диван напротив елки. Дед достал из-под елки чулок и сказал:
– Смотри, полный чулок подарков в новом 1926 году. Будь счастлива и выздоравливай.
Полина с интересом разбирала подарки, особенно ее рассмешили гребешки для волос и красивые ленты. Она дотронулась до лысой головки: волосы еще не скоро отрастут.
А конфетки, леденцы и пряники станут хорошим угощением для ее дядек и теток, которые были ненамного старше Полины.
К вечеру огромная семья собралась за столом, заставленным пирогами, кренделями, булочками и плюшками. В центре громоздился большущий красивый самовар, вокруг него стояли вазочки с вареньем и тончайшие фарфоровые чашки.
На чаепитие пригласили старую-престарую графиню, жившую в их доме, во флигеле. Девочка с ней была очень дружна, поскольку графиня относилась к ней с интересом и симпатией. А Полина доверяла свои детские секреты и тайны старой даме. Полину перенесли с дивана на стул, усадили рядом с графиней, которая потихоньку надела на шею девочки шелковый шнурок с небольшим колечком, в середине его сверкал зеленый камушек.
– Подрастешь, будешь носить на пальчике, меня вспоминать, – шепнула женщина.
К концу февраля Полина окрепла, поправилась, с визгом и смехом бегала по дому со своими подрастающими дядьками и тетями.
Девочка любила заходить в гости к графине, приносила посланные бабушкой дары: варенье, пироги и хлеб. Старушка показывала Полине старинные фотографии, рассказывала много интересного о Соликамске. Затем они чаевничали: пили ароматный травяной чай и смотрели в окно.
Наблюдали, как крутится снежный вихрь, снежинки разлетаются и плавно ложатся на землю. В этом заключалось столько красоты и таинства. Хотелось любоваться метелью всегда.
Впереди ожидало много зим и праздников. И Полина знала: дедушка обязательно нарядит ее Снегурочкой.