Лялька. По волчьим законам

Глава 6

Крошечные минуты счастья, мимолетные мгновения тепла, объятия мамы – все размывается кистью и скребется ржавым ножом моего настоящего.

– Вставай, детка.

Ярдан. Он подхватывает меня под руку, дает прикрыться своей курткой, в которую я заворачиваюсь до самого подбородка. На деревянных ногах иду за ним из этой комнатки, слыша насвистывание за спиной, от которого мороз идет по коже. Нет, они не смеются надо мной, они меня делят. Кто в какой последовательности будет меня иметь.

Ярдан ведет меня на второй этаж, в ту самую крошечную спальню. Я не пытаюсь его умолять о пощаде, прекрасно понимая, что ему плевать на мои просьбы, так же как и всем в этом логове.

– Жди, Шах придет скоро. Сильно только не уставай. Я следующий.

Подмигивает мне, закрывая дверь, а я ошалело ищу оружие. Хоть что-то, что угодно, чем можно себя защитить. Нож, пистолет, удавка… Для меня. Нет здесь ничего совершенно, да и силы наши неравные. Змей – огромный, здоровый мужик, и я с весом в сорок три килограмма, которую частенько путают с подростком.

Секунды ожидания натягивают нервы, а я места себе найти не могу. Что мне делать, что… рассказать правду? Нет, не могу. Нельзя. Права не имею. Молчать дальше – стать их куклой, общей игрушкой, забавой, вещью… равносильно смерти. Уж лучше сразу лечь в могилу и прикрыться землей.

На мне нет одежды. Ту куртку Ярдан забрал себе, поэтому теперь я голая, и у меня трепещет каждая клетка в теле. Ожидание хуже смерти. Не о таком первом разе с мужчиной я мечтала, совсем не о таком.

От страха зуб на зуб не попадает. Господи, дай мне сил.

Одним махом срываю с кровати покрывало, заворачиваюсь в него, но резко оборачиваюсь от скрипа открываемой двери. Дыхание сбивается, когда я вижу Шаха. Он сдержал слово. Пришел первым.

– Ты бы еще скафандр надела.

Надвигается на меня медленно, как хищник, и, недолго думая, я хватаю бутылку виски с полки. Разбиваю ее с силой об угол тумбочки, добиваясь острого края.

– Не подходите! Не подходите ко мне!

Шах усмехается своей белозубой улыбкой, но движение не останавливает. Совсем.

– Убери. Поранишься.

– А вам не все ли равно?

– Мне – да, но тогда ты будешь сдыхать не только медленно, но еще и мучительно.

– Почему?

– Потому что я так хочу.

Пячусь от него назад, но комнатка маленькая. Мне не уйти, не убежать от Змея. Замечаю, как стекло это битое в моей руке уже ходуном просто ходит. Я и правда скорее пораню себя, чем его.

– Почему вы такой жестокий? Вы ничего не знаете!

– Так расскажи. Я послушаю, и, может быть, мне понравится то, что я услышу.

Бандит подходит ко мне вплотную, острый край битого стекла впивается ему в бок, но, кажется, он не боится пораниться. Боже, он совсем ничего не боится! Как хищник дикий, необузданный, наглый, дерзкий, самоуверенный ублюдок!

Я чувствую его запах, он слишком близко, и от страха даже пошевелиться не могу. Ощущение такое, что это не я сейчас держу острое стекло у его тела, а он приблизил лезвие к моей артерии у шеи.

– Чего застыла, кукла? Режь! Или кишка тонка?

– Не подходите!

Шах смотрит на меня глазами своими дикими сверху вниз, а я теряюсь. Осколок подрагивает в руке, но ладонь я не убираю. Это единственная моя защита, но вместо того, чтобы остановиться, Змей делает еще шаг ко мне прямо на стекло! Я вижу, как вскоре пропитывается кровью его белая рубашка, а он даже бровью не ведет. Совсем!

Боже, он и правда психопат… Шах ничего не боится: ни боли, ни крови, – в отличие от меня.

От вида его крови меня пошатывает, пальцы становятся деревянными, и стекло вываливается из ладони. Я боюсь ранить даже его.

– Показала свое “я”? А теперь я покажу, – чеканит Шах, после чего одним рывком стягивает с меня одеяло. Оно сразу же валится тряпкой к моим ногам, полностью оголяя меня перед бандитом.

Глава 7

Я думала, что стойкая, спокойная, но сейчас мое спокойствие трещит по швам. Шах не нежен со мной, не ласков, не терпелив. Он с легкостью толкает меня на кровать, навалившись сверху.

– Нет, пустите, не надо!

Резко поднимаюсь, но он придавливает меня коленом, цементируя на месте.

– Чш… Тихо, блядь! Что, противен тебе, да? Перед остальными не противно было ноги раздвигать?

– Нет, не смейте трогать меня! Я лучше умру, не-ет!

Он чертовски силен, мои слабые трепыхания ни к чему не приводят. Змей с легкостью собирает мои руки, заводит их над головой, придавливает собой, порабощая, как зверь.

Я же пугаюсь. Его напора, агрессии, жестокости, беспощадности. В какой-то момент начинаю кричать, задыхаться в руках этого бандита, чувствуя жар и вес его тела, но резкая пощечина мигом отрезвляет, и я, наконец, смотрю в его черные как смоль глаза. Потемневшие, диковинно красивые, наполненные лютой ненавистью. Ко мне.

– Пришла в себя? А теперь слушай меня внимательно, лялька. Я оставил тебя в живых, но не думай, что безвозмездно. Ты должна меня слушать, если и дальше хочешь жить! Во всем.

Рустам практически сидит на мне, зажал меня собой, вдавил в матрац, как цыпленка, отчего я даже дернуться не могу. Всхлипы только вырываются из груди. Я ведь еще не была с мужчиной, и это все… просто дико для меня.

– Пожалуйста… не делайте мне больно.

Мои слезы стекают к вискам, делая волосы мокрыми. Он меня не пожалеет. Шах не знает, что это такое.

– Буду драть, как пожелаю, и чтоб не пищала! – Его сильные руки по обе стороны от меня сомкнуты в кулаки. Змей меня просто по стенке размажет, я понимаю, что никто со мной не играет. – Запомни правила, кукла: не касаться меня, не говорить без спросу, не рыдать! Раньше надо было думать. Будешь отрабатывать, не то, клянусь, на тебе места живого не останется! – рычит на меня, и я откидываюсь на подушку, прикрываю глаза, коротко киваю. Если хочу выжить – я должна его слушать. Я должна поломать саму себя. Чувствую только, как слезы снова и снова катятся к волосам, но не дергаюсь больше. Это только сильнее раззадорит зверя, а выводить его я не хочу.

Нащупываю пальцами простыню. Впиваюсь в нее обеими руками до боли. Дышать тяжело, но реветь больше себе не позволяю. Буду сильной, я должна быть сильной, обязана!

Не двигаюсь, не прошу его не трогать меня. Нос лишь царапает запах Шаха. Терпкий, такой мужской, совершенно чужой, сильный. Он не противен мне, но я его не знаю, а еще я его до чертиков просто боюсь.

Я лежу под ним, как лягушка распятая. Голая, беззащитная, и чувствую только, как Змей проводит руками по моим волосам, шее, груди, маленькому, еще свежему порезу на ключице. Глаз не открываю. Не могу. Это сильнее меня.

Вскоре понимаю, что дышать мне стало легче. Шах поднялся с меня. Приоткрыв глаза, вижу, как он расстегивает рубашку. Я же даже не шевелюсь. Тело как одеревенело. Он сказал его не трогать, не говорить – и, кажется, это даже хорошо, потому как у меня нет слов, а тело совсем перестало меня слушаться.

С замиранием сердца слышу, как щелкает пряжка ремня. Бандит полностью раздевается, а я лишь пытаюсь держать свое сердце в руках. Не бойся, не бойся, не бойся! Терпи, ты же всегда так делаешь, подумай про что-то хорошее, как обычно, но нет. С ним это не работает. Когда Змей рядом, я могу только смотреть на него.

Мельком поглядываю на Шаха. У него мускулистая спина и широкие плечи, жилистые руки, упругие ягодицы, сильные ноги. На теле нет тату, кожа смуглая, матовая, видно, на левой стороне у ребра есть небольшой шрам.

Развернувшись, Шах подходит к кровати, и я замечаю его торс. Подтянут, ни капли жира нет, на груди волосы черные, весь поджарый, очень высокий.

Медленно опускаю глаза и тут же отворачиваюсь, видя его возбуждение, все его… мужское. Боже, Шах меня прикончит своим членом, мне особо не с чем сравнивать, но, кажется, он очень большой. Ровный, эрегированный, толстый.

– Не надо… Прошу, я девственница.

Подползаю к стене. Свожу ноги вместе, прикрываю руками грудь. У него же должно быть сердце, и это та правда, которую я могу ему сказать.

– Хорошая попытка, но глупая. Ты думаешь, я поверю в эти сказки?

– Это правда…

– Молчать! Будешь открывать рот, когда я позволю! На колени, – рычит, кивает на пол, а я лишь головой мотаю.

– Нет. Не могу. Не стану.

– Или сама или я помогу!

Стискиваю зубы, осторожно спускаюсь с кровати. Лучше я сама, чем он коснется меня.

Становлюсь на колени, как раз напротив его эрекции. Толстый член покачивается напротив лица, как удав. Боже, дай мне сил.

– Открой рот.

Сижу и даже не шевелюсь. Я не могу. Я просто не способна пересилить себя. Без любви. Нельзя. Нельзя так.

– Не буду!

Вздрагиваю, когда чувствую жесткий захват волос. Шах больно отклоняет мою голову.

– Ты забыла про послушание?

– Пожалуйста, не надо. Не надо так со мной!

– Глаза открой, русалка, блядь!

Распахиваю глаза. Напротив покачивается большой член чудовища. Венка пульсирует на нем. Теоретически я знаю, как это делается, но еще не пробовала. Мужчину ласкать. Это же по любви всегда делается, не так ли? Нет, только не в моем случае.

– Быстрее! – рычит Шах, и я вижу, что он теряет терпение.

Тянусь к нему. Обхватываю рукой, которая от его размера даже не смыкается. На головке поблескивает капля смазки. Чувствую мужской мускусный запах и аромат мыла. Не противен, но очень новый для меня, необычный, терпкий.

Осторожно касаюсь губами головки. Целую. Провожу по ней кончиками пальцев. Целую снова, чувствуя, как дрожит каждая клетка в теле.

– Ты что, сосать не умеешь?!

Хватка на волосах становится сильнее, и, приоткрыв мне рот рукой, Рустам обхватывает член и заводит сам мне его в рот. Глубоко, слишком неожиданно глубоко, до самого горла, заставляя сразу же начать давиться, задыхаться от его плоти.

– Дыши, блядь!

Пробует снова, но я так сильно боюсь, что начинаю задыхаться, как только чувствую этот огромный орган у себя во рту. Как, как они делают это? Нереально же.

– Сучка. Иди сюда, – шах рычит и вынимает член из моего рта. Кажется, я все же взбесила зверя.

Глава 8

Огромными руками Шах подхватывает меня за талию и укладывает на кровать. Подтягивает к себе, как куклу, игрушку, собственность – или кто там я для него.

Не упираюсь больше, не плачу. Нет смысла никакого. Суставы, правда, едва сгибаются. От ужаса вся просто одеревенела. Замираю, когда бандит проводит огромными руками по моей груди, талии, бедрам, а затем нажимает на колени.

– Ноги раздвинь. Шире. Еще.

Стыд и унижение. Ненависть к этому зверю и невозможность прекратить пытку. Я не знаю, кого ненавижу больше в этот момент. Себя за слабость или его за жестокость. Боже, как он смотрит на меня. Жадно, голодно, хищно! Как на игрушку, куклу без чувств, с которой хочет просто спустить пар.

Машинально свожу ноги вместе, но Шах тут же перехватывает их, не давая этого сделать.

– Я не разрешал прикрываться! Или позвать кого-то подержать тебя?

Он вовсе не пугает. Змей предупреждает, и я понимаю, что он и правда сейчас позовет кого-то сюда, если я не успокоюсь, если не поломаю сама себя.

– Нет… не надо, пожалуйста. Я буду слушаться. Буду, – шепчу ему тихо, стараясь расслабиться.

Рустам с силой сжимает мои колени, после чего убирает руки, видя, что после его прикосновения остались красные следы. У меня всегда была такая кожа. Только тронь, придави сильнее, чем надо, – сразу видно.

– Нежная, какая же ты нежная, сука! Откуда ты, блядь, такая взялась! Иди сюда.

Шах ложится на меня, коленом еще сильнее разводит мне ноги, подстраивает под себя, как куклу. Ненавидимую им, нелюбимую, презираемую. Я же задерживаю дыхание и зажмуриваюсь. Не видеть, не слышать, не чувствовать! Слышу только, как что-то шуршит, но глаза опустить не могу. Страшно.

Абстрагироваться, подумать о своем… не получается, потому как его сильный мужской запах бьёт мне прямо в мозг, и страх от предстоящего секса с этим зверем провоцирует дикую дрожь в теле. В нем нет ни капли ласки, он меня на куски порвет, он точно сделает больно.

Наивная. Я всегда почему-то думала, что секс – это про ласку и нежность. Так, чтобы бабочки в животе трепыхались и было много поцелуев, но сейчас эти бабочки все сдохли, даже не успев родиться, потому что в мой первый раз все наоборот.

Это похоже на пытку, где я чувствую себя мотыльком, которого вот-вот расплющат тяжелым ботинком, размажут по стенке, прихлопнут, как моль.

Шах вклинивается между моих ног, и абсолютно сухой промежностью я чувствую его мощный твердый член. Горячий, чужой, опасный, такой большой! Бандит кладет руки по обе стороны от меня, придавливает собой, тогда как я даже не касаюсь его. Нельзя же – это одно из его правил. С силой только впиваюсь пальцами в простыню, сжимая ее до боли, но настоящая боль начинается как раз в этот момент.

– А-а-а-а! А-а-ай, нет!

Больно. Между ног просто дико больно, и я машинально отползаю назад, но крепкие руки Шаха цементируют на месте, с силой впившись в талию.

– Не надо! Не надо-о!

– Блядь… Не зажимайся, Катя!

Мое имя из его уст отрезвляет, заставляя подчиниться. Рустам входит в меня. Резко, насухую, однако не полностью. Мое тело не дает ему продвинуться дальше, просто ни в какую.

Распахиваю глаза, видя его черный удивленный взгляд, все тело превращается в камень, пока я не чувствую руку Рустама на своем животе.

– Впусти меня, не то я тебя на хуй порву! Какого черта…

Распахиваю губы, жадно хватая воздух. Шах очень близко ко мне. Голой грудью я ощущаю его грудь, торс, руки. В какой-то момент Рустам выходит из меня, поднимает мои ноги, член смачивает слюной, а после снова толкается в меня, на этот раз сильнее, до упора, так глубоко.

– А-а-ай! Больно.

Чувствую, как стенки напрягаются, растягиваются до предела, и кажется, он проткнул меня членом насквозь, до кровотечения. Дышать не могу, шевелиться под ним тоже. Мне жутко страшно и больно. Словно в меня засунули раскаленный меч, который скоро меня разорвет на части.

В какой-то момент не выдерживаю, хватаю Шаха за широкие плечи, прижимаюсь к нему всем телом, но после резко отстраняюсь. Его нельзя трогать. Нельзя.

Бандит рычит, но движение не останавливает, входит в меня полностью, а после замирает. Встречаемся взглядам,и и я вижу в его черных глазах раздражение вперемешку с удивлением.

– Дыши. Привыкнешь скоро, – чеканит бандит, но времени на дышать и привыкнуть как раз таки не дает, начиная двигаться сразу. Довольно быстро, ритмично, невыносимо.

Я же стискиваю зубы, убираю от него руки. Не могу пошевелиться. У Шаха очень большой, и кажется, я скоро умру. Мне больно, между ног саднит, жжет, хотя постепенно боль проходит.

Не касаюсь его больше, нельзя же. Мне ничего нельзя. Он все отнял, забрал себе, даже это. Сжимаю простыню ладонями, терплю, стараюсь дышать. Через раз, но все же хватаю ртом воздух.

Шах опирается на локти и постепенно ускоряет толчки. Он так близко, он буквально во мне, на мне, отнимает всю мою жизнь, выпивает, ломает, давит, как мошку! Не любит, нет. В том, что он делает со мной, нет ни капли любви. Он меня ненавидит.

Через несколько минут Рустам ускоряет толчки, а после рычит и кончает, тяжело дыша. Вынимает из меня это орудие пыток, и только сейчас я замечаю, что он был в презервативе, но мне от этого уже ни холодно ни жарко. Мне просто никак. Я уже будто умерла.

Вижу, как Шах поднимается. Я же встать не могу. Ощущение такое, что он меня переехал просто, убил, уничтожил, порвал.

Смотрю на свой живот. Дрожит до сих пор. На простыне кровь, как и между моих бедер. На животе его кровь. Везде эта кровь… везде.

Меня начинает мутить от вида крови. Прикладываю руку ко рту, и это не остается незамеченным.

– Других продавала, а сама хотела чистенькой остаться? – усмехается зло, а я молчу. Нечего говорить. Пусть верит, во что хочет!

Шах уходит в душ, а я на бок переворачиваюсь. Мне как-то плохо. Немного болит живот, между ног саднит, хоть уже и не сильно, но я боюсь вида крови и всегда боялась. От нее мне дурно становится, все плывет перед глазами.

Когда Шах выходит из ванной, отползаю от этого чудовища подальше на кровати, но он с легкостью ловит меня за запястье, обжигая прикосновением до кости.

– Стой! Иди душ прими.

Киваю. Не смотрю на него. Не могу просто. Осторожно спускаюсь с кровати. Кружится голова, все как в тумане, хоть я и не плачу. Как застыла вся, но ощущение такое, что Шах меня разорвал и изнутри теперь я истекаю кровью. Я не доживу до утра… уже все, все неважно.

Медленно доползаю до душа, опираясь рукой о стену. И, только закрыв дверь, прикладываю руку ко рту, издавая истошный немой крик.

Я его кукла теперь, их кукла!

Я общая. Девушка общего пользования, и теперь после этого чудовища Шаха за мной придут те. Остальные. Они тоже будут меня брать, как и этот зверь сейчас, они уже делили меня там… Кто второй, кто третий, четвертый. Я слышала.

Глава 9

Залезаю в душ. Включаю воду, направляю на лицо, шею, грудь, живот, бедра. Горячие струи бьют по коже снова и снова, но не смывают ЕГО следов. Горячих рук бандита, сильных, жестоких, ненавидящих меня. Они на моем теле уже отклеймились и не смываются ничем!

На полке замечаю мыло, беру его, растираю, смываю кровь с бедер и промежности. Розовая вода стекает по ногам, но я не плачу. Не могу просто. Словно какой-то зажим в груди стоит. Шах сказал не реветь, не касаться его, не говорить первой, и я понимаю, что, если сейчас расплачусь, он услышит. Он все еще находится за дверью и снова… снова сделает это со мной. Ощущаю эту нелюбовь, эту ненависть, он снова поиграет со своей игрушкой.

Моюсь до тех пор, пока кожа не становится розовой, однако боль не проходит, наоборот, она становится ярче. Он не целовал, не ласкал меня. Шах просто брал меня, как свою куклу, которой я для него и являюсь. Даже не человеком, без чувств и эмоций, просто пустой куклой. Он меня использовал. А теперь и остальные сделают то же самое со мной.

Выключив воду, я беру большое полотенце и промакиваю тело, немного волосы, которые, будучи влажными, сразу начинают виться.

Слышу хлопок двери, мерзкая судорога проходит по позвоночнику. Шах вышел, а значит, теперь придут те, другие звери, которые делили меня в той вип-комнате… Боже.

Поднимаю взгляд на зеркало и с трудом себя узнаю. Красные глаза, искусанные губы, и хоть слез нет, я бледная вся, дрожащая, а теперь… общая. Общая!

Я не знаю, что происходит со мной в этот момент. Что-то ломается. Я, наверное, ломаюсь, я чувствую это. Шах оказался намного сильнее меня, он отнял у меня веру. То последнее, что у меня оставалось. Шах победил, ну и пусть. Пусть!

Меня всю дико колотит, и единственное, чего я сейчас хочу, – чтобы все прекратилось. Чтобы перестало гореть, ведь я не смогу стать их общей игрушкой. Я так просто не могу.

Мое смазливое лицо, длинные светлые волосы, фигура. На меня всегда обращают внимание, смотрят на тело, но никому дела нет до того, что внутри. Мое сердце. Мне нужно, чтобы оно перестало… перестало стучать. Чтобы они не смотрели на меня, чтобы не касались, не рвали, не убивали меня окончательно!

Секунды бьют по нервам. Они уже идут, я знаю, знаю.

Лихорадочно оглядываюсь по сторонам и, не найдя ничего подходящего, просто ударяю по зеркалу стоящей в ванной табуреткой. Снова, снова и снова, пока на нем не появляется паутина сколов и кривые трещины, а после зеркало начинает осыпаться мелкими осколками на пол.

Я даже не знаю, откуда во мне столько силы берется, однако в считаные секунды я превращаю это чертово зеркало в горсть осколков и, не раздумывая, хватаю самые большие голыми руками. Я люблю жизнь, вот только та роль, которую начертил мне Шах, – это не жизнь вовсе, а жалкое существование, и я не смогу… не смогу просто.

Хлопает дверь, и я замираю, когда слышу топот ног. Они пришли, они уже… здесь!

Сжимая стекло в дрожащей руке, я зажмуриваюсь и провожу им по нежной коже запястья несколько раз, до скрипа сжав зубы.

Я знаю, что это большой грех, но, пожалуйста, пусть все закончится! Пусть перестанет болеть. Мне никто уже не поможет, мертвые не встают из могил, у меня нет связей, у меня нет… ничего.

– Прости меня. Уже слишком поздно, я не смогла.

Не стану игрушкой, не смогу, не буду общей куклой! Для них и особенно для него, ненавидящего меня.

***

Надо было прикончить ее сразу, и нет, я не пожалел русалку. Я захотел эту золотоволосую девку себе, а точнее, под собой. Эту лживую суку, продажную тварь, которая убила мою сестру. Не своими руками, но она ее продала, продала, блядь, Карину, и даже бровью не повела, прекрасно зная, что с нею станет за это!

Я даже удивляюсь, когда вижу на белоснежной груди ляльки небольшой крест. Еще и верит во что-то, с ума сойти можно! Сколько же у нее лиц, имен, сколько ее уже переебало в этом черном бизнесе?

На вид вообще не скажешь, на лицо же ангел, блядь, во плоти, и только те фото не дают и капли сомнений. Она часть механизма, она продает людей в один конец, наживаясь на чужом горе!

Сучка дрожит, но оказывается с характером, и вот я уже сижу с разбитой к чертям головой. На вид слабая, но ударила сильно, чем просто вывела из себя. Я хочу ее наказать, показать ее место, и, конечно, у меня все получается.

Как она трясется, когда Ярдан ее раздевает, глазища ее становятся еще больше. И не совсем они голубые, они какие-то аквамариновые, морские, всполошенные. Длинные золотистые волосы куклы рассыпаются по нежному молочному телу аж до поясницы, однако я прекрасно вижу ее худенькое тело, тонкую талию, аккуратную полную грудь с розовыми вершинами, и возбуждение мгновенно простреливает ниже пояса.

Я хочу ее. Не должен, но хочу так, что аж ведет всего, я хочу ее под собой всю, полностью. Чтобы пищала подо мной, разложить ее и вбиваться до умопомрачения в эту грязную суку. В ту, которую наверняка уже переебала хренова туча мужиков, но мне похер. Я ее хочу под собой. Точка. Буду предохраняться, я ее тупо брезгую трахать без резинки.

Ярдан притягивает куклу ко мне. Сам ждет, как и остальные. Я поделюсь, не поскуплюсь, тем более ей точно не впервой, однако сразу что-то идет не так. Девчонка. Она включает целку, на полном, мать его, серьезе строит из себя недотрогу не пойми на кой хрен.

Поставил девку на колени. Дрожит. Сосать не умеет ни хрена, вообще! Уложил на кровать – закрыла глаза, не двигается, не дышит даже. Сучка. Бесит.

Кукла включила целку, вот только даже одного взгляда на ее тело хватает, чтобы у меня встал. На нее. На эту лживую сучку, которая посмела забрать мое.

Ее фигура идеальная. Бархатная молочная кожа настолько нежная, просвечивают синие венки. Округлая задница, полная, но не очень большая грудь со светло-малиновыми сосками. Тонкая шея, кукольное лицо, огромные морские глаза с густыми светлыми ресницами, непослушные золотистые волосы. Русалка, мать ее, вот только я знаю, какая тварь сидит за этой оберткой, и это просто кипятит мне кровь!

Развожу шире ее худые точеные ноги, девка судорожно вздыхает. Смотрю на промежность. Розовая нежная плоть, такая аккуратная, вообще не скажешь, что шлюха. Элитная, хрен поймешь, либо себя не давала сильно, берегла. Как раз для меня.

Провожу костяшкой руки по складкам. Сухая, гладкая, разве что не скрипит. Лялька глаза закрыла, бедра начала сводить вместе, но хрен там. Жить захочет – будет подо мной, а после подо всеми.

Не разогреваю ее, конечно, не целую, брезгую я после всех касаться ее губ. Обойдется. Шлюх никто не целует, их просто берут, и я буду. Драть буду до искр из глаз! Смотрю на эту куклу, и перед глазами порезанная Карина. Руки сжимаются в кулаки. Боже, как же я ненавижу эту тварь!

Венка на ее шее очень быстро пульсировала, и в какой-то момент мне захотелось просто сжать руки и придушить ее. Ей бы хватило пары минут – и все, но нет. Меня затрясло только от одной мысли об этом. Я хотел ее тела, я имел на это полное право после того, что она сделала!

Припугнул ее, русалка затихла, перестала так отчаянно трепыхаться подо мной. Видел только, что ревет, глаза закрыла и молча ревет. Играет. Актриса хренова. Реветь надо было раньше!

Надел презерватив, развел ноги куклы шире и вошел, ожидая сразу погрузиться в нее, но хрен там. Тугая до предела, я сразу же уперся в преграду. Сначала подумал, что так сжалась, но нет. Ни черта. Она и правда была целкой, невинной, самой настоящей девственницей.

Русалка начала хныкать, пищать, но, лишь поймав мой взгляд, заткнулась. Я же охреневал еще сильнее. Других продает, а сама чистая… да вот только после меня уже нет. Я хотел сделать ее грязной, я хотел ее боли, агонии, в которой сам уже варился последнюю неделю.

Я не прогадал. Она не только выглядела как чертова конфета, она и правда оказалась такой. Сладкая ваниль, не приторная, нежная, кремовая. Ее хотелось жрать, облизывать, целовать, но я так и не коснулся ее губ. Не смог, хотя они манили, распахивались, дрожали, приглашали к себе.

Она очень нежная. Такая нежная, что аж смотреть тошно. Точно кукла Катя, мать ее, красивая, слабая и, конечно, теперь моя. Наша. Общая.

Перехватываю куклу, подстраиваю под себя, русалка сжимается, но все же тараню ее членом до упора. Вижу в голубых омутах слезы, отворачивается, стискивает зубы, а я дурею.

В ней так узко, горячо, сладко! Лоно совсем не растраханное, такое нежное, трепетное, сочное, и я ненавижу себя за то, что мне нравится. Мне до одури нравится быть в ней, брать ее, толкаться в нее, чувствуя самый настоящий кайф.

Сама же девка дрожит, уже не такая бойкая, как в зале. Дышит через раз, наряжена просто до треска. По телу аж ток пробивает, когда с каждым моим толчком я касаюсь вершин ее голой груди. Кожа к коже. Запредельно сладко. В какой-то момент она прижимается ко мне, впивается с силой пальцами в плечи, но быстро отпускает, поджимает губы. Мне же не нравится. Не хочу, чтоб касалась, у нее нет на это никакого права.

Кончаю быстро. Слишком узкая, сухая до боли, слишком охренительная тварь.

Как только выхожу, вижу кровь. До хрена что-то крови. Мой член в ней, ее бедра, пятно целое на простыне. Сама же русалка молчит теперь, в нирвану будто ушла, но, как ни странно, больше не ревет.

Ненавижу целок, с ними одни проблемы. Знал бы – пристрелил бы сразу.

А как с ней иначе? Парни предлагают прямо там ее разложить, на всех поделить, вот только делиться я не люблю, по крайней мере, при мне. Сам попробую сначала, а дальше пусть делят куклу как вздумается, хотя уверен, после них ее уже не склеят. До дыр затрахают, на куски порвут. Звери. Она слабая, хоть и бледная на вид, нежная, сука. Такая нежная!

Бросаю взгляд на куклу. Притихла. Ее глаза становятся больше, когда видит кровь. Сереет аж вся, бледнеет, губы дрожат. Искупавшись сам, отправляю ее в душ. Девка едва поднимается, будто не трахал я ее, а, блядь, тут убивал. Сучка.

Выхожу покурить. Кукла плескается в душе. Вдыхаю ночной воздух. Я недоволен. Член ноет. Слишком быстро, не наелся я ни хрена. Еще хочу. Ее хочу как ненормальный! Будто воды чистой глотнул, а мне все мало, мало, мало! Ее тела мне дико мало, глаз, запаха – всего, мать ее, мне мало!

Возвращаюсь в комнату. Сам не знаю почему, хочу просто убедиться, что кукла уже в кровати. На удивление, русалка все еще плещется, однако шума воды нет. Тихо там, как, блядь, в могиле.

Прошло десять минут, сколько можно от меня отмываться, раскисла там или что?

Странная девка. То бойкая, то тихая – хрен ее поймешь.

– Ты утопилась там? Выходи.

Нет ответа, и я быстро теряю терпение. Нажимаю на ручку ванной, но дверь не поддается. Усмехаюсь. Забаррикадировалась, сучка.

– Открой. Лучше сделай это сама.

Тишина.

– Кукла, ты меня слышишь?

Молчит, а я недооценил эту тихоню. При этом за дверью ванной улавливаю какие-то звуки, треск стекла.

– Черт… отошла от двери!

Прикладываюсь плечом, сметая дверь с защелки, и просто охреневаю, когда вижу ее. Девчонка. Сидит на полу в луже крови и среди осколков стекла. Кровь эта везде уже, блять. На белом кафеле плитки лужа натекла, и русалка посреди нее – голая, с мокрыми вьющимися волосами. Белая вся, дрожащая. Ее левая рука вся в крови. Исполосована стеклом на запястье.