– Что «когда»?… А, это. Да не знаю пока. Сегодня пойду с врачами говорить, а там понятно будет.
Не ответив, белобрысый покинул кухню и оставил Хиро. Тот, надо сказать, этого и не заметил. Погруженный глубоко в свои мысли, он мало интересовался окружающей действительностью. И в такой задумчивости он просидел, смотря пустыми глазами на расплывчатые плавно меняющиеся отблески с улицы, какое-то время. Сколько именно он сказать бы не смог, но этого хватило для того, чтобы Себ успел нормально умыться, почистить зубы и без спешки одеться. Когда он к нему вернулся, тот не поменял своего положения ни на градус.
Хиро и возвращения его не заметил, так же сидя на табуретке, бесцельно смотря в окно. Себ не стал его звать, вместо этого он дошел до коридора, снял с вешалки свое пальто и куртку Хиро и, вновь вернувшись на кухню, запустил курткой прямо в него. От неожиданности он сначала испугался и, не поняв, что произошло, поймал куртку. Это сработало. Выдернутый из меланхолии, пусть и немного резко, с немым вопросом он уставился на Себастьяна.
– Пошли,– тихо приказал он ему.
Спустя только какое-то время Хиро понял, что он сказал, а до этого он отметил перемены, которые произошли с Себом. Теперь он стоял не в одних трусах. Все бинты аккуратно были спрятаны под ярко-черной рубашкой с длинным рукавом. Она была идеально выглажена, ни единой лишней складочки, застегнута на каждую пуговку, кроме разве что последней у самого горла, и заправлена в темные джинсы. А довершал дело широкий кожаный такой же черный ремень с золотой бляшкой, сверкающей даже при таком скудном свете. Вся эта одежда сама по себе была до невероятного простой, ничего лишнего, но надетая вместе отдавала какой-то изысканностью. На голове Себ тоже навел порядок и расчесал еще сырые – он явно не потрудился их высушить – волосы, слегка зачесав их на бок.
Взглянув на Себа, Араки вдруг понял, как выглядит сейчас сам. Не стоит и сравнивать этот безукоризненно опрятный внешний вид с его потасканным и измученным. Застиранная мятая серо-белая толстовка. Возможно, когда-то эта толстовка была красивого белого цвета и вовсе не выглядела настолько затасканной, но спустя годы она утратила всякую красоту. Светлые джинсы были заношенны ничуть не меньше. Коричневые пятна грязи после вчерашней прогулки надежно поселились на коленях и пятой точке. И пуховик, который так бесцеремонно кинул белобрысый, был бесформенный и затертый на локтях. Добавив к этому еще взъерошенные грязные волосы, характерную лишь ему пугающую внешность и перегар от вчерашней выпивки, то впечатление получим, скажем так, явно не из лучших. Осознав это, Хиро нахмурился и отвел взгляд.
«Да какое кому дело, как я выгляжу, в самом деле?»
Он встал и, молча, натянул на себя пуховик все с тем же недовольным выражением лица. После они вместе вышли в коридор, не нарушая безмолвия, обулись и вышли на улицу. Утро выдалось на редкость зябким. Мороз нещадно щипал их за лица, а проклятый ледяной ветер так и норовил проникнуть под одежду, пробирая до костей. Стоя под подъездным козырьком, недолго они просто наблюдали безликий пейзаж. Себ громко выдохнул, выпустив небольшие клубы пара, затянул шарф потуже и достал сигарету. В тишине он курил, привыкая к холоду. Араки на улице чувствовал себя еще неуютнее, чем в квартире. Переминаясь с ноги на ногу, то и дело, стряхивая с себя невидимые пылинки, он ясно дал понять Себастьяну, что чувствует.
– Да не беспокойся ты об этом. Ты не из-за этого страшный,– заговорил Себ привычно тихо, смотря на улицу.
– Да как тут не беспокоится? Я ж как бомж выгляжу.
– Ну, нет. Скорее как Король бомжей.
– Что, прости?
–Король бомжей. Ну, знаешь, такой еще не до конца опустившийся с гордым величественным видом. Элитный бомж.
– Умеешь подбодрить.
– Ага. Я старался.
Араки не стал ничего больше говорить, а лишь тихо злился на хамство белобрысого.
«Ну почему нельзя сказать чуть мягче? Неужели обязательно именно так? Какой у него все-таки отвратительный характер. Так бы и придушил…» – думал Араки.
«Я еле-еле на ногах держусь, вот-вот ласты склею. Голова словно чугунная, тело ломит и тошнота эта. Мерзко-то как. А ему хоть бы что. Стоит тут бодренький такой и, вы посмотрите, еще и жалуется. Да и вид у него не такой плохой, могло быть и хуже. Эх, почему жизнь так несправедлива?» – думал Себ.
Как только Себ докурил, они двинулись. В голове Араки царствовал тот странный туман, при котором сконцентрироваться на чем-то было просто невозможно. Непрошено врывались обрывки мыслей и тут же исчезали, оставляя после себе лишь пустоту, которая вскоре так же заполнялась неполными ничего незначащими фрагментами. Дорога до больницы не была длинной – всего десять-пятнадцать минут неспешным шагом, потому довольно скоро они пришли. Обычное, ничем непримечательное здание, с таким же серым двором. Пару облезлых деревянных скамеек, узкие асфальтовые тропинки, пару старых дубов на нескольких десятках квадратных метров – вот, в общем, и весь прибольничный двор. Задерживаться в нем они не стали и сразу пошли к входу больницы.
Обстановка внутри была уж слишком предсказуема: белые коридоры, снующий туда-сюда по этим коридорам персонал, пациенты, словно сбитые столку, растерянно наблюдавшие за этим, знакомый запах медицинского спирта, режущий нос. Араки подошел к первой попавшейся медсестре и осведомился о нахождении врача, который следил за состоянием его отца. Узнав, что врач сейчас в больнице, он немедленно пошел его искать. Белобрысый бесшумно шел за ним по пятам. После недолгих поисков они его нашли. Это был мужчина престарелого возраста с длинными по плечи неопрятными седыми волосами и такой же седой коротко-стриженной бородой. Кожа его была бледна, словно снег, а походка слегка прихрамывающей. Араки потратил пару минут, втолковывая, кто он, и зачем он пришел. Поняв это, врач увел его улаживать бюрократические дела. Для того чтобы отключить кого-либо от аппаратов жизнеобеспечения, требовалось подписать целую кучу бумаг. Хиро подписывал их, почти не читая, просто следуя указаниям врача, и вскоре они уже подошли к палате его отца.
«Вот так просто?» – думал Араки, удивляясь, как все прошло быстро.– «Всего пару-тройку подписей отделяют жизнь от смерти?»
– Я дам вам время попрощаться. Минут пятнадцать вам хватит?– сиплым голосом спросил врач.
Араки в ответ лишь неуверенно кивнул, и врач удалился. Наверно, к другим пациентам. Хиро обернулся к Себу.
– Я подожду снаружи,– сказал белобрысый и сел на обтертую скамейку рядом с дверью.
– Хорошо.
Хиро боялся входить, помня прошлый раз. Боялся и вида, и запаха гниющей плоти, и реальности, так резко кидающейся ему в глаза в этой палате, но повернуть назад уже было нельзя. Собравшись с духом, он открыл дверь, стараясь смотреть в пол, прошел вглубь палаты и сел на деревянный табурет рядом. Запах при входе он, конечно, почувствовал, и он был все тот же отвратительно мерзкий, но не вызвал прежней паники, как и внешний вид, на который он осмелился посмотреть только спустя пару минут. Состояние отца заметно усугубилось за прошедшие дни; трупные пятна стали больше; глаза, казалось, ввалились еще глубже; дряблая кожа обтягивала лежавший на постели скелет.
– Привет, Пап,– неуверенно начал он.– Давно не виделись… Или недавно? Даже не знаю… Знаешь, а без тебя дома так пусто. Одиноко. Как я теперь без тебя? Но надо жить как-то дальше, так? У меня все по-старому. Через каких-то четыре с лишним года экзамены. Экзамены Старшей школы. Помнишь, Пап, как я сдавал их в Средней? Это было сложно, я еле-еле их сдал с третьего раза. Ты, наверно, больше меня нервничал. А когда пришли хорошие результаты, потратил последние сбережения и устроил праздник, помнишь? Я очень хорошо помню, никогда не забуду тот торт. Было весело.– Он слегка улыбнулся, вспоминая тот день, но улыбка была мимолетной и быстро пропала с его лица.– Только теперь это в прошлом. Мне больно, Пап. – По щекам покатились слезы.– Больно. Я не хочу тебя терять. Хочу, чтобы все было как раньше. Хочу поговорить с тобой. Хочу, чтобы ты был рядом. Ну почему все должно быть именно так?
Пару минут он боролся со слезами, сдавливающими ему горло и не позволяющими сказать ни слова. Все, что он пытался сейчас озвучить, пропадало, захлебываясь в рыданиях. «Не сейчас. Не время реветь. Потом. Позже» – говорил он себе, успокаиваясь. Спустя некоторое время он справился со слезами, словно с приступом кашля, и уже более внятно продолжил.
– Мне трудно было принять это решение, и даже сейчас я не до конца в нем уверен, но для тебя так будет лучше. Ты столько всего для меня сделал: вырастил, прокормил, одел, воспитал. Спасибо за все. Конечно, без тебя мне будет очень тяжело, но ты не волнуйся, хорошо? Я как-нибудь справлюсь. Все-таки не может твой сын раскиснуть, как квашеная капуста, да? Буду жить дальше, отучусь и пойду работать. Может, потом женюсь, обзаведусь детьми, а позже, может, и внуками. Ты ведь этого желал мне всегда? Счастья? Надеюсь, у тебя будет возможность увидеть это с того света, и ты будешь счастлив от этого сам. Я обещаю прожить эту жизнь так, как ты бы этого хотел. Без сожалений. И передай это маме. Она, наверно, очень волнуется, ты же ее знаешь.
Раздался стук в дверь. Слабый и едва слышный. Хиро не ответил, дверь открылась. На пороге стоял врач.
– Вы закончили?– спросил он хриплым голосом.
Хиро ответил лишь слабым кивком.
– Для процедуры отключения требуется свидетель,– продолжил врач.– Я надеюсь, вы не против, я пригласил этого парня. Он сидел рядом с палатой.– Он легким движением руки указал на Себастьяна, незаметно стоящего чуть позади.
– Не против,– механически ответил Хиро.
– Тогда начнем.
Сказав это, врач, прихрамывая, дошел до одного из приборов, стоящих рядом, и не торопясь отключил его. На самом деле он старался все сделать как можно быстрее, но возраст уже не позволял ему двигаться резво. Потому это было больше похоже на замедленную съемку. Замедленную и ужасно мучительную для Хиро. Наконец, он закончил. Наступила тишина. Абсолютная и неестественная. Замолчало жужжание и тиканье, которое воспринималось в этой палате уже чем-то само собой разумеющимся. Хиро отрешенно сидел и смотрел на отца. Беззвучно его сердце остановилось. Ничего не изменилось. Ничего такого, что так любят показывать в фильмах. Ни звука, ни писка, ни гримас боли и ужаса. Ничего. Простая, бесшумная, мирная смерть.
Врач что-то спросил у него. Он не понял. Звуки будто из глубокого тоннеля раздавались. Такие далекие и как бы никак не относящиеся к нему. Врач повторил свой вопрос, но, не поняв снова, Хиро перевел взгляд с отца на врача. Понять ему это не помогло, но периферийным зрением он кое-что заметил. Или подумал, что заметил. Легкое невидимое движение тела. Уголки губ отца дрогнули, изобразив на лице улыбку облегчения и умиротворения. Всего на миг. Хиро резко повернулся обратно, но выражение лица было такое же, как в начале.
«Показалось?»
Врач настойчиво повторил свой вопрос, Хиро и теперь не понял, но уже не старался понять. Вся реальность будто перестала для него существовать, и он, тупо не отводя взгляда, смотрел на отца. В голове не было ничего. Пустота кромешная.
Себ ответил на вопрос врача за него и стал обсуждать с ним что-то. Хиро это никак не заботило. После, договорив, он мягко схватил Хиро за локоть и вывел из палаты. Он не сопротивлялся. Сел, как ему было сказано, в такси, вышел вместе с ним около своего дома, открыл дверь, машинально разулся, снял куртку, сел на диван. Себастьян ничего не спрашивал и ничего не говорил, принес чашку чая, вложил ему в руку и ушел на кухню. Стал звонить кому-то, что-то говорить. Сколько времени прошло, Хиро не знал, да и не желал знать. Он все сидел с кружкой в руке без единой мысли в голове, не интересуясь ничем. Чай остыл, рука заныла от нахождения в одном положении. Он поставил кружку на тумбочку, лег на диван и отупело смотрел в потолок. Себастьян перестал звонить и уткнулся в книгу, лишь изредка переводя взгляд на Хиро через открытую в комнату дверь.
Утро сменилось днем, а день – вечером. На улице быстро стемнело, и, сдавшись усталости, Хиро сомкнул глаза и крепко заснул. Убедившись в этом, Себастьян тихо покинул его квартиру и направился к себе.
«19»
Шел он пешком, неторопливо гуляя по промерзшей улице. Самочувствие его улучшилось еще днем, и сейчас, понемногу проветриваясь, он приводил голову в порядок. Так хорошо он не чувствовал себя уже очень давно. В моральном плане. Он был рад за Хиро. Он смог пойти дальше, смог отпустить. И потому завидовал ему белой беззлобной завистью. Он шел и думал о тех словах, что Хиро произнес на прощанье отцу. Конечно, закрытая дверь вовсе не дает гарантии полной звукоизоляции. Он все слышал от начала до конца. В этих словах не было чего-то особенного, и назвать их изящными или лаконичными уж никак нельзя, но было в них что-то такое важное и для Хиро, и для Себа. Что-то, что отозвалось в душе Себа, заставило перевернуться камень, лежащий неподъемным грузом на душе. И он шел и думал об этом.
Они ни в чем не пересекались раньше, не было ничего схожего между ними. Если подумать, то двух более разных людей сложно представить. Они не сходились ни характером, ни темпераментом, ни отношением к жизни, ни интеллектом. Да даже внешне не было ни детали схожей. Но кое-что общее у них все же было. Они оба потеряли дорогих им людей, и оба не могли их отпустить, смириться с тем, что их нет. Но Хиро, не без труда, конечно, смог через это переступить. И время для него продолжило свой ход.
«Почему я не могу как он?»– спросил себя Себ.
Он вышел на аллею рядом с домом и, не желая заходить, сел на одну из скамеек. Что делать в квартире, где никто не ждет? Была уже поздняя ночь, но спать не хотелось.
«Где-то полночь»– подумал про себя он и не стал проверять.
На улице было пусто, ни одного случайного прохожего не было. Где-то вдалеке лаяла собака, и раздавались звуки проезжающих машин на отдаленной трассе. Длинные фонари, стоящие по бокам аллеи, горели мягким теплым светом, разгоняя мрак ночи. Себ запрокинул голову, силясь разглядеть через плотные тучи звезды или луну. Большое светлое пятно – все, что он увидел на небосводе. Луны не видно, а про звезды и говорить нечего.
Рядом раздался странный звук. Мяуканье. Он вернул голову в прежнее положение и, вглядываясь в темноту, пытался найти источник. Внезапно темнота сверкнула парой зеленых глаз, и на свет аллеи вышла черная кошка. Она натужно и жалобно мяукала, ища свое дитя. Себ покыскыскал, и она, замолкнув ненадолго, уставилась на него изучающее, а после продолжила поиски, прошагав мимо.
«Ищешь кого-то, да? Вот и я. Уже давно, но все никак не нахожу. Может, хоть тебе повезет»
Просидев так еще немного, он понял, что сильно замерз. Пальцы окоченели, тело пробивала дрожь. Ни шарф, ни перчатки не спасали. И он поднялся в квартиру, разделся и залез в горячую ванну. Правда, ванна тоже мало чем помогла. Холод, что заставлял его дрожать, был не снаружи, а внутри.
Посидев немного, он вылез, вытерся и, повязав полотенце на бедрах, спустился в гостиную.
«Как пусто»– в сотый, наверное, раз подумал Себ, зайдя в комнату. Каждый раз, находясь в таком просторном помещении, он чувствовал себя маленьким и беззащитным. Хотелось убежать куда-нибудь, где потеснее. Хотя раньше, когда он только въезжал в эту квартиру, гостиная вызывала у него чувство легкой невесомости и совсем не давила его своими размерами. Именно поэтому в ней был минимум мебели. Он хотел сохранить чувство свободы, охватывающее его здесь, но в итоге, видя эту комнату каждый день, он полностью его потерял.
«Раньше было не так» – он медленно прошел к кухне, размышляя об этом. На кухне он, открыв один из шкафчиков, достал бокал и бутылку виски. У него всегда припрятана бутылка спиртного как раз на такие случаи. Наполнив бокал на половину, он убрал бутылку обратно и закрыл шкафчик.
«Раньше в этой комнате было хорошо, а сейчас как-то… одиноко, что ли? Ну да. Одиноко. Подходящее слово» – он, не торопясь, прошел обратно в гостиную, непринужденно скользя взглядом по комнате, и сел на диван с бокалом в руке. Сделав маленький глоток, он почувствовал, как обжигающая жидкость прокатилась по горлу и опустилась в желудок. Почти сразу по телу начало разливаться приятное тепло, а дрожь унялась. «Интересно, как давно теплая уютная комната превратилась вот в это? Наверно, два года назад»
Он сделал еще глоток. Легкий хмель ударил в голову, и настроение начало улучшаться.
«Столько времени прошло, а будто один день» – в процессе разглядывания комнаты его взгляд остановился на фотографии, на той, которую рассматривал Араки. «И почему он прикопался именно к этому фото?» Он поднялся с дивана и, уже стоя допив остатки в бокале, подошел к полке с фотографией.
– Я и не помню уже, когда мы ее сделали,– произнес он вслух, взяв рамку в руку.– Хики, сколько прошло времени с тех пор, как мы с тобой говорили? Наверно, те же два года. Целых два года с тех пор, как ты ушла. А ведь я раньше думал, что без тебя не выживу, ни дня не смогу. Действительно, ну какой, к черту, смысл у всего этого мира, если в нем нет тебя?
Он бережно поставил фото на полку и, ополоснув бокал, убрал его обратно в шкафчик. Глаза начали слипаться. Сонливость пришла внезапно. Протяжно зевнув, он поднялся на второй этаж, переоделся и лег, закутавшись в одеяло.
«И все же я жив»
Хиро проснулся следующим утром весь продрогший, целиком не помня прошлый день. Сев на диване, он зевнул и потер глаза. Рядом с диваном стояла табуретка, заменявшая тумбу. Старая и дряхлая, как все в этом доме. На ней лежал листок бумаги. Он взял его в руки. На нем аккуратным, ровным почерком было написано:
Большую часть вопросов касаемо похорон я уладил.
Тело нужно забрать край до послезавтра, но я решил, что так долго ждать нет смысла. Договорился с похоронным бюро. Они заберут его завтра у морга в половине шестого вечера. До этого тебе нужно доехать до муниципалитета – забрать свидетельство о смерти. Гроб, как и место, я выбрал сам. Не слишком скромно, не слишком богато. Сойдет, в общем. Тебе нужно будет лишь оплатить. После того как заберешь свидетельство, заедь к ним. Контора называется: «В последний путь». Она на весь город одна, найдешь. Что делать дальше, они тебе уже там подскажут (где что подписывать, куда ехать и тд.). Я буду ждать у ворот кладбища в 6, к моргу не поеду.
Себастьян
Он прочитал это три раза. Смысл написанных слов долго до него не доходил.
«Какие еще похороны? Кто умер?» – размышлял он первые пару минут, но позже информация, прятавшаяся от него в закоулках его мозга, внезапно всплыла. «Он мертв». Он не помнил ни процедуры отключения, ни как добрался до дома, ни вчерашнего дня. Просто факт: «Он мертв». И все. Когда он этот факт осознал, он ничего не почувствовал, будто это и не к нему относится вовсе. К кому-то другому, настолько чужому и далекому, что его страдания, боль и переживания волновали его не больше, чем то, что трава зеленая, а небо голубое.
Посидев еще минут десять, он не спеша поднялся, порыскал по холодильнику, отыскал там старый творог с истекающим сроком годности, смешал его с такой же залежавшейся сметаной и заварил горячий чай. Не то чтобы его мучил голод, он его не чувствовал. Ему не хотелось ни есть, ни спать, ни пить, ни чего-либо другого. Просто механические действия совершаемые телом для продолжения жизни. Чтобы жить, нужно питаться. Только и всего. Потому ложка за ложкой он постепенно расправлялся с безвкусной едой, лишь изредка, когда этот суховатый чуть кислый комок совсем не хотел проваливаться в желудок, проталкивал его дальше сладким чаем. Закончив с едой, он поплелся в ванную, снял одежду и сразу закинул ее в корзину с грязным бельем. После без интереса рассмотрел себя в зеркале, взъерошил волосы на голове, подумав о том, что давно уже не стригся, потрогал трехдневную щетину, понял, что сильно исхудал за эти дни, залез под душ, тщательно вымылся, вытерся и, обмотавшись полотенцем, сбрил щетину. На все, включая завтрак, ушло не больше получаса. Пока сохли волосы, подготовил одежду, в которой пойдет на похороны. Чего-либо подходящего на такие случаи у него не нашлось. Ни черной рубашки, ни брюк, ничего. Потому, подумав, что на похоронах будет только он да белобрысый, плюнул на это и решил одеть первое попавшееся под руку. Это были свободные темные джинсы и безмерная, но еще не такая изношенная, темно-коричневая толстовка с капюшоном.
Араки быстро закончил с получением свидетельства. На удивление, очереди почти не было, да и процедура была простой. Заходишь, показываешь паспорт, называешь имя и фамилию умершего, ждешь пару минут, пока найдут свидетельство, расписываешься в получении – вот, собственно, и все.
Дорога до похоронного бюро заняла больше времени, чем он ожидал. Контора эта занимала целый этаж в ветхом двухэтажном довоенном здании на отшибе Центрального города. Весь квартал, где стояло здание, был заброшен. Ближайшие десять километров не было ни одного обитаемого жилого дома. Только покосившиеся, обрушившиеся здания, старый потрескавшийся асфальт и природа, заявляющая о своих правах. Когда-то, вероятно, это было процветающее поселение. Множество разных домов, многоквартирных кирпичных и древних избушек, которые вполне сами по себе могли служить неплохим экспонатом в музеях истории. Сейчас же все они либо стерты окончательно временем и стихией, напоминая о своем прежнем существовании лишь бетонным фундаментом, проглядывающемся из-под земли, или стоят покореженные, почерневшие, покрытые всяческими видами мха, плесени и растительности, сверкая битыми грязными окнами.
Центральный город, в котором живет он с Себом, после войны был в большинстве своем перестроен. Старые здания снесли, поставили новые, заменили дороги, дизайн в целом использовали совсем иной при постройке. Дом Араки был скорее редким исключением из правил, из тех домов, чей снос принес бы больше убытков, чем прибыли. Здесь витает дух старого времени, пусть и плесневелый. Город не стал расширяться в эту сторону, так как дальше в паре сотен километров находился один из городов, стертых в самом начале войны. Ранее – город миллионник, теперь – лишь заброшенный радиоактивный пустырь, от которого стоит держаться подальше. Но именно этому городу Центральный обязан своим развитием. Ему и еще одному. Так получилось, что развивали его люди, сумевшие спастись из двух уничтоженных многолюдных городов, ведь он находился аккурат между ними примерно на равном расстоянии. Не слишком большой, но развитый, с плодородной почвой и обширными, перспективными для строительства землями. Вот и стеклись в него беженцы из двух огромных исчезнувших городов. На Северо-западе – один, на юго-востоке – другой.
Конечно, человека, выросшего совсем в другом мире, такая старинность сбивает с толку. Араки отупело оглядывался по сторонам, то и дело спотыкаясь о камни и проступившие из асфальта корни деревьев. Наконец, он заметил большую пожелтевшую вывеску: «В последний путь». Чуть ниже вывески уже на двери небольшая реклама, а рядом пару похоронных венков и стенд с искусственными цветами.
«Странное место для похоронного бюро. Не выгодней было бы в городе открыться?»
Он осторожно открыл дряхлую дверь. Она слегка скрипнула, пропуская гостя. Внутри стояла гробовая тишина. В прямом смысле слова. Вокруг были одни только гробы на небольших витринах. На полу был положен грязно-красный ковролин, а стены окрашены в желтовато-белый. Стоило двери закрыться, как к Араки подошел мужчина в строгом черном костюме. Он был уже в годах, на вид лет пятидесяти, слегка полноват, и какого-то неуклюжего вида. Складки на шее тряслись от каждого его движения. На макушке сверкала залысина, придавая этому виду еще больше нелепости. Араки он не понравился. В глазах его то и дело пробегали странные лукавые искорки, говорящие о том, что, пусть он и старается поддерживать скорбящий вид и изображать сочувствие, на самом деле он радуется клиенту и, соответственно, его горю. Это двуличие и отталкивало, хотя обвинять Араки его в этом не стал. Каждый зарабатывает на хлеб как может.
– Господин Араки?– Голос его был сдержанный, мягкий, приятный на слух, а округлые, чуть обрюзгшие из-за возраста черты лица, несмотря на лицемерие их обладателя, располагали к себе, внушая доверие.
«Господин? Какой сейчас год?»
– Да,– неуверенно сказал Араки.
– Здравствуйте. Господин Лаэр попросил оказать вам теплый прием. Если не возражаете, давайте пройдем в кабинет. Тут не совсем удобно говорить.
– Конечно.
Они вышли из холла с гробами и, пройдя по небольшому узкому коридору, зашли в кабинет. Небольшая комната была более дружелюбного вида. У окна располагался широкий стол из темного дерева, по бокам пару стеллажей того же цвета, а дальше всего от окна маленький плисовый диван темно-зеленого цвета. Человек в костюме обошел стол и сел на кресло спиной к окну. Напротив сел Араки.
– Что ж, теперь позвольте представиться. Меня зовут Вениамин Викторович. Я заведую этим бюро. Мы оказываем различную помощь в погребальных услугах. От выбора венка до раздела наследства. Будем рады вам помочь. Итак, начнем, пожалуй, с организационных вопросов. Вы не против?
– Нет.
– Хорошо. Господин Лаэр распорядился похоронами. Гроб, венки, место уже выбраны. Желаете взглянуть на гроб?
– Нет, спасибо.
– Точно? Вы прибыли раньше срока, так что, если вас что-то не устроит, есть возможность выбрать другой. У нас как раз есть пару гробов по размерам.
– Точно.
– Хорошо, может, тогда венки? У нас есть много моделей и цветов.
– Нет, не нужно.
– Уверены? Все-таки такое важное мероприятие…
– Да, уверен. Ничего не нужно. Пусть будет так, как было решено. Только, пожалуйста, давайте быстрее покончим с этим. – Его раздражала такая настойчивость, да и лживость, с которой он под видом помощи пытается втюхивать не нужные ему вещи, вызывала отвращение. Все, что ему хотелось – скорее закончить этот разговор.
– Хорошо. – Мужчина участливо кивнул в ответ и протянул ему небольшую стопку бумаг.– Это – договор на оказание услуг. Ознакомьтесь и поставьте подписи тут и тут. – Он водил по бумаге неестественно коротким и толстым, словно сосиска, пальцем.
Араки бегло прочел договор и поставил подписи, где просили. Обычные похоронные услуги: приобретение места на кладбище, гроба, венков, цветов, речного песка, памятника, заказ копателей, священника, катафалка, подготовка тела к погребению.… Это не полный список. Помимо того, было множество юридических услуг. Столько, что он не стал читать дальше.
«Как только он успел все уладить? Я бы и за неделю не закончил»
Дальше Араки передал свидетельство в руки мужчине. Тот бережно снял с него копию, переписал номер, несколько раз проверив его правильность, после этого вернул свидетельство и попросил рассчитаться за услуги. Сумма оказалась куда меньше, чем рассчитывал Араки.
– Господин Лаэр упоминал, что, так как похоронами занимался только он, мне следует рассказать про всю процедуру подробнее?
Араки в ответ кивнул.
– Значит, слушайте, вначале вам нужно будет забрать покойного из морга…
И он объяснил все как можно подробнее – где что забрать, какие бумаги подписывать, куда ехать, что делать… Пусть и жадный, но свое дело знает хорошо. От большого количества деталей у Араки разболелась голова, но самое важное для себя он уяснил. По сути, всю работу возьмут на себя наемные работники, ему лишь нужно было поставить пару подписей и прийти в назначенное время в назначенное место.
Как только объяснения закончились, Араки поднялся с места и пошел к выходу. Вениамин Викторович вновь предложил ему все-таки посмотреть на гроб, но, услышав очередной отказ, немного расстроился и предложил задержаться, попить чаю или кофе. Ведь, может, посидев недолго и обдумав все, он передумает, пронеслось в голове у Вениамина, что сразу отразилось на его лице. Все мы желаем лучшей жизни, а количество продаж напрямую связано с его доходом, поэтому Вениамин не хотел так просто отпускать Араки. А приличия – дело десятое. Терпению Араки пришел конец.
«Да какая, к черту, разница, в чем ему лежать в земле?! Не все ли равно, гроб из красного дерева или из осины, обит бархатом или нет? Он мертв, мать вашу! Мертв! Это уже не имеет никакого значения!»
Боясь не справиться с эмоциями, Хиро быстро и довольно грубо распрощался с мужчиной и пулей вылетел из здания. Оказавшись на свежем воздухе, он почувствовал себя лучше. Он брел уже знакомой дорогой к шоссе, периодически посматривая в сторону противоположную расположению города. Там всего в каких-то двух километрах стоит немаленькое кладбище. Если верить Вениамину Викторовичу – новое, популярное, с хорошей охраной. Кладбище, где похоронят его отца. От этой мысли ему стало тоскливо, но по сравнению с утренним безразличием, это были хоть какие-то чувства, а не пустота.
Он достал из кармана телефон и взглянул на время, до начала оставалась пара часов. Чем их занять, он совершенно не представлял. Не стоять же у морга, словно статуя, все это время. Да и домой ему сейчас хотелось меньше всего. Он заказал такси, и оно довезло его, как он и просил, до больницы. От нее он пошел куда глаза глядят медленным, прогулочным шагом, по пути рассматривая то прохожих, то улицу, то здания, то небо. Все как обычно. Угрюмые ничего не выражающие лица, серые безликие здания, громоздившиеся один за другим, грязь и холод. Разве что облака, вечно нависающие над городом, в этот раз казались плотнее и гуще, ветер был холоднее, а воздух был влажным, от чего становилось еще более зябко на улице. Устав бессмысленно ходить, он завернул в ближайшее кафе, заказал сытный обед и наблюдал за тем же пейзажем уже из окна теплого уютного заведения.
Зимой темнеет раньше обычного. Не было и пяти вечера, как загорелся яркий пурпурный закат. Удивительная красота среди столь уродливого города. Все вокруг окрасилось непередаваемо теплым, приятным светом. Бесцветные окна отражали его ласковыми бликами, прохожие, вторя этой красоте, заулыбались, до ушей Араки начали доноситься веселые разговоры от людей, сидящих на соседнем столике, послышался смех, возня шустрой официантки. Весь мир, ранее словно мертвый, ожил для него, преобразился в какой-то другой. В мир, где все счастливы, и всем хорошо, где нет ни боли, ни горечи, ни болезней. Но именно из-за такого тепла и радости так больно сдавило что-то в его груди. Усилием воли он проглотил ком в горле и остановил начавшие литься слезы. Глубоко вздохнув, он легким движением руки смахнул успевшие проступить слезинки, встал из-за стола, оплатил счет, и направился обратно к больнице.