Братство волка

Побоится ли он донести другим, узнав нечто, порочащее меня? Вот что меня волновало. Поэтому я не вошёл в фургон, а уселся на козлы рядом с насмерть перепугавшимся Койном.

Какое-то время я молча наблюдал за его реакцией, раздумывая, что делать дальше. Проще всего было бы лишить Койна слуха – в Фальции считается в порядке вещей калечить слуг ради сохранения тайн. Это никого бы не удивило, но привлекло внимание – что такое я желал скрыть? Поэтому я должен был найти другой выход. Убедившись, что нас никто не слышит, я заговорил со слугой:

– Тебя зовут Койн, верно?

Мужчина вздрогнул и судорожно закивал:

– Верно, господин.

– Койн, ты видел мою пленницу?

– Да, господин.

– Хочешь оказаться на её месте?

Койн открыл рот и закрыл, прохрипев что-то нечленораздельное, и сжался ещё сильнее, хоть это и казалось невозможным.

– Койн, находясь так близко ко мне и моей пленнице, ты случайно можешь услышать нечто, не предназначенное для твоих ушей. Если в отряде обо мне поползут нелицеприятные слухи, виновником я буду считать тебя. В твоих интересах позаботиться, чтобы подобных недоразумений не возникло.

С этими словами я забрался внутрь повозки.

Изнутри фургон освещался развешенными по углам магическими кристаллами. Мне нравился их мертвенно-голубой свет, но Анью я хотел видеть при живом пламени. Поэтому в дополнение к кристаллам я зажёг обыкновенную свечу. Эльфийка сидела в углу на сундуке, связанная по рукам и ногам. Когда я приблизился освободить её, она даже не вздрогнула. И это наполнило радостью моё сердце.

– Ты больше не боишься меня?

– Боюсь, – немного замешкавшись, она добавила. – Но не так, как раньше.

Я возился с путами, впервые после нашей встречи прикасаясь к её коже. Анья не дрожала и не сопротивлялась, как тогда. Спокойно склонялась и поворачивалась, чтобы мне легче было её развязать. Я запоздало подумал о том, что она за часы ожидания могла бы найти какое-либо оружие и сейчас пустить его в ход, но эта мысль показалась мне нелепой. Я словно знал – Анья так никогда не поступит.

Наконец, я закончил. Анья размяла затёкшие руки, растёрла ноги и улыбнулась мне. Я мечтал увидеть на её губах улыбку, но теперь сбывшаяся мечта вызвала прилив крови к лицу.

– Не вижу смысла в таких предосторожностях, – я кивнул на валявшиеся на полу верёвки. – Вокруг слишком много фалийцев, чтобы ты могла сбежать.

Анья кивнула.

– Спасибо. Без них намного лучше.

– Нам предстоит проделать долгий путь в этом фургоне, – продолжал я. – Постарайся не делать глупостей, о которых потом придётся пожалеть.

– Не буду, – и я почему-то безоговорочно поверил в её честность. – Оказывается, у тебя красивый голос. Раньше я этого не замечала.

Я потерял дар речи, не зная, что и сказать на это. Золотистые глаза Аньи приковали мой взгляд.

– Меркопт.

– Да?

– Ты не хочешь убивать меня?

– Не хочу.

– Почему?

– Не знаю. Я пытался, но не смог. Не решился.

Анья опустила глаза.

– Но это значит, ты опять будешь пытать меня? Снова и снова?

– Нет. Я больше не хочу этого делать.

Она улыбнулась, и лицо её излучало умиротворение, которое передавалось и мне.

– Я рада. Ты вовсе не такое чудовище, каким хочешь казаться.

Я тяжело вздохнул.

– Мне бы хотелось всего лишь казаться чудовищем, но ты ошибаешься, Анья. Я ужаснее, чем ты можешь себе представить. Я убивал и мучил с детства. Я наслаждался этим!

– Но ты нашёл в себе силы остановиться.

– Нет. Будь на твоём месте кто-то другой, я бы оставался прежним.

Она замолчала. Надолго. Я испугался. Вдруг я слишком упорно настаивал на своей порочности и убедил Анью, что недостоин её сострадания? Но Анья заговорила вновь, ещё радостнее и увереннее, чем прежде:

– Значит, само провидение послало меня сюда, чтобы я привела твою заблудшую душу к Свету.

Она говорила с верой и искренностью ребёнка. Как бы мне хотелось, чтобы в её словах была хотя бы доля правды!

– Боюсь, я тебя разочарую, – прошептал я.

Анья прикоснулась к моей щеке, и у меня перехватило дыхание.

– Шрам… Ты так и не избавился от него. Я сожалею, что поранила тебя. Позволь мне исцелить твою рану.

– Нет, – она убрала было руку, но я успел перехватить её своей, не желая лишаться волшебного ощущения её прикосновения. – Я ни в чём тебя не виню. Ты поступила правильно.

– Тогда почему ты не хочешь, чтобы я избавила тебя от шрама?

– Когда я чувствую боль от него, думаю о нём, вижу его в отражении, я вспоминаю тебя.

Анья смутилась и высвободила руку из моих пальцев.

– Ты говорил, он напоминает о твоей слабости.

– Верно.

Какое-то время мы молча сидели рядом. Тишину нарушали скрип колёс, ржание лошадей и отдалённые разговоры.

– Раз уж мы заговорили о том случае, – произнёс я, – сожалею, что отобрал твоё кольцо. Вот, возьми.

Анья загадочно улыбнулась, глядя на протянутое колечко, и лишь покачала головой.

– Оставь его себе. Лучше думай обо мне, рассматривая колечко, а не страшный шрам.

– Это фамильная реликвия? Или подарок близкого человека? Если так, то я не могу принять столь ценную для тебя вещь.

Анья покраснела.

– В нём нет ничего особенного. Такие кольца носят все девушки Онрилл-Этила во время… девичества. Их снимают, когда становятся взрослыми. То есть… выходят замуж.

Меня это настолько смутило, что я даже не нашёлся, как ответить. Просто молча спрятал кольцо обратно в карман. Анья, не поднимая глаз, теребила подол платья. Я заметил, что свеча почти догорела, и воспользовался неловкой паузой, чтобы заменить её на новую.

– А куда мы едем? – спросила Анья.

– В Фальцию. В Тёмную Цитадель.

Эльфийка поникла.

– Я слышала, там никогда не видно солнца. Это правда?

– Да.

– Ужасно. Как вы живёте без солнечного света?

– Когда ты не знаешь о существовании чего-либо, привычный порядок вещей кажется единственно верным. Большинство фалийцев умирают, так и не увидев чистого неба за свою жизнь.

– Как жестоко.

– Вовсе нет. Они ведь не знают иного неба. Для них такая жизнь естественна.

– Это ещё хуже. Они рождаются во Тьме, они даже не знают о существовании Света. Им неизвестно о самой возможности выбора!

Я понимал, что говорит она не только о небе.

– Фалийцы сами выбрали такой путь. Они всегда выбирают Тьму.

– Каждый из них?

Анья смотрела на меня с вызовом. А я невольно вспоминал своевольных детей, не пожелавших принять фалийские порядки и превращённых в Рыцарей Смерти.

– Большинство. Но они и определяют будущее.

Опечаленная Анья покачала головой, но дальше спорить не стала. Вместо этого она спросила:

– Что теперь будет со мной?

Каждый раз я гнал от себя мысли о будущем Аньи. Но теперь этот страшный вопрос задала она. Будь всё, как раньше, она бы в конце концов умерла, не выдержав ежедневных пыток. Но теперь… Даже, если я довезу её до Тёмной Цитадели, что делать дальше? Я не смогу прятать её вечно и защитить тоже не смогу. Это приводило меня в ужас.

– Я не знаю.

Анья долго и пристально смотрела на меня. Поняла ли она, какие мысли меня тревожили? Возможно. По крайней мере, настаивать на более определённом ответе она не стала.

– Сегодня меня наконец-то вывели на воздух, – заговорила Анья. – А я даже не поняла, день снаружи или ночь.

– Сейчас ночь. Ехать мы будем ночью, а днём останавливаться на привал.

– Понятно, – она окинула взглядом загромождённое пространство. – Где мне спать?

– Сейчас переложу вещи, и места будет достаточно.

Я расчистил для Аньи угол, сдвинув в сторону сундуки и тюки. Она заулыбалась, когда я постелил для неё матрас и дал одеяло.

– Кажется, я уже вечность не спала в нормальной постели.

– Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Себе в другом углу я соорудил подобие постели из запасной одежды. Я не стал говорить Анье, что отдал ей свой матрас и одеяло. Она, столь прекрасная и чистая душа, вынуждена была жить в нечеловеческих условиях, а в последние четыре дня ещё и по моей вине. Она так сильно обрадовалась столь обыденной вещи, как постель… Меня жёг стыд, за то, что этой святой душе было отказано в элементарных удобствах.

Утром я проснулся в приподнятом настроении. Хоть неизвестность и пугала, Анья говорила со мной и улыбалась, а я наслаждался новым для меня ощущением счастья. Но радость была недолгой. Когда я пошёл за едой для себя и Аньи, то столкнулся с Сольвером, и у нас состоялся разговор.

– Знаешь, Вайрис беспокоится о тебе.

– Вот как? На него не похоже.

Сольвер изучал меня проницательным взглядом. Я же старался вести себя непринуждённо. И, хотя за годы службы в Тёмной Цитадели это вошло в привычку, сердце у меня стучало, как никогда.

– Он расстроен, Меркопт, он не понимает, что с тобой происходит. Признаться, я не особо прислушивался к его жалобам, но кое-какие странности вызвало беспокойство и у меня. Я знаю тебя как человека, не склонного менять привычки. Но новой пленнице ты уделяешь поразительно мало времени. А сегодня ночью я и вовсе не заметил магических колебаний в твоём фургоне. Я мог бы предположить, что твоя долгожданная игрушка чрезвычайно скучна, но тогда ты отправил бы её к другим пленникам, а не оставлял при себе. Всё ли в порядке, Меркопт?

Я ухмыльнулся как можно циничнее.

– Мне за сорок четыре года впервые в руки попала солнечная эльфийка, а ты хочешь, чтобы я убил её за неделю? Поменьше слушай Вайриса, он раздосадован, я понимаю, но столь редкой добычей я хочу насладиться сам.

Во взгляде Сольвера промелькнуло разочарование. Хотя, возможно, мне просто хотелось в это верить.

– Разумно. На твоём месте, я бы вообще не приближал к себе вампира. Безнравственные и злопамятные твари. Будь осторожнее, Меркопт. Странности ведут к подозрениям.

Сольвер не предупреждал меня. Он угрожал. Я уже вызвал у него интерес странным поведением, и он захотел проверить свои подозрения, поговорив со мной. И переманил моего помощника по той же причине. Теперь, думаю, он решил, что Вайрис воспользовался его подозрительностью для собственной выгоды. Вампир и личных пленников получил, и меня выставил не лучшим образом. Наверное, именно это и задело Сольвера. Я предположил, что Вайрис у него на службе не задержится.

За этими размышлениями я прятался от куда более важной проблемы: как мне поступить с Аньей? Теперь Сольвер, рассерженный Вайрисом, станет наблюдать за мной куда пристальнее. Лишь бы доказать, что он не орудие в руках мстительного вампира и действительно имел основания для подозрений.

Погружённый в тяжёлые раздумья, я вернулся к Анье. Она сразу заметила, в каком я состоянии, и встревожилась:

– Что случилось?

Я не мог ей лгать и не хотел снова видеть в её прекрасных глазах страх. Но успокоить её мне было нечем.

– Не будем говорить об этом.

– Меркопт…

– Я сказал – нет! Вот, держи. Ешь и не думай ни о чём.

Анья молча взяла миску с пресной кашей. Я сел напротив, механически поглощая завтрак. Как мне отвести подозрения, не заставляя Анью страдать?

В голову ничего не приходило.

– Они что-то заподозрили? – спросила эльфийка.

Я вздохнул.

– Да.

– Тебе могут причинить вред?

– Анья, я не…

– Ответь мне, Меркопт. Пожалуйста.

– Да. Могут.

Анья задумалась, сосредоточенно наморщив лоб. Затем решительно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Не бойся причинить мне боль. Я вытерплю.

Я оторопел. А она продолжала, словно боясь, что решимость оставит её.

– Некроманты ведь чувствуют твою магию. Они знают, когда ты пытаешь меня, а когда нет. Поэтому не сомневайся, Меркопт. Я вытерплю.

– Нет, Анья. Я не могу. Я не хочу тебя мучить.

– Твоё сострадание согревает мне сердце. Оно придаёт мне силы. Я знаю, тебе трудно, как и мне, но мы всё преодолеем, – голос её дрогнул. – Пожалуйста, Меркопт. Не заставляй меня просить о таком.

Она поставила на пол пустую миску и закрыла глаза.

– Всё хорошо. Сделай это.

Если бы только я мог придумать решение получше! Страх за её жизнь и за мою лишал меня ясности мысли. И всё же… Теперь, когда Анья добровольно шла на пытки, мне ещё сложнее было поднять на неё руку.

Скрепя сердце, я вонзил нити магии в нервы эльфийки. Анья распахнула глаза, и боль, отразившаяся в её расширившихся зрачках, заставила меня дрогнуть.

– Анья, я не буду лишать тебя голоса. Как только ты закричишь – я остановлюсь.

Она до крови прикусила губу. А в контролируемые мной потоки хлынула энергия, десятикратно превышающая средний показатель. Такое я видел всего два раза за жизнь: когда некромант занимался самобичеванием, и когда я мучил одного фалийца, как мне казалось, безумного. Только сейчас я понял, что такой поток чистой энергии даёт добровольное самопожертвование. Но я почти не почувствовал радости от своего открытия, ведь от моей магии страдала Анья.

Напрасно я надеялся побыстрее покончить с этой кошмарной затеей. Мгновения переходили в минуты, минуты – в часы, но Анья не издавала ни звука. Я не выдержал первым. Освобождённая от действия заклинания Анья едва не упала, но я успел подхватить её на руки. Тело эльфийки дрожало, но золотистые глаза глядели на меня с отвагой.

– Я могу вытерпеть ещё.

– Этого достаточно, – я положил её на матрас. – Отдохни.

Теперь, лишившись помощника, ухаживать за пленницей мне приходилось самому. И, знаете, это меня только радовало. Во-первых, не надо было оставлять Вайриса наедине с Аньей, а во-вторых, убирая за ней, принося ей воду для умывания, следя за чистотой её одежды, я привносил хоть немного комфорта в её полную страха жизнь. И за эти мелочи она меня ещё и благодарила.

Вайриса я в тот день не встретил. А вот Сольвера видел, и по промелькнувшему на его лице раздражению понял, что он наблюдал за моей магией. Жертва Аньи оказалась не напрасной. Хоть мне и не нравилась эта затея, она принесла плоды.

Тем не менее, другого способа избежать подозрений я не видел, и каждое последующее утро мы посвящали экзекуции. Этот ритуал причинял боль нам обоим, но, благодаря ему, весь день мы принадлежали друг другу, забыв о страхе быть разоблачёнными. «Наше испытание» – так Анья называла эту ежедневную пытку. Те дни, проведённые с ней, я вспоминаю с радостным трепетом.

Мы разговаривали часами. Я впервые откровенно рассказывал о себе и не стыдился своей слабости. В разговоре с Аньей честность была совершенно естественной, я просто не мог представить, как с ней можно лицемерить. Её искренность, наивность и восторг, с которым она описывала события из своей жизни, заражали и меня. Излюбленными нашими темами стали Онрилл-Этил и Тёмная Цитадель, ведь Анья практически ничего не знала о фалийцах, а я – о солнечных эльфах.

Анья и её товарищи по несчастью, как я уже говорил, стали первыми солнечными эльфами, которых я увидел. Все свои представления о них я почерпнул от пленных катаронцев и лесных эльфов, и Анья им совершенно не соответствовала. Так и завязался один из наших разговоров.

Анья подстригала волосы, глядя в раздобытое мною зеркало, а я любовался ею. Глядя на падающие на пол золотые пряди, я вспоминал доходившие до меня слухи о солнечных эльфах и никак не мог сопоставить их со стоящей передо мной наивной девушкой.

– Анья, расскажи мне про свой народ.

Она обернулась, как будто удивлённая моей просьбой.

– Спрашивай, Меркопт. Что тебе интересно?

– Я слышал, солнечные эльфы жестоки, кровожадны и вероломны. Они высокомернее королей и ни во что не ставят человеческую жизнь. Катаронцы сравнивают их с моими сородичами, а лесные эльфы называют их позором эльфийского рода. Но с каждым днём я узнаю тебя всё лучше, и вся твоя сущность противоречит этим слухам. Так где же правда?

Анья недоумённо захлопала ресницами.

– Кому в голову могли прийти подобные глупости! Солнечные эльфы – мирный народ, посвятивший себя служению Свету. Мы всеми силами стремимся сделать Авильстон прекраснее. Наш единственный враг – Тьма. Мне трудно понять, что двигало людьми, развязавшими с нами войну. Ведь враг у нас общий! Как горько слышать, что нас они сравнивают с исчадиями зла! Меркопт, как ты можешь в это верить?

Сколько горечи звучало в её голосе!

– Я вижу живое опровержение этих слухов. Но раз всё, услышанное мной – ложь, я хочу знать правду. Расскажи мне о солнечных эльфах, Анья. К чему вы стремитесь? За что боретесь? Во что верите? Почему вас ненавидят другие эльфы?

Анья качала головой, как мне казалось, глубоко потрясённая моим невежеством.

– Даже не знаю, с чего начать. Расскажу по порядку, а ты уточняй, если что-то покажется тебе неясным. Мы были избранными – лучшими представителями породившего нас мира. Наша суть, цель нашего существования – это стремление к совершенству. Но невозможно достичь совершенства в мире, населённом воинственными народами, не стремящимися к гармонии с природой и друг с другом. Солнечные эльфы не хотели силой наставлять их на путь истинный, так как справедливо считали это неправильным. Разве насилие и ненависть могут породить нечто прекрасное? Мы бы утратили свою сущность, избрав такой путь. Победив в войне, мы бы проиграли. Поэтому солнечные эльфы приняли тяжёлое решение покинуть родной, но слишком жестокий мир, и найти новый, не осквернённый войнами, которые станет нашим домом. Так мой народ попал в Авильстон. Счастливые и окрылённые, мы выращивали онриллы и строили города в гармонии с природой. Онрилл-Этил разрастался, наполняя Авильстон жизнью. Потоки светлой магии были переполнены энергией. Мой народ творил красоту и радовался, и мир радовался вместе с ним.

Но счастливые дни закончились, когда мы встретили титанов. Эти жестокие чудовища убивали нас при первой возможности. С ними невозможно было договориться – они не понимали нас и не пытались услышать. Мы снова оказались втянуты в кровопролитную войну. Хотя, это больше напоминало борьбу за жизнь. Ужас в том, что мы даже не знали, разумен ли наш враг. А за каждого мёртвого титана мы расплачивались десятью эльфами. Это пошатнуло нашу веру в себя. Думаю, потому в Онрилл-Этиле и произошёл раскол. А потом появились люди, которые начали захватывать обжитые нами земли и вырубать онриллы. Меня бросает в дрожь при одной мысли о таком святотатстве. Видел ли ты когда-нибудь онрилл, Меркопт?

– Нет.

– Это прекрасное белоствольное дерево, высокое и могучее. Листья его цветом и блеском подобны золоту, и они так же ослепительно сияют на солнце. Я не понимаю, как можно поднять руку на такую красоту? А люди жгли и разрушали… Мы не могли сражаться их же методами и раз за разом вынуждены были отступать. Такова история моего народа. Все эти события случились ещё до моего рождения. Сейчас мне девяноста восемь лет. Онрилл-Этил, который я знаю с детства – лишь малая доля себя прошлого.

В пересчёте на человеческий возраст Анье было около пятнадцати лет. При всех её знаниях, она всё еще обладала душой наивной девочки. Теперь её простодушное поведение стало мне более понятным.

Тем временем, Анья продолжала рассказ:

– Жестокие враги, возможно, несколько ожесточили нас самих. Поэтому солнечные эльфы никому не доверяют и рьяно защищают свои границы. У нас и так отняли слишком многое. Но несправедливо называть нас кровожадными и вероломными! Мы защищаем то, что нам дорого, но не начинали войны!

Я внимательно выслушал рассказ Аньи, но сочувствием к солнечным эльфам не проникся. Все эти стремления к миру, нежелание сражаться и вечные отступления вызвали у меня лишь презрение. После того, что я слышал о солнечных эльфах, я ожидал куда более впечатляющих историй.

Анья, неправильно истолковав моё молчание, воскликнула:

– Ты мне не веришь? Меркопт, солнечные эльфы – создания Света! Магия Света – это наша сущность! Мы просто не способны творить зло!

– Я тебе верю. Кому, как не солнечному эльфу, знать правду об Онрилл-Этиле.

– Тогда почему у тебя было такое странное выражение лица?

– Просто такие солнечные эльфы, какими их описала мне ты, выглядят слабаками.

Анья захлопала глазами и внезапно рассмеялась.

– Понятно, – отсмеявшись, произнесла она. – Как забавно! Я стараюсь как можно лучше описать все достоинства моего народа, но для тебя их миролюбие и благородство – это слабость. Ты совсем иначе смотришь на мир. Во всём хорошем видишь слабость.

– А разве это не так? Их принципы мешают их выживанию. Рассуждения о морали и благородстве не помогут им защитить дом. Любой здравомыслящий правитель давно бы отказался от этих глупостей ради спасения народа.

– Меркопт, ты не прав! Тогда мы ничем не отличались бы от людей.

– Тогда вы, возможно, действительно бы правили миром.

– Мы бы залили его кровью, превратив в Меканну. Мёртвую пустыню, как ты её называешь. Знаешь, как появилась эта гиблая земля, по которой мы сейчас путешествуем? Она – результат нашего первого сражения с катаронцами, единственного выигранного нами сражения. Вот каким мы бы правили миром, поступай солнечные эльфы так, как считаешь правильным ты.

Ну и что, Фальция выглядит почти так же. Однако, я понял, что этот спор никуда не приведёт, и сменил тему:

– Если вам подвластна такая мощь, как же вас захватили в плен?

Анья поникла.

– Вдали от онриллов мы слабеем.

– Ваша магия зависит от деревьев? Что за боги наделили вас такой странной силой?

– Мы не поклоняемся богам. Наша сила – целиком наша заслуга. И отвечаем за последствия её применения тоже только мы.

Я не мог в это поверить. Просто не мог! Каждому народу помогают высшие силы: боги, полубоги, демоны, духи. Моя способность контролировать тёмные потоки целиком зависит от воли Слепого Жнеца. А тут – такая независимость!

– То есть, ни катаронские Сёстры, ни духи лесных эльфов вам не покровительствуют?

Анья покачала головой.

– А Хранители Светил?

Эльфийка фыркнула:

– Они всего лишь люди, хоть и довольно могущественные.

– Но… кто же вас создал?

– Наши предки сами связали души с онриллами, и это сделало их сильнее. Свои знания и способности они передали потомкам.

Я надолго замолчал. Если солнечным эльфам под силу такое, отчего же они пядь за пядью уступали землю катаронцам? Неужели правда из-за этих странных принципов и боязни сотворить ещё одну Мёртвую Пустыню? Позже я узнал, что онриллы, дающие солнечным эльфам силу, делали их уязвимыми. Если погибал эльф – умирало и связанное с ним дерево, и наоборот. Солдаты Катарона быстро поняли суть этой связи, и белоствольные деревья запылали по всей линии фронта. Катаронцы не думали ни о благородстве, ни о красоте. Не поддавались слабостям. Потому и побеждали.

Были у нас и менее напряжённые разговоры. Однажды мне пришла в голову идея, как удивить и порадовать Анью. Я знал, где хранились отнятые у пленников вещи. Всё ценное, конечно, забрали наши лидеры, но остальное мог взять любой некромант. Эльфийские сумки, расшитые золотой нитью, резко выделялись среди людских котомок. Взяв несколько, я принёс их в свой фургон и вручил Анье.

Она удивилась. Потянула было за тесёмку, но сразу отдёрнула руку.

– Это вещи моих друзей, – пробормотала она. – Зачем ты их принёс?

– Хотел сделать тебе приятное. Думал, ты найдёшь здесь что-нибудь милое сердцу.

Идея с эльфийскими вещами уже перестала казаться мне замечательной. Я привык думать об остальных солнечных эльфах как о безликих пленниках, но для Аньи-то они были не чужими. И мой подарок, вопреки желанию, вызвал у неё тоску.

Как я понял, лишь из вежливости Анья улыбнулась и взяла сумки. Развязала тесёмки и начала перебирать вещи. Сначала механически, но потом, похоже, увлеклась. Она покрутила в руках белый простенький гребень и с благоговением произнесла:

– Он из онрилла.

Гребень Анья отложила в сторону. Затем туда же положила приглянувшуюся ей книгу, белый шерстяной плащ. С интересом пощупав маленький мешочек и понюхав его содержимое, Анья улыбнулась уже искренне.

– Меркопт, пожалуйста, принеси горячей воды.

Я выполнил её просьбу и уже через десять минут вернулся с чайником кипятка. Анья высыпала полмешочка в воду, и по фургону распространился приятный аромат.

– Что это такое?

– Травяной чай.

Я с волнением вдыхал новый для меня запах. Чай, подаваемый в Фальции, не шёл ни в какое сравнение с этим букетом ароматов. На лице Аньи застыло мечтательное выражение, взгляд её устремился вдаль, сквозь стены мрачного фургона.

– Словно я вернулась домой. Мне кажется, я уже вечность здесь в заключении.

Она вновь посмотрела на эльфийские вещи, и глаза её наполнились печалью.

– Как они там, Меркопт?

Мне следовало предвидеть, по какому руслу пойдёт разговор. Анья смотрела на меня с мольбой, а я молчал, боясь ранить её правдой.

– Пусти меня к ним. Я бы хотела их увидеть, поговорить.

– Не стоит этого делать.

– Но можно?

– Я тебе не позволю.

– Пожалуйста, Меркопт.

– Даже не уговаривай.

Анья поникла. Молча, она разлила по кружкам чай и вручила одну из них мне. Чувствуя необходимость объясниться, я произнёс:

– Это для твоего же блага.

– Скажи мне, что с ними.

Я вздохнул.

– Ты и сама должна догадываться.

– Я хочу услышать от тебя.

– Некоторые умерли. Остальные на грани безумия от отчаяния.

Анья снова обратилась ко мне с мольбой:

– Позволь мне увидеться с ними. Пожалуйста, Меркопт.

– Это принесёт тебе только страдания. Я этого не хочу.

– Меркопт…

– Я и так истязаю тебя каждый день! Не заставляй меня причинять тебе ещё больше боли!

Она захлопала глазами и покорно кивнула.

– Хорошо. Больше не буду.

Я пригубил чай, проникшись его необыкновенным, освежающим вкусом. Анья пила, робко поглядывая на меня.

– Я не разговаривала тут ни с кем, кроме тебя и твоего вампира. Боюсь, я скоро забуду, как выглядят солнечные эльфы. Это сводит меня с ума.

Я напрягся.

– Вайрис разговаривал с тобой? О чём?

Анья пожала плечами:

– Он изо всех сил старался выглядеть дружелюбным. Вёл себя вежливо и ласково, совсем не так, как ты вначале. Поэтому я была рада его видеть. Вампир расспрашивал меня о солнечных эльфах, чем они отличаются от лесных, каковы особенности нашей магии. Онриллы его очень заинтересовали. Почему, кстати, он больше не приходит?

– Мы поссорились. Он не причинял тебе вреда?

– Нет.

– Хорошо.

Меня беспокоило любопытство Вайриса. Стоило ожидать, что он не удержится порасспрашивать Анью.

– Сюда в фургон он не приходил?

– Нет.

В молчании я допил чай. Анья крутила в руках давно пустую чашку.

– Он опасен? – тихо спросила Анья.

– Очень. Как и любой вампир.

– Разве? Мне он показался хорошим.

Её слова меня удивили.

– Ты никогда не сталкивалась с вампирами?

– Как? – рассмеялась она. – Откуда им взяться в Онрилл-Этиле? В детских сказках вампиры иногда упоминались, но очень редко.

Тьма и Бездна, она совсем не знала зла! И внезапно оказалась вырвана тёмными силами из своего волшебного леса, брошена в пучину ужаса и боли, но не потеряла веру в лучшее и продолжала улыбаться! Мне это казалось немыслимым.

– Вампиры лишены души. Им чужды человеческие чувства. Если Вайрис был с тобой добр, то только потому, что видел в этом какую-то выгоду. Вижу, ты мне не веришь. Но, прошу тебя, Анья, если однажды вампир станет убеждать тебя довериться ему – ни в коем случае не делай этого!

Думаю, она не восприняла мои слова всерьёз. Такова была её натура, слишком наивная для реального мира.

Весь следующий день мы говорили о Фальции. Анья засыпала меня вопросами, а когда я отвечал, ахала, ужасалась и отказывалась верить каждому новому открывшемуся ей факту. Она не понимала, как можно не любить родителей, почему фалийцы добровольно идут на смерть и отдают детей жрецам. Когда я рассказывал про обучение при храме, Анья заплакала.

– Это всё неправильно, это ужасно неправильно! Так всё исказить, так всё вывернуть! Меркопт, как вы можете так жить?

Я растерялся. Таких вопросов у меня просто не возникало.

– Мы всегда так жили. Обычаи передаются из поколения в поколение, законы проверены временем. Будь это неправильно, мы бы вымерли.

Анья только громче разрыдалась. А я сидел в замешательстве и думал. Конечно, я знал, как устроены семьи и общество в Катароне, или Анур-Этиле, или Рунии. Частично от пленников, кое-что от поступивших на службу в Тёмную Цитадель перебежчиков. Но их общественный уклад с любовью во главе угла казался мне таким противоестественным. Мне и в голову не приходило рассматривать его как альтернативный. Ведь любовь, ласка, нежность – это слабости. А сейчас меня впервые кольнуло сомнение, и я позволил себе задуматься: а что, если такой жизненный путь лучше и правильней? Что, если я, все эти годы вытравляя из души сострадание, борясь с мягкостью характера, запрещая себе привязываться к другим, ошибался? Я почувствовал обиду, необъяснимую и горькую. Словно меня в далёком детстве лишили чего-то важного, а я только сейчас это заподозрил.

Мне нужно было отвлечься и разобраться в себе. Я покинул рыдающую Анью и отправился искать Эриса – некроманта, который привёл последнюю партию пленников.

Зачем, спросите вы? Я хотел почувствовать себя прежним, насладиться чужой болью, окунуться в чужие страдания. Мне нужен был подопытный, которого я смогу мучить, испытывая эйфорию от переполняющих его чувств.

Эрис, казалось, удивился моему визиту.

– А что с эльфийкой? – без всякого приветствия выдал он. – Откинулась?

Эрис родился не в Фальции, он пришёл из Катарона. В тот момент я смотрел на него и думал: если у нас всё настолько ужасно и неправильно, почему этот человек так быстро освоился здесь? Эрис отличался чрезмерной жестокостью и не страдал угрызениями совести. В Катароне он был разбойником, а в Фальцию сбежал от правосудия. И стал уважаемым некромантом.

– Ревёт без умолку. Слышать уже не могу её вой. Дай мне кого-нибудь другого, боюсь, эльфийку я почти замучил. А у меня на неё ещё много планов.

– Понятно. Но порадовать мне тебя нечем, моих человечков всех разобрали. Остался старикан один, такой древний, что удивляюсь, как он вообще до лагеря дошёл. Того и гляди, помрёт, но это всё, что есть.

– Сойдёт, – тут я понял, что пытать старика мне негде – не к Анье же его вести. – Где ты его держишь?

Эрис махнул рукой.

– Вон в той повозке.

– Можно, я воспользуюсь ею? Не хочу тащить его к эльфийке, она тогда и за ночь не заткнётся.

– Так отправил бы её в стадо эльфов, там не все ещё передохли.

– Это тоже не улучшит её самочувствия.

Эрис заржал.

– Ладно, Жнец с тобой. Иди, развлекайся.

Я поклонился, хотя Эрис этого даже не заметил. Мне повезло, что Эрис не столь трепетно относится к своему имуществу, как коренные фалийцы. Совсем непохожий на нас, но так хорошо прижившийся в Фальции. Я чувствовал, что это важно обдумать. Но позже. Сейчас меня ждёт экзекуция.

Старик хмуро глядел на меня из-под кустистых бровей. Он и в самом деле оказался дряхлым. Мне не терпелось приступить к делу, и я без лишних слов связал его заклинанием, заткнул рот и распял над полом. В нём всё ещё жил страх смерти, я видел это в его глазах. Люди редко смиряются со своей судьбой, даже в преклонном возрасте.

Я применял годами отточенные комбинации, перебирал и тянул болевые струны. Человек, выпучив выцветшие глаза, содрогался от моих манипуляций. Потоки магии насыщались энергией, вызванной страданием, отчаянием и ужасом старика. А я не чувствовал ничего, кроме отвращения.