– Стой, а ну, держи ее! Не пускайте ее! – резкий крик раздался вдруг откуда-то сбоку и в ту же секунду под ноги хану кинулся какой-то большой серый клубок, так что от неожиданности Хархан отпрянул в сторону. А человек, упавший на землю, вдруг кинулся целовать носы его запыленных сапог…
Хархан властно повел рукой, отстраняя подступавших стражников. Человек поднял голову. Это была старая женщина, по ее изможденному морщинистому лицу котились слезы. Седые пряди серыми косицами падали на щеки. Одежда была худой и изорванной.
– О чем твои слезы, мать? – спросил Хархан, – Говори! Твой Хан слушает тебя.
– О Хан, – заплакала старуха еще горше. – Я вдова твоего сотника Мэргена, пятнадцать лет он сражался за тебя, а пять лет назад погиб. Его родичи обманом отняли мой скот, я одна скитаюсь по степи с детьми, питаясь подаянием… Мой младший сын умер вчера, второй скоро пойдет за ним. Смилуйся, хан, защити сироту!
– Встань, женщина, – протянул Хархан с досадой. Его оторвали от важных размышлений ради такого пустяка! – Встань, – повторил он уже более ласково. – Я помню твоего мужа. Он был храбрым воином, и вдова его не должна голодать. Я накажу нечествицев. А пока утри слезы. Горе твое – ничто подле горя, лежащего на сердце твоего Хана… Возьми хоть вот это.
И Хархан протянул старухе сломанную золотую застежку. Дрожащие пальцы схватили украшение и сжали его.
– Хан, – пролепетала несчастная, прижимая побрякушку к груди. – Но это слишком много, хан… На это мы с детьми сможем прожить целый год… Мы твои рабы и не достойны такой милости…
– Вздор, – крикнул Хархан. Разговор со вдовой сотника уже наскучил ему. – Бери золото и уходи.
Старуху подхватили под мышки стражники и поволокли прочь, все же не слишком грубо. А та еще долго оборачивалась и кричала:
– Спасибо тебе, о могучий! Да продлит вечное синее небо дни твои на земле, да будешь ты благословен вечно! Я прикажу детям молиться за тебя! Мы никогда не забудем твоего имени!..
Глава 5.
Доржо перекувыркнулся через голову. Потом еще раз и еще.
-Деда-а! – крикнул он. – Смотри-ка, как я могу! А твой хан так, поди, не мог. Куда ему, старому!..
– Не больно-то ты любезен, внучек, – проворчал старый суслик, потирая занемевшую поясницу. – У каждого возраста – свой мед…
Доржо не слушал деда, продолжая кувыркаться в пыли, пока не скатился в колючий куст.
– Ой-ей-ей! – запричитал он, прыгая на одной ножке. В подошву второй впилась колючка.
– Скачи сюда, непоседа, – ласково усмехнулся дедушка. – Был бы ты поумнее, осмотрелся бы, прежде чем лететь очертя голову.
– Ну, вооот, уже дураком ругаешь, – протянул обиженный Доржо, глядя, как дед достает занозу.
– Не дурак ты, а просто мал еще. Я же говорю: у каждого возраста – свой мед. У юности горячие силы кипят в крови. А немощная старость утешается тем, что смотри наперед и все знает.
– И хан Хархан смотрел?
– Смотрел, а как же. Вот только не то он увидел…
***
– Отчего Господин сегодня не весел со мной?.. – тихо спросила Туяа, самая красивая из молодых наложниц Хархана. – Я ласкаю тебя своим сердцем, а ты и не смотришь в мою сторону. Хочешь, я спою или станцую для тебя?..
– Не надо, Туяа, – покачал головой хан. – Ничего не радует меня.
– Ничего? А взгляни-ка на меня, я надела убор, что ты привез мне из Китая… Или я больше не радую твоих взоров?
Хархан поднял глаза. Шею, грудь и запястья девушки покрывали изысканные золотые украшенья, они блестели, переливались, мелодично позванивали. Туяа поднялась с колен, взяла в руки моринхур и принялась петь, подыгрывая себе.
Песня Туяа
Посмотри же, о Хан,
Как чудесен блестящий убор.
Для тебя лишь, мой хан,
Он ласкает и душу, и взор…
И горят жемчуга,
Как глаза упоительных дев.
И кораллы красны,
Словно кровь моих лучших надежд.
Умираю, любя,
И сгораю, не зная греха.
Но отдам за тебя
Все богатства земные, о Хан.
Хархан смотрел на танцующую девушку и почему-то снова и снова вспоминал давешнюю старуху. Перед глазами его так и стояла она, с крепко зажатой в узловатых пальцах золотой застежкой, так и звенел в ушах эхом ее крик: «Мы никогда не забудем твоего имени!..»
– Ты и не смотришь на меня? – капризно протянула красавица. Она сдернула с шеи ожерелье. – Не нужно мне драгоценностей. Ты, Господин, дороже для меня, чем все золото мира!
– Золото! – крикнул Хархан, вскакивая на ноги, озаренный. – Золото, снова золото! Конечно! Только оно и движет людскими сердцами! В нем все – и любовь, и благодарность, и вечная жизнь!
На утро гонцы по всем селениям читали ханский указ: для увековечения памяти о себе Великий Хан Хархан повелел изваять из золота и водрузить на вершину самого высокого утеса идола, голова коего коснется облаков. Припадая к стопам его, люди будут молиться о благоденствии Хана в вышнем мире, когда дни его на земле встретят свой предел.
Глава 6.
Прошло три года…
Стражник распахнул узорчатый занавес и угодливо склонился в поклоне.
– Мастер Анастас хочет говорить с тобой, Великий Хан!
– Скажи ему, пусть войдет, – лениво кивнул Хархан.
Строительство идола шло уже слишком долго, и скульптор успел ему порядком надоесть. Специально приглашенный из Византии знаменитый мастер оказался капризным, как девица, летом жаловался на зной, зимой на холод, желал то диковинных фруктов, о каких в степи и не слыхивали, то оливкового масла, а работа тем временем продвигалась медленно. Но хуже всего было то, что мастер Анастас непрестанно требовал еще и еще золота.
– Приветствую тебя, кирие Хан! – невысокий быстроглазый мастер опустился перед Харханом на ковер, потирая сухонькие ладошки. – Хорошо ли изволили почивать сегодня?
– Мой сон – не твоя забота, – нелюбезно отрезал Хархан. – Говори, с чем пришел?
– Много ли новостей может быть у презренного червя Анастаса для кирие Великого Хана? Об одном мои слова: если хан желает скорейшего завершения дела, он должен дать Анастасу, с чем работать…
– Но сокровищница и так почти пуста! Ты забрал все только месяц назад!
– Ай-ай-ай, пустая казна правителя позор для такого богатого народа!.. Увеличь налоги, кирие хан.
– В этом году мы и так поднимали их уже дважды, мой Хан, – быстро прошептал на ухо Хархану Сундалат, как всегда стоявший позади трона. – Народ ропщет. Будет бунт…
– Вздор, кирие Хан! Народ должен быть рад помочь своему государю! Кем были бы твои люди без тебя? Рабами диких кочевников?
– Прикажи ему замолчать, хан! Этот грек приведет нас к гибели!
– О, Анастас замолчит!.. Анастас будет молчать, как камень! Но у Золотого Идола так и не будет ни рук, ни головы… Хотя еще три-четыре слитка и…
– Молчите оба! – рявкнул Хархан, выходя из терпения. – Сундалат, пиши указ. Все золото, какое только есть у моего народа, должно быть в течение трех дней доставлено в казну. За ослушание – бить плетьми, а золото брать силой.
***
– Деда, а что случилось с ханом? – Доржо грыз большую кедровую шишку и расплевывал скорлупки вокруг. – Он же был такой добрый!
– Золото, мой мальчик, золото и жажда славы! Они открывают истинное лицо людей.
– А как это?
– Дай-ка мне орешек… И еще вот этот… Гляди: оба одинаковые, сверху скорлупка, гладкая, твердая… Вкусные, наверное!
– Ага, свеженькие! Сойка подарила!
– А теперь смотри. Раскуси-ка скорлупу… Так – здесь ядрышко, крепкое, сладкое!
– Мммм, вкусно!
– А здесь…
– Фу, червяк! Гадость какая!
– Вот так и золото – что твои зубки, снимает кожуру с людских душ. И сразу ясно – кто добрый человек, а у кого сердце червяк съел…
***
Черные времена наступили в Бескрайней степи. Словно коршуны налетали ханские стражники на селенья, горланили указ и пять мычаний коровы ждали, пока люди сами отдадут им золото. Если никто не шел – кидались по домам. Вырывали у беззащитных женщин сережки из ушей, срывали пуговицы с халатов, сдирали позолоту с утвари и старинного оружия. Стон и плач стояли над долинами. Всех, кто осмеливался перечить, нещадно били плетьми. Но таких было немного.
Они уже прочесали почти весь улус, когда узкоплечий юноша с горящими гневом глазами решительно заступил вход стражникам в самую бедную и низкую юрту, стоявшую на краю.
– У нас нечего брать! – крикнул он. – Убирайтесь прочь, ханские собаки, моя мать больна, не тревожьте ее!
– Ну надо же, какие мы смелые! – обидчики даже не заметили его дерзости, расхохотавшись прямо в лицо. Один из них грубо оттолкнул парня, сбив его с ног, и прошел в юрту. Через секунду оттуда донеслись шум борьбы, сдавленные крики, женский плач… Стражник выбежал на улицу, торжествующе задрав к небу руку с большой золотой брошью.
– Смотри-ка, Бато, – закричал он своему товарищу, – В сундуках и правда пусто, но грязная старуха скалывала этим свое рубище! Еще посмела прятать! Совсем обнаглели, свиньи!
Он больно ткнул носком сапога юношу, который поднимался с колен, так, что тот опять полетел лицом в пыль.
– А этому красавчику всыпать плетей, за то, что врал слугам самого Великого Хана!
– Вы не смеете! – юноша вдруг рванулся вперед, пытаясь схватить украшение. – Эту брошь подарил матери сам Великий Хан Хархан! Мы голодали, но мать не продала ханский подарок!
– Что?! – все благодушие разом покинуло стражника. – Да как ты смеешь, наглец, пачкать своим собачьим языком имя самого Хана! Взять его!
Во мгновение ока накинулись стражи на юношу, связали его веревкой и прикрутили ее конец к седлу. Начальник воинов стегнул своего коня, и кавалькада умчалась прочь, скрываясь в клубах пыли. Несчастному пленнику пришлось бежать за конем, еле поспевая, чтоб не упасть. Его мать, стоя на крыльце, с рыданиями ломала руки…
Глава 7.
Хархан возвращался с охоты в хорошем настроении. Ему удалось подстрелить жирную дрофу и пять коз, свита же осталась в этот раз без добычи. Почему-то такие случайности в последнее время начали радовать хана. «Завидует», – думал он, косясь на утомленное спокойное лицо Сундалата, ехавшего, как всегда, чуть сзади. – «Ладно уж, пожалую козу. Все-таки почти друг». Словно прочитав его мысли, тот вдруг подал голос.
– Разрешишь ли сказать мне, о хан?
– Говори, советник! Ты желаешь козу? Я дарую тебе эту милость…
– Смиренно благодарю тебя, господин. Но я думал не об охоте…
– Я заметил! – Хархан расхохотался над невольным каламбуром. – Думай ты об охоте, ты бы дарил мне коз, а не наоборот!
– Все козы в степи принадлежат тебе, мой хан, и рады пасть, пронзенные твоей стрелой. Но народ твой не похож на коз… Люди в улусах недовольны. Будет бунт.
– Ну, вечно ты собираешь тучи в ясном небе! Все идет прекрасно. Анастас сказал, что собранного золота уже почти хватит. Еще половина от этого и идол будет готов!
– Хан, ты отбираешь у народа последнее ради мертвой куклы!
– Я?! Отбираю?! Помилуй, Сундалат, я ничего не отбираю! Я ДАРУЮ своему народу драгоценнейшую статую! Кто ей будет поклоняться, подумай сам, я, что ли?..
– Да, но…
– Оставь это. Мой народ любит меня!
Вдруг на вершине холма горизонте показались облачка пыли. Через пару минут стало ясно, что это скачет отряд стражников.