Хочу тебя использовать

Tekst
13
Recenzje
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Jak czytać książkę po zakupie
Nie masz czasu na czytanie?
Posłuchaj fragmentu
Хочу тебя использовать
Хочу тебя использовать
− 20%
Otrzymaj 20% rabat na e-booki i audiobooki
Kup zestaw za 17  13,60 
Хочу тебя использовать
Audio
Хочу тебя использовать
Audiobook
Czyta Екатерина Булгару, Роман Попов
10,91 
Szczegóły
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 3

Марья

– Ты опять хлеб печешь? – рычит отец, входя на кухню. – Если б бока свои отлеживала меньше, то успевала бы побыстрее к хлебовозке. Лежишь, задницу свою растишь.

– Я вообще-то проснулась в пять, – бубню себе под нос еле слышно. Я не осмелюсь произнести это громче, потому что знаю, что за каждое слово придется отвечать перед ним. Прошлого раза хватило, он вполне доходчиво «объяснил мне», что перечить ему не стоит.

– Мать покормила? – открывая одну за другой крышки кастрюль, интересуется он.

– Покормила.

– Помыла?

– Да, – резко отвечаю я.

– Ты мне тут не показывай свой характер! – рявкает отец. – Ишь ты, за родной матерью тяжело тебе ухаживать? Она твою задницу вонючую мыла в детстве.

– Мне не тяжело, – снова произношу едва слышно.

– Что? – ревет над ухом со спины, а я вжимаю голову в плечи в ожидании удара, но его, к счастью, не случается.

– Не тяжело, – повторяю громче.

– Смотри мне, столичная штучка, – хмыкает он. – Я ушел.

Столичная штучка.

Так он называет меня с тех пор, как мне пришлось вернуться из столицы, чтобы ухаживать за мамой после инсульта. Она у меня практически полностью парализована. Может только жевать и легонько сжимать мою руку пальцами. Теперь я ее круглосуточная сиделка. Говорят, бойтесь своих желаний, и, видимо, поговорка правдива. Я так мечтала стать медсестрой, что стала ею, только при трагичных обстоятельствах.

Я проучилась всего два месяца перед тем, как мама попала в больницу. Думала, отец откроет глаза и бросит пить, ведь мы оба понимаем, что это он довел ее до такого состояния. Каждый день жить с агрессивным алкоголиком – такое никакие нервы и сосуды не выдержат. А мама с ним вместе уже девятнадцать лет. Лучше б рожала и воспитывала одна. Я практически не помню, каким был мой отец до того, как увлекся алкоголем. Теперь же все вокруг него виноваты во всех его несчастьях, кроме него самого.

Завернув свежий хлеб в полотенце, я заглядываю, как в печке подходят еще две буханки, потом проверяю маму и иду к Лидии Порфирьевне. Поход к ней всегда как глоток воды. Она очень добрая и душевная старушка, с которой я люблю общаться. Моя мама дружила с ней до инсульта, и иногда Лидия Порфирьевна приходит проведать ее. Но делает это крайне редко, опасаясь, что мой отец и ее начнет поколачивать. Она женщина пожилая, семья живет в Киеве, не навещают ее совсем, защитить некому. И хоть она и была учительницей моего отца, даже это не останавливает его от того, чтобы обложить ее матом при случае.

Войдя во двор соседки, я иду к дому, во второй раз рассматривая ярко-оранжевую машину, стоящую у нее во дворе. У Порфирьевны гости, и мне неловко нарушать ее покой, но я обещала испеченный хлеб. Оглаживая взглядом сверкающий бок машины, я иду, не глядя вперед, пока передо мной, словно черт из табакерки, не выскакивает парень. Я вскрикиваю от испуга и едва удерживаю хлеб, который норовит выпасть из рук. Мой взгляд сначала утыкается в рельефную грудную клетку, – голую, надо заметить, – а потом поднимается выше. И по мере того, как я рассматриваю парня, чувствую, как начинают пылать мои щеки.

– Привет, – здоровается он, так же оценивающе блуждая по мне взглядом.

– Гм, привет, – хриплю я.

– Я – Кирилл.

– Марья, – теперь пищу. Да что ж такое с голосом?!

– Знаю.

– Да? – спрашиваю. Нет, чтобы выяснить, откуда знает, я задаю самый дурацкий вопрос из всех. Но этот Кирилл меня смущает. И нагота его. Ну, то есть, он, конечно, в шортах, но торс голый, и это сильно смущает.

– Ага. Я внук Лидии Порфирьевны.

– О! – я сталкиваюсь с ним взглядом, и тут понимаю, что вся эта дружелюбность напускная. Он – хищник, а я, судя по всему, добыча. Потому что настолько плотоядный взгляд можно встретить только у хищника. Он смотрит с деланным равнодушием, но при этом прожигает до самых косточек. Мне кажется, даже они понемногу начинают плавиться под этим взглядом. По телу разбегается холод, от которого я неуютно ежусь. – Эм, ну здрасьте, – выдаю тупо. – Тут это… хлеб, – проговариваю быстро, а потом всовываю сверток ему в руки и, развернувшись, сбегаю.

К счастью, Кирилл меня не окликает, и у меня нет необходимости объясняться с ним. Бросаю калитку открытой, чего никогда не делаю, и мчусь в свой двор. Но, как это всегда бывает, я не могу просто добраться туда и спрятаться в относительной безопасности своего дома. Потому что из своего двора выходит Даша – моя школьная подруга.

– О, куда летишь, солнце? – бодро выкрикивает она, подходя ближе.

– Домой. Заносила Порфирьевне хлеб.

– Опять не успела? – качает она головой, но не осуждая меня, а с сочувствием. Мы обе знаем, кто первый скупает хлеб, чтобы потом продавать его подороже тем, кто не успел купить рано утром. У моей семьи каждая копейка на счету, так что переплачивать я не могу.

– Нет, Демчук сегодня был как ракета.

– Да чтоб у него ракета в заднице взорвалась! Так, а чего такая перепуганная? – спрашивает она, а потом переводит взгляд мне за спину, и я слышу, как лязгает замок калитки Лидии Порфирьевны, и зажмуриваюсь на секунду. – О, какой экземпляр. Это кто это там у Порфирьевны? – тянет Даша, продолжая пялиться в ту сторону.

– Внук ее.

– Хорош. Привет! – выкрикивает она, а я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как за невысокими воротами возвышается Кирилл и внимательно смотрит на… меня. Ой, мамочки.

– Даш, перестань, – шепчу, хватая подругу под локоть и веду в сторону своего двора.

– О, ну нет, – она вырывается из моей хватки. – Или ко мне, или по отдельности. Я видела, как твой батя с дядь Витей на речке прибухивали. Не хочу я новых приключений.

Я торможу перед своими воротами и тяжело вздыхаю. Чувствую, как все еще колотится сердце и горят щеки, но в сторону двора Порфирьевны не смотрю. Знаю, что он стоит там и все еще ощупывает меня взглядом. Чувствую это, и хочется прикрыться.

– Да, ничего такой внучок, – облокотившись локтем о невысокий забор, выдает Дашка. – Вот такого бы тебе. Видно, что богатенький. Увез бы тебя в город, мамку твою вылечил, тебя бы задарил подарками. На руках носил бы только за твои пирожки с луком и яйцом.

– Пф, Даш, они там свои «фуагры» едят, на кой ему мои пирожки? Он, наверное, и не ест такое. – Все же бросаю быстрый взгляд в надежде, что он ушел, но этот настырный Кирилл продолжает сверлить меня глазами. Может, и нас обеих, издалека уже и не разберешь.

– Фуагры – не фуагры, а ты девка видная, тебе бы такой принц подошел идеально.

Снова тяжело вздыхаю, потому что подруга не права. Может, мне бы и подошел, да только что я могу дать такому парню, кроме как скоротать пару ночей в скучном селе? Ничего и пирожки с луком и яйцом. Смешно даже.

Только вот ночью, лежа в постели, я все никак не могу отпустить эту мысль. Представляю себе, как все могло бы обернуться, если бы этот Кирилл обратил на меня не мимолетное внимание, а всерьез заинтересовался бы мной. Скажем, я бы покорила его… нет, не пирожками, глупости какие. А, например, его бы привлекла моя невинность. Парням же такое нравится, я читала. Они, как завоеватели, обычно гордятся тем, что первые у девушки. И некоторые даже продают свою девственность, выставляют на аукцион. Мои губы брезгливо кривятся, когда я думаю об этом. Ведь большую цену может дать совсем не такой красавчик, как внук соседки, а какой-нибудь престарелый извращенец. И будет потом пыхтеть на мне, потея, а я буду стараться не дышать, чтобы хоть немного облегчить тошноту.

Резко переворачиваюсь и тяжело сглатываю, потому что меня и правда начинает мутить. А если бы… если бы он влюбился в меня, а? Ведь за что-то же любит, например, Васька Дашку. Любит. На руках носит, подарки дарит, осенью заберет в Белую Церковь жить, когда закончит ремонт в квартире. И меня, наверное, за что-то можно полюбить. Та же Дашка любит, Порфирьевна тоже, мама… ладно, она не считается. Да все село говорит, что я добрая и красивая! Значит, есть за что полюбить.

Снова переворачиваюсь. Беру с подоконника свой старенький телефон с треснувшим экраном и лезу в интернет, чтобы посмотреть, чем там девушки парней привлекают. Я-то обычно никаких приемов не использую, но этот парень, судя по взгляду искушен, а, значит, с ним нужна специальная тактика.

Первое, что мне попадается: «Парни любят девушек неприступных, с чувством собственного достоинства». Это, получается, чтобы ему понравиться, нужно показать ему, что мне он не нравится? Странная логика. А как он тогда поймет, что симпатичен мне? Читаю дальше: «Мужчины по природе своей охотники, завоеватели. Чем неприступнее девушка, тем интереснее ему будет добиваться ее, и тем сильнее он будет ценить свою «добычу». Ну ладно. Но тут все равно очень странно. А если он потеряет интерес, как только добыча будет поймана?

Блокирую телефон, возвращаю на подоконник и с тяжелым вздохом опускаю руки на живот. Так сложно все это. И неискренне. Даже моя цель неискренняя. Получается, я не самого Кирилла хочу, а то, что он может мне дать. А как я могу его хотеть, если даже не знаю? Р-р-р, это все Дашка с ее гениальными идеями. Я понимаю подругу, она за меня переживает, я и сама была бы не против вылечить маму и уехать из села подальше от отца. Но разве я буду счастлива с мужчиной, который меня не любит?

– Ты уже с одним таким живешь, и ничего. Зато мой мужчина может помочь маме, – шепчу в тишину.

Может, и не так абсурдны слова подруги? Может, и правда это мой шанс вырваться из этого ада? А как еще, если не так?

Прогнозы врача для мамы неутешительные. Пока не начнем колоть нормальные лекарства, которые стоят кучу денег, и не начнем реабилитацию, мама не встанет. Если так, то мне до самой ее смерти нужно будет за ней ухаживать. Мне не тяжело, я очень люблю свою мамочку, но хочется, чтобы она прожила остаток жизни полноценно, а не лежа овощем.

Можно ли считать мою цель великой? В масштабах одной небольшой семьи – да, со стопроцентной уверенностью. Могу ли я использовать для этого другого человека? Очень сильно сомневаюсь. Меня убеждает только то, что Кирилл красивый парень, который наверняка умеет красиво любить. А мне, как всякой девушке, хочется ту самую роскошную историю Золушки, которую отважный принц спасает из лап дракона… А, это уже из другой сказки, но в моей ситуации с драконом это не перебор. Вон он, храпит на диване в гостиной, пьяный в дым. Пожалуй, да, стоит попробовать соблазнить этого Кирилла. Главное при этом не потерять настоящую себя. О том, как это сделать, наверняка пишут где-то в интернете. Завтра обязательно почитаю, сразу после того, как начну соблазнять столичного парня.

 

Глава 4

Кирилл

– Кирюш, сходи к соседке, пожалуйста, отнеси сметанку, – просит бабушка, когда я выношу из дома последние половики, чтобы освободить строителям место для работы.

– Это к какой? – бросаю половики и перехватываю банку со сметаной из бабушкиных рук.

– К Машеньке. Она сегодня не пришла. Видимо, Люсе снова плохо. Слышала, ночью скорая приезжала.

Бросаю на бабушку взгляд и хмурюсь.

– Кто такая Люся?

– Это мама Марьи. Лежит после инсульта, бедняга, не встает, парализована. Отнесешь?

– Да. Ба, если приедут водопроводчики, набери меня.

Получив от бабушки кивок, иду к соседке. Мне очень интересно посмотреть, как живет девушка по соседству, но у меня не было повода заглянуть к ней. А теперь я бодро шагаю в направлении ее двора, предвкушая встречу. Последние два дня она носа не казала на улицу. То ли я ее так напугал тогда своим вниманием, то ли она в принципе часто не выходит. Подруга у нее тоже зачетная, я бы такую покружил немного в своей тачке. И взгляд у нее как у всех наших универских блядей – прожженный, оценивающий. Посмотрела так, словно уже оценила меня, как породистого скакуна на торгах. Но Марья эта поинтереснее будет. И интересует она тем, что боится меня. Видимо, чувствует мою натуру, и старается избегать таких, как я. И правильно делает, потому что я и мои друзья – это яркое, но короткое приключение. Запоминается на всю жизнь, главное, не успеть проникнуться чувствами. Потому что они так и останутся погребенными под пылью, летящей из-под шин наших тачек.

Захожу во двор, едва бросив взгляд на привязанную у хилой будки дворнягу, которая, срывая глотку пытается облаять меня до смерти. Она рвет свой поводок, который на поверку оказывается обычной веревкой, обвязанной вокруг ее тощей шеи.

– Висельник, – хмыкаю я, проходя дальше вглубь двора.

Осматриваюсь, отмечая порядок, чистые дорожки и короткую траву, словно ее аккуратно косят, но не убирают совсем. На веревках висит постиранное белье. Взгляд цепляется за аккуратные трикотажные трусики и бюстгальтеры, вид на которые открывается мне, когда от небольшого ветра развивается полотнище широких простыней. Надо же, спрятала под ними небольшую веревку, чтобы ее белье никто не видел. А, может, это белье ее мамы? Девочки же такое простенькое не носят. Хотя вон моя бывшая Ника иногда носила, но у нее там Кляйн да Секрет Виктории, не чета этому простецкому.

Заворачиваю на так называемый задний двор и замираю. Из дома доносится ругань:

– Совсем, дрянь малолетняя, страх потеряла?! – басит мужик. – Все бабки выгребла! А отец за что должен похмеляться?! Или ты только о ее здоровье печешься?! Хороша дочь! Воспитал на свою голову дебилку недоразвитую!

– А чем я должна была заплатить врачам и за лекарства?! – слышу истеричный всхлип. Голос вроде принадлежит самой Марье, а вроде как и чужой, сложно угадать.

– Утром поехала бы в город и купила в социальной аптеке! – продолжает рычать мужик.

– А маму с кем оставить? А деньги на дорогу? Так еще дороже вышло бы!

– Зато у врачей, торгующих лекарствами, дешевле вышло! Ты это специально! А-а-а, ты просто спрятала деньги! Где?! – теперь уже ревет мужик, и я чувствую, как у меня в крови резко повышается уровень адреналина. Потому что этот рев совсем не звучит так, словно отец отчитывает дочку, а звучит так, словно он сейчас полезет в драку.

Делаю решительный шаг к дому.

– Папа, не надо прошу, – жалобный писк, который ускоряет мои ноги в несколько раз. Прижимая к себе банку, отбрасываю в сторону тонкий тюль, болтающийся на двери, и влетаю в дом. Отставляю банку у порога и, сбросив шлепанцы, иду глубже. – Я заработаю.

– Где ты их заработаешь? Хоть бы шлюхой пошла. И мужикам радость – и нам деньги нормальные!

– Что ты такое говоришь? Я же твоя…

Слышу звонкий звук, как будто кому-то дали пощечину.

– Не смей спорить с отцом!

В этот момент я врываюсь в комнату и застаю отвратительную картину: Марья сжалась в углу и держится за щеку, а над ней нависает толстый мужик в шортах и растянутой майке. Он занес над ней руку, а Машка трясется, в ужасе глядя то на него, то на меня. Будь она моя, я бы уже вырубил этого мудака, но я не знаю, что здесь происходит, и чем моя инициатива закончится для Марьи. Сначала надо все узнать, а потом действовать. Но вот этот взгляд затравленного зверька что-то пробуждает внутри меня, что я отчаянно из себя гоню. Сейчас стоит проникнуться сочувствием, за ним придут чувства, а потом я не успею отдуплиться, как буду тянуть к алтарю нищебродку из села. Хотя я бы позабавился, глядя при этом в лицо своей матери – светской львицы и медийной личности. Наверняка у Светланы Игоревны пошел бы дым из задницы.

– Здрасьте, – вклиниваюсь в живописную сцену, снова обретя внутреннее равновесие. – Марья, бабушка там вам сметану передала.

– Какая еще бабушка? – шипит мужик, окидывая меня взглядом с головы до ног.

– Моя, – отвечаю хамовато.

– Это внук… – всхлипывает Марья, – внук Лидии Порфирьевны.

– Денег нет! – отрезает ее отец, наконец отходя от дочки.

И только сейчас, когда натянутые помимо воли нервы немного расслабляются, я начинаю впитывать окружающую обстановку. Окидываю беглым взглядом помещение, отмечая, что дом еще меньше, чем у моей ба. Но здесь тоже чисто, хоть и обстановка нищебродская. Пахнет лекарствами и выпечкой. А еще как будто солнцем. Не могу объяснить этот запах, но он теплый и уютный. Но самый резкий – это исходящий от мужика алкогольный смрад. Перегар после каждого произнесенного им слова поглощает немного солнечного запаха, как будто очерняя его своими парами.

– Так я не просил деньги. Марья, ба сказала, что ты с утра банку не занесла.

– Потому что эта тупая корова даже такую мелочь не может сделать.

Как только отец девушки, обогнув меня, все еще матерясь, покидает дом, Маша наконец отклеивается от угла и идет ко мне. Я замечаю красные опухшие глаза, мешки под ними, бледную кожу – все то, что было скрыто ее руками, когда она держалась за щеки. А теперь ее бледность предстает во всей красе, и внутри меня снова что-то такое неприятно дергается. Еще один нелюбимый ребенок своих родителей? Еще одна детская душа, загубленная ублюдками, которые не смогли дать ей самую малость – кусочек душевного тепла? Напоминаю себе, что мне плевать, когда иду следом за Марьей в прихожую. Она открывает старый шкаф и достает из него чистую банку с капроновой крышкой, протягивает ее мне.

– Передай бабушке спасибо за сметану. Я позже занесу деньги. Вечером… наверное.

Я удерживаю ее взгляд дольше положенного, сам не понимая, что выискиваю в ее глазах. А потом резко киваю и, перехватив банку, ухожу. Это не моя жизнь, не моя девушка и вообще не мое дело. У меня своих проблем хватает. А то, как перехватило на секунду дыхание и сжались челюсти, когда я услышал, как отец разговаривал с Марьей, – это всего лишь реакция, выработанная годами на такие же примерно обстоятельства в моей собственной семье.

– Ба, я банку от Марьи принес! – выкрикиваю, оставив тару на столе у входа в дом, а сам иду в коровник, чтобы почистить его. Ни фига не умею все это делать, но ба нужна помощь. Интересно, как она справлялась до этого одна?

Пока делаю перестановку в коровнике и машу веником, то и дело прокручиваю в голове сцену, которую застал в доме соседей. Пытаюсь сложить пазлы, но они все никак не складываются. Инстинкты кричат о том, чтобы я защитил девушку, но она как-то же дожила до своего возраста с таким отцом, а, значит, умеет с ним справляться.

Отрываюсь от работы только когда звонит мой телефон.

– Эй, бро! – выкрикивает Давид, травмируя мои барабанные перепонки, которые в сельской тишине за два дня успели отвыкнуть от шумного друга. – Как ты там? Куры тебя еще не загребли? – ржет этот придурок.

– Приедешь разгребать? – хмыкаю я, опираясь на метлу.

– Ты что? Где я и где село? Хотя телочки там должны быть ничего такие, если тебя туда потянуло. Так что? Как телочки?

– Мычат, – хмыкаю я.

– Уже? Быстро ты их оприходовал.

Качаю головой.

– Как сам?

– Через две недели заезд. Ты приедешь?

– Не знаю, я собирался остаться на целое лето.

– На кону пол-ляма.

– Существенная сумма, – присвистываю я.

– Еще бы! Так что? Ты в деле?

– Не знаю пока.

– Фу какой ты неприятный, – смеется Давид. – Ладно, созвонимся ближе к делу. Кстати, ты зря проигнорил поездку, на Ибице сейчас очень горячо, если ты понимаешь, о чем я.

– Оторвитесь там за меня.

– Я уже это делаю, потому что ты лошара, который променял остров развлечений на село, в котором наверняка будешь выть от скуки уже через неделю. Ну бывай.

Давид отключает звонок, а я со вздохом осматриваюсь по сторонам. И правда, а что я здесь делаю? Как меня, нахрен, занесло в это богом забытое место вместо того, чтобы развлекаться с друзьями там, куда мы летаем каждое лето? Ах, точно, я же хотел насолить матери, навестив ее родительницу. Странный способ, правда? Зато в моей семье вполне оправданный. Потому что моя маман считает, что всякий, чья нога ступит в глухое село, навсегда запятнан его дерьмом. Мне бы хотелось извозиться в этом дерьме и потом потереться о белоснежный костюм матери от Дольче, вызвав у нее приступ истерики.

Что ж, раз Ибица мне пока не светит, – не могу же я подвести бабушку, которой пообещал водопровод и новые ворота, – придется искать приключений по месту. Бросаю взгляд из дверного проема на огромную черешню, которая растет на границе бабушкиного двора и соседского. Нет, я не про эти приключения. Надо найти нормальные. Девку, с которой я смогу провести лето без всяких последствий. Может, подруга Марьи на это сгодится, кто знает?

Глава 5

– Мамочка, я ненадолго, – шепчу, целуя ее в щеку. Она легонько кивает и моргает, давая свое согласие. Улыбка пока дается ей слишком тяжело, но она уже пытается, и это хорошо.

Выбегаю из дома, спокойная за то, что отец, снова надравшись, спит мертвым сном. Мама накормлена, помыта, лекарства я ей дала, теперь она будет только спать. А я смогу немного притвориться, что моя жизнь – это жизнь нормальной девятнадцатилетней девушки.

Выбегаю со двора, и тут же навстречу мне мчит Дашка. Красивая, на каблуках, в платье с наполовину открытой спиной, волосы завиты. А я даже собраться нормально не смогла, пьяный батя кружил вокруг, как коршун, ворчал и ругался. Стараюсь не думать о затасканной, совершенно не выходной юбке, видавшей виды майке с пайетками. Зато у меня сегодня красиво легли волосы, и босоножки относительно новые, хоть и не такие элегантные, как у подруги.

– Готова повеселиться? – пищит Дашка, повисая на моем локте.

– Еще как! Но я недолго, маме пару дней назад было плохо.

– Да, я видела, что скорая приезжала. Прости, что не пришла, рано утром к Ваське уезжала.

– Как он?

– Нормально. Ремонт полным ходом. После работы и на выходных делает.

– Ты не предлагала ему помощь? Вдвоем быстрее бы пошло.

– Пф, сам вызвался его делать! – восклицает она. – Вот пусть и делает.

Я с улыбкой качаю головой. Может, она и права, и надо позволять мужчине все сделать для тебя. Я так не умею, а стоило бы научиться у подруги.

Возле речки уже собралось достаточно много народу. Из потрепанных «Жигулей» Макса орет музыка, которую пытаются перекричать все, стоящие рядом с машиной. По кругу пускаются стаканчики с наверняка теплой водкой, кто-то кого-то уже тащит в кусты, некоторые купаются. В общем, привычное и понятное развлечение для сельской молодежи. Не моя тусовка, хоть я в такой и выросла. Хотелось бы, чтобы была не моя, но какой у меня теперь выбор?

– О, королевна пришла! – выкрикивает Сергей, пробираясь ближе к нам, а я незаметно кривлюсь.

– Я так надеялась, что он не приедет, – бубню подруге.

– Ты всегда можешь послать его.

– В прошлый раз он был особенно настойчив.

– Но ты ж все равно не дала, чего паришься? – она небрежно пожимает плечом.

– Потому что он в шаге от изнасилования, а я как-то не горю быть объектом его желания.

 

– Вот она – любовь всей моей жизни! – выкрикивает Серега, обнимая меня за шею. Я пытаюсь выпутаться из его удушающих, отдающих потом и алкоголем объятий, но он крепко удерживает меня. – Красавица моя, – тянет довольным тоном. – Кир, ты уже знаком с моей любимой? Она твоя соседка!

По моему позвоночнику проходит холодок. Как внук Порфирьевны тут оказался?! Мой взгляд мечется по силуэтам, пока не выхватывает темную макушку, и мой взгляд не сталкивается со взглядом Кирилла. Какой же он красивый. Холеный, ухоженный, стильный. Не чета нашим полу-алкоголикам, которые только и знают, что пьянствовать да хвастаться своими сомнительными подвигами. На два села пара нормальных парней, и те заняты еще со школы.

– Смотри, какая краля, да? – противным голосом вещает Серега, пока Кирилл приближается к нам с улыбкой на лице. Она совсем другая, не такая, с которой он смотрел на меня, когда мы познакомились. Та мне казалась более искренней. А эта… какая-то циничная, холодная. Он смеряет меня взглядом с головы до ног, и мне кажется, что я совсем раздета. Короткая юбка по ощущениям больше напоминает пояс.

– Краля, – подтверждает Кирилл, внимательно всматриваясь в мое лицо. – Только макияж тебе не идет, – слегка подвинувшись ближе, добавляет он.

Мое лицо начинает гореть от такого комментария. Как это «не идет»? Мне всегда говорят комплименты, и только он позволяет себе критиковать. Да кто он вообще такой? Пытаюсь задушить ту часть меня, которая прикидывает, сколько красивых девушек уже было у Кирилла. Наверняка не чета нам, такие же вылизанные, как и он сам.

Нахмурившись, отворачиваюсь и наконец вырываюсь из цепких объятий Туманова и иду к девочкам.

– Привет, – здороваюсь, и получаю приветствие в ответ.

– О, Марья тоже без купальника! – выкрикивает Олеся, махнув рукой в мою сторону. – Будем вместе голышом купаться?

– Я сегодня не купаюсь, – присаживаюсь на скамейку и тут же мне в руки попадает стаканчик, наполненный почти до краев. Принюхиваюсь и кривлюсь, потом передаю дальше.

– А что это мы так кривляемся? – передо мной на корточки присаживается Туманов, схватив за коленки, которые я тщетно пытаюсь вырвать из его лап.

– Убери руки! – рычу.

Он ухмыляется, а потом резко подается вперед, и уже через мгновение я заброшена на его плечо.

– Пусти! Опусти меня на землю, придурок! – ору я и пытаюсь вывернуться.

– Не брыкайся, хуже будет, – с гоготом произносит он, накрывая рукой мою попку.

– Туманов, поставь меня на землю!

– Искупаемся вместе, любовь моя, и поставлю!

– Поставь, я сказала! И убери свои лапы!

– Ты посмотри, какая цаца! – ерничает он, а потом резко останавливается. – Ты чего, мужик?

– Поставь ее, – спокойным голосом произносит Кирилл у меня за спиной, а я задерживаю дыхание в ожидании того, как дальше развернется диалог между ними.

– Тебе какая нахер разница? Это моя девочка, что хочу, то и творю. Да, Машка? – он шлепает меня по ягодице, и я снова начинаю брыкаться.

– Пусти! Никакая я тебе не твоя! – понимаю, что строю предложение так, что моей учительнице было бы стыдно, но ничего не могу поделать. В критических ситуациях я обычно теряюсь и становлюсь косноязычной. Потом, лежа ночью в своей кровати, буду прокручивать ситуацию в своей голове и у меня будет столько правильных ответов. А сейчас – увы.

– Серега, я предупреждаю всего один раз, – угрожающе спокойным тоном говорит Кирилл.

– А потом че будет?

– А потом я буду бить тебе ебало. Оно тебе надо?

Я поражена тому, как спокойно Кирилл угрожает. Даже у меня сердце заходится от напряжения, витающего в воздухе. Кажется, Макс даже музыку приглушил, и разговоры вокруг стихли. Неужели внуку Порфирьевны совсем не страшно угрожать местным парням? Их тут человек десять, а он один. Если считать меня, то, в принципе, полтора, но что я могу против этих безбашенных идиотов?

– Ты такой смелый, – тянет Сергей напряженным голосом со звенящими нотками. – У тебя зубы лишние?

– У меня стоматолог хороший. Поставь Марью на место.

Мое имя из его уст звучит так, как будто это кот промурлыкал. На мгновение я даже забываю, в каком положении нахожусь, наслаждаясь рокочущими нотками его голоса.

Наконец Сергей медленно спускает меня по своему телу и со вздохом отодвигает в сторону.

– Ну иди сюда, – рычит он Кириллу.

– Ты хочешь устроить цирк для всех? Отойдем? – кивает в сторону посадки.

– Да мне похуй! – громче произносит местный хулиган и сплевывает сквозь зубы.

– Мне – нет. Идем.

Кирилл разворачивается и идет в заданном направлении, даже не оборачиваясь. Неужели не страшно, когда позади идет тот, кому ты обещал набить морду. Вдруг нападет? Или среди знакомых Кирилла в городе нет подлецов, которые преподали бы ему такой урок? Что удивительно, Сергей плетется следом, не пытаясь нападать. Парни бросают свои дела и идут за ними, как и пара девчонок. А я стою и смотрю им вслед, обнимая себя за плечи. Это не первая драка, на которой я присутствую. Наши парни любят зацепиться с такими же отморозками из соседних сел, но почему-то за Кирилла очень боязно. Хотя это понятно, он будет один против всех. Даже если Серега согласится драться честно, и Кирилл его побьет, где гарантия, что наши парни не захотят отомстить за друга?

Делаю резкий рывок вперед, чтобы остановить это, но подруга хватает меня за локоть и тормозит.

– Куда?

– Они ж убьют его! – нервно отвечаю я, пытаясь высвободиться из ее хватки.

Дашка обходит меня со спины и оплетает руками мою талию, а потом упирается подбородком мне в плечо.

– Дай мужчине побыть рыцарем, защитить твою честь.

– Да они ж…

– Ничего они ему не сделают. Наши пацаны не настолько отмороженные, чтоб вдесятером месить одного. Потолкаются с Тумановым, и на том закончат. Выдыхай.

– Бли-и-ин, – стону я от неконтролируемой вибрации внутри меня. Страшно так, что поджилки трясутся.

– Вот какого парня тебе надо, Маш. Сильный, красивый, смелый, богатый. Лови момент, подруга. Я бы включила обаяние на полную катушку, чтоб такого заполучить.

– Но у тебя есть Вася.

– Не в этом дело. Посмотри на Ваську и на этого Кирилла. Выбор очевиден. Только он не смотрит на меня так, как на тебя. Хватай и тащи в берлогу. Знаешь, что тебе надо сделать? – внезапно в голосе подруги появились восторженные нотки, как будто она придумала нечто гениальное. – Тебе надо залететь от него.

– Что? – выдыхаю резко. – С ума сошла? Мне только ребенка не хватало! Мать больная, отец-алкаш и младенец на руках.

– Такие, как этот Кирилл, своих детей не бросают.

– Ты там знаешь!

– Да ты посмотри, как он кинулся тебя защищать! Даже против толпы готов пойти!

– Брось, Даш, это он петушится перед новыми девчонками. Пройдет пару недель, он и не посмотрит в мою сторону.

– Только представь: будешь жить в городе. В достатке, мамку вылечит твою. Тебя залюбит до смерти. У-у-у, подруга, я б такой шанс не упустила.

Я нервно дергаю плечом, сбрасывая голову подруги с него, и она отступает.

– Пойдем посмотрим, что там происходит.

– Та ничего толком там не происходит, – тянет Яна, выныривая из кустов. – Дал Сереге пару раз по морде, тот покидался на новенького, и базарят. Половина пацанов уже назад идут.

– Слава Богу, – с тяжелым вздохом отзываюсь я.

– А твой этот хорош, – подмигивает Янка, проходя мимо.

– Он не мой, – бурчу в ответ.

– Да? Тогда мой, – радостно взвизгивает она и летит на встречу парням, которые уже идут с «поля боя».

Я успеваю только увидеть, как Яна тормозит перед Кириллом, кокетливо накручивая прядь волос на палец, и что-то ему говорит, а он широко улыбается. Вот в такие моменты я ненавижу лунные ночи, когда слишком хорошо можно рассмотреть черты лица человека даже в, казалось бы, кромешной тьме.

– Говняная из тебя королевна, Машка, – рычит Сергей, проходя мимо меня и, сбросив футболку, бежит в воду.

– Это просто он недостоин этой королевны, – словно черт, сидящий на плече, озвучивает свои мысли Кирилл, заставляя меня вздрогнуть. – Спокойно, это всего лишь я. Пойдем, домой провожу.

– Мы только пришли, – поворачиваюсь, глядя в его светящиеся глаза.

– А мы пойдем в обход, и дома как раз будем вовремя.

Бросаю взгляд на стоящую в стороне Дашку, и она показывает мне два больших пальца, поднятых вверх.