О, Камбр! или Не оглядывайся в полете!..

– Ладно. Пусть так. Двадцатого в четыре утра.

На том и разошлись. Глюк Хамфри вылетел в окно, у него вошло в привычку перемещаться в городе по воздуху. «Быстро, эффективно и для крыльев полезно», – говорил он. Хотя Руфус и Камбр подозревали, что он просто перед Лякой выпендривается.

Руфус пошел к Ризе, и они еще какое-то время о чем-то шептались в прихожей, при этом Риза чем-то шуршала и звенела, видимо, подсовывала ему продукты, поскольку считала (и не без основания), что бедненький Руфус плохо питается, а эта его Люка готовить не умеет и совсем о нем не заботится. Наконец и Руфус ушел.

Риза пошла на кухню мыть посуду. А Камбр постоял немного в гостиной, прислушиваясь к звукам льющейся воды, звяканью тарелок и Ризиному мурлыканью, потом заглянул в детскую, поправил одеяло у Шамбра, поцеловал Келлер, разметавшуюся на кроватке, зашел в Ризину комнату, полюбовался на сладко посапывающую Солар. Потом прошел к себе в кабинет и сел писать поздравительный сонет.

Вообще-то писать стихи к датам Камбр не любил, но тут был такой случай. Ризе исполнялось 30 лет. Дата по силизендским понятиям весьма значимая. И кроме того, Камбр любил Ризу и очень хотел, чтобы она была счастлива.

Строчки быстро ложились на бумагу, Камбр писал, почти не задумываясь:

В струях малиновой зари

Как упоительно и сладко

Решать твои, мой друг, загадки,

Когда в крови огонь горит…

Тем временем Руфус, возвращаясь в Бегемотник, решил сделать крюк и заехать в ресторанчик «У Джока», ставший после отъезда Топу Коламеи в Тамар и заката звезды «Тупла» чуть ли не самым популярным в Мукезе. Джок Свисс, хозяин ресторана, был, конечно, прохиндеем, каких свет не видывал, но готовил всегда отменно, а торты и пирожные у него вообще были выше всяких похвал. Клинк Донел даже говорил, что «Весеннее наслаждение» Джока превосходит все, что делал в свое время Топу. Руфус считал, что Клинк преувеличивает, но пирожные брал с удовольствием. Теперь он хотел заказать Джоку торт к Ризиному дню рождения.

Ресторатор встретил его с распростертыми объятиями, и в пять минут они обо всем договорились. Торт должен был быть в виде летящего многоцветного дракона, несущего в лапах огромное шоколадное яйцо с сюрпризом.

– Отлично, – потирая руки и широко улыбаясь, произнес Джок. – Это вам будет стоить кучку колбасных обрезков.

Руфус аж крякнул.

– Побойся богини, Джок! Или ты хочешь, чтобы я пошел к Ватрингу или к хлопушке Джо-зи? Кучка обрезков! Это же форменный грабеж… Не-ет, так дело не пойдет…

– Ах, господин Паперс, жизнь нынче такая дорогая…

– Джок, я же не хочу ничего сверхъестественного. Да и некогда мне с тобой торговаться. Либо ты снизишь цену до приемлемой, либо…

– Ладно-ладно, – Джок пошел на попятный. Пусть будет половина.

– Господин Свис, это грабеж.

– Что вы, дорогой! К чему такие слова. Ну хорошо, еще сто маней скину, но не больше.

– Триста маней.

– Сто пятьдесят.

– Двести.

– Ну ладно, двести, но только ради вас. Я ведь буду работать себе в убыток!

– О, в убыток! Хорошо, договорились. Вот задаток. Только чтобы все было динь-динь.

– Разумеется!

Выйдя из ресторана, Руфус с удивлением заметил, что уже довольно темно. Он огляделся в поисках велодрына, но того нигде не было видно. «Вот ведь паршивец, опять удрал в бензолавку, – горестно вздохнул Руфус, представив, что придется тащиться в Бегемотник пешком, – нет, надо что-то с этим делать…» В конце улочки мелькнула чья-то тень. Руфус не обратил не нее никакого внимания, свернул в ближайший переулок и побрел к проспекту. Когда он услышал за спиной странный шорох, до проспекта Торопыжников было рукой подать. Руфус резко обернулся, и тут что-то шарахнуло его по затылку. Медленно-медленно, как во сне, опустился он на мостовую и потерял сознание…

***

Камбр все еще сочинял поздравительный сонет, когда в дверь позвонили. «Второй час!» – отметил он с удивлением, и, бормоча про себя, кого это принесло в такую познотень, поплелся открывать.

На пороге стоял Флюс Шорох, знакомый капитан из полиции, и нервно теребил в руках фуражку. При виде его Камбр почувствовал в животе ледышку.

– Флюс? Что-то случилось?

– Извини, Камбр, поздно, конечно, но тут это… Руфус, это… Он в больнице, понимаешь ли.

– Как?! Где?!!

– Патруль нашел его возле городской свалки. Сначала думали, труп, а тут смотрим, дышит… Короче, в больнице сказали – ничего, вроде, оклемается.

– Надо Ризе… Его можно видеть?

– Ну он, вроде, без сознания был, но врач сказал все обойдется.

– Риза!

– Я слышала, – Риза стояла, прислонившись к косяку двери детской, и лицо ее было ужасающе бледным. Камбр бросился к ней, а Флюс побежал на кухню за водой.

– Я в порядке, – Риза отстранила Камбра и выпрямилась. – Позвони Слоупеку, нельзя оставлять малышей одних. Я сейчас оденусь. Флюс, отвезешь нас?

– Конечно. Это, со мной Джанг, мой напарник, он может посидеть с малышней.

– Хорошо.

Они быстро собрались, и Шорох доставил их на своей сотке в больницу.

Руфуса уже пришел в себя, но был очень слаб. Он лежал в палате замотанный бинтами, удивительно похожий на здоровенную личинку розовой лисички, только нос торчал, да кончик лохматой шевелюры.

– У него сотрясение мозга, сломано два ребра, куча синяков. А так, считай, в рубашке родился, ничего важного не отбили, – говорил хирург, провожая Камбра и Ризу до палаты. – Напичкали обезболивающими и транквилизаторами, так что он довольно вялый. Да вы не пугайтесь. Уже завтра сможете нормально пообщаться.

Тяжко ворочая языком и то и дело погружаясь в розово-серый туман, Руфус честно пытался объяснить капитану полиции, что ничего не помнит и как это случилось не знает. Потом капитан куда-то исчез, а из тумана выплыло встревоженное лицо Камбра и зареванное – Ризы. Руфус попробовал было сказать им, что все в порядке, не стоит переживать. Но язык совсем отказался повиноваться, и он только слабо улыбнулся.

На следующее утро он уже выглядел значительно лучше и был в состоянии принимать гостей.

– Два дня, – хорохорился Руфус. – Два дня, и я встану.

– Лежи уж, – хмурился Камбр. – Обойдемся без тебя. Я поговорил тут с врачом, он сказал, что неделю, как минимум, ты будешь здесь лежать, а потом еще пару недель сидеть дома и никуда не высовываться. Да ничего, не переживай. Сходим за крякусами вдвоем с Хамфри.

***

Ранним-ранним утром в день Ризиного рождения, когда небо еще только чуть посветлело, приобретя еле уловимый оттенок бирюзы, отчего звезды сразу побледнели и стали едва различимы, когда тени Хайаны только-только прекратили свою сумасшедшую пляску, Камбр осторожно выскользнул из дома.

Город спал, лишь редкие тени скользили по мокрым, словно кожа румуса, тускло поблескивающим в свете газовых фонарей, тротуарам, да балинные кошки на крышах сверкали изумрудами глаз. Легкий ветерок, еще не набравший сырости середины осени, запутался в Камбровых волосах и похолодил шею. Камбр поежился и прибавил шагу.

Возле подземных гаражей его поджидал глюк Хамфри с небольшой корзинкой в руках. Спустившись на второй уровень, они отыскали сладко похрапывающий и ничего не подозревающий велодрын, безжалостно его разбудили, вывели из теплого гаража и, не обращая внимания на стоны и ворчание, уселись и поехали по знакомой дороге через площадь Конформистов, мимо Дворца Разногласий, мимо Леденцового сквера, затем выехали на шоссе космонавта Свечника, ведущее к космопорту, и Камбр прибавил скорость.

За две лиги до космопорта они свернули на проселок. Велодрын, весьма недовольный, запрыгал на кочках, но Камбр скорости снижать не стал, так что к Западному болоту они подъехали, когда солнце лишь едва-едва высеребрило самые верхушки стеклянных берез.

– Приехали, – Камбр остановил машину и вылез. – Дальше слишком топко, не проехать. Велодрын здесь оставим, я тут место приметил. Под вон тем листотрясом здоровенная дыра есть, хоть кар-бас прячь, никто не найдет.

Глюк Хамфри слез с велодрына, немного покрутился и понюхал воздух.

– Сыровато.

– Болото же рядом.

– Я и говорю, сыровато.

Они отправились вглубь леса по едва заметной тропке. Глюк Хамфри отыскал длиннющую палку, внимательно ее осмотрел, покрутил в руках, попробовал согнуть и, удовлетворенно хмыкнув, сунул под мышку.

Сначала тропка вилась сквозь заросли тигрошника, затем лес как-то сразу поредел. Высоченные стеклянные березы и густой тигрошник сменились низкорослыми манговыми ивами да кривокосыми кокосовыми елками, весьма чахлыми на вид, но тем не менее вот-вот готовыми зацвести, все чаще попадались заросли корчужника и заморожечника, а один раз они чуть было не влезли в густой проволочник, Камбр в последний момент заметил его хищный металлический блеск. Тропка привела к холму. Они поднялись на вершину и замерли.

Обширное Западное болото дремало перед ними, укутанное плотным туманом, который словно море плескался у самых их ног. Время от времени от клубящейся, беспрестанно меняющейся поверхности отрывались серо-розовые прозрачные клочья и, поднимаясь в светлеющее небо, нехотя таяли. Один такой клок размазался по Камбровой физиономии, и он долго вытирал ее большим клетчатым платком.

– И куда теперь? – спросил глюк Хамфри, вволю налюбовавшись на туман в попытке разглядеть хоть что-нибудь внизу.

– Вниз.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

– Ага. Не бойся. Пошли.

Они спустились в долину по широкой тропе. Туман был такой густой, что они с трудом различали друг друга, но Камбр уверенно шел вперед. Как вдруг тихое «О-ох-р-р» заставило его резко остановиться.

– Где это?

– Что?

– Ты не слышал? Это охр…

– Нет.

Они постояли немного, прислушиваясь, затем двинулись дальше, и тут снова раздалось «О-ох-р-р». Но гораздо ближе. Камбр вцепился в глюк Хамфри и прошипел ему в ухо: «Это чвакл, бежим!»

В панике они свернули с тропы, с ходу вломились в какие-то кусты, вымокнув при этом с головы до ног, продрались сквозь них, кубарем скатились в овраг, стараясь при этом не выпускать друг друга из вида, чтобы не заблудиться в этом кошмарном тумане.

– Чтоб я еще раз… – пыхтел глюк Хамфри.

– Догоняет, догоняет – в ужасе повторял Камбр, и они неслись дальше сломя голову и можно было бы сказать, куда глаза глядят, если бы не сплошная серо-розовая пелена перед этими самыми глазами, сквозь которую ничего не было видно.

Туман, прогретый осенним солнцем, наконец, слегка поредел. Оглянувшись, глюк Хамфри обнаружил, что уже видно шагов за сто и что за ними никто не гонится. Он резко остановился и, поймав Камбра за ворот куртки, дернул к себе. Камбр упал.

– А-а! – заорал он, зажмурившись и отбиваясь изо всех сил от несуществующего чвакла.

– Стой, – прогудел ему прямо в ухо глюк Хамфри, – чвакла-то нет.

– Как нет? А кто есть?

– Никого нет. Похоже, мы удрали от него, или он нас испугался.

– Чвакл испугался? – недоверчиво хмыкнул Камбр, поднимаясь и стряхивая со штанов скалистые хвоинки и траву. – Ну-ну. Однако куда нас занесло?

Туман быстро рассеивался, и глюк Хамфри вдруг увидел невдалеке шевелящуюся тучу.

– Камбр, Камбр, что это?

– Где?

– Да вот же! – и глюк Хамфри ткнул рукой прямо перед собой.

Камбр протер глаза.

– Ничего себе! Это же балбесы. И сколько их! Хэм, ты видел когда-нибудь столько балбесов?

– Не-а.

– Пошли-ка поближе.

Они осторожно приблизились к небольшому стаду мирно пасущихся балбесов и застыли в немом восторге, рассматривая этих восхитительных и необычайно редких животных.

Балбесов тоже заинтересовали две невесть откуда взявшиеся фигуры, они перестали объедать веточки смайкла и с любопытством уставились на глюк Хамфри огромными бархатно-карими с поволокой глазищами. Камбр почему-то на них впечатления не произвел. Их мягкие сиреневые уши встали торчком и начали медленно вращаться вокруг своей оси, как космические антенны, а белые усы встопорщились, и по ним то и дело пробегали красные и зеленые огоньки.

Наконец самый крупный балбес, судя по многочисленным черным пятнам на складчатой зеленовато-бурой шкуре и глубоким белым шрамам на морде – предводитель, совсем обнаглел и, приблизившись вплотную, сунул розовый мокрый нос прямо Камбру в кошелку. Глюк Хамфри, который, в отличие от Камбра, считал, что дикие звери – это дикие звери, нечего с ними цацкаться, не то на шею сядут, тут же стукнул балбеса палкой по шее. Звук получился громкий и резкий. Вожак отпрянул, нехотя повернул в сторону и в два прыжка пересек болотистую полянку. Все стадо с чваканьем и треском, неуклюже переваливаясь, направилось за ним.

– Ну зачем ты? – упрекнул друга Камбр, когда топот балбесов затих. – Они же такие милые.

– Знаю я этих милых, – буркнул глюк Хамфри, обрывая травинку, – того и гляди без головы останешься. Ну, ты огляделся? Где твоя полянка с крякусами?

– Тут недалеко. Сейчас дойдем.

Они обогнули заросли балины и смайкла и запрыгали с кочки на кочку. Розовая лисичка, обманутая непривычным теплом, порхала вокруг них, *** капуста хрустела под ногами. Вдруг Камбр остановился.

– Хэм, ты ничего не видишь там впереди?

– Вроде нет, а что?

– Мне показалось, что вон в тех кустах кто-то есть.

– В тех? Сейчас посмотрим, – и глюк Хамфри направился к зарослям ореховой вилки не по сезону густо усыпанным крупными фиолетовыми цветами. Ветки затрещали раздвинулись и оттуда вышел…

– Нойк! – в один голос воскликнули Камбр и глюк Хамфри. – Откуда?! И в таком виде!

Действительно, Н’гви Да-Хо из Сайды, с которым друзья, если помните, некогда не слишком удачно охотились на крокозяблов и которого все тогда звали Нойком, выглядел неважно, будто только недавно вылез из берлоги чвакла, в которой прожил по меньшей мере неделю. Ярко-синие шаровары и модные остроносые лакированные туфли его были густо заляпаны грязью, замшевая куртка превратилась в лохмотья, на голове какой-то фиолетово-синий треух…

– Тебе не нужна помощь?

– Что? Нет, все в порядке. Я тут, собственно, не один…

– Как и Клинк здесь?

– Н-нет… не совсем… А вы что здесь делаете?

– Э-э, мы тут по одному делу… И нам надо бы поторопиться. Извини, Нойк, встретимся как-нибудь еще, поговорим… – и Камбр потянул глюк Хамфри за собой.

– Ты чего? – спросил глюк Хамфри, когда Нойк скрылся из вида.

– Надо бы пошевеливаться, если мы хотим успеть к обеду. А кроме того, говорить Нойку про крякусы я вовсе не собираюсь, еще чего.

Продравшись сквозь молодую поросль осинчатой вишни, они вышли к узкому ручью с темной почти черной водой и пошли вдоль него по течению, почва снова стала мягкой и следы быстро заполнялись водой. «Хорошо хоть взвизгов нет, – думал Камбр, – сейчас бы зажрали. Хэму-то ничего, так что мне за двоих отдуваться бы пришлось…

– Ну скоро? – спросил опять глюк Хамфри.

– Да вот, пришли уже.

Они раздвинули кусты дикой балины и оказались на берегу озера.

– Ох, сколько вижу, каждый раз сердце замирает – такая красота, – вздохнул Камбр.

Глюк Хамфри потрясенно молчал. Озеро было похоже на праздничное блюдо, расписанное в древней куракасской манере, когда золото, бирюза и яшма переплетаются в загадочном, колдовском узоре и сколько не вглядывайся все равно не сможешь постичь истину, которую вложили в него древние мудрецы, но душа от одного вида этих узоров начинает петь, и стихи сами льются из уст. Черные, темно-синие, зеленые и золотые протоки матово блестели в лучах солнца. Туман совсем развеялся, и видно было, что небольшое озеро все заросло белянкой и крякусами, которые только-только начали цвести и еще не успели набрать полную силу.

– Да-а, – только и смог сказать глюк Хамфри.

Налюбовавшись вволю, друзья наконец вспомнили, зачем пришли, и выбрав маленький островок покрытый серо-желтыми пушистыми шариками крякусов, направились к нему по шатким мосткам из невесть кем поваленных тоненьких осинчатых вишен и персиковой ивы. Причем Камбр непременно свалился бы в воду, но глюк Хамфри в самый последний момент его поймал, и если не считать здоровенного синяка на запястье, Камбр можно сказать легко отделался, хотя он потом всю дорогу ворчал и дул на руку.

Невесть откуда задул холодный ветерок, солнце скрылось за набежавшими облаками, сразу стало сумрачно и промозгло. Крякусы съежились и попытались спрятаться в зеленые бутоны, тогда их вовсе было бы не отличить от мокрякусов, которые всегда растут рядом и от которых проку никакого, разве что нереид приманивать.

Подгоняя друг друга, Камбр и глюк Хамфри быстро насыпали на дно корзинки земли и принялись аккуратно пересаживать туда крякусы. Желтые пушистые шарики доверчиво льнули к рукам и тихонько попискивали. Глюк Хамфри бормотал что-то бессмысленно нежное, а Камбр начал напевать специальную поздравлятельную песнь, чтобы крякусы получше запомнили. Вскоре корзина наполнилась, и можно было отправляться обратно.

До велодрына добрались на удивление быстро и совсем без приключений. Ни чвакл, ни Нойк, ни балбесы не встретились им по пути.

Велодрын, соскучившийся в одиночестве, при их появлении приветственно загудел и всю дорогу до города вел себя идеально. Даже на колдобины не ворчал.

Но у въезда в город их поджидал сюрприз. Дорога оказалась перекрыта громадным стволом листотряса, а на обочине, поигрывая цепями, сидела парочка громил.

– Что-то мне это все напоминает, – задумчиво протянул Камбр.

– Угу, – буркнул глюк Хамфри, задвигая корзинку с крякусами поглубже под сиденье, – картинку из камериянского вестерна.

– Точно, один к одному.

– Ну че расселись? Гоните все, что есть и валите отсюда, – заорал первый громила, лениво поднимаясь и выходя на дорогу.

– Ба, никак паперсовский дружок?! – воскликнул второй. – Вот так удача. Счас и об него кулаки почешем, чтоб Паперсу в больнице не скучно было.

– Ребята, ребята, в чем дело-то, вы кто такие вообще, чего вам надо?

– Ты че, дурной? Ясно же сказано, выметывайтесь из велодрына, глючок твой пусть чешет, а с тобой мы по-свойски разберемся. Энд нам еще спасибо скажет.

Громила свистнул и из-за кустов вышли еще пятеро таких же здоровенных оболтусов.

– Это шайка Вессона, – шепнул Камбр глюку Хамфри, медленно вылезая из велодрына, придется драться. Эти придурки иначе не отвяжутся.

– Зря они связываются с глюками, – как бы про себя заметил глюк Хамфри, вставая рядом.

Камбр промолчал, но тоже подумал, что зря. Как и любой нормальный житель военного городка, он хорошо дрался на кулачках, владел приемами куси-боя и знал пару-тройку движений из виу-фьючица да еще знакомая топтушка научила его защите магу-магу, так что один на один он всегда мог за себя постоять, пожалуй, что и втроем его не очень-то было одолеть. Но глюк Хамфри шутя справился бы с двумя шайками покруче, чем у Энда Вессона. Так что Камбр заранее посочувствовал медикам, которым придется собирать по кусочкам этот сброд.

Шайка ринулась в бой. Камбр взял на себя двоих, глюк Хамфри пятерых вылезших из кустов. И пошла потеха.

В пять минут Камбр уложил одного, второй заехал ему в скулу, но тут же получил ногой в живот, согнулся и на время вышел из игры. Глюк Хамфри тем временем уложил четверых, а пятого тряс как меднокаменную грушу, приговаривая: «Не трогай глюков, идиот, не трогай глюков…»

Затем они свалили всех бандитов в кучу и как бревна туго перетянули парочкой росших неподалеку лиан Чепмена.

– Полежите тут ребята до приезда полиции, – сказал Камбр, отряхиваясь и осматривая костюм: не слишком ли тот пострадал в драке и не получит ли он от Ризы славный нагоняй в честь дня рождения. – Да хватит тебе, Хэм, возиться с ними, поехали, опаздываем.

Успели они как раз вовремя.

Риза устроила почти семейный обед, на котором присутствовали помимо Камбра и глюка Хамфри, сбежавший из больницы Руфус, папаша Слоупек со своей Диззи, Дигги Сориц и лучшая подруга Ризы Эдулия Самси. Правда, без Трепла. Тот, впрочем, и сам не очень рвался, отговорился неотложными делами.

Когда обед уже подходил к концу и гости перешли к ликерам и кофе, Камбр и глюк Хамфри встали из-за стола с непроницаемо загадочными лицами и через минуту торжественно внесли корзину нежных серо-желтый с белой опушкой крякусов. Корзину поставили на стол, направили на нее яркий свет и крякусы, распушившись еще больше и испуская тончайший, аромат, запели:

– О, Риза, Риза!

Ты прекраснее солнца!

О, Риза, Риза!

Счастье и восторг…

Риза просто млела от счастья.

– Ах! – восклицали гости хором. – Крякусы! Откуда?! Ах, какие очаровашки! Какой цвет, а запах!.. Ах, как поют!!!

– О, Камбр! – бросилась Риза ему на шею, – я так счастлива, так счастлива! Я так тебя люблю!

– Ну, – скромно потупился Камбр, – вообще-то я догадывался…

На следующий день у Камбра разболелось горло.

Глава 16. Как Камбр лечил застарелый вывих

Принято почему-то считать, что дуркане никогда не простужаются. Мол, на Силизенде климат такой, не располагает к простудам. Это, смею вас уверить, полная чушь и всеобщее заблуждение. Простудами, ангинами, катарами и бронхитами дуркане болеют не меньше нас с вами. Может быть, даже и больше. Только силизендские врачи предпочитают этого не замечать. Особенно отличаются такой странной слепотой врачи шарские.

Не знаю уж, с чем это связано, Камбр, например, считает, что с Всеобщей силизендской медицинской конвенцией, сокращенно ВСМК, согласно которой (а Шара, кстати, подписала ее одной из первых) при обнаружении простудного заболевания врач обязан выдать больному стопроцентно оплачиваемый лист освобождения от дел аж на 10 дней (то есть полную силизендскую неделю). Это, конечно, замечательно, но медстраховщики терпеть не могут оплачивать стопроцентные страховки. Они просто из кожи вон лезут, чтобы только не платить…

Итак, Камбр на следующий день после знаменательного дня рождения Ризы почувствовал легкую боль в горле. И, как водится у дуркан, не придал этому никакого значения. Напротив, он постарался поскорее забыть, что у него где-то там что-то першит и мешает глотать, и отправился к Берри Струпнику выяснять, как продвигаются дела с его новой книгой.

Полдня он ругался с Берри и Гордом Любкиным, главным редактором журнала «Литературная Мерка», пытаясь доказать этим остолопам, что «Фею и Листотряс» вовсе не надо иллюстрировать фотками обнаженных дурканок в весьма откровенных позах и лучше совсем без иллюстраций, чем такие. Горд Любкин на все возражения упрямо бубнил, что ему лучше знать, чего хочет читатель, чем довел Камбра почти до исступления.

Наругавшись всласть, но все же добившись, чтобы иллюстрации поменяли, а рядом с поэмой поставили не кошмарное творение местного графомана Фигля Ляпсинса «Дермантин», а вполне пристойный рассказ начинающего, но подающего надежды Силкса Вудломника, он отправился к Эддигу Сорицу, вернуть рукопись и попытаться потактичнее объяснить, что его последний опус никуда не годится. А поскольку дело это было неприятное, он по дороге купил пять порций мороженого, чтобы хоть как-то подсластить пилюлю. Вдвоем с Дигги они эти пять порций умяли, причем большую часть слопал Камбр, восстанавливая душевное равновесие.

К вечеру горло не просто побаливало, оно пылало огнем. Поднялась температура, тело ломило, словно Камбр весь день булыжники на себе таскал, а не разговоры разговаривал.

Риза заварила по старинному драматическому рецепту чай, сделала полоскание из настоя гули-гули и заставила Камбра выпить ужасно горькую микстуру от ангины. Камбр, конечно, посопротивлялся, но несильно, так, для порядка только. Очень уж плохо было.

На следующее утро Риза, быстренько собрав детей, отправила их к дедушке Слоупеку, а сама вплотную занялась лечением Камбра. И целых три дня он послушно выполнял все процедуры, но горло не проходило. Болело, правда, не так сильно, но глоталось через силу, а разговаривалось шепотом, да в придачу еще и нос заложило, так что и дышать стало нечем.

В конце концов, Камбр решил, что деваться некуда, и отправился в поликлинику на прием к врачу…

О мукезских поликлиниках можно говорить долго и с наслаждением, описывая их как самый жуткий в жизни кошмар. Узкие полутемные коридоры, вечно забитые страждущими, крутые лестницы, словно специально натертые до такой степени тысячами шаркающих ног, чтобы восхождение по ним казалось штурмом ледника, а спуск напоминал слалом. Единственного лифта, если он работал, дождаться было не возможно, но обычно он не работал. Серо-зеленые стены, низко нависшие потолки и черные двери кабинетов выглядели так мрачно, будто строители поликлиники задались целью отнять у больного последнюю надежду на выздоровление.

На самом деле все было, конечно, не так. Просто маней как всегда на строительство не хватило, отчего пришлось максимально упростить проект, а при отделке использовать самые дешевые материалы.

Если больниц и госпиталей в Дурмунурзаде было аж пять штук, то поликлиника на весь город была одна-разъединственная. Маленькую уютную оснащенную по последнему слову силизендской техники поликлинику военного городка в расчет принимать нельзя, она как элитное учреждение принимала только военных. Так что можете себе представить, какой бедлам царил в центральной (она же единственная) поликлинике города.

Вечно злые, задерганные, на грани нервного срыва медсестры, когда им приходилось идти за результатами анализов, рентгеном или чем-нибудь еще, протискивались сквозь толпы больных с криками, самый культурный из которых был: «Пропустите», врачи разговаривали с больными (если разговаривали), словно те нанесли им страшное оскорбление, заболев и придя на прием. При этом все медработники без устали жаловались на хроническую нехватку маней, нищенскую зарплату и отсутствие любви и понимания. У зубных кабинетов атмосфера становилась гнетуще напряженной, лаборатории, в которых сдавали всевозможные анализы, брали штурмом. Чтобы попасть на прием к врачу, нужно было непременно записаться и взять талон приема, а для этого простоять в очереди в регистратуру самое малое час (но, как правило, меньше трех часов на это не уходило)…

Камбр, правда, мог не мучиться, а вызвать врача на дом, что Риза и предложила, но он посчитал, что еще не помирает и вполне в состоянии вынести все вышеописанное. Встав пораньше, Камбр тщательно вымыл шею, надел выходной костюм и пошел в поликлинику.

Отстояв положенные три часа в регистратуре и получив вожделенный талончик (отстояв, ха-ха! Это так только говорится, отстояв и получив. На самом деле едва он занял очередь, как начался скандал, который то тлел, то вспыхивал все три часа, потому что какая-то дамочка упорно пыталась влезть без очереди аккурат перед Камбром, да еще и десять штук своих родственников втиснуть. Впереди стоящим было все равно, но остальные громко возмущались, и дело чуть не дошло до драки), Камбр уже несколько взвинченный поднялся на четвертый этаж (при этом чуть не свернул себе шею, что, конечно, не прибавило ему оптимизма), занял очередь перед кабинетом и принялся терпеливо ждать.

Очередь поначалу двигалась быстро, но перед Камбром встала намертво. А все из-за того, что в кабинет перед самым его носом прошмыгнула хитрая старушонка, пискнув: «Мне только спросить…» – и пробыла там не менее получаса, потом врач – молодой очкарик – куда-то вышел вместе с пронырливой старухой и исчез, похоже, на годы.

Камбр уже вдоль и поперек изучил свой талончик, выяснил у таких же томящихся в ожидании больных, что врача зовут Сульф Хедек, что он приехал из Миски после института, что он очень внимательный и знающий, что он совершенная дрянь, и делать ничего не хочет, что он… Но тут врач наконец вернулся, и Камбр попал на прием.

Сульф Хедек – молодой человек, среднего роста с приятными чертами лица и в больших дымчатых очках – мельком глянул на Камбра и снова уткнулся в свои записи.

– Фамилия?

– Строфанзен.

– Полных лет?

– Сорок.

– Где и кем работаете?

– Вообще в космопорте сторожем.

– На что жалуетесь?

– Вот горло заболело.

– Давно?

– Э-э четыре дня уже… и не проходит.

– И не проходит… Раздевайтесь. По пояс, по пояс. Так-с. Дышите, глубже. Еще дышите. Так-с. Откройте рот, скажите «А».

– А-а-а.

– Закройте. Где, вы сказали, работаете?

– Я… Ну вообще в космопорте работаю, а еще пишу там…

– Значит, в космопорте, – протянул врач, записывая что-то в блокноте, – так-с, так-с. И значит, это у вас на нервной почве, связано с избыточными дозами радиации. Что-то типа радиофобии.

– Какие дозы, доктор? какая фобия?! Я сторожем там работаю, три дня в неделю дорожки подметаю, да раз в месяц встречаю космолет.

– Не спорьте, не спорьте, больной… м-нэ… Строфанзен. Вот вам направление на анализы. Кровь, моча, рентген, ну и так далее. Потом ко мне на прием.

– А лечение?

– Э-э, лечение? А чем вы лечились?

– Жена делала мне полоскания и микстуру.

– Вот и хорошо, пока продолжайте принимать.

Невозможно описать всех мучений Камбра, когда ему пришлось сдавать анализы. Кровь он безуспешно пытался сдать два дня, а на рентген пришлось потратить еще день. Через три дня Камбр опять появился в кабинете Сульфа Хедека.

– Это опять вы? – удивился врач. – В чем дело?

– Но вы же сами…

– Ах, да-да. Посмотрим, посмотрим, – Хедек глянул в записи, недовольно подергал носом и сказал. – А вы знаете, дорогуша, вас надо лечить.

– Неужели? – фыркнул Камбр. – А я думал, что хожу сюда развлекаться.

– Не острите, больной, – сурово глянул на него Хедек поверх очков. – Сейчас я вам выпишу направление. Придется пройти комплексное обследование в нашем госпитале. Полежите недельку-другую.

– Что? так плохо? – струхнул Камбр.

– Да-с, дорогуша, у вас слишком хорошие анализы. Это ненормально.

– Нено… Как?!

– Не спорьте со мной. Завтра, нет, лучше сегодня, прямо сейчас я вызову машину, и вас отвезут.

– Э-э-э, доктор, а жене я могу позвонить?

– Жене? Можете, звоните.

Камбр набрал знакомый номер, но Ризы дома не оказалось. Видно, ушла к Слоупеку или по магазинам. Тогда он позвонил Руфусу.

– Ага, – лениво зевнул в трубку Руфус, – а-а, кто это?

– Это Камбр. Привет.

– А, Камбр! Как дела?

– Мне сейчас некогда Руфус. Потом. Скажи Ризе, что меня кладут на обследование… Куда кладут? – повернулся он к доктору.

– Госпиталь святого Минздрава.

– В госпиталь святого Минздрава.

– Надо же, первый раз слышу, что есть такой святой, – удивился Руфус.

– Руфус, Руфус, не отвлекайся. Главное – Ризе передай, не забудь. Я потом из госпиталя позвоню, если получится.

– Ну разумеется, получится, – добродушно заметил врач, нажимая кнопку в столе.

Минут через пять в кабинет вошли два здоровенных бугая в белых халатах и препроводили Камбра в машину, которая тут же рванула с места и, завывая сиреной, помчалась по городу.

– А сирена-то зачем? – удивился Камбр.

– Надо так, – буркнул под нос один из бугаев, и больше от них нельзя было добиться ни слова.

Госпиталь святого Минздрава находился в живописном месте старой части Мукеза. Вокруг был прекрасный, хотя и несколько заброшенный парк, окруженный со всех сторон гигантских размеров забором из бледно-зеленого твинда, да еще увенчанным колючей проволокой. Само здание, мрачноватое, приземистое, с узкими окнами и многочисленными башенками, произвело на Камбра гнетущее впечатление.