О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

В столовой они набрали еды, по мнению Камбра, на неделю, а по мнению Ленни явно недостаточно. Быстренько погрузили все это на старенький раздолбанный велодрын и отправились.

Ленниц оказался большим знатоком велодрынской психологии, едва усевшись, он пообещал велодрыну, что если они доедут нормально, быстро и без аварий, то велодрын получит целую канистру бензина высшего сорта. Так что до Ахатысюра добрались без приключений и в рекордно короткий срок. Ленниц отправился разыскивать обещанную канистру, а Камбр неторопясь вылез и, разминая затекшие ноги и спину, огляделся.

Ахатысюр, маленькая белая от пыли деревушка, прилепившаяся к горе, с парой десятков строений, некоторые из которых даже неплохо сохранились, здоровенным колодцем посреди площади и вислорого, меланхолично жующим синюю колючку возле полуразвалившегося домишки, выглядела до того безобидно, что Камбр поначалу даже решил, что напутали у них в шатбе чего-то и вовсе это никакая не передовая. Но тут вдруг у подножия горы что-то сверкнуло, грохнуло, и черные клубы дыма поползли вверх по горе, скрывая зелень кустов и деревьев и оттуда, из этой зелени, затрещали трещетки, заухали **, засверкали жгучие лучи бластеров. Бой прекратился так же внезапно, как и начался. Снова стало тихо и сонно.

Камбр вздрогнул, опомнившись, и, поправив фуражку, отправился разыскивать легендарного генерала Пламперса, который как раз обосновался вместе со своим корпусом в этой деревушке и ухитрился захватить ни кого-нибудь, а сайдистского шпиона.

Босоногая, невероятно чумазая мабригская девчонка, выглянув из черного провала окна странной будто прокопченной хибары, показала Камбру на дом чуть в стороне: «Тама-тама». Дом как дом, разве что чуть побольше других да поцелее. Камбр пригляделся и обнаружил у дверей охрану. Это его окончательно убедило в том, что генерал если где и должен быть, то только там, и он направился к дому.

Охрана у дверей находилась в совершенной прострации и никак не отреагировала на Камбра, хоть он и помахал перед носами охранников своим пропуском. Потоптавшись на месте немного и постучав для приличия, Камбр шагнул в полутемный дверной проем.

Он оказался в комнате, стены которой были обклеены картами сверху до низу. В центре стоял грязный стол, у стены – железная кровать.

Генерал Пламперс в кителе на голое тело и синих подштанниках сидел на кровати, тупо уставясь на грязный захватанный стакан, по которому, деловито жужжа, ползала большущая сине-зеленая вражица, и, почесывая грудь, поросшую рыжей курчавой шерсткой, при этом он старательно хмурил рыжие брови, отчего лицо его принимало младенчески бессмысленное выражение, и беспрестанно шевелил губами, не издавая при этом ни звука. При виде Камбра генерал было попытался встать, но потом решил, что оно того не стоит, и, помотав головой из стороны в сторону, как вислорог, отгоняющий взвизгов, грубо поинтересовался:

– Ну, ты кто такой? Чего надо?

Камбр быстренько объяснил. Генерал посмотрел на него, икнул, схватил со стола графин и долго жадно глотал мутную жидкость. Почему-то Камбр сомневался, что там вода, а тем более «Доктор Джекилл». Наконец оторвавшись от графина и вытерев губы ладонью, генерал посмотрел на Камбра более осмысленным взглядом и потребовал повторить рассказ. Камбр повторил.

– Акхм, – прочистил горло генерал. – Шпиона, говоришь, тебе подавай? А сам-то ты кто? Репортер, значит, из штаба? Ненавижу штабных… хуже шпионов. От вас всякий вред. Репортер, значит… Бумагу давай… Знаем мы таких репортеров. А-а, вижу, вижу у тебя во, во рога, на лбу торчат. Не… не спрячешь… Небось, приехал своих выручать?! Репортер!.. Нашел дурака. Так я тебе и поверил! Да ты мне бумажки свои не суй, не суй!..

Глаза генерала диковато блеснули. Он выхватил пистолет и заревел:

– А ну руки вверх, падла мабригская!

Камбр послушно поднял руки. Генерал, тяжело дыша и цепляясь за спинку кровати, поднялся, пистолет в его руке ходил ходуном. Подойдя к Камбру вплотную, он приставил пистолет к его виску и нажал на курок. Раздался сухой щелчок. Генерал мелко захихикал, обдавая Камбра волной перегара.

– Смотри-ка, осечка, ну и ладно, – пробормотал он, обыскивая Камбра, затем связал ему руки за спиной и принялся тщательно изучать его документы.

– Что тут такое, закорючки какие-то, не разберу, – бубнил он, пуская слюни. Камбр прижался к стене и зажмурился. Генерал опять припал к графину. Потом взревел, вызывая своего адъютанта:

– Фокстер, ко мне!

На рев примчались поджарый малый в форме лейтенанта, и два здоровяка с трещотками наперевес.

– Забери его, Фокстер. И сообщи в штаб, что мы еще одного шпиона поймали. Я лично поймал.

– Послушайте, Фокстер, вы кажетесь разумным, – взмолился Камбр, – у генерала мой пропуск, никакой я не шпион, я репортер штабной газеты, а ваш генерал, похоже, немного не в себе…

– Давай-давай, топай, – ткнул его в спину адъютант, направляя к покосившемуся сараю. На допросе поговоришь, успеешь. Сейчас переводчика найдем, устроим тебе допрос по всем правилам.

– Какой допрос, какой переводчик? – Камбр попытался обернуться, но тут же получил по затылку.

– Там увидишь, какой, – загадочно произнес адъютант и, втолкнув Камбра в сарай, запер за ним дверь.

Несколько минут Камбр стоял, привыкая к полутьме. Потом разглядел у стены фигуры и двинулся к ним.

– Да это Строфанзен! – воскликнул знакомый голос, – мы с ним приехали. Ну Строфанзен, повезло же нам. Вот влипли, так влипли…

– Ленни!

– Ага, я. Так и не успел бензин раздобыть. Велодрын, небось, испереживался весь.

– А ты как здесь?..

– Как все. Тут кроме меня еще трое.

– Этот генерал, он что, сумасшедший?

– Они тут все сумасшедшие. Нухи обкурились.

– И что теперь с нами будет?

Ленниц пожал плечами и что-то пробормотал.

– Кто знает, – одна из теней заговорила с легким мабригским акцентом, – может, сначала допросят, потом расстреляют, а может, и допрашивать не будут…

– Ничего себе, – Камбр сел на кучу соломы у стены. – вы это серьезно?

– Куда серьезней… Вчера двоих шлепнули. Моего брата и девчонку одну, – говорящий подсел поближе к Камбру и тот разглядел пожилого мабригца. – Я Тарум. Беженцы мы, из Тихиса…

– Камбр. А девчонку-то за что?

– Дракон их знает. Вроде, генерал сказал, что узнал ее, вроде, она снайпер, вроде, десятерых из его бригады положила… Да какой снайпер?! У нее зрение было… без очков с десьти шагов в плюшку не попала бы…

– С десяти-и?.. А с пяти?

– С пяти… С пяти любой попадет!

– М-да?

Ленниц хотел было вмешаться, но тут дверь сарая распахнулась, и серые тени замаячили на пороге.

– Эй вы там, шпионы недорезанные, вылезайте.

Пленники один за другим выбрались из сарая, щурясь от яркого света. Их тут же разделили. Ленница и Камбра повели к дому из бурого камня, а пожилого мабригца и двоих его сыновей погнали вдоль по улице в гору. Через минуту они скрылись в клубах белой пыли. Больше Камбр их никогда не видел.

В доме Камбра и Ленница разделили и долго допрашивали поотдельности: кто такие, откуда, зачем приехали… Потом немного побили, так, для порядка, и перевели в большую полутемную комтату, посадили на середину спина к спине и, направив в лицо слепящие лампы, устроили допрос с пристрастием.

– Ты сайдистский шпион! – кричал на Камбра лейтенант. – Признайся, и мы тебя отпустим.

– Я не шпион, – отвечал Камбр и тут же получал затрещину.

– Говори, какую должность занимал при дворе императора, – орал в это время капитан в ухо Ленницу.

Придя в себя после очередной оплеухи, Камбр увидел перед собой худого смуглого лейтенанта, который что-то настойчиво спрашивал у него.

– Я не понимаю.

– Ма-алчать, – завопил капитан Фрут. – прекратить претворяться и отвечать на родном языке.

– Я и отвечаю.

Камбру выдали очередную затрещину, а лейтенант тем временем спрашивал уже что-то по-мабригски у Ленница.

– Да шарские мы, свои! – вопил Ленниц. Ты на волосы мои посмотри, где ты видел рыжих мабригцев?

– Знаем мы этих своих, – пробормотал капитан и тут в комнату ввалился генерал в обнимку с солдатом, ревя, как больной чвакл:

– Дигги, дружок, сейчас я тебе таких шпионов покажу, закачаешься!

– Да мы и так на ногах не стоим, – пискнул солдат. У Камбра глаза на лоб полезли. С генералом обнимался не кто иной, как Дигги Сориц собственной персоной.

Генерал отодвинул Дигги и на негнущихся ногах подошел к капитану.

– Как идет допрос?

– Молчат, мой генерал.

– Применить меры!

– Есть!

Камбра и Ленница схватили, поволокли к стене и уже приковывали к цепям, но тут Дигги не выдержал.

– Осмелюсь доложить, мой генерал, – прокричал он, вытянувшись перед Пламперсом в струнку, – это совсем не шпион. Это мой земляк и дружок Камбр Строфанзен. Я его всю жизнь знаю, никакой он не шпион, не шпион и все, хоть стреляйте! Он поэт-отшельник и сторож космопорта. Мы с ним вместе ехали до Эдри-Хо, а потом его в штабе оставили, а меня к вам…

Генерал нахмурился, почесал нос, а потом зарычал:

– Что ж ты сразу не сказал, вомбат кривоногий!

– Я не знал, ваша честь!

– Штабные, еще хуже, чем шпионы, – генерал нервно потер шею. – К стенке бы их… Й-эх, дракон тебя задери, а еще друг, называется… Отпустите этих гамбургеров, – приказал он капитану. – Опять не повезло. И гоните их в три шеи, не то у меня разговор короткий…

Ленниц Огр, едва его отпустили, помчался к велодрыну, врубил пятую скорость и только его и видели.

– Ничего, – покровительственно похлопал растерявшегося Камбра по плечу Дигги. – Я тебя провожу. Все равно война не сегодня-завтра кончится, и всех отпустят.

– Откуда ты знаешь? – Камбр вышел из ступора.

– А, знаю. В соседнюю деревню большое начальство приехало, слух прошел, что мирный договор подписывать будут.

– А не треп?

– Не, верняк. Наши там, мабригцы и сайдисты. У них в этом деле тоже какой-то интерес…

Камбр фыркнул. Какой-то! Да самый что ни на есть прямой.

– …А еще куча наблюдателей понаехала. Так что верняк. Тебя-то как к нам занесло?

– Из газеты прислали…

Так болтая, они вышли за околицу села и прошли по белой от пыли дороге еще пару лиг. Камбр устал, натер ногу, и Дигги предложил устроить привал.

– А слушай, Камбр, ты пока тут сиди, а я в Костюковницу сбегаю. Вон за полем дымок видишь? Это она и есть. У меня там дружок, Сонник Барсон. Я у него велодрын возьму… Счас через поле, одна нога тут, другая – там.

– Подожди, может, по дороге, вон дорога-то…

– Не, – помотал головой Дигги, – дорога там петляет. Да что ты волнуешься, я все время тут хожу, и ничего. Так гораздо короче.

Он помчался по полю, смешно подпрыгивая, как гигантский клюкл, и уже добежал почти до середины, как из-под ног его в небо взметнулся фонтан огня и земли и раздался оглушительный грохот.

Камбр закричал, потом сел на землю и заплакал. Тихо, совсем беззвучно. Только вздрагивали плечи, да слезы горько-солеными ручейками безостановочно текли по алебастрово-белым от пыли щекам, оставляя грязные дорожки.

Солнце спряталось за гору, быстро стемнело. Уже в кромешной тьме Камбр поднялся и поплелся по дороге, слабо соображая, куда, просто шел, чтобы идти. Он шел всю ночь, и всю ночь его обгоняли колонны кар-басов и банок. На рассвете его обогнали еще три кар-баса битком набитые военными. Камбра посадили в последний и привезли в штаб. Там он узнал, что война внезапно кончилась, и всех отпускают домой. Он отправился на вокзал и, толкаясь в очередях, случайно наткнулся на… Си.

– Си! – воскликнул он в изумлении. – Ты что тут делаешь?

– Тебя жду, – невозмутимо ответила Си.

– Но, но…

– Пора тебе возвращаться, Камбр. Вот билет. Вот твои вещи. Поторопись, трейка сейчас отходит, – и Си, махнув Камбру на прощанье рукой, растворилась в вечерних сумерках.

Камбр, подхватив мешок, бросился к трейке и едва успел занять место, как раздался свисток, и трейка плавно отошла от перрона. Камбр сидел у окна, и мимо, как когда-то давно, тысячу лет назад, проплывали горы, леса, золотые лужицы озер, домишки. Он закрыл глаза, пытаясь уснуть, но вместо этого увидел Дигги, тот улыбался и протягивал руки. Камбру почудилось, что вот сейчас Дигги Сориц сядет рядом и скажет: «Привет, Камбр. А я поэму написал, вот послушай».

Камбр, вздрогнув, открыл глаза, Дигги не было. Была обычная трейечная суета: ходили туда-сюда проводники, и феи-топтушки разносили обед, и хлопали двери, и постукивали колеса, и покачивался под ногами пол. «Все возвращается, – подумал Камбр, – и даже Дигги, бедняга Дигги когда-нибудь вернется…»

Домо-ой, – гудела трейка, – домо-ой!..

Глава 19. Как Камбр и Шамбр остались одни

Зимний карнавал, пожалуй, самое приятное, что может произойти в Мукезе зимой. В самом деле, Новый год уже прошел. Морозы вовсю хозяйничают в Тамаизе. Мерка заледенела так, что даже на самой середине ее можно кататься на коньках, не рискуя провалиться в полынью. Да что там Мерка, Тамарка и та превратилась в сплошной гигантский каток. Феи частично подались в теплые края, частично впали в спячку. Да-да, не удивляйтесь, многие феи так делают. И, между прочим, очень удобно. Не надо ни есть, ни пить, ни шубу шить, лежишь себе в уютной норке, укрытый душистым одеялом из лепестков нечайной розы да палец посасываешь… Благодать. Но только для фей. Бедному дурканину приходится терпеть и ледяной колючий ветер, и сугробы, и надоевшие к середине зимы до тошноты кусты заморожечника. Воистину, что может быть скучнее зимы? Только зима.

Камбр возвращался с вокзала, кутаясь в продуваемую насквозь ляпистую шубу и пытаясь хоть как-то укрыть от ледяного ветра нос, уже однажды отмороженный, а потому болевший немилосердно. Все случилось быстро и суматошно. Вот только вчера врач прописывал Келлер Соне микстуру и бубнил, что если они хотят видеть здорового ребенка, то надо им менять климат, а сегодня уже Риза, подхватив обеих дочерей и чемоданы, мчится за границу, к теплому морю. Мыслимое ли дело! Уехала, бросила их с Шамбром на произвол судьбы… И что с того, что Шамбру уже семь лет?! Он же еще совсем несмышленыш. Да и Камбр как-то не очень умеет обращаться с детьми. Правда, Руфус обещал помогать, если что. Но надежды на него… особенно теперь, когда он в очередном приступе трудоголизма сутками торчит в муниципалитете… готовится он, видите ли, готовится… Камбр вошел в квартиру, прикрыл поплотнее дверь и прислушался. На кухне бормотало радио, в зале похрипывали да постанывали старинные, оставшиеся еще от прадедушки часы.

– Шамбр! – позвал он. Никто не отозвался.

Ах да, вспомнил Камбр, школа. Школу же никто не отменял. Каникулы только через неделю. Камбр огляделся и решил прибраться. Навести порядок то есть. Аккуратно собрал раскиданных в суматохе сборов Солли и Кел кукол, сложил в коробку Шамбровы кубики и, остановившись у стеллажа, принялся разбирать сваленные в кучу книги. Вот это было его любимое занятие, ну не считая, конечно, писания стихов, и действовало оно на Камбра весьма умиротворяюще. То был настоящий ритуал, который Риза в нормальном расположении духа, посмеиваясь, называла книгоманией, а когда злилась – шизарисом или маразмеей.

Впрочем, Камбр не обижался. Книги были его страстью. Он трепетно собирал свою немаленькую по мукезским меркам библиотеку и горько сокрушался, что книжные лавки Мукеза слишком бедны, а из Миски книг не навозишься, да и дороги они там.

Однако вернемся к ритуалу. Расставлять и переставлять книги на стеллажах Камбр мог часами. Каждую книгу следовало не просто поставить на место, а обязательно подержать пару минут в руках, понянчить, любовно оглаживая, сдуть с нее пыль, возможно, даже раскрыть и перелистать, а самые любимые немного почитать…

Камбр так увлекся, что забыл обо всем на свете. Звонок в дверь вырвал его из мягких лап книгомании, и он, вздрогнув, испуганно глянул на часы – Шамбр! Но нет, это был не Шамбр. Почтальон принес газеты и письма. Всего писем оказалось три. Одно из лавки безопасности – уведомление о начислении ему пенсии, как герою последней войны. Еще одно – счет из телефонной компании за переговоры с дальним родственником Трепла из Фиглюра, который собственно и устроил Ризе с дочерьми поездку за границу, да еще к теплому морю в разгар зимы. А третье… Камбр недоуменно повертел письмо. Вместо обратного адреса какая-то закорючка. Он взял ножницы и аккуратно вскрыл конверт. Оттуда выпал желтоватый бумажный лист, исписанный мелкими каракулями.

«Дорогой Камбр!» – прочитал он. Удивленно хмыкнул и слегка сдвинул брови, но продолжил: «Прослышал про твои приключения. Занимательно, скажу. Даже слишком, если, конечно, все это правда. А верно ли говорят, что тебе память отшибло и ничегошеньки ты не помнишь? Так, может, и меня позабыл? А как же велодрын? Он, скажу я тебе, объявился у нас года два назад. Весь ободранный, ржавый – в чем душа только держалась. Нес какую-то чушь. Чушь и околесицу, надо признать. Даже повторять неохота, да я, честно говоря, и не понял ничего. Мне-то казалось, вы с ним нашли общий язык… Ну да что за дела, я его отладил, покрасил, он теперь как новенький, даже лучше. И все уши мне прогудел – хочет к тебе вернуться. Но не по почте ж его присылать. А тут я как раз в Миску собрался. Звал один тут. Приятель. Да ты его, верно, знаешь, Брякл Фрискис. Он раньше в издательстве Мурра работал, а сейчас, похоже, разбогател слегка, стал главой концерна. «Сеть» называется. Может, слышал? Вообще-то Бряки меня давно в Миску звал. Но все как-то не с руки было, а тут я романчик написал. Дай, думаю, пошлю. И послал. Так Бряки словно с цепи сорвался: «Давай приезжай, мы твой сборник издавать будем». Достал, право слово, достал. Так я подумал-подумал: что-то в Клюквине скучно стало – и приехал. И велодрын твой захватил. Ну в Миске-то мы все дела свои завершили. Так я, вроде, помню, приглашал ты меня? Да и хочется на Мукез взглянуть. Интересно. Надеюсь, не погонишь? А вообще-то жди. Мы скоро. Всегда твой Балюня Сбырки».

Камбр в недоумении перечитал письмо, потом еще раз. Балюня, Балюня… кто такой Балюня? И велодрын еще… Ох, что-то вертится такое… Что-то вертится… Он потер шею.

Дверь распахнулась, и в комнату с потоком холодного воздуха ворвался Шамбр.

– Пап, привет! Ну что, проводил?

В свои семь лет Шамбр был весьма крепким мальцом. Его большие, как у отца,

темно-серые глаза упрямо смотрели на мир, а густая в мелкую кудряшку с легким малиновым оттенком шевелюра была предметом зависти всех девчонок в классе.

– Проводил. Раздевайся. Как дела в школе? Есть будешь? – Камбр невольно залюбовался сыном, такой он был весь кудлатый, розовощекий и на пай-мальчика совсем не похож. Камбр терпеть не мог пай-мальчиков.

– Угу, – Шамбр сбросил шубку в прихожей и, на ходу скидывая сапожки, шапку и варежки, пробежал в свою комнату, – нормально. Фалкор опять у меня сдувал, а Лушка-плюшка стукнула портфелем по голове, шишка, наверное, теперь будет…

– Что еще за Лушка, – нахмурился Камбр, подбирая за сыном вещи и вешая их в прихожей на крючок. – Ты как о девочках отзываешься.

– Ну пап, она все равно вредина…

– Так как ее зовут?

– Лусина.

– Ага, Лусина, значит. И она стукнула тебя портфелем. А за что, прости?

– Да ни за что, вредина она, вот и все! – Шамбр засопел, надулся и сделал вид, что ужасно занят расстегиванием несуществующей верхней пуговицы на рубашке. Но отделаться от Камбра было не так-то легко. Он подошел к сыну взял его за подбородок и, повернув к себе, глянул прямо в серые, чуть раскосые, как у матери, глаза.

– Ага, а если подумать?

– Ну пап…

– Давай-давай.

– Подумаешь, я в нее свистящим горошком запустил.

– Угу. И после этого она тебя стукнула.

– Э-э… не совсем, я у нее это… рисунок отнял и засунул куклу в… Ты представляешь, она до сих пор куклы носит, глупинда.

– Кукол, – автоматически поправил Камбр и тут же спохватился. – Ну да, она, значит, глупинда – кукол носит, а ты у нас умняк и в карушки не играешь. А то, что тут по всей комнате разбросано – это так – мусор, который нужно собрать и выкинуть в ведро.

– Не-ет! Папа, нет!

– Тогда вот что. Завтра же извинись перед Лусиной. И пригласи ее к нам чай пить. Я потрясен, Шамбр, как ты к девочкам относишься? Может быть, ты и сестер обижаешь?

– Нет. Честное слово, нет! – Шамбр так разволновался, что у него даже слезы на глазах выступили.

– Ладно. Ты меня понял. Завтра приведешь Лусину домой, а пока переодевайся, сейчас есть будем. Мама там нам оставила кое-что.

Камбр вышел на кухню. А Шамбр начал переодеваться, но занятие это было скучное, и он попутно играл в карушки, заодно перебирая значки и ленточки, награды в школе и летнем скаутском лагере. Все это были занятия привычные, а потому быстро надоевшие. И тут внимание его привлекло письмо, забытое Камбром на столе. Шамбр, который в свои семь лет читал уже весьма прилично, тут же сунул в него любопытный свой нос.

– Готов, Шамбр?

– Ага, почти – Шамбр бросил недочитанное письмо и начал лихорадочно искать домашнюю курточку. По квартире пополз упоительный запах тефтелек, какие умела готовить только Риза.

– Иди кушать!

– Мчусь!

В мгновение ока Шамбр уже был на кухне, сидел за столом, облизывал ложку и с вожделением поглядывал на большую кастрюлю с тефтельками. Камбр, подвязавшись Ризиным передником, нарезал хлеб, разложил на блюдца каждому зелень и только после этого взялся за кастрюлю. Шамбр к тому времени совсем извелся.

– Не вертись, обожжешься, – проворчал отец, накладывая тефтельки большим половником. Шамбр, конечно, тут же повернулся, поддал головой половник, взвизгнул, а тефтельки весело запрыгали по столу.

– Ну что ты делаешь, я же сказал, не вертись, – Камбр с видом удрученной заботами хозяйки, принялся вытирать большим кухонным полотенцем Шамбровы кудряшки и заляпанный стол. – Еще раз так сделаешь, останешься без обеда. Я тебе не мама, церемониться не буду.

Шамбр замер, втянув голову в плечи, и сидел тихо-тихо как губошлепик под метлой. Наконец все было готово, Камбр торжественно снял передник, и они принялись за еду.

– Приятного аппетита.

– Угу, и тебе… М-м-м.

– Не чавкай. Хлеб возьми.

– Не хочу хлеба…

– Пожалуйста, без не хочу.

– Пап, а мы тут готовились к карнавалу.

– Угу, и что?

– Завтра же карнавал…

– Я помню.

– Ну я хочу быть драконом.

– Что? Каким драконом?

– Золотым.

– Э, но…

– А кто такой Сбырки?

– Что?

– Ну там у тебя в письме…

– Шамбр!..

– Ой, прости, так случайно получилось. Оно там просто так лежало… Он когда приедет? Он у нас жить будет? Он, что, твой друг?

– Ты поел?

– Ага.

– Тогда почему бы тебе не погулять? На улице не так уж и холодно. Слепишь из снега Дворника с метлой, я тебе мортошку дам.

– А еще ведро нужно и уголь.

– Уголь возьмешь у Взметла в сторожке. А ведро посмотри в сарае. Или погоди, позвони глюкам и попроси дядю Хамфри найти тебе что-нибудь эдакое…

Шамбр оделся не в пример быстрее, чем раздевался, схватил санки и помчался во двор. Увы, там, как назло, не оказалось никого из приятелей. Вообще никого, если не считать дремлющего на лавочке в обнимку с большой деревянной лопатой сторожа Взметла. Шамбр покосился на него и громко свистнул, вызывая Сонни Гемерса – своего лучшего друга. Тот, уныло помаячил в окне, разводя руками, не пускают, мол, и исчез в глубине комнаты. Взметл же проснулся, погрозил Шамбру кулаком и, ворча на юных недорослей, которым делать нечего, то ли дело в его время… пошел в сарай, прихватив лопату.

Шамбр вздохнул, прокатился пару раз на санках с горки (никакого удовольствия, не то что на пару с Сонни или целой ватагой ребят), объехал на санках двор, гудя, словно это и не он на самом деле, а большой скинтер (но это тоже показалось скучным), попробовал слепить Дворника, но снег не желал лепиться, мороз все же стоял изрядный. Промаявшись так некоторое время, Шамбр уже было решил пойти домой, но тут заметил у дома напротив, как раз там, где жил его давний недруг Матьевор Брюллиц, здоровенного балинного кота. Кот был необыкновенных размеров, едва ли не с детеныша крокозябла, ярко-рыжий, что балинным кошкам как-то не свойственно, с черными полосами на спине и белыми кисточками на ушах. И что бы вы думали?! Этот кот не обращал на Шамбра ну ровно никакого внимания, нагло умывался и лишь изредка поднимал голову и смотрел, немного щуря изумрудные глаза, куда-то сквозь мальчика, словно того и не было вовсе.

Этого Шамбр стерпеть не мог. Покосившись на свои окна, не видит ли отец, он направил санки прямо на кота, хорошенько разогнался и… Что будет потом, парень еще не решил, но кто позволил совершенно чужому коту так наглеть?! Кот не стал дожидаться, когда Шамбр врежется в него, выгнул спину, мявкнул басом и понесся по тропинке вдоль домов в сторону парка. Шамбр не на шутку разозлился и принялся понукать санки.

– Но, но! – кричал он. – Давай, вперед, тихоходная команда!

Санки укоризненно заскрипели, но поехали изо всех сил. Чудом вынырнув буквально из-под колес некстати подвернувшегося кар-баса, санки, можно сказать, без приключений пересекли шоссе и заскользили по центральной парковой аллее. Кот мчался впереди, и догнать его, похоже, не было никакой возможности. Шамбр уже подумывал, а не скомандовать ли санкам поворачивать домой, как вдруг прямо перед ним возник огромный листотряс. Шамбр изо всех сил крутанул руль, санки занесло, и на полном ходу они врезались в сугроб. От удара саночный руль согнулся в дугу, и они перевернулись. «Этого еще не хватало, – думал Шамбр, – вылезая из сугроба и отряхиваясь. – Вот ведь невезуха, санки поломал. Ох, отец задаст, ох, задаст…» Шмыгнув носом и вытерев слезы, Шамбр извлек из того же сугроба виновато поскрипывающие санки и попробовал выпрямить руль. С таким же успехом он мог попытаться сдвинуть Мурашкин холм. Мало того, санки вообще отказывались двигаться и только поскуливали в ответ на понукания. Шамбр огляделся. Место показалось ему совсем незнакомым. Здоровенный листотряс – причина аварии – укоризненно застыл, а банановый дуб рядом сочувственно покачивал длинными тонкими плетями. Кусты заморожечника загадочно перешептывались с темнеющим рядом корчужником, и даже сциллы своими хриплыми криками не нарушали покоя этого места. Сумерки неслышно прокрались в парк, длинными тенями разлеглись на сугробах, окружили кусты, темно-синими кляксами заползли под деревья. Тонкие пальцы холода проникли под шубку мальчика и осторожно пробежались по спине. Шамбр судорожно вздохнул.

– Что это ты тут делаешь, малыш, совсем один и так далеко от дома? – услышал он за спиной мелодичный немного насмешливый голос и резко обернулся. Перед ним стояла высокая дама в длинной, почти до пят темно-фиолетовой шубе и странной остроконечной фиолетовой шляпе опушенной бледно-фиолетовым мехом, отливающим серебром.

– А какой это мех? – спросил Шамбр, моментально забыв обо всех своих горестях, он никогда не видел такого странного меха.

– Это очень редкий зверь, джинджилла. Здесь не водится. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Ну, я погнался за балинным котом и немного заблудился. Да вот еще санки…

– Как тебя зовут?

– Шамбр.

– Шамбр Стро-фан-зен… – с явным удовольствием нараспев произнесла дама. От удивления малыш даже рот открыл.

– Да, а откуда вы знаете?

– Неприлично таращить глаза и открывать рот, разговаривая с дамами, особенно с незнакомыми, разве отец тебя не учил? – заметила незнакомка и улыбнулась. – А вообще-то я много чего знаю. Дай-ка руку, мы с тобой прогуляемся кое-куда, там ты тоже мно-о-ого чего узнаешь, а потом я отведу тебя домой.

– А санки?

– Ах, санки, – дама небрежно махнула рукой, и безнадежно погнутый руль сам собой выпрямился, а санки заблестели, как новенькие, и даже длинная царапина на сиденье, которую в прошлом году сделал вредина Коппи Ступид большим ржавым гвоздем, даже эта

царапина куда-то исчезла.

– Отправляйтесь-ка домой, – сказала дама нежно прикасаясь к рулю, – и передайте Камбру, чтобы не волновался. – Санки рванули прочь. – А мы с тобой пройдемся, – и таинственная незнакомка взяла мальчика за руку. – Ты не возражаешь, милый?

Шамбр кивнул, и они пошли в глубь совсем уже темного парка.

Отправив сына гулять, Камбр принялся мыть посуду, затем решил заодно помыть и полы на кухне, а помыв, пришел к выводу, что и вообще генеральная уборка в доме не помешала бы. Но только он зашел в ванную за тряпками и порошком, как в дверь позвонили. Он открыл дверь и…

– Камбр, друг дорогой, – возопило существо в ляпистой шубе чуть не до пят, такой же шапке и с совершенно сизым носом. Существо явно принадлежало к мужскому полу, было увешано тюками и чемоданами, под мышкой держало весело загудевший при виде Камбра велодрын, и разило от этого существа хряполкой пополам с табаком, чицей и отфиррским сыром.

– Э-э, – Камбр отступил в глубину комнаты, – Балюня?

– Балюня, Балюня! – радостно взревел гость, сваливая на пол поклажу и отпуская велодрын, который тут же начал подпрыгивать от нетерпения и даже взбрыкивать задними колесами. – Бальмон Сбырки собственной персоной. А ты, брат, нисколько не изменился, знаешь ли. Что меня радует чрезвычайно! Боюсь, правда, не очень-то ты нас помнишь. Ну да это не беда, если что, мы и в гостинице прекрасно устроимся.

– Нет-нет, – встрепенулся Камбр, – раздевайся, проходи, пожалуйста, я очень рад, знаешь ли. Мы с Шамбром сейчас одни, жена уехала лечить дочерей, а мы вот… Ты, кстати, не видел во дворе мальчика?

– Да как-то не обратил внимания, – пробасил Балюня, снимая шапку и выскальзывая из необъятной шубы.

– Надо бы его позвать, – озабоченно проговорил Камбр, оттаскивая в комнату чемоданы, – пора бы ему уже и за уроки… Я сейчас позвоню Руфусу и глюку Хамфри, чтобы они пришли с тобой… И Шамбра нужно позвать… Ты устраивайся, я сейчас.

Камбр накинул шубу и выскочил во двор. Шамбра нигде не было, во дворе вообще никого не было, даже Взметла. Камбр остановился в растерянности посреди двора, недоумевая, куда же мог отправиться Шамбр, потом кругом обошел дом, и уже хотел направиться в парк, как оттуда вылетела серебристая снежная комета, с легким жужжанием пронеслась над дорогой и остановилась у самых Камбровых ног. Он нагнулся и увидел, что это не комета, а Шамбровы санки, покрытые инеем. Руль их был виновато опущен, а рядом со звонком болталась свернутая в трубку записка. Камбр осторожно снял ее и развернул. «Беспокоиться не надо, – прочел он, – Искать тоже не надо, это бесполезно. Дождись карнавала и все поймешь».

Записка заискрилась и рассыпалась снежинками. Феи! Камбр поднес пальцы к лицу и уловил едва заметный запах нечайной розы. Точно феи. Скорее всего, с малышом действительно все в порядке, но что это значит, зачем им Шамбр? Камбр медленно, нога за ногу поплелся домой, волоча санки и размышляя, что же ему делать. Ничего так и не придумав, он решил все-таки позвонить в мукезскую полицию знакомому лейтенанту Ахаву Твистеру, а заодно и Руфусу. Уже переодевшийся в спортивный костюм встревоженный Балюня Сбырки встретил его в дверях.