Елена Комелягина
Город Абакан, Республика Хакасия. Немного пишу, шью кукол, леплю неведомых зверей.
Папины рассказы
Лед под ногами предательски затрещал и начал уходить из-под ног. Нет, только не это! Вода ошпарила кипятком. Руки судорожно вцепились в кромку, она крошится, ломается под пальцами. Хорошо, что здесь мелководье. В ледяной воде оказался только по грудь. Голову как будто стянул железный обруч, сердце бешено колотится. Сильное течение пытается сбить с ног, утащить за собой, затянуть под лед. Но от студеной купели энергия как будто удвоилась.
Казыр – река горная, своенравная, холодная даже летом. Тайга, заснеженные горы. Тишина. На триста километров вокруг ни души.
На днях переходил реку в этом месте, казалось, по крепкому льду. Октябрь преподносит сюрпризы. Сегодня с утра случилась оттепель. Скала на берегу прекрасно отражает солнечные лучи. На вид лед не вызвал подозрений, такой же синий и гладкий от постоянных наледей.
Опираясь грудью на кромку льда, из последних сил дотянулся до торчащего с берега корня. Крепкий оказался, не обломился. Вцепился двумя руками, подтянулся отчаянным усилием, выкарабкался по пояс на лед. Лег, перевел дыхание. Аккуратно перебирая по корню руками, выбрался на берег. Одежда моментально схватилась ледяной коркой, встала колом.
Хорошо тело тренированное, привыкшее к нагрузкам. Вырос здесь, в таежной деревне. Родители держали корову. Росли на молоке, сметане, твороге. У отца был небольшой табун лошадей. На них и сено косили, и в тайгу ездили.
С детства ходил с отцом на охоту, рыбалку. Нужно было содержать большую семью – пять младших сестер. И зимовать в таежной избушке, и зверя добыть, и рыбу поймать не проблема. Всю жизнь кормились с тайги. Овощи в деревне не сажали. Не тот климат. Даже картошка не успевала вызреть, замерзала на корню.
Зато тайга кормила щедро. По весне заготавливали черемшу, иван-чай, копали саранки. Потом собирали ягоды – жимолость, смородину, бруснику, клюкву. Здесь, что называется, не потопаешь – не полопаешь.
Промысел продолжался и зимой. Мужики уходили в тайгу на три-четыре месяца. Охотились на соболей, белок, горностаев. Отец пришел с фронта в октябре 1943 года, считай, без правой руки. Ее прошило пулеметной очередью в нескольких местах, переломало пулями кости. Пока добрался со сталинградского фронта до Иркутской области, раны под бинтами загноились и вши завелись. Мать вылечила, выходила, но рука теперь была нерабочая.
Отныне в тайгу ездили вместе, отец как проводник, а они с братом охотились и рыбачили. Зимой приходили из школы, пинали портфели под кровать и шли в тайгу проверять капканы. Попался заяц, а лучше кабарга, значит, семья будет сытая.
Ходили по тайге на самодельных таежных лыжах. Отец научил делать. Они должны быть из березы или лиственницы шириной 15—20 сантиметров и обязательно подбиты камусом – шкурой оленя, лося или лошади. Это для того, чтобы не скользили назад, когда поднимаешься в гору.
Лег, отдышался. Одежда покрылась коркой льда и встала колом. Пальцы немеют и не слушаются. Навалилась усталость. Глаза закрываются. Спать. Хочется спать.
Вдруг среди оглушающей тишины голос дочки:
– Папа, папа, иди ко мне!
Открыл глаза – недалеко возле елки стоит Марина, любимая девочка, тянет ручки, зовет. Очнулся. Спать нельзя! Нельзя спать… Ноги онемели, не слушаются. Усилием воли заставил себя ползти. Там, у елки, Марина. Прополз несколько метров. Но силы покидают, клонит в сон. Уже и не холодно вроде. Тепло и спокойно. Блаженство. Спать. Спа-а-а…
– Папа, папа, иди ко мне!
Что это? Опять Марина? Откуда? Почему? Уже у большого пня стоит.
Ползти. Надо ползти, там дочка. Так и полз по снегу на зов, пока не уперся в большой трухлявый пень. С трудом разогнул непослушные пальцы, отломил щепку. Так. Нужны спички. Спички в кармане мокрые! Достал, высыпал на ладонь несколько, запихал в свою богатую кудрявую шевелюру. Благо не с головой, когда провалился, ушел под воду. Через некоторое время достал из волос сухие спички. Чиркнул, поджег тонкие щепки. Как хорошо, что пень старый, сухой. Добавил еще щепок, сучьев, что валялись вокруг пня. Костер дружно разгорелся, а от него и весь пень занялся спасительным огнем.
Отогрел руки, от тепла разомлел. Опять глаза закрываются, хочется лечь на снег и уснуть. Но нет. Нельзя. С трудом снял с ног ичиги, придвинул к огню. Кое-как стащил с себя стоящую колом верхнюю одежду, пристроил на сучьях вокруг костра. Растер непослушные ноги. И пустился вприсядку вокруг костра, чтобы разогнать кровь.
Достал из рюкзака железную кружку, растопил снега, заварил чай. Благо стоило разгрести снег, и вот он, брусничник. Да и чаги кусок в рюкзаке нашелся. Настоящий таежный напиток получился.
Пень большой, почти на всю ночь хватило тепла. Одежда просохла. Когда рассвело, добрался до избушки, где была печка, заранее заготовленные дрова, еда и спасительный спирт. Отец еще в детстве научил непреложному закону тайги – уходя из избушки, всегда оставляй часть продуктов – крупу, соль, сахар, сухари, консервы, спички. И обязательно стратегический запас сухих дров. Чтобы мимо проходящий охотник мог обогреться, поесть, отдохнуть.
Основано на реальных событиях.
Виталий Логвин
57 лет. Крым. Симферополь. Участник сборников «Округа России – 2023» и «Беседка размышлений Рифмограда». Вошел в лонг-лист первой литературной премии бренда SENZARO «Все начинается…»
Клавдия
На улице уже темнело, сыпал снег, кружила метель, создавая иллюзию игры на фортепиано, будто сам Клод Дебюсси исполнял увертюру «Снег танцует».
Клавдия Михайловна, как всегда, задерживалась на работе. Кукольный театр уже десять лет был ее вторым домом. Будучи директором и художественным руководителем, а частенько и актрисой, Клавдия Михайловна честно и с любовью служила театру.
Вечерами, когда представления уже заканчивались и куклы укладывались на ночлег в мастерской Ермолаича, она заходила и вполголоса пела им колыбельную. Потом шла к себе в кабинет и погружалась в свои фантазии.
Ей было чуть более сорока, после института вышла замуж, через год развелась. Замужняя жизнь оставила настолько неприятный осадок на сердце, что она решила заняться карьерой. Да и так сложилась жизнь, что на пути не встречались настоящие джентльмены. Жила она одна, родителей похоронила, еще когда училась в институте.
Расположившись у окна с чашкой горячего чая из таежных трав, она погружалась в свои воздушные замки. Мечтала, что когда-нибудь министерство выделит деньги и она сможет отремонтировать зал, привести в порядок сцену, закупить новых кукол, да и «пожилых» привести в порядок, ведь расстаться с ними она бы не смогла.
Она грезила, что театр пригласят на гастроли в Париж, их труппа получит хорошие отзывы в прессе, страна будет гордиться театром. Мечтала о том, как она вечерами будет гулять по уютным улочкам возле Монмартра, прогуливаться вдоль набережной Сены, пить крепкий кофе с круассанами в кафе с видом на Эйфелеву башню.
Иногда в эти думы врывалась грусть одиночества, словно вихрь, налетала, будоражила душу и растворялась в небытии, оставляя на сердце печальный осадок. Да, она иногда вспоминала Сережу с параллельного потока, их встречи по вечерам, прогулки по парку и неожиданное расставание.
Частенько заглядывал к ней Ермолаич, и они вместе думали, как сделать театр лучше, красивее и удобнее для детей. Ермолаич – пенсионер, служил в театре мастером по ремонту кукол и одновременно актером, был предан своему делу и помогал Клавдии Михайловне в любых ее начинаниях.
Как-то утром в кабинет постучался Ермолаич.
– Клавдия Михайловна, к нам новый актер на работу пришел устраиваться, министерство наконец-то услышало наши молитвы.
– Зови! – произнесла худрук, немного взволновавшись.
– Кузин Константин Аркадьевич, – представился мужчина, на вид которому было лет сорок пять.
– Прошу, присаживайтесь! – указав рукой на стул возле стола, сказала Клавдия Михайловна.
Их взгляды встретились, что-то щелкнуло в душе Клавдии Михайловны, дрожь пробежала по всему телу. Где-то в глубине, в недрах души, вспыхнул огонек.
Надо сказать, Константин был хорош собой, высок, худощав, с небольшой бородкой, которая не портила его, а придавала некий шарм.
Через несколько месяцев театру выделили деньги на ремонт и на обновление реквизита. Жизнь забурлила, закрутились, гастроли по стране, ближнему зарубежью…
Ну а самое главное – Клавдия Михайловна расцвела. Константин Аркадьевич каждый день преподносил ей букет цветов, причем таких, что в половину актерской зарплаты точно. Он приглашал ее в рестораны, на концерты известных исполнителей, на творческие вечера знаменитых актеров.
В начале она собиралась его спросить, откуда такие средства у актера. Но все закрутилось: то ли любовь, то ли влюбленность. Она сама еще не сознавала. Во всяком случае, Клавдия Михайловна была благодарна ему за часы и минуты, проведенные с ним вместе. А вскоре случилось невероятное.
– Клавдия Михайловна, Клавдия Михайловна! – кричал еще из коридора Ермолаич. – Наш театр едет в Париж!
Клавдия Михайловна вскочила со стула и бросилась к двери.
– Ермолаич, спокойней! Откуда такие вести?
– Константин Аркадьевич только что позвонил. Сказал, на сборы два дня.
– Константин Аркадьевич? Странно, чего же он мне не позвонил? – проронила она вслух, задумавшись.
Ее мечта свершилась: Париж! Представление в течение десяти дней, в одном из лучших кукольных театров Франции.
Монмартр, уютные улочки вечернего Парижа, набережная Сены, прогулки с любимым человеком.
По возвращении домой – звонки, поздравления с удачным выступлением.
На третий день после приезда Ермолаич постучался к Клавдии Михайловне, как обычно, вечером выпить пару чашек таежного чая.
– Клавдия Михайловна, можно?
– Ермолаич, мы сейчас уезжаем с Константином, ну ты же все и так знаешь, что тебе объяснять?
Мастер опустил глаза, чуть хмурым стало его лицо.
– Дочка, выгляни в окно.
Клавдия, не совсем поняв, о чем речь, спокойно встала, подошла к окну, привстав на цыпочки и опершись на подоконник, выглянула.
У театра стоял запорошенный снегом мерседес Кузина, рядом с машиной крутилась молодая девушка лет двадцати в норковом полушубке. Когда Константин вышел из театра, она бросилась ему на шею, он обнял ее и поцеловал.
– Это еще не все, дочка.
Ермолаич держал в руках газеты.
– Посмотри!
Клавдия Михайловна настороженно взяла газеты, открыла, начала листать. Во всех на первых страницах была статья об успешном выступлении театра кукол. Но самое главное, везде указывалось, что эти события стали возможны только благодаря менеджерской хватке Кузина К. А.
Упоминаний о ней, или о труппе, или о проделанной художественной работе нет. Ни слова.
Раздался звонок.
– Да, слушаю!
– Клавдия Михайловна, вам завтра утром к 8:00 надо явиться на прием к министру, – сухо протараторила секретарь.
Утром следующего дня Клавдия Михайловна стала безработной. Конечно, ей предложили место зама Кузина, но она отказалась.
Мир для Клавдии рухнул в одночасье. Самое страшное, что нельзя эту сцену переиграть или вообще вычеркнуть из сценария. Ее придется пережить, прочувствовать всеми клеточками организма, ощутить всю боль. Она ведь не кукла.
Прощаясь с театром, она зашла в мастерскую к Ермолаичу поблагодарить за поддержку, ну и, конечно, попрощаться с куклами. Она подходила к каждому стеллажу, брала в руки кукол, гладила их, целовала, даже что-то шептала на ушко.
Когда Клавдия закончила обход, к ней подошел Ермолаич.
– Держи, дочка, на память Чиполлино, я его только закончил реставрировать. Знаю, ты очень любишь эту куклу.
На глазах Клавдии появились слезы. Она взяла Чиполлино в руки, прижала к сердцу, кивком поблагодарила Ермолаича и выскочила из мастерской.
Она проплакала всю ночь. Ей предстояло начать жизнь сначала.
Клавдия устроилась в частную компанию аниматором, развлекать детишек. Боль со временем стала притупляться. В ней еще боролись противоречия: с одной стороны, предательство Костика, а с другой, именно Костик осуществил ее мечту. Иногда ей хотелось кричать, кричать от отчаяния, от безысходности. Она опять была одинока. «В чем я провинилась перед вселенной, перед Богом, что я сделала не так?!» – кружилось в голове Клавдии.
Как-то на остановке Клавдия встретила Ермолаича, поплакалась в жилетку старику.
– Дочка, ты надень платье, подкрась чуть губки, про улыбочку не забудь, она у тебя обворожительная, это я тебе как мастер говорю. Сходи в кино, на концерт, в театр, в общем, хвост трубой держи, – улыбаясь и обнимая Клавдию по-отцовски, сказал Ермолаич.
Клавдия засмеялась.
– Ну вот видишь, так -то будет лучше. Ты скажи, как там Чиполлино поживает?
– Мы вместе плачем и смеемся, – немного с грустью ответила Клава.
Подошла маршрутка Ермолаича, они расстались.
Расстались, но ненадолго. Буквально через пару дней Клавдии позвонили из министерства культуры и пригласили зайти к министру.
Утром, в канун Рождества, собравшись с учетом замечаний Ермолаича, она выдвинулась на аудиенцию к министру. Волнение зашкаливало, будто на экзамен в школу идет.
Появившись в приемной, Клава назвала свою фамилию, секретарь тут же доложила министру.
– Сергей Иванович, Тверская пришла, ждет в приемной.
Он вышел ей навстречу с букетом алых роз.
– Сережа… – чуть в замешательстве проронила Клавдия.
– Да, Клава, собственной персоной.
Сергей Иванович вручил Клаве цветы и поцеловал в щечку.
Она вошла в кабинет министра, там на стульчике за столом сидел Ермолаич, она ему кивнула и улыбнулась.
– Сережа, как ты здесь оказался? Ты вроде бы в Питер уехал, там карьеру делал.
– Так и есть, ты после института здесь решила остаться, а я туда рванул счастья искать.
– Ну и как, нашел? – спросила Клава.
– Нет, вот видишь, вернулся за тобой, вернее к тебе, – улыбаясь, сказал Сергей.
Клава опустила глаза, заулыбалась, бросила взгляд на Ермолаича. Тот улыбнулся и одобрительно прищурил правый глаз.
С Сережей у них в институте был небольшой роман, но распределение внесло свои коррективы, и им пришлось расстаться. Молоды были, каждый думал о своей карьере.
– Тут заваруха у вас, министра сняли, он под следствием, директора театра Кузина арестовали за растраты, выявили целую схему, которая действовала почти полтора года. Ну да, с того момента, как тебя уволили, им нужны были везде свои люди. Да, в общем, это не так важно сейчас.
Он подошел к столу и взял лист А4.
– Тверская Клавдия Михайловна с завтрашнего дня назначена директором и художественным руководителем театра кукол! – торжественно и с вдохновением зачитал приказ министр. – Знаешь, я в городе третий день и случайно встретил вчера Ермолаича в театре, он мне все рассказал и телефон твой дал. Его-то я знаю давно, еще наши отцы дружили.
На следующий день Клавдия Михайловна пришла в театр, открыла двери, вошла в фойе. Вся труппа дружно приветствовала ее аплодисментами. Она сияла! Рождество торжествовало!
– Ермолаич, идем в мастерскую, – крикнула она, после того как поблагодарила всех за встречу.
– Конечно, идем.
– Чиполлино, вот ты и вернулся домой, к своим. Прости, что мы тебя разлучали, – вполголоса сказала Клава и положила куклу на ее прежнее место.
И было ощущение, будто все куклы поднялись со своих стеллажей, запрыгали, зашумели от радости встречи со старым другом, от встречи с Клавой, закружили хоровод.
Вечером, как в былые времена, она стояла возле окна.
На улице уже темнело, сыпал снег…
Валерия Самойлова
Лет мне 37, я родилась и живу в Казани. По образованию я филолог и очень люблю наш родной и могучий язык. Работаю в индустрии красоты. А писать – мечта детства, мчу к ней! В октябре состоялись мои первые курсы по писательскому мастерству, и это только начало.
Жить
Снег шел вторые сутки. Исполняя замысловатые па в свежем зимнем танце, ложились на землю мохнатым пледом кружевные снежинки. Слепили глаза, заставляя щуриться от своей девственной чистоты. Белоснежный свет, льющийся с улиц, пробивался даже сквозь опущенные на больничном окне жалюзи. Стася закрыла глаза с намерением подремать еще. До врачебного обхода полчаса, целый вагон времени. Она глубоко вздохнула и поморщилась. Запах. Он жил здесь на каждом сантиметре пространства. Въедался в одежду и волосы. Сладковатый, тошнотворный запах начавших подгнивать фруктов. Она уже знала, что именно так пахнет человеческое отчаяние. Правда, в последнее время здесь царил еще и горьковато-терпкий запах хвои. В холле диспансера нарядили огромную пушистую лесную красавицу. Аромат новогодней ели, наполненный предвкушением чудес, никак не вязался с местом, полном безнадежности и нескончаемой боли. Да и сама ель, предвестница скорого праздника, казалась чуждой этому гнетущему месту. Сегодня Стася получит финальные результаты анализов и отправится наконец домой. В тихую гавань своей квартиры. Где витает аромат свежесваренного кофе, что приносит ей заботливый Лешка в постель по утрам. Где они вместе встретят этот волшебный праздник, обожаемый с детства. В последний раз. Интересно, а Лешка нарядил елку?..
Рак перешел в терминальную стадию, и срок ее дальнейшего пребывания на земле определялся исключительно выносливостью организма. Она приняла это, и неизбежное ее уже не страшило. В последнее время все мысли Стаси были заняты другим.
Два года назад, когда прозвучал страшный диагноз, они с мужем приняли, пожалуй, самое верное решение за свою жизнь. Заморозили ее яйцеклетки, пока не начался курс химиотерапии.
Спустя полтора года стало понятно, что ожидания ремиссии, вероятнее всего, напрасны, болезнь брала свое. И они решились на поиски суррогатной матери, довольно быстро увенчавшиеся успехом. Буквально через несколько недель был заключен договор с тихой и очень приятной Валентиной. У Вали с мужем было трое своих и двое приемных детей. Она безумно любила малышей, а желание стать суррогатной мамой было вызвано не финансовыми трудностями, а именно искренним желанием подарить радость материнства кому-то еще. Муж Валю поддержал. Она долго плакала, услышав историю Стаси, и согласилась без раздумий.
Два месяца назад, одновременно с очередным ухудшением здоровья Стаси, подоспела и самая радостная новость на свете. Вторая попытка подсадки эмбрионов Валентине оказалась удачной. Беременность наступила.
У Стаси с Лешей будет малыш! Предстоящее событие отодвинуло заботы о собственном организме на второй план. И Стася с головой ушла в хлопоты, связанные с ожиданием прихода в мир нового человека. Звонила Валентине по нескольку раз за день, справляясь о ее самочувствии. Часами зависала в интернет-магазинах, скупая игрушки, подгузники и нежно-розовые крошечные платьица. Была уверена, что будет дочь. Выбрала для нее самое прекрасное имя на свете – Майя. Алексей радовался как ребенок, глядя на энтузиазм жены. Одновременно старался прятать слезы. Впервые за последние несколько месяцев в Стасиных глазах заплясал задорный огонек, а на землисто-сером лице со впавшими щеками появилось подобие румянца. Стася думала только об одном – хотя бы разок успеть подержать на руках свою малышку.
Дверь палаты открылась с тихим щелчком. Стася повернулась лицом ко входу и, осторожно приняв сидячее положение, посмотрела на вошедшего врача. Выражение его лица заставило ее не на шутку встревожиться. Неужели неизбежное стало еще ближе?..
Через полчаса разговора с доктором, наполненного эмоциями на грани фола, она судорожно сжимала телефон. Ее голос то срывался на крик, то тонул в безудержных рыданиях.
– Леша! Леша… я… я… здорова…
А за окном все так же кружились снежинки, отражая блеск городской новогодней иллюминации. И приближали время прихода чудес. Для тех, кто действительно в них верит и очень ждет.
Вячеслав Беляев
Живу в д. Пашозеро Ленинградской области. Писать начал в 59 лет, четыре года назад. На пенсии, но еще работаю.
Волчье время
Поскрипывая замерзшей подвеской, старый пазик неспешно катился по заснеженной дороге. Снег в этом году выпал совсем недавно, поэтому водитель старался особо не лихачить. Все-таки не дрова везет, а людей.
Пассажиров на последний рейс в этот день набралось немного. Пригревшись в теплом салоне, кто-то дремал, кто-то тихонько беседовал с соседом, на заднем сиденье обнималась и целовалась молодая парочка. Только она, сидя у окна, неотрывно смотрела на проносящиеся силуэты деревьев, укрытых белым покрывалом.
Голова гудела и все тело ныло после тяжелой трудовой недели. Как же достала эта работа. Целыми днями в одном положении перед экраном монитора. А на нем мелькают фамилии и цифры. И все это нужно проверить, ничего не пропустить, никого не обмануть. Не дай бог кого-то из пожилых людей оставить без пенсии. Вот и сидели другой раз без обеда и сверхурочно. И все бы ничего, если бы не постоянные изменения в программах и перестановки в работе, которые спускало вышестоящее руководство. Когда приходила домой после трудового дня, сил хватало только на приготовление немудреного ужина, а потом на диван, отлеживаться.
Каждую пятницу она с нетерпением ждала вечера. Забежать домой, собрать дорожную сумку – и на автобус. Сто верст в одну сторону не расстояние, если там ее ждет любимый человек, свежий воздух. Даже то, что придется физически потрудиться, не пугало, а радовало.
Вот только больно медленно ползет автобус. Попыталась закрыть глаза, но сон не шел. Напряжение последнего рабочего дня не отпускало.
Женщина свободно вздохнула, только когда очутилась в могучих объятиях встречающего мужа. Чувствовалось, что он тоже скучал без своей ненаглядной. Собачонка ходуном заходила при виде хозяйки. Опять что-нибудь вкусненького перепадет. Шотландская кошка потерлась о ногу женщины. Погладь и меня, я тоже тебя ждала.
С кухни доносились аппетитные запахи ужина, приготовленного умелыми руками супруга.
После вкусной еды и стопочки бальзама, выпитого здоровья ради, устроилась на диване в гостиной. Потрескивание дров в печи, мурлыканье кошки на коленях, умильная морда собаки, положенная на диван и с немым укором смотрящая на нее, почему гладит эту мелкую зверюшку, а не его. Прикосновения и негромкие разговоры самого дорогого на свете мужчины. Вся вечерняя обстановка сняла напряжение последней рабочей недели настолько, что женщина не заметила, как задремала на диване.
Проснулась в спальне, когда за окном было уже светло. Как перебралась с дивана на спальное ложе, совершенно не помнила. В доме было тепло, тихонько тикали часы на стене, за дверью похрапывал пес, кошка, свернувшись калачиком, мирно дремала на одеяле в ногах. На душе было светло и уютно, только голова немного побаливала. Но так было в каждый ее приезд в деревню. Наверняка сказывался свежий воздух, смена обстановки с напряженной на домашнюю. Господи, как же хорошо!
На кухне ее дожидались сваренные на завтрак куриные яйца и записка от мужа: «Я на работе, зверье накормлено, обед на тебе!»
Плотно перекусив, угостила кусочками вкусненького домашних любимцев. Посмотрела в интернете последние новости, глянула на часы. Пора уже и обед готовить, скоро супруг должен появиться на дневной перекус. Закрутилась череда домашних дел.
На улице уже начинало смеркаться, когда она могла вздохнуть свободно и отдохнуть. Как магнитом тянуло на улицу, подышать свежим морозным воздухом, да и просто погулять. Валенки, варежки, пуховик, вязаная шапочка на голову.
– Дойду до околицы деревни и обратно! – решила она. – Посмотрю, что изменилось в поселении за эту неделю.
Легкий морозец уже на крыльце стал покусывать открытые участки лица, но она поглубже натянула на лоб шапочку и решительно толкнула калитку. Широкая, расчищенная от снега дорога петляла между деревянных домов, пыхающих дымком из печных труб. Кое-где уже загорались окна. Жива деревня!
Она шла по улице, и душа наполнялась восторгом. Нравилось все: хрустящий под ногами снег, деревья, склонившиеся под тяжестью своих новых белых одежек, прохладный воздух, проникающий в горло, снежинки, падающие на зарумянившееся лицо.
Вот уже и крайняя деревенская изба, но дорога вела дальше. Слева густой темной стеной стоял лес, справа за полосой кустарника показалось замерзшее озеро. Стемнело, пора бы и обратно поворачивать. Но ноги сами несли хозяйку дальше. Так не хотелось расставаться с этой гармонией и красотой.
Вдруг с озера послышался какой-то шум. Кто-то ломился сквозь густые заросли к дороге.
«Неужели медведь?» – мелькнула заполошная мысль. С испугом посмотрела в ту сторону. Но темнота сгустилась уже настолько, что ничего было не разобрать.
Глянула на дорогу, и ноги приросли к снегу. Посредине проезжей части стоял крупный серый зверь.
Волк! Ужас пробрал женщину до самых пяток. Сразу стало холодно и неуютно. Вспомнила, что только вчера за ужином муж рассказывал, что в округе появились волки. У какого-то охотника задрали в лесу двух лаек. В самой деревне, правда, еще не появлялись, но нужно быть осторожнее.
«Нагулялась! И что теперь делать?» Мозг лихорадочно пытался найти выход из положения.
Волк, не проявляя агрессии, спокойно стоял на дороге. Желтые глаза не мигая рассматривали жертву. Казалось, ему просто интересно, что она будет делать в этой ситуации. А женщина не могла пошевелиться, язык прилип к гортани. Этот волчий взгляд загипнотизировал ее. Ноги начинали дрожать, еще немного, и упала бы.
– Серый, ко мне! – хрипловатый мужской голос прорезал зловещую тишину. – Женщина, вы не бойтесь, он у меня смирный.
Из зарослей кустарника на дорогу выбрался мужик в меховой шапке, овчинном полушубке и унтах. На плече у него висел рыбацкий ящик. Собака взвизгнула и, виляя хвостом, бросилась к хозяину. И только сейчас женщина рассмотрела на шее зверя ошейник, которого было почти не видно в густой шерсти.
– Может, вас проводить? – рыбак внимательно посмотрел дрожащую даму.
– Нет, спасибо! Как-нибудь доберусь! – дар речи наконец-то вернулся к ней.
На ватных ногах еле добрела до дома. Было уже не до зимних красот. Дойти бы, окунуться в тепло родного жилья, а вечером прижаться к теплому и надежному плечу мужа, рассказать о своих приключениях и дать зарок зимой не гулять одной за пределами деревни.
Волчье время началось!