О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– А, так вы хотели меня искупать здесь?!

Похитители – Смеглис и его дружок Флайгер – благоразумно промолчали.

– Вы, ребята, не на того напали, я же вас предупреждал. У меня розовый бантик по куси-бою и серебряный колокольчик по магу-магу. Вы вообще-то радоваться должны, что я вас не убил сгоряча.

Флайгер открыл было рот, но Смеглис двинул его локтем под ребро.

– Правильно, – одобрительно кивнул Камбр, – говорить ничего не надо. Прощения просить бесполезно. Я ведь вас честно предупреждал. Но в унитазе топить я вас не буду, я, в отличие от тебя, Смеглис, от унижения врагов удовольствия не получаю. Однако проучить вас надо. Чтоб неповадно было.

Камбр огляделся, затем решительно шагнул к двери, практически сливающейся с общим фоном серых стен. Надавив слегка плечом, открыл – это оказалась бытовка, в которой аккуратно стояли девственно чистые, в отличие от всего остального, ведра и швабры и лежали сложенные аккуратными стопочками тряпки.

– Давайте-ка, ребятки, – проговорил Камбр, вытаскивая все это великолепие, – ночь длинная, времени у вас достаточно, если, конечно, рассиживаться не будете. Может, еще и вздремнуть успеете до побудки. Вперед. Отдраите туалет так, чтобы сверкал, и свободны. Ну, живо!

С этими словами Камбр развязал похитителей, запер дверь сортира и спокойно пошел спать.

За час до побудки он все же проснулся и отправился проведать бандитов. Увиденное вполне его удовлетворило. Туалет сиял, а Смеглис и Флайтер, свернувшись калачиком, спали в бытовке. Камбр растолкал их и отправил в кровати.

Протрубил рожок. В дверях возник сержант и заорал: «Подъем!» Новобранцы, скатившись с кроватей и кое-как одевшись, построились. Критически осмотрев строй, сержант хмыкнул и повел всех на плац. Утро нового дня началось.

Часть 2.

Пока под мрачным взглядом капитана Фрунтиша новобранцы осваивали премудрости строевой подготовки, а сержант Пуффикс надсаживался от крика, из окна второго этажа казармы за ними внимательно наблюдали двое. Один в мундире с пятью золотыми нашивками – полковник Мундак с квадратной нижней челюстью и вечно красными от бессонницы и перепоя глазами – больше напоминал болотного чвакла, особенно когда, презрительно морща бескровные губы и показывая красноватые от постоянного жевания дурницы клыки, отвечал что-то своему собеседнику. Нос его при этом нервно дергался, а седой хохолок на затылке вставал дыбом совсем как шерсть на загривке у чвакла.

Второй все время находился в тени, однако можно было разглядеть, что одет он был в штатском. И это казалось очень странным, ведь проклятые пикапы (как презрительно называли военные штатских) в казармы носа сунуть не смели. Еще более удивительным было то, что этот самый пикап по всей видимости что-то выговаривал полковнику, а тот смиренно выслушивал и только кивал головой в ответ.

Капитана Фрунтиша сменил капитан Фокстер, новобранцы отправились на стрельбы, а в ворота казармы въехал грязно-желтый в серых разводах, или, как его еще называют, цвета хайки, любимого цвета силизендских военных, кар-бас. Потягиваясь и позевывая, из него неторопливо вылезли трое в того же цвета форме с синими нашивками на рукавах и в синих беретах – медики специального полка, прибывшие для тщательного обследования новобранцев и их сортировки.

Полковник Мундак было отвернулся от окна, но вслед за медиками из кар-баса выскочил юркий дуркашка, с головы до ног затянутый в черное и с черным кейсом в руках, прикованным к запястью тонкой серебряной цепочкой. Полковник сразу узнал курьера по особым поручениям из Миски. Седой хохолок на затылке у него опять встал дыбом, а на лбу выступили капли пота. К медикам подошел капитан Фатфут. А курьер юркнул в боковую дверь и на специальном лифте поднялся прямо в кабинет полковника.

Мундака он застал нервно расхаживающим по кабинету, отсалютовав, вручил пакет с красной печатью – знаком особой секретности, после чего моментально удалился.

Полковник дрожащими руками сломал печать и вскрыл пакет. Лицо его приобрело землистый оттенок, когда он ознакомился с содержимым. Облизав внезапно пересохшие губы, полковник тяжело опустился на стул и тупо уставился в одну точку.

В это время Камбр со товарищи осваивал стрельбу по движущимся мишеням, а капитан Фокстер, наблюдая за ними в бинокль с почтительного расстояния, поливал их отборной бранью, поскольку Дигги все норовил попасть не в мишень, а в сержанта, да и добрая половина новобранцев стреляла в белый свет как в копеечку.

Исчерпав запас брани, капитан Фокстер слегка передохнул, построил новобранцев и повел их в штыковую атаку на соломенные чучела, одетые в форму мабригцев. Тут уж парни показали себя героями. Чучела были разодраны в клочья.

Сержант тем временем привел инструктора рукопашного боя Лумбракса, и вдвоем они начали учить «весь этот сброд», по выражению Фокстера, основам куси-боя. Ну тут уж Камбру не было равных. Он пару раз уронил самого Лумбракса, и тот проникся к нему такой симпатией, что сделал своим помощником.

Наконец занятия закончились. Солдаты уже предвкушали обед, но к немалому огорчению вместо столовой всех отправили в спортзал, где сидела высокая медкомиссия.

На сей раз осмотр был гораздо более тщательным. Камбра долго крутили на тренажерах, ощупывали и измеряли, делали какие-то уколы и брали кровь на анализ, сопровождая все это недовольным покачиванием головы и цоканьем языка. Он уже решил, что его отчислят, и тихо возрадовался, но не тут-то было. В самый разгар очередного психологического теста в спортзале появился адъютант Мундака, что-то шепнул на ухо председателю комиссии и сунул ему в руки лист бумаги. Председатель прочитал записку, обругал полковника больным чваклом и недоделанным мороком, прекратил тест, пожал Камбру руку и, кисло улыбаясь, сказал:

– Поздравляю, господин Строфанзен, вы зачислены в действующую армию и сегодня же отправляетесь в свою часть в Эдри-Хо. Можете одеваться и идти обедать.

Так Камбр и сделал, недоумевая, что же такое было в записке, отчего майор медицинской службы скис?..

В столовой к нему присоединился Дигги, которого тоже как-то удивительно быстро, несмотря на его плоскостопие и плохое зрение, зачислили в ту же часть, что и Камбра, хотя перед этим собирались отчислить как совершенно не годного к воинской службе. Поедая уже остывшую мангровую кашу с тушенкой, Дигги рассуждал вслух, размахивая ложкой, отчего каша летела в разные стороны.

– И что бы это значило? – вопил Дигги. – Только что они признали у меня плоскостопие, а теперь на войну гонят. Да кто они после этого?! Камбр, чего ты молчишь?

– Ты прав, Дигги, – пробормотал Камбр, уворачиваясь от очередного куска каши, – поосторожней, пожалуйста. Меня тоже хотели отчислить, а потом передумали. Что-то тут не чисто.

– Вот-вот, и я так говорю. А здоровяка Фрумбуза, ну того, который рядом со мной стоял, домой отправили. У него, видишь ли, язва. С таким цветом лица – и язва! Да они свихнулись там все.

– Дигги, ты бы поаккуратнее ел, – буркнул Камбр, – а то вокруг тебя уже все, наверное, в каше.

– Да я и так… – начал было Дигги, но тут раздался свист, все вскочили, и многострадальная каша таки оказалась на полу. В столовую вошел полковник Мундак.

– Вольно, садитесь, – кивнул он, подождал, когда все сядут, и продолжил. – Солдаты, я рад вам сообщить, что буквально через пару часов вы все, кто находится в столовой, отправитесь защищать рубежи нашей родины от злокозненного Мабра. Вам оказана великая честь. Теперь в нашей славной армии у вас появилась уникальная возможность на деле, а не на словах проявить свою любовь к нашей великой Родине, отдать ей себя всего без остатка и не посрамить чести родного города. Я горжусь вами и завидую вам, ведь вы едете убивать проклятых мабригцев. Желаю вам только победы! Можете доесть свой обед, потом получите сухой паек и отправляйтесь на склад, там вам выдадут обмундирование и оружие. На примерку и сборы час, после чего вы должны быть во дворе казармы. Все ясно? Продолжайте.

И полковник вышел.

Поскольку Дигги доедать было уже нечего, а Камбр давно все съел, они отправились к окошку раздаточной за сухим пайком. Без лишних разговоров каждому выдали 4 банки тушенки, 2 буханки хлеба, большой кусок хлюпса, бутылку заверюхи смородиновой, пачку сухого печенья, а также соль, спички и таблетки от голода. Со всем этим богатством Камбр и Дигги отправились на склад выбирать обмундирование и оружие, а затем в медпункт за комплектом первой помощи.

Через час они вместе с парой сотен других солдат сидели во дворе казармы в ожидании командира. Появился капитан Фрунтиш, всех построил, оглядел и остался, как ни странно, доволен. Затем все погрузились в зеленый с черным кар-бас и поехали на вокзал. Камбр грустно смотрел в окно на пробегающие мимо серые тамарские дома, чахлые деревья, беззаботных штатских, которым, похоже, не было никакого дела до какой-то там войны и того, что вот этот черно-зеленый кар-бас везет сейчас на вокзал тех, кого, может быть, завтра уже убьют или ранят на этой странной войне, где совершенно непонятно, кто прав, кто виноват, и зачем обязательно нужно палить друг в друга. Он смотрел и думал, что все это, возможно, видит в последний раз, и никогда уже не пройтись ему ни по грязным тамарским проспектам, ни по мукезским кривым улочкам…

Тамарский вокзал такой же длинный грязный и бестолковый, как и сам Тамар, встретил их суетой, гулом толпы, свистом отправляющихся и прибывающих трейек и запыленных в серых нефтяных пятнах и белых кислотных потеках, груженных фурок. Выгрузившись, новобранцы некоторое время недоуменно озирались по сторонам, шарахаясь от каждого крика, но долго осматриваться не пришлось. Неслышно подползла к перрону трейка цвета хайки, раздался свист, капитан Фрунтиш прокричал: «Всем лезть в десятый вагон», и вот на перроне уже только окурки да смятые обертки от печенья…

Оркестр грянул «Прощай, родная», и эшелон тронулся.

Глава 18. Как Камбр ходил на войну

Часть 1. Штаб

В ту самую минуту, когда эшелон вместе с Камбром, Дигги, Смеглисом и прочими под печальные звуки марша «Прощай родная» отправился в Эдри-Хо, воевать с мабригцами, полковник Мундак вытащил именной пистолет, приставил его к виску, закрыл глаза и, не колеблясь более ни секунды, нажал на курок.

Вбежавший на звук выстрела адъютант нашел полковника бездыханным. Голова Мундака покоилась на столе, и темная кровь заливала бумагу из Миски, на которой все еще можно было прочесть только: «3500».

Что означали эти цифры, они ли стали причиной самоубийства, полковник уже никогда никому не расскажет, и нам с вами остается лишь гадать… Но поскольку гадание – дело неблагодарное, последуем-ка мы лучше с вами за Камбром.

Война превратила Эдри-хо – некогда цветущий курортный, а ныне прифронтовой городок в настоящую крепость. Он и раньше-то не поражал обилием народа, а сейчас, когда мирных жителей почти не осталось, казался совсем пустым. По узким кривым улочкам, пугая одичавших балинных кошек и позабытых хозяевами собак, с ревом проносились кар-басы и сотки, поднимая тучи пыли. Грохотали, едва протискиваясь между домами и разбивая вдрызг булыжные и брусчатые мостовый, многотонные кар-мудрики, перевозившие тяжелые пушки и минометы. Брошенные дома молча и как-то отстраненно смотрели на это безобразие черными провалами окон (стекла во многих уже давно были выбиты). А по ночам по всему городу слышалось тихое шуршание, волнами накатывавшее на темные окраины. Что странно, оно никогда не достигало ярко освещенного и хорошо охраняемого центра, словно полчища кровожадных рэтров оккупировали город и теперь грызли, грызли корни домов в диком желании превратить городок вместе с поселившимися в нем военными в серую каменную пыль.

Эшелон с Камбром и прочими прибыл в Эдри-Хо на рассвете. Выгрузка не заняла много времени. Однако долго пришлось дожидаться кар-баса, и солдаты разбрелись по привокзальной площади, устраиваясь под кошачьими пальмами и кустами валеандра.

Поздняя осень в Эдри-Хо в отличие от Тамаизы была теплой и сухой. Правда, кокосовые елки здесь не росли и потому не могли радовать буйным цветом, но зато в изобилии цвел валеандр, и ярко-алые лепестки его цветов густо усеяли землю под кустами, немного напоминая лужицы крови.

Камбр, поглядывая то на горы, высившиеся серо-синей громадой, то на маленькие разноцветные домишки, прилепившиеся к скалам (пока городок был маленьким, он вполне умещался весь на берегах горного озера, но понаехали курортники, места стало не хватать и домишки полезли на скалы), то на пыльную привокзальную площадь, насвистывал какой-то прилипчивый популярный мотивчик из репертуара Тарики Зой и думал: как это несправедливо – маленький городок, тихий, уютный, теплый, и война, смерть, запустение, грохот орудий, стоны, кровь… Зачем все это? Неужели нельзя иначе?..

Дигги Сориц ткнул его в бок, грубо прервав философские размышления, сунул в руку невесть откуда раздобытую меднокаменную грушу невероятных размеров, готовую лопнуть от сока, и, мотнув головой, мол, ешь давай, глубокомысленно заметил:

– Кажись, чегой-то мы тут застряли, а?

Камбр молча кивнул, впиваясь в сочную мякоть. Но Дигги не унимался.

– Везли-везли, чего спрашивается? Чтоб мы тут на вокзале штаны протирали? Ребята недовольные, и жрать хочется. Уж скорей бы война, – Камбр аж поперхнулся.

– Будет тебе война, успеешь еще, – проворчал он, откашлявшись. – Ты где грушу-то взял?

– Грушу? – расплылся в довольной улыбке Дигги. – А вон там, за забором. – И он ткнул пальцем в сторону привокзальных домишек. – Там сад шикарный, ну мы с ребятами его немного обтрясли. А че? Не убудет же, да и, кажись, хозяин-то тю-тю…

Дигги подождал, пока Камбр доест грушу и, запустив отгрызок подальше в самую гущу колючего мальвинника, достанет платок и тщательно вытрет липкие от сока пальцы, затем откашлялся и начал:

– Между прочим, вот Камбр, я тут стишок вот накропал. Ну, пока ехали, делать нечего было. Ага, ну, – Дигги торопливо вытащил из кармана мятый листок и нежно разгладил его на коленке. – Я счас тебе почитаю, по-моему, ничего себе вышло. Вот послушай…

На площадь въехали сразу четыре здоровенных кар-баса. Поднялась суета. Сопровождающие эшелон сержанты загудели в рожки, собирая разбредшихся солдат.

Дигги с сожалением сунул листок обратно в карман, а Камбр, пытаясь состроить огорченную мину, но с явным облегчением развел руками – «что поделать, не получилось».

– Я потом, в кар-басе… – прокричал на ходу Дигги. Но не получилось и потом. Камбр и Дигги оказались в разных машинах.

Так и вышло, что до самого штаба Сорица Камбр не видел, да и потом увидел его разок, и то мельком…

Штаб находился по ту сторону озера в самом большом здании, сложенном из красного туфтяника, с островерхой красной же черепичной крышей и высоким шпилем, над которым гордо реял шарский трехцветный флаг. Здание поражало воображение своими размерами. Как минимум десятка два бронтокряклов свободно могли разместиться в его холле. До войны сей монстр силизендской архитекруры принадлежал мэрии, в нем размещались все службы городка, даже больница, которая весьма вольготно чувствовала себя, занимая первый этаж правого крыла.

Ах да, вы же не в курсе, здание своими очертаниями напоминало расправляющую крылья плюшку, правда, плюшку очень большую. Когда-то давно оно принадлежало баронам Труммам, правителями Замабра. Барон Эфкин Трумм-старший обожал плюшек, поэтому велел выстроить свою зимнюю резиденцию (летняя у него была в Перитрее, если вам это что-нибудь говорит) в виде любимой птички. Страсть к гигантизму его немного подвела, он вбухал в строительство столько колбасных обрезков, что чуть по миру не пошел… Впрочем, это было еще до присоединения Мабра и Замабра к Шаре. А о подробностях вы всегда можете прочесть все в той же Большой энциклопедии.

Пока мы проводили экскурс в историю, вновь прибывшие покинули кар-басы и растворились в необъятных недрах плюшечного штаба.

Камбр и еще с десяток сержантов попали в цепкие руки капитана Пофикуса Фатфута, который тут же, не откладывая дела в долгий ящик, занялся проверкой их документов и распределением в часть.

Что хорошо было в штабе, так это режим. Ровно в полдень прозвучал гонг, капитан Фатфут вышел из кабинета, закрыл дверь и всю толпу томившихся в ожидании оформления и назначения сержантов повел в столовую. Гигантская столовая была уже полна народа, но капитан, ловко лавируя в толпе, подвел своих подопечных к длинному никем не занятому столу. Как только все расселись, появились две феи-официантки, и в мгновение ока стол был уставлен тарелками плошками и чашками. Так что голодные сержанты вскоре смогли отдать должное замабрской кухне.

Еда Камбру в общем понравилась. Несколько, на его взгляд, островатая и жирноватая, но в целом ничего. Капитан Фатфут проявил прямо-таки ангельское терпение, ожидая, когда все наедятся, после чего повел их обратно, открыл кабинет и процедура оформления возобновилась.

Часа через два задремавшего было после столь сытного обеда Камбра толкнули в бок, и он, еще не совсем очухавшись, вошел в кабинет.

Капитан Пофикус Фатфут, полноватый, лысоватый, но приятной наружности дурканин, крупным носом живо напомнивший Камбру Руфуса, сидел за столом и читал вслух:

– «Личное дело Камбра Строфанзена, сержанта» – поднял глаза на вошедшего, – ага, похож. Родился… закончил… м-м… м-м… куси-бою… ага, эт-то хорошо… о, какая у вас редкая группа крови, даже странно… тут надо подумать… подумать… Да вы садитесь, садитесь.

Камбр сел на старый, обитый желтой, на сгибах уже совсем потертой кожей стул, и тот жалобно скрипнул.

– Что же мне с вами, батенька, делать? – пожевав губами и почесав нос, пробасил капитан, с интересом разглядывая Камбра.

Камбр пожал плечами.

– На передовую нельзя, – продолжал рассуждать капитан, – с такой-то группой… нет, грех на душу не возьму… не возьму… – он снова заглянул в личное дело. – Ба, да вы же… Слушайте, а вы не тот ли самый, м-м, Сторофанзен?

Камбр кивнул.

– Ну надо же! Я ваши стихи до того понимаю… А уж жена моя вообще от вас без ума. Я одно время даже ревновал… Слушайте, ну так ведь это меняет все дело! У меня есть для вас отличное местечко. Хотите в штабную газету? Нам как раз нужен поэт… ну вообще-то репортер, но и поэт… Вот я сейчас…

Говоря это, капитан снял телефонную трубку и набрал номер.

– Алло! Клонни? Это Фатфут. Можешь зайти? Ага. Прямо сейчас. У меня тут для тебя есть кое-что. Давай, жду, – капитан аккуратно, почти нежно положил трубку на место и широко улыбнулся Камбру. – Клонни – редактор. Давно уже плакался, что ему репортеров не хватает. Вот сейчас я его и обрадую. Такой кадр. Ну а как там дела в столице? Что пишете новенького вообще?

Камбр пожал плечами.

– Да я в столице уже давно…

Договорить он не успел, дверь отворилась, и вошел длинный как жердь и столь же тощий капитан в серой совершенно мятой, словно жеваной, форме с черно-зеленой нашивкой – знаком прессы – на рукаве. Серо-пепельные волосы его паклей торчали в разные стороны, а на кончике носа висели, чудом не падая, круглые очки, придавая лицу совершенно беспомощное выражение.

Капитан Фатфут вскочил и бросился навстречу.

– Клонни! А у меня для тебя сюрприз.

Клонни подозрительно огляделся.

– Какой сюрприз, уж не этот ли, – прокаркал он, ткнув пальцем в Камбра.

– Ага, – радостно закивал головой Фатфут. – Ты вообще представляешь, кто это? Это же сам Строфанзен!..

Камбр встал и смущенно начал одергивать гимнастерку.

– Ха, – только и произнес Клонни, затем вытянулся и пролаял. – Капитан Клон Драйк.

Камбр тоже вытянулся, чувствуя себя рядом с Драйком карликом, и, подражая, отчеканил:

– Сержант Камбр Строфанзен, прибыл в ваше распоряжение.

– Старший сержант, – поправил Пафикус Фатфут, сияя словно медаль «За взятие Траббла» и что-то исправляя в Камбровых бумагах. – Ну что, Клонни, как тебе сюрприз? Забираешь его?

– Да, пожалуй. Вместо Лейза Ведрикса.

– А что Ведрикс?

– Вчера отправили…

– Ай-ай-ай. Ну да что уж, все под богиней ходим… Старший сержант Строфанзен, поздравляю, вы поступаете под начало капитана Клона Драйка. Желаю успехов.

– Буду стараться, – отдал честь Камбр, повернулся и вышел вслед своим новым начальством.

Драйк привел Камбра в длинную узкую комнату, больше похожую на класс, заставленную столами, за которыми сидело дуркан семь или восемь.

– У нас тут по-простому, без званий. Твой стол второй слева у окна. Проходи, устраивайся. Здесь все, кроме нашего фотокора Ленница Огра и Брюта Виверса – они в командировке, должны, если ничего не случится, появиться к вечеру. Господа, – слегка повысил голос Драйк. Представляю нового сотрудника. Камбр Строфанзен. Прошу не обижать.

– Он что, тот самый? – раздался пронзительный голосок.

– Моя секретарша Крюкки Но, – пробормотал Клон Драйк почти в ухо Камбру и громко произнес. – Да, именно тот самый.

– Ой, как интересно! – миниатюрное фееподобное создание в пестрой блузке и голубых сильно потертых джинсах, смуглое, с копной черных волос на голове, большими карими глазами, тонким крючковатым носом и тонкими же губами подлетело к Камбру и, вцепившись в него мертвой хваткой, потащило к своему столу.

– Меня зовут Крюккина, для друзей – Крюкки, – пронзительно верещало создание, – сейчас я тебе всех представлю. Рядом со мной сидит Догун Котинец, вон там Примул Люпиньский – правда, красавчик? Это Шквал Мышек, Солар Пофигу, Шквал Кошек, мы зовем его Шкваликом, чтобы с Мышеком не путать, ничего, он откликается. Хаммур Сплошкин – наш фельетонист, у-у, он такой злюка, ему лучше на зуб не попадайся, а вон там спит Бредли Баттерринг, не обращай внимания, он всегда спит, это не мешает ему быть в курсе событий. Мы тут все друзья и все друг друга любим… – Крюккина продолжала верещать, но Камбр ее не слушал. Он подходил к каждому, обменивался хлопками, что-то отвечал, улыбался, напряженно всматриваясь в лица и стараясь определить, что за дурканин перед ним. Больше всего его удивили вольности в одежде. Собственно в форме были только трое: сам Камбр, Драйк и толстяк, который откровенно дремал за своим столом и при их появлении даже не повернулся, только услышав свое имя – Бредли Баттеринг – приподнял тяжелые веки, глянул из-под длинных густых белесых ресниц и слегка кивнул головой.

Наконец, перезнакомившись со всеми и ответив на сотню не меньше вопросов, Камбр был оставлен в покое, смог сесть за свой стол и оглядеться. Все, в тот же миг, словно забыв о новичке, занялись своими делами: Бредли Баттеринг продолжал дремать, Мышек что-то сосредоточенно писал, время от времени хватая себя за нос, видимо, в поисках вдохновения, Солар Пофигу, надев очки, уставилась в окно, с интересом за кем-то наблюдая, как установил Камбр, объектом столь пристального наблюдения стала пара сцинков, пытавшихся отнять у плюшки кусок хлеба… Хаммур Сплошкин и Шквалик названивали по телефону, причем Хаммур, саркастически кривя тонкие губы, что-то шептал в турбку, а Шквалик громовым басом, так что лампа на столе у Камбра подпрыгивала и оконные стекла вибрировали, орал: «Что? Как? Громче! Не слышу! Так! Да! Еще! Как? Когда? Повторите!..

Крюкки с выражением полного блаженства на смуглой мордашке нажимала на клавиши громадного, занимающего полстола, никак не меньше, черного типтора, отчего тот громко трещал и каждый раз перед тем, как перевести каретку очень гнусаво бубнил: «Конец строки, конец строки».

Догул Котинец о чем-то пошептался с Примулом Люпинским, после чего тот повернулся к Камбру и выразительно похлопал себя по шее.

– Отметить бы надо! Ты где устроился?

Камбр пожал плечами.

– Нигде пока.

– Ничего. Держись нас. Мы все устроим.

Заголосила сирена, возвещая конец рабочего дня. Все встали. Клон Драйк вышел из своей будки, громко произнес: «Все свободны» и махнул рукой, отпуская сотрудников.

– Стойте, стойте, – закричал Примул. – Важное сообщение. Новичок устраивает банкет по случаю прибытия.

– Но… – Камбр только развел руками.

– Все будет динь-динь, – похлопал его по руке Догул, а Примул продолжал:

– Сбор у меня через два часа. Вопросы?

– Ясно, все ясно, какие вопросы – загомонили все.

– Здорово! Молодец новичок! Давно ничего такого… Ай да Камбр, Ай да Строфанзен! – неслось со всех сторон.

– Но послушайте, я ведь даже не знаю, где буду жить?! – воскликнул Камбр, пытаясь перекричать общий шум.

– Сейчас узнаешь, – в миг проснувшийся Бредли Баттеринг достал из-под стола маленький чемоданчик, оказавшийся армейским переносным компьютером, – давай свой личный номер.

Толстые пальцы потанцевали немного по клавиатуре, и на экране появилась надпись.

– Ну вот. Озерная, 12 – наша общага. Мы все там живем. А комната? Комната 343. Примул, у тебя какая комната?

– 341.

– Почти соседи. Пошли с нами, не заблудишься.

– Но банкет?! У меня и маней-то нет!..

– Во, уже стихами заговорил. Мани – дело наживное. А пока в соседней лавке в долг запишут. Пошли-пошли. Чего время терять?..

На следующий день Камбр проснулся со страшной головной болью. Обведя мутным взором полупустую комнату, он с трудом сообразил, где находится, медленно сел на кровати, с интересом рассматривая стол, заваленный грязной посудой, и припоминая подробности вечеринки. Кажется, гулянка удалась. В ушах все еще назойливым взвизгом звенел пронзительный голосок Крюкки, повисшей у него на плече и изо всех сил пытавшейся подражать Тарике Зой:

« О ты, мой идеал,

Тебя послали боги…»

Камбр помотал головой, отгоняя видение, застонал от боли и поплелся в душ. Горячей воды не было. «И к лучшему», – вяло подумал Камбр, с содроганием становясь под обжигающе-холодные струи. Через минуту экзекуции ему значительно полегчало, и, растерев тело до красна жестким полотенцем, он с удивление обнаружил, что боль исчезла и в голове просветлело.

Камбр почти натянул брюки, когда в комнату ворвался Догул Котинец, вопя во всю мочь:

– Ты что, еше не готов? Машина через две минуты!

– Привет, Догул, – сказал Камбр, спокойно застегивая гимнастерку. – Вообще-то, можно было и постучать. Я вполне в состоянии пешком дойти.

– Ничего ты не в состоянии. Положено на машине… А вдруг нападение?.. И пропуска у тебя нет пока. Еще наткнешься на патруль, – бормотал Котинец, волоча за собой слегка упирающегося Камбра. – Ты шевели, шевели ногами-то, еще потом мне спасибо скажешь…

Малый кар-бас у подъезда был забит по завязку. Они повисли на подножке, понимая, что вряд ли им удастся протиснуться, но тут их буквально впрессовал в толпу здоровенный толстяк в форме, кар-бас, немного попыхтев, захлопнул дверь, громко фыркнул и, жалуясь на перегрузки, покатил к казарме. Камбра так стиснули со всех сторон, что он даже дышал с трудом. Окна кар-баса были плотно занавешены и Камбру ничего не оставалось, как, уставившись невидящим взглядом в чей-то затылок, начать сочинять.

«По пыльным улочкам кар-бас,

скрипя и плача от натуги,

везет привычно-сонных нас

штабную муть глотать со скуки.

А Эдри-Хо, к седой тиши

Приставив дуло пистолета,

Вот-вот взорвать ее решит,

готовя пищу для газеты…

Кар-бас въехал в штабные ворота и остановился. Открыл со скрипом двери, и помятый народ начал протискиваться наружу.

– И так каждый день, – бормотал Котинец, увлекая Камбра за собой по ступеням, – а что сделаешь? Ничего не сделаешь…

В редакционной комнате все были уже в сборе и бурно обсуждали вчерашнюю вечеринку. А толстенький Ленниц Огр и тощий как щепка, полупрозрачный Брют Виверс, которые прибыли только под утро, с живейшим интересом внимали.

– О Камбр, привет! – послышалось со всех сторон. – Как ты? Живой?

Камбр кивнул, направляясь к своему столу. Едва он уселся, как пронзительно взвыла сирена, объявляя начало рабочего дня. В комнату вошел капитан Драйк, помахал рукой в знак приветствия. Крюккина тут же заголосила:

– Планерка. Прошу на планерку.

Все прошли за стеклянную стену Драйкового кабинета и расселись за длинным столом.

– Напоминаю, что сегодня газетный день, – проскрипел Драйк. – Выкладывайте, кто, что…

– У меня, – лениво развалясь в кресле, пробубнил Баттериг, – три информашки с передовой, а очерк я сдал еще два дня назад.

– Хорошо.

– Беседу с беженцами сдам через час, – почти прошептала Солар.

– У меня фельетон на злобу дня.

– Отлично, отлично, – потер руки Драйк. – Камбр с вас стихи, голубчик, и позвоните в Малый Куст, говорят, в том направлении наступление было, узнайте, что к чему…

Часть 2. Шпиономания

– Привет, Камбр, – Брэдли Баттеринг попытался изобразить на своем толстом сонном лице что-то вроде добродушной улыбки, так мог бы улыбаться мордоворот, предвкушая сытный завтрак. – Тебя шеф спрашивал, зайди к нему.

Камбр встал и, потирая плечо, отправился в стеклянную будку к Драйку.

– Вот что, Камбр, – кивнув в ответ на приветствие, начал Драйк, – я длинных предисловий не люблю, так что слушай и запоминай. Ты тут уже две недели, осмотрелся, привык, пора и за серьезное дело браться. Наши все заняты, так что все равно некому, кроме тебя. Поедешь в командировку. На передовую. Это недалеко, лиг 40 не больше. Деревушка Ахатысюр. Бригада генерал Пламперса там стоит. Слух прошел, что они шпиона поймали. Из Сайды. Поедешь, узнаешь, ну и вообще как настроение, боевой дух… Посмотришь на мабригцев. Побеседуешь с пленными. Если дадут. С собой Ленница возьми. Понял?

– Понял. Когда выезжать?

– Да чего тянуть, сейчас Ленни придет и отправляйтесь. Машину я уже заказал. Иди оформи себе пропуск. Третий этаж налево. Давай, действуй. Пару репортажиков с передовой, а главное – шпион. Ну ты сам понимаешь, не мне тебя учить. К завтрашнему вечеру, идет?

Камбр кивнул.

– Да, если сам приехать не сможешь, материалы по телефону передай. Там связь хорошая.

– А фотографии? Тоже по телефону?

– За фотографии не волнуйся, Ленни найдет способ переправить.

Пока Камбр оформлял себе пропуск на передовую, подошел, скорее, подкатился Ленниц Огр – маленький толстенький, с круглым торчащим вперед животиком – натуральный колобок, обвешенный фото, кино и еще какими-то аппаратами буквально с головы до пят. Кивнув Камбру, он тут же принялся любезничать с секретаршей, время от времени оглашая полутемные коридоры визгливым захлебывающимся смехом

– Ты еду с собой взял, – спросил он Камбра, едва тот вышел из бюро пропусков.

– Нет, а надо?

– Конечно! Мы куда едем? На передовую! Там разве чем разживешься? Все с собой тащить надо.

Они отправились в столовую и по дороге Камбр узнал, что Ленниц не трус, но умом не обижен и под пулю почем зря не лезет, что в штабе одни послы окопались, бряклики занюханные и то лучше, давно бы уже эта дурацкая война кончилась, если б не они, что каждый день кого-нибудь убивают, уж сколько народу перебили, страсть, что Ленница дома ждут жена и две дочки, Хонка и Лонка, а потому помирать ему никак нельзя, что Драйк – пьяница и алкоголик, ничего в фотографиях не рубит, а только и знает, что на передовую гонять и так далее и тому подобное. Рот у Ленни не закрывался ни на минуту.