А Роза выла. Выла от изнуряющей боли, обнимая свою дочь и оплакивая брата.
* * *
Всего две недели назад она потеряла его. Две недели.
– Мам, мы приехали! Встречай нас! – с порога закричала дочь Розы.
– Ого, быстро вы! Как дорога? – оторвалась от фотоальбома Роза, вытерла слезы и пошла встречать гостей.
– Как всегда, – задорно ответила дочь и еле слышно спросила: – Ты как?
– Держусь. Они были еще так молоды! – со слезами на глазах проговорила Роза, но быстро их вытерла, натянула улыбку и произнесла: – Ничего, когда-нибудь станет легче.
– Я вижу, что держишься. Давно плачешь? Я не смогла оставить тебя в таком состоянии, поэтому и вернулась. Есть что поесть?
– Не могу остановиться. Конечно, сейчас накрою, – искренне улыбнулась женщина и пошла на кухню.
В этот вечер Роза не могла нарадоваться приезду дочери и внуков. Она играла со старшей внучкой и целовала младшего внука. Когда дети уснули, Роза и дочь полуночничали за чашками чая.
– Мам, ты как? Можешь не притворяться, дети уже спят.
– Плохо. Знаешь, когда я потеряла Рината, то лишилась друга. Да, мы в последнее время редко общались, но наши душевные беседы никуда не ушли. А когда я похоронила Ильдара, то будто потеряла ребенка. Понимаешь, я же его с десяти лет нянчила, чтобы помочь маме. Он был мне как сын. И вот эта огромная боль утраты, огромные дыры объединились и создали такую пустоту… – Роза запнулась. – Они же были так молоды. Им бы жить да жить…
– Мам, я понимаю тебя. Когда умерла нанайка6, мы же знали, что это рано или поздно произойдет, потому что ей уже было почти восемьдесят лет. И я приняла ее смерть не так болезненно, как смерть дяди Рината. Потому что ему всего было сорок семь. Получается, что бабушка свою жизнь прожила, взяла, так сказать, по максимуму, а он нет.
– Согласна, – еле слышно ответила Роза.
– А еще знаешь что подумала… Что все в нашей жизни повторяется. Вот два дяди – родились, ушли в армию, попали на войну, вернулись сломленными, не восстановились душевно, прожили свою жизнь как смогли и умерли. И так же все: рождаемся, живем и умираем. Только кто-то раньше, а кто-то в глубокой старости. Но знаешь, главное – что каждый уходит в свое время, – заключила дочь.
По лицу Розы снова потекли слезы. Она понимала, в словах дочери присутствует правда, но какая же она тяжелая.
В эту ночь Розе приснились братья. Они улыбнулись сестре и ушли вместе вдаль. Проснувшись, Роза уже не плакала. «Они счастливы и вместе. Им хорошо». Она в это верила всей душой.
После такого сна Роза смогла выдохнуть. И даже вдохнуть полной грудью.
Александр Пятков
Публицист, на протяжении двадцати лет автор статей белорусских СМИ, посвященных рыбалке и природе.
Неоднократный финалист конкурса «Пролет фантазии» и постоянный участник международных литературных конкурсов. Участник двух коллективных сборников рассказов. С творчеством можно ознакомиться на странице сайта Проза.ру https://proza.ru/avtor/olaf79.
Самое главное
Дорога от дома до магазина никогда не занимала больше десяти минут. Но сегодня Петр Алексеевич потратил на нее больше обычного. После недели пронзительных ветров и непрекращающихся метелей сегодняшний день, будто в честь наступающего праздника, выдался просто волшебным. Яркое солнце играло и переливалось в каждой снежинке, бесчисленное множество которых образовало непроходимые сугробы на городских улицах. Ветра, еще вчера бушевавшие по всем закоулкам, стихли настолько, что снег не облетал даже с самых тоненьких веток деревьев. Встречавшиеся по пути прохожие, так же любовавшиеся новогодним преображением природы, здоровались, с улыбкой уступая Петру Алексеевичу место для прохода на узкой, едва почищенной дорожке.
Колокольчики на открывшейся двери магазина встретили вошедшего веселым перезвоном, а торговый зал окутал теплым воздухом, в котором явственно пахло мандаринами. Петр Алексеевич на мгновение даже довольно зажмурился. Кто бы мог подумать, что обычный маленький цитрус может вызывать столько ассоциаций. И в первую очередь праздничных. Люди, стоявшие в небольшой очереди, обернулись на звон колокольчиков и тут же наперебой загомонили:
– С праздником, Петр Алексеич!
– Дядь Петь, с наступающим вас!
– Алексеевич, всего самого наилучшего тебе, и детям твоим, и внучке!
– Лексеич, а может, по граммульке в честь праздника?
– А тебе уже с утра надо, да? Не можешь вечера дождаться, как нормальный человек?
Женщина, сказавшая это, грозно покрутила палкой колбасы перед отшатнувшимся мужичком, который за секунду до этого призывно размахивал бутылкой портвейна.
– Спасибо, спасибо, мои хорошие, – засмущался Петр Алексеевич, рассматривая собравшихся. – И вас с праздником. Пусть все у вас хорошо будет не только в следующем году. А самое главное, чтобы здоровыми были.
– Лексеич, так может, обратно в поликлинику? – подмигнул мужичок с портвейном. – Понабрали молодых, а таких специалистов, как ты, уже и нет.
– Нарколог тебе нужен, а Петр Алексеевич у нас терапевт! – Чуть ли не прорычав это, женщина вдруг как-то неловко опустила колбасу в корзину и тихонечко спросила: – Алексеевич, а может, и правда, а? Очень тебя не хватает.
В носу что-то защипало, а глаза предательски наполнились влагой. Петр Алексеевич почесал нос снятой перчаткой и грустно улыбнулся:
– Ну, надо же и молодым дорогу давать. Наберутся опыта и еще получше меня станут. А я… Вы же знаете, что я никому никогда не отказываю. Всегда помогу да подскажу. Но лучше, конечно, чтобы ни у кого повода для этого не было.
Он шутливо погрозил пальцем и под общий теплый смех направился к прилавкам, прихватив по пути корзину.
Все же чудесный фрукт этот мандарин. Сколько они уже лежат в большой вазе на кухне? Пять минут? А аромат на всю квартиру такой, будто в каждой комнате по целому дереву растет. А самое удивительное то, что Петр Алексеевич никак не мог понять, почему именно сегодня захотелось мандаринов. Как врач он, несомненно, признавал пользу этих маленьких солнышек, приятно согревающих ладони, заставляющих жмуриться от удовольствия первой дольки. Но покупать их, равно как и отмечать главный зимний праздник, уже давно не приходилось. С тех самых пор, как умерла жена и ему просто не с кем стало праздновать. Да и не хотелось как-то уже. Дети? У дочери давно своя жизнь, муж, своя дочь и свои же заботы. Столичная круговерть прочно затянула их в свои суетливые глубины. Нет, они периодически приезжают в родной город к отцу. Вон, даже внучку постоянно на лето привозят.
Из омута грустных воспоминаний вывел мандарин, неожиданно брызнувший в глаз. Зажмурившись, Петр Алексеевич потер глаза и отложил в сторону ароматный кусочек лета.
– И когда только успел почистить?
Удивленно хмыкнув, он потянулся за телефоном. Легонько катая по столешнице очищенный шарик мандарина, Петр Алексеевич вслушивался в идущие из телефона гудки. Ответили только после десятого:
– Папа?
– Привет, моя хорошая. Ну, как вы там?
– Да все хорошо, папуля! Ты сам там как? Все хорошо?
– А что у меня может быть плохого-то? Все отлично и без изменений. Как пульс у пациента патологоанатома.
– Да ну тебя с твоими шуточками дурацкими! Пап, приезжай к нам, а? До полуночи еще далеко, успеешь. Соберемся все вместе, отметим. Мы с Настюхой стол уже готовим. Приезжай, пап. Я знаю, что ты не любишь этот праздник, но все же, пап. Мы тебе будем очень рады.
Петр Алексеевич смотрел на лужицу оранжевого сока, капающего на стол из раздавленного в крепко сжатой ладони мандарина. Но внезапно из трубки вылетел просто ураган эмоций, крика и радости:
– Деда! Деда! А мы с мамой куицу готовим! Она такая бойшая! Я сама чеснок для нее езала! Деда, меня тепей микьобы будут бояться, да? Ты же сам говоил! Деда, а давай к нам! Папа фейвек купил, и мы будем его запускать!
– Ой, балматушка ты моя! Настюша, ну куда уже мне к вам ехать, солнышко. Вам там и без меня весело будет. Тем более что курица будет, которую ты готовила. А микробы, да, чеснока очень боятся. Теперь к тебе ни один злой микроб не подберется. С праздником тебя, моя маленькая. Расти здоровенькой и слушайся маму с папой. А я попозже приеду и подарочек тебе привезу. Хорошо?
– Да, деда! Хаяшо! Пока!
Еще немного поговорив с дочерью и в который раз отказавшись приехать на праздник, Петр Алексеевич попрощался и положил телефон рядом с раздавленным мандарином. В навесном шкафчике стояла бутылка коньяка. Качественного, еще со времен Союза, когда это действительно был коньяк, а не смесь спиртов с красителями и сахаром. Есть у Петра Алексеевича друг, который периодически находит такие редкости. Но каким бы большим ни было внезапно возникшее желание опрокинуть стопочку крепкого напитка, все же рука потянулась к чайнику. Который уже через несколько минут струйкой кипятка из носика смешал в фарфоровой чашке сушеные ягоды, чай из кипрея и ложку меда. Взяв чашку, исходящую ароматным паром, Петр Алексеевич перешел в гостиную, где, удобно расположившись под теплым пледом в кресле, включил телевизор.
Из теплой сладкой дремы под приглушенный звук одной из многих музыкальных программ Петра Алексеевича довольно бесцеремонно вырвала резкая трель дверного звонка. За окном уже темнело. И только дальний край неба светился краснотой, обещая тихую, но морозную погоду. Нехотя откинув плед, он пошел в прихожую, гадая о том, кто это мог заявиться.
Не успела дверь открыться, как в квартиру ворвалось что-то маленькое, пушисто-меховое, с густой копной рыжих кучерявых волос, выбивающихся из-под теплой вязаной шапочки.
– Деда!
Внучку подхватили заботливо выставленные руки, и она, обняв дедушку, зашептала ему на ухо:
– Это наш тебе сюпьиз!
И тут же начала командовать серьезным тоном:
– Куицу в духовку, меня вниз, а папе елку наяжать!
Опустив Настюшку вниз, Петр Алексеевич чуть дрожащим голосом спросил у дочери:
– И стоило вам ехать? Весь праздник пропустите. Это ж не столица.
– Пап, перестань. Мы вместе, а это главное. И праздник у нас будет еще получше, чем в столице.
Под легкий перезвон доставаемых из картонной коробки елочных игрушек откуда-то из гостиной донеслось:
– И фейвек будет!
Входная дверь открылась, и вошел зять, несущий просто невообразимое количество сумок с разными пакетами.
– Ну, ты как настоящий Дед Мороз! – засмеялся Петр Алексеевич. – Привет.
– Здравствуй, бать. Хороший у вас городок все же. Не успел вещи из машины забрать, как уже выпить за праздник предлагают.
– Уж не портвейна ли предлагали?
– А ты откуда знаешь?
– Потом расскажу. Да и получше того портвейна у меня кое-что есть. Коньяк, который старше тебя будет.
– Ого! Тогда раздеваемся и готовимся к празднику.
В прихожей сразу стало тесно от обилия сумок, одежды. Дочь с зятем крутились, толкались, раздеваясь и наперебой рассказывая разные новости. А Петр Алексеевич молча смотрел на них и тепло улыбался. И только на миг все вдруг замолчали, когда уже из кухни донесся звонкий возглас:
– Ух ты! Мандаины!