Едва солнце выглянуло, вышел богатырь из дома, оглядел свои владения и обомлел:
– Неужто и правда справилась?
– Видишь, хозяин добрый, лес теперь тебе под стать. – Улыбнулась Белава.
Почесал Дубыня затылок, да замечаний у него не нашлось. Открыл для гостьи дверь со словами:
– Поутру блинов я нажарил. Заходи да поешь со мной.
Еле взгромоздилась она на порог, а на стол богатырь сам её посадил. Потчевал Белаву блинами размером с две сажени и мёдом из бочек.
– Да, дубы хороши вышли. Смогла ты меня порадовать! Замечала ли, как берёзы кривы в соседней рощице? – Сощурился он.
Поперхнулась Белава, не дозваться теперь ей Ужика Аспидовича, некому берёзы белоствольные ровнять.
– Ты, хозяин добрый, просил лишь дубы подправить в обмен на мотыгу. Сам их только что нахваливал.
– Ладно, твоя взяла. – Рассмеялся исполин. – Забирай свою награду. Только навещать меня не забывай – всегда будешь гостьей желанной.
Рассмеялся он, мотыгу княжне отдавая. Тут же стала она под размер девичьей руки. Белава облегчённо вздохнула, и из рощи к степям стрелой полетела.
Три дня и три ночи искала она Бабу Ягу в просторах безлюдных. Лишь конь, Петушок – Красный гребешок и ковыль пушистый были ей компанией. Солнце жаркое все прочие травы иссушило. Ни одного деревца в округе не видать, стала уж Белава по роще дубовой тосковать. Ни родника в степи, ни ручья, с собой всего полкрынки молока осталось. Наконец вдалеке грубо сколоченный дом показался, но не на курьих ножках, а на сваях.
– Правда ли, Баба Яга здесь живёт? – Спросила Белава Петушка – Красного гребешка.
Не успел он и клюва раскрыть, как с диким свистом по небу ступа пролетела, все тучи воедино собирая и свет сокрывая. Правила ей старуха тощая с волосами что иней седыми, в лохмотья одетая, так громко взвизгнула она на подлёте, что княжна за уши схватилась, а ковыль весь в землю вдавило. Глубже в сумку залез Петушок – Красный гребешок и тихо молвил, головы не поднимая:
– Нет, не Баба Яга это, а ведьма свирепая. Наше дело труднее становится, ведь не подсобит она путникам с думами добрыми, обмануть тебя попытается.
– Всё равно к ней идти, – отмахнулась Белава, – так что же ты посоветуешь?
– Спрячь меня до поры до времени, сама на рассвете окна открой и спроси ведьму о роге волшебном. Если совсем худо станет, то я появлюсь.
Кивнула княжна и погнала коня к избе одинокой. Как только подъехала – слышит кошка под домом горько мяукает. Бросилась пушистая ей в ноги, стала о них тереться. Видит Белава, одна кожа да кости у животинки несчастной, отдала ей последние полкрынки молока. Кошка жадно лакала и, напившись, представилась:
– Спасибо тебе, красна девица, спасла ты Кошку Кошкеевну от смерти голодной. Возьми меня с собой, пригожусь я ещё.
Посадила её Белава в другую сумку при седле, а сама в избу по веревочной лестнице полезла. Ждала ведьма у двери, руки в боки поставила и схватила княжну, едва та поднялась.
– Пришла без угощенья – нет тебе прощенья! Съем тебя, коли меня досыта не накормишь!
Пробрало Белаву холодом до костей. Не дала ведьма ей и здравия пожелать, как тут же толкнула к углу кухонному, а сама ножи точить села да глаз с поварихи не сводит. Трясущимися руками стала княжна кашеварить. К каше с маслом каравай испекла. Так спешила, что соль добавить позабыла, но не заметила ничего хозяйка – весь чугунок вылизала, а хлеб и вовсе за два укуса слопала, с гостьей не поделилась и даже спасибо не сказала, на мешок с соломой за печью указала. Лишь под утро уснула княжна.
Встала ведьма до первых лучей, распинала Белаву, наказывая:
– Что ты, девка чернявая лежишь да спишь? Неужто жить надоело? Коли не хочешь, чтобы я тебя саму съела, приготовь мне к ужину похлёбки нажористой! А если бежать задумаешь, вмиг прилечу на ступе своей, да тебя же в ней и сварю.
Кинулась княжна к сусекам и закромам ведьминым. Глаза боятся, а руки морковь и рыбу кромсают, бульон мешают. Наварила она целый чан ухи, в придачу оладьев нажарила и ушат капусты наквасила. После обошла Белава всю избу и рог чудесный под потолком среди сушёных трав увидела.
Засвистел снаружи воздух – пролетела по небу ведьма с громким кличем, ступу в дверь кое-как протащила и сразу к столу кинулась. За один присест весь чан ухи в себя как в бездонный колодец опрокинула, оладьи на кочергу наколола и разом все съела. Капусты не отведала, полежать отошла. Ждала Белава, когда хозяйка встанет, лишь к ночи в ней аппетит вновь пробудился. Начала она капусту из ушата руками как граблями в рот загребать, всё наесться никак не могла. Стали толще её бока, даже пояс свой ослабила. Поела и говорит:
– Хороша твоя стряпня, но коли к обеду ничего не сварганишь, съем тебя!
Княжна тихо вздохнула, но тесто замешивать начала, к утру надеялась успеть. Напекла она расстегаев весом в пуд и бульона целую корчагу. Не сводила с неё глаз ведьма, руки потирая и облизываясь. Вытащила Белава последний противень из печи да на стол указала, ведьму приглашая:
– Пожалуйте к столу, сударыня, да кушаний отведайте.
Прыгнула старуха на лавку и, пока она в себя расстегаи закидывала, раскрыла Белава все шторы. Уже и солнце за краем степи показалось.
Допила ведьма весь бульон из корчаги и на кормилицу свою злобно зыркнула:
– Ну, теперь не нужна ты мне, девка баламошная. Два дня я за тобой смотрела, и сама стол не хуже накрою! Обучилась я всему. Не буду больше корешками питаться, а тебя всё-таки съем!
Разозлилась Белава, по двери ногою ударила, обернулась и бранить ведьму стала:
– Ты, бесстыжая! Да в тебя еды вместилось как в яму, шапкой накрытую, мне ни крошки не оставила! Лопнешь ты, если жадность свою не уймёшь! Лучше расскажи, где свой рог бездонный с живой водой взяла. Не у Бабы ли Яги своровала?
Поднялась старуха с лавки, на княжну наступать стала.
– Тебя я в гости и не звала, ты без приглашения яввилась. – прошипела старуха. – И тебе за мои трапезы ничегошеньки не полагается. Рог, говоришь…
Замахнулась ведьма когтями отросшими, еле успела Белава в сторону отпрыгнуть. Замахнулась второй раз и полкосы княжне отсекла. Закричала Белава:
– Пе-ту-шо-о-ок! Выручай!
Вместе с заревом алым вспорхнул на порог Петушок – Красный гребешок и трижды прокукарекал что есть мочи. Сжалась ведьма, за голову схватилась, еле до ступы доползла, но за ней следом наружу не протиснулась, седалищем грузным в проёме застряла. Засмеялась Белава да ведьму пинком вон выставила. Упала та в ступу и прочь улетела. Сорвала княжна с потолка рог волшебный, выбежала из избы вместе с Петушком – Красным гребешком и что есть мочи к закатному морю поскакала.
Три дня и три ночи без устали ехали и в дремучий лес упёрлись, ветви чьи всё теснее друг к другу жались, путь перекрывали. Пришлось Белаве коня верного и Петушка – Красного гребешка на поляне оставить. Увязалась с ней Кошка Кошкеевна со словами: «Всяко лучше со мной, чем одной идти». Когда так темно стало, что ни зги не видать, прыгнула она своей спасительнице на плечи, приспособленным взором тропу осматривая и дорогу указывая.
Стали солнечные лучи вдали проблёскивать, долетел до ушей и прибоя шум. Обрадовалась княжна:
– Близко мы, Кошка Кошкеевна, скоро яблоко с тобой добудем.
– Обожди, Белавушка, слышу я и другой шум, словно птица… Словно сама птица Сирин поёт! Точно, стережёт она чудо-яблоню! Не к добру это, ой, не к добру.
– Почему же? – Удивилась княжна. – Разве птицедевы не из сада Ирия? Говорила матушка, что добры и прекрасны они.
– У ведьмы нашей знакомой я кое-чему научилась, Сирин она нахваливала и всяко чествовала. Птица эта не из сада Ирия трелями разливается, она из подземного царства вести несёт, от мёртвых слова передаёт. Услышать её – обо всём на свете забыть и себя на беду обречь.
Призадумалась Белава да рукой по дереву провела. Утонули пальцы в косматом мху. Соскребла она мха изумрудного, две плотных бусины из него скатала и уши ими заткнула. Затихли звуки привычные, вышли путницы из чащи да от света яркого зажмурились. Обдал морской ветер княжну с Кошкой Кошкеевной, вдохнули они полной грудью после дебрей угрюмых.