Машенька
Как только мы поженились, моя свекровь совершила героический поступок, предложив разменять свою трехкомнатную квартиру в центре на две маленькие двушки в Царицыно.
«Раздельная жизнь с невесткой – залог семейного счастья», – мудро сказала она, вспоминая свои страдания по приезде из Киева в Москву.
Родители Олега познакомились в эвакуации, еще когда были детьми. Немецкие войска вошли в Киев 19 сентября 1941 года. К этому времени из столицы Украины успело уехать всего лишь триста двадцать пять тысяч человек. Во время оккупации большая часть киевлян была вывезена в Германию, десятки тысяч людей погибли от голода и холода. Впрочем, если бы трехлетняя Милочка, моя будущая свекровь, осталась в городе, то она несомненно была бы убита во время чисток по национальному признаку.
Эвакуация в Оренбургскую область спасла и заодно определила ее жизнь. Там она познакомилась с семилетним московским мальчиком, дружба с которым переросла в любовь, а потом и в счастливое супружество. Мамы детей стали закадычными подружками и помогали друг другу не только в тяжелые годы войны, но и в последующее, мирное время. Детишки с удовольствием ездили друг к другу в гости и в конце концов поженились. Родители же решили съехаться в одну большую московскую квартиру, чтобы помогать молодым. Однако реальность оказалась не такой радужной, как всем хотелось бы.
Поэтому Мила Моисеевна, спустя годы оказавшись на месте своей мамы, избрала другую стратегию.
Пока шел процесс продажи и покупки жилья, у нас родилась Машенька.
Готовились мы к рождению дочки основательно: ходили на курсы, учились правильно дышать. За пару недель до предполагаемого срока поехали по совету «духовных акушеров» на осмотр к врачу в Подмосковье. Обычные доктора «категорически советовали» мне делать кесарево сечение – по медицинским показаниям, но я упрямо хотела рожать сама, ибо «бабушки наши и вовсе в поле рожали».
А на самом деле, вживую насмотревшись на то, как врачи вводят стимуляторы роженицам, чтобы быстрее пойти домой, или, наоборот, задерживают роды, чтобы успеть пообедать, я боялась любого необоснованного вмешательства в естественные процессы.
Нетрадиционный врач, который уважительно отнесся к моим пожеланиям, работал в небольшом подмосковном роддоме и патронировал роды таких же сумасшедших, как я. Был он армянином и поддерживал мои идеи.
В тот памятный день я приехала на осмотр в замечательном настроении. Армен Георгиевич тоже был в духе.
– Все хорошо, матушка, – с улыбкой произнес он. – Вы уже рожаете, раскрытие семь сантиметров.
Я подумала, что акушер шутит. Но все же переоделась в больничную сорочку с клеймом. Вышла к ждущему меня в коридоре Олегу и сообщила, что рожаю и сейчас мы начнем правильно дышать, как нас учили.
– Заходи, дорогой, сейчас будем пуповину резать, – продолжал веселиться доктор. – Сейчас принесу все что надо – вино, яблоки, – и будем петь армянские песни.
Мы смотрели на него испуганно, как на помешанного, ничего не понимая.
– Доктор, но я ничего не чувствую, – наконец решилась уточнить я. – Где все эти схватки, боли, потуги?
– Не волнуйся, моя дорогая, сейчас все будет, – со смехом ответил он.
И не обманул. Он провел нас в предродовую, и тут началось…
Я не знаю, на каком праязыке я пела в этот момент песни, но боль была невероятная. К счастью, голосить пришлось недолго, примерно минут двадцать. Не успела я взгромоздиться на ужасное для всех женщин кресло, как прямо в руки акушера плюхнулось крошечное тельце. Так вот на практике, а не по учебнику, я узнала, что такое стремительные роды.
– Ох, смотри, уважаемый, какая красавица у тебя родилась! —воскликнул доктор и всучил розовый комочек прямо в руки позеленевшему отцу. К счастью, Олег достойно выдержал это испытание и тут же начал практиковать «гармоничное взаимодействие с ребенком», крепко прижав запеленутую малышку к себе.
Вскоре Армен Георгиевич налил нам по стакану красного вина и вручил по бутерброду с копченой колбасой. Я думаю, мало кто из рожениц может похвастаться, что сразу после родов выпивал с акушером. Боль моя моментально закончилась, и наступила благодать.
– Теперь мама может отправляться отдыхать, а ребенка должен осмотреть педиатр, – оптимистично попрощался со мной Армен Георгиевич. Я счастливо помахала Олегу рукой и на каталке благополучно отправилась в палату отдыхать.
После того как муж остался с акушером один на один, веселая улыбка неожиданно сползла с лица доктора. Он озабоченно и устало сказал, что, конечно, еще проконсультируется с педиатрами, но, похоже, малышка никогда не сможет ходить.
Андрей
У Маши оказалась та же проблема, что была у Ромки, – плосковальгусные стопы. К счастью, доктор ошибся, и всего лишь через год ношения специальных лангет, ежедневного массажа и физиотерапии наша крошка начала бодренько топать. Если бы у Ромки были нормальные родители, то его проблема также решилась бы в младенчестве и без операции за границей.
Из роддома мы поехали со сладко сопящим свертком на руках в новую квартиру. Помню, как я растрогалась, увидев фигуры свекрови и тети Оли у подъезда. Они ждали нас на улице – в руках у каждой лоток с едой. Обе бабушки приготовили мои любимые блюда: борщ и фаршированные перцы. Провизии хватило надолго!
Новое жилье нуждалось в ремонте, вещи еще были не распакованы (переезд прошел без меня), но у изголовья кровати лежал мой учебник с закладкой на том самом месте, где я ее оставила всего лишь неделю назад. И хотя я все еще не могла наглядеться на свою милую малютку, пришлось продолжить учебу.
Бабушки здорово помогали нам с малышкой, и благодаря им я смогла вполне полноценно закончить второй курс. Каждый день тетя Оля приезжала ко мне в институт и ждала, пока я сцежу молоко для Маши. Мила Моисеевна в это время гуляла с ней в парке. Дочь росла «подарочным» ребенком: была на удивление спокойной и безмятежной. Рано начала разговаривать и в годик уже правильно называла буквы.
Однако мне всегда хотелось иметь большую семью. Воспоминания о Ромке не давали покоя. И я все чаще стала заговаривать с Олегом об усыновлении. Наконец мы решили, что пора добавить к нашей очаровательной девочке такого же очаровательного мальчика, и пошли в опеку.
Сейчас, чтобы пройти процедуру усыновления, нужно посещать специальные курсы для приемных родителей. В начале двухтысячных все было гораздо проще. Глава отдела опеки дала нам стопку пыльных папок с личными делами воспитанников (причем безо всяких фотографий) и сказала: «Ну вот, читайте. Кстати, советую взять верхнюю папку. Мы только сегодня получили разрешение на усыновление, так как по сроку давности отец ребенка вчера был признан судом без вести пропавшим. Два года малыш ждал этого разрешения, а то бы давно забрали его – хорошенький, большеглазый».
Мы машинально пролистали пару папок, везде было написано примерно одно и то же: список перенесенных болезней, ЗПР3. Потом переглянулись – ну что ж, пожалуй, воспользуемся рекомендацией – и, взяв направление, отправились в дом малютки. Почему-то представлялось, что нам для начала покажут ребятенка на прогулке, или через окно, или хотя бы на фото. Но сотрудники детского дома не стали заморачиваться подобными условностями.
– Андрюшка, иди скорей сюда, родители приехали! – громогласно позвала воспитательница.
В приоткрытую дверь боязливо шагнул темноволосый мальчик.
– Ну что, забирайте, если нравится, – улыбнулась она нам.
– Так у нас ни документов еще нет, ни вещей, – растерянно ответил Олег.
– Документы попозже привезете, а горшок мы вам и так с собой дадим, – безапелляционно отмела наши вопросы воспитательница.
Так у Маши появился старший брат.
Тенденция, однако…
Андрей на удивление гармонично вписался в нашу семью. Когда он вошел в квартиру, то первым делом снял сандалики и аккуратно поставил их рядом друг с другом. Потом, увидев Машины босоножки, поправил их поровнее и, проследовав в комнату, сел рядом с Машей за столик, где она рисовала. Взял карандаш, листочек и тоже молча стал рисовать. Казалось, что они были вместе с самого рождения.
Интересно, что реакция окружающих на новость об усыновлении была очень разной.
Немолодой, седовласый коллега мужа по фамилии Манукян с гордостью сказал, что-де у них на Кавказе не принято бросать детей. На это Олег ответил, что в стопке личных дел, прямо под папкой Андрея, лежало дело девочки Манукян… Так что ни от чего нельзя зарекаться в этой жизни.
Через пару недель в роскошном автомобиле коллеги появилось розовое детское креслице.
«Племянница приехала в гости, – стеснительно пояснил Манукян, – поживет у нас какое-то время».
Черноволосая красавица задержалась у Манукянов надолго. Сейчас она уже учится в институте.
Одновременно с чудесным появлением новой родственницы у знакомой армянской семьи мы наблюдали и другое спонтанное удочерение.
Среди мамочек, гулявших вместе с нами в парке, выделялась Люда. Очень ухоженная, она была самой взрослой среди нас. Весь район знал ее печальную историю. Старший мальчик, нежно любимый и тщательно оберегаемый от всех невзгод, в восемнадцать лет вдруг вырвался из-под опеки и погиб от передозировки наркотиков. Несчастные родители тяжело переживали горе. Но вскоре у них появился еще один ребенок – Сашенька. Казалось бы, жизнь налаживалась, и на губах мамы стала мелькать улыбка. Но беда пришла откуда не ждали. У младшего сыночка диагностировали диабет первого типа. А это означало постоянные инъекции и разного рода ограничения. Непонимающий малыш плакал, когда другим на его глазах раздавали сладости, и не хотел мерить сахар в крови. Ежедневная процедура действительно была очень болезненной.
Люда и Дима (папа Саши) взяли из дома малютки девочку с диабетом. И теперь карапузы выполняли все назначения врачей и соблюдали строгий режим вдвоем. Делать это вместе стало гораздо веселее. А родители наконец-то смогли поупражняться в завязывании бантиков.
Наши бабушки, пережившие войну, восприняли новость о появлении внука довольно спокойно и с удовольствием принялись нянчиться с двумя потомками. Теперь каждой доставалось по внуку.
Дом наводнили логопеды, неврологи и иппотерапевты. Всем было чем заняться. Но хотя малыши росли послушными и не доставляли особых проблем, мне все равно пришлось перейти на вечернюю форму обучения. Днем я с упоением занималась детьми, а вечером спешила на занятия.
Наконец диплом был написан и с блеском защищен. И, как по мановению волшебной палочки, в школе рядом с домом открылась вакансия учителя экологии. Это был единственный год, когда экология стала обязательным предметом в школьной программе.
Первый раз… в девятый класс
Я с нетерпением ждала 1 Сентября. В этот день Андрей с Машей должны были впервые пойти в детский садик, а я – приступить к новой работе.
Детский садик и воспитательница Марина Ивановна мне очень понравились. Накануне мы договорились с детьми, что они не будут бояться и плакать, а я, когда они уже присоединятся к группе, подойду к двери и помашу им рукой.
Подобные ритуалы у нас всегда были прописаны заранее: например, если с утра нужно было делать прививку, то мы проговаривали все наши действия еще вечером: вы проходите в кабинет, не плачете, терпите укол и мы с вами потом покупаем мороженое. Поэтому дети знали, что если я обещала помахать им перед уходом, то обязательно сделаю это.
Однако воспитательница сказала, что подходить к двери в группу нельзя, иначе другие дети, увидев меня, начнут плакать. Я настаивала на своем. Тогда она грудью выпихнула меня из раздевалки, и я, споткнувшись, полетела с лестницы головой вниз. Марина Ивановна истошно заголосила и бросилась на помощь. Дети высыпали в коридор и замерли, пораженные невиданным зрелищем. Я слабо помахала им рукой.
Марина Ивановна, всхлипывая и причитая, старалась поднять меня.
(Дети в этот день не плакали.)
Я как могла привела себя в порядок и с кружащейся головой отправилась на свой первый в жизни урок в качестве учителя. Меня ждал девятый «В» – как я потом узнала, один из самых тяжелых классов в этой школе. Заводилой здесь был Никита Головин, сын какого-то крутого «мэна», образцовый представитель золотой молодежи. Невероятно избалованный, нахальный подросток, которому другие дети смотрели в рот.
Дружелюбно оглядев притихших после звонка учеников, я вдохновенно начала урок. Первые пять минут они слушали молча, но стоило мне отвернуться к доске, как они начали ритмично стучать ногами под партами.
Я испуганно повернулась. Аудитория невинно молчала. Я поправила плакат. Невидимый дирижер снова неслышно скомандовал начать топот. Вычислить лидера не стоило труда. Я подошла к развязному тинейджеру и предложила ему продолжить мой рассказ.
– Да пошла ты на хер, – дерзко ответил он.
Остальные безмолвно и внимательно следили за развитием событий.
– Надеюсь, что тебе уже есть четырнадцать лет, дорогой друг, – вежливо ответила я, – и ты понимаешь, что нанес мне оскорбление при исполнении моих обязанностей. Что по статье Уголовного кодекса, как известно, карается законом и наказывается штрафом от сорока тысяч рублей и исправительными работами на срок до одного года. Поэтому я прямо сейчас пишу заявление в прокуратуру, а ты можешь сушить сухари.
На самом деле я понятия не имела, есть ли какая-нибудь статья в Уголовном кодексе на этот случай, но старалась говорить убедительно.
В классе воцарилась гробовая тишина. К счастью, в эту минуту прозвенел звонок.
В расстроенных чувствах я пришла в учительскую и спросила коллег, что делать, если ученик послал меня на хер.
– Надо было его указкой прямо промеж глаз треснуть, – посоветовала учительница литературы.
– Я обычно делаю вид, что не услышала, – подала голос физичка.
– Я в ответ туда же посылаю, – флегматично сообщил физрук.
Призадумавшись, я отправилась на следующий урок – уже в десятый класс. В этот день я очень волновалась, боялась сделать какую-то ошибку и концентрировалась только на своем предмете. Поэтому неприятный эпизод с дерзким подростком довольно быстро вылетел у меня из головы.
После занятий я увидела в коридоре шикарно одетого мужчину, он окликнул меня.
– Я папа Никиты, – с озабоченным лицом представился мажорный дядя. – Вы можете отозвать свое заявление?
Я недоумевающе молчала.
– Я могу заплатить вам.
Тут я расхохоталась, вспомнив наконец свои утренние угрозы. Однако на лице любящего родителя не было ни тени улыбки.
– Послушайте, это была шутка. Никакого заявления я не писала.
Лицо его мгновенно просияло. Сжатые в тонкую линию губы дрогнули.
– Никита на самом деле хороший парень, просто возраст сейчас такой у них…
– Охотно верю, но давайте будем в одной связке, – мягко попросила я. Для того чтобы я могла его чему-то научить, мне нужно стать в классе авторитетом.
– Не вопрос, – тут же ответил он. – Спасибо.
По его глазам я поняла, что под словом «авторитет» он имеет в виду что-то свое. На меня отчетливо повеяло девяностыми.
В тот же день директор школы предложила мне вести в девятом «В» не только экологию, но также химию, географию и биологию и до кучи взять над этими «убийцами» классное руководство. Прежние преподаватели давно мечтали избавиться от «бандитов».
Недолго думая я согласилась.