– Гари вчера проигрался в пух и прах. Придется ему пару суток питаться только крысами, кабанятину в долг никто не даст,– подтвердил догадки брата Олом.

–Ха-ха,– захрюкал от удовольствия Олов.

Он всегда терпеть не мог умного и самолюбивого главу отряда плавильщиков.

– Теперь ни одна женка не даст залезть ему на свои горы удовольствия.

Братья-близнецы дружно разразились смехом.

Свет костра хорошо освещал храм Древних, которые вот уже сотню тысяч лет не показывались на маленькой холодной планете. Арки, спускающиеся от трех сводов, уютно примостились на двадцати семи граненых колоннах. В центре общей залы стояла самая крупная колонна, у подножия ее разместилась метровая малахитовая чаша. Грязные разводы по краям говорили о том, что некогда каменное блюдо заполняли жидким веществом. Повсюду царила разруха, руины и многовековая пыль.

У одной из колонн, помешивая кашу в котелке, сидели два гнома и обсуждали неудачливого собрата.

Олом поскреб макушку толстыми, волосатыми пальцами и всмотрелся в тени от жаркого поамени, которые плясали на стенах. Вдруг что-то мелькнуло у центрального входа. Силуэт был вполне сформировавшимся и никак не смахивал на крысиную тушку.

Гном закрыл глаза и втянул воздух в легкие через большой, мясистый нос. Запах сладкого пота заставил его глотать слюну.

«Вкусно. Интересно, какой зверушкой мы сегодня полакомимся?» – задал сам себе вопрос гном и улыбнулся. Добыча сама нашла братьев.

В горах сложно найти пропитание. Иногда отрядам охотников удавалось принести оленей, диких вепрей и волков, но не так часто, как хотелось бы.

Самым изысканным и редким блюдом считались волки. Найти и убить взрослую особь было проблематично. В бою гномы могли потерять до десятка воинов, прежде чем размозжить голову хищнику.

Умные и сильные звери всегда работали группой, отчего шансы гномьих отрядов таяли на глазах. Когда им все же удавалось поймать и съесть волка, они развешивали его длинные кишки в каменном лабиринте. Это отпугивало остатки стаи и Господина горных дорог. По крайней мере так уверяли племя гномы-сказители.

Олом не спеша поднял близлежащий камень и отправил его точно в то место, где притаилась добыча. Послышался визг.

Олом и Олов стремглав помчались на звук. За одним из осколков каменного изваяния лежала маленькое, костлявое существо. Ростом оно было чуть выше захватчиков и, судя по всему, являлось самкой. На лбу виднелась кровоточащая рана. Брат повернулся к Олому.

– Какое-то оно тощее. Может, больное, Олом?

– Бежало резво, значит здоровое. Давай освежуем, посмотрим червей в брюхе. Если их нет, то поужинаем.

Олов кивнул.

Они дотащили тело до костра, сняли меховую накидку и разложили его поудобней. Олов вытащил из сумки серен, нож для разделывания плоти, и вонзил в бок добычи.

– Да подожди ты! Давай сначала натрем тушу солью богов из чана. Зверюга неизвестно где бегала. Смотри, какая грязная.

Более умный и чистоплотный Олом добежал до чаши Древних, наскреб обеззараживающую соль и принес ее брату. Через десять минут тело было покрыто тонким слоем темно бурого ила.

***

«Пора просыпаться, малышка» – услышала Аля в голове голос папы и проснулась.

***

Олов, спотыкаясь, бежал к парадному входу на морозный воздух Олимпа. Олом же во все глаза таращился на то, как бледное тело трансформируется в нечто большое и волосатое. Может, волка, а, может, еще кого.

Черный песок кружил около извивающегося существа. В какой-то момент движение остановилось, ил превратился в жидкое месиво и заволок полумертвую добычу, образовав плотную блестящую сферу.

Гном попятился назад, уперся в полметровый малахитовый куб и замер.

Вдруг сфера замерцала и стала пропадать. Олом проглотил слюну и громко выдохнул.

Перед ним возникло громадное существо, которое очень напоминало вожака волчьей стаи. Только это точно был не Гвинту.

Заостренный черный нос плавно перетекал в рыжую морду, большие уши внимательно следили за каждым шорохом в зале и поворачивались на звуки ветряных завываний и топот больших ног Олова. Грациозное, худощавое тело заканчивалось длинным, шикарным хвостом. Он, словно пожар, метался из стороны в сторону, намекая на дурное настроение владельца.

Золотистые хитрые глаза и острые клыки прямо говорили о хищном происхождении врага.

Гном понял, что с ними покончено.

10.

Аврора лежала на кровати и тяжело дышала. Мокрые пряди прилипли ко лбу. Жар не спадал вторые сутки. Сил на слезы и хныканье уже не осталось, поэтому она просто смотрела в окно на голубей и что-то шептала мягкой игрушке в руке.

Аля протерла полотенцем лицо дочери и дала бекломет. Сейчас он мало помогал, но других идей, как помочь ребенку, у женщины не возникло.

За дверью послышались шаги. Алисия вышла из комнаты дочки и осторожно прикрыла дверь. В прихожей стоял Седой в рваной матроске со свежим фингалом.

Молодая женщина уже три года жила в квартире Сергея, который был известен местным выпивохам как Седой. Жена все-таки ушла от него, уехала из города. Никто не знал, куда она сбежала. Теперь Аля понимала ее как никто, находясь в вынужденном рабстве у этого страшного человека.

После развода Седой стал часто наведываться в квартиру, которая досталась ему по наследству от бабушки, со своей свитой: молодым, но отпетым наркоманом – героинщиком Фомой, слесарем и заядлым алкоголиком Платошей и дамой средних лет и довольно легкого поведения – Саней. В начале дружбы Аля думала, что он пустил ее жить в двушку из-за доброты душевной, но вскоре сомнения развеялись, она стала обслугой и кухаркой для компании отбросов.

Мужчина, шатаясь, вытащил из пакета прозрачную бутылку и подал Алисии.

– Возьми. Тебе принес вкусняшку, неблагодарная баба.

Она оттолкнула его руку и трясущимся голосом залепетала:

– Я же… Я же просила трезвым прийти. Мне на работу надо, а к Аврорке терапевт придет. Из-за тебя у меня ребенка заберут, животное.

Алю пробил холодный пот. Безысходность и тревога за дочь вылились горючими потоками из глаз. Она осталась в этом мире совсем одна, мать не хотела слышать о ней, отец давно исчез, Седой только пользовался ее болезненной тягой к алкоголю, чтобы удовлетворять свое «эго» и держать женщину на коротком поводке.

– Иди. Я – отец. Пусть попробуют забрать, всем глотки перережу за дочку.

Седой жестом показал, как будет это делать, и ухмыльнулся.

– Пошла отсюда. Хватить ныть!

Он толкнул Алисию к вешалке и прошел в большую комнату, чтобы улечься на новую кровать, которую пару месяцев назад она купила. Спать на дряхлой медели, где героин навечно впитался в обивку, ей больше не хотелось.

Аля схватила куртку и побежала на остановку.

Вот уже год, как она работала нянечкой в кардиологическом отделении местной больницы. Деньги, конечно, были небольшие, но хватало на еду и лекарства Авроре. Без них ребенок не прожил бы и года.

У входа в отделение Алю встретила старшая сестра. Высокая седовласая женщина лет шестидесяти резво шла с распечатками кардиограмм по коридору. Поймав за рукав подчиненную, Анна дала ей несколько указаний, улыбнулась и пожелала хорошего рабочего дня. Видимо, времени на общение сегодня не осталось. Обычно энергичная и позитивная начальница с удовольствием обсуждала с медсестрами и нянечками последние новости и сплетни из жизни новеньких врачей и ординаторов.

Молодая женщина переоделась, взяла чистящие средства в подсобке и побрела в палату, куда несколько часов назад прибыл новый больной. За это время его успело стошнить на себя, кровать и коврик у ног. С рвением студентки первого курса медицинского института, Лиса стала отмывать пол, менять белье и переодевать пожилого, неуклюжего мужчину. Он несколько раз расстроенно всхлипнул, но извиняться не стал. Да и не за что было, люди не всегда принадлежат себе, немощь и болезнь не выбирает претендентов.

– Алисия, у тебя беда. Беги вниз в отделение реанимации. Дочка, – услышала она за спиной, выжимая мокрую тряпку.

Внутри все похолодело. Как? Когда? Она же только полчаса как в больнице. Аля бросила ведро. Мутная жидкость с кусочками овсянки и колбасы хлынула на паркет.

Когда молодая мама спустилась на первый этаж, в реанимацию ее не пустили. Стоя у стеклянной двери, она видела, как пару врачей и медсестра выходили из палаты двести два. В нее совсем недавно привезли Аврору. Один из докторов, тот, что помоложе, держал в руке игрушечного попугая.