Жизнь в Москве,
v
.2.0
К счастью, связи Марины помогли мне довольно быстро восстановить паспорт, и я вернулась в Москву.
Водителем троллейбуса, который вез меня на вокзал, оказался Лешка, мой одноклассник.
– Катька, счастливого пути и передавай привет индийским раджам! – громогласно возвестил он, высаживая пассажиров на конечной. Видимо, накануне пообщался со Светкой.
Поезд тронулся, и привычные очертания Родины-Матери пронеслись перед окнами. Впереди были сутки пути…
***
По приезде в Москву я оставила вещи в квартире гостеприимной тети Оли на Ордынке и пошла в кадровое агентство, название которого встретилось мне по дороге с вокзала. Документы у меня были в порядке, имелась и медицинская книжка.
Вскоре меня вызвали на собеседование. На диванчике сидел приятный мужчина в очках с тонкой оправой. Он искал няню для своего сына.
Я вежливо поздоровалась и держалась уверенно.
– Ма нишма? («Как дела?») – вдруг спросил он с улыбкой на иврите.
В моей памяти вдруг сами собой всплыли строчки из еврейского журнала «Лехаим», который раздавал мой приятель с Тверской. Тот самый, который призывал уехать в Израиль, приближая приход Мессии на святой земле.
И я совершенно неожиданно для себя ответила:
– Беседер! («Все в порядке!»).
Уголки губ моего визави удивленно поднялись.
«Ну что ж, эту девушку мы берем, – весело сказал он. – Больше нам никого искать не надо».
Так я стала няней двухмесячного Семочки.
Лева и Лена Зильберштейн, его родители, были удивительной семьей.
Начать хотя бы с того, что именно Лева познакомил россиян с йогуртами. В девяностые он купил линию для их производства. Я помню ту эйфорию, которую я испытала, впервые попробовав этот чудесный продукт. Казалось, что вкуснее содержимого этих разноцветных коробочек ничего быть не может…
Кроме йогуртов, у бизнесмена было хобби для души. В маленькой музыкальной студии он записывал диски начинающих исполнителей, в частности своего земляка Олега Митяева.
Я видела барда только один раз, но Лева общался с ним плотно.
Однажды он принес мне новый диск Митяева:
– Послушай. Это тебе.
Завороженно я внимала звукам и строчкам, лившимся из динамика:
«Уж, наверное, ягоды спелые,
Нам не видно в окно палисад,
А в палате стерильные, белые
Стены розовым красит закат.
Но леченье идет без усердия,
А зачем? Мне осталось дня три.
Погоди-ка, сестра милосердия,
Посмотри на меня, посмотри.
Посмотри на меня, некрасивого
(Я и раньше-то был некрасив),
Посмотри, я прошу тебя, милая.
Что ж ты плачешь, губу прикусив?
На Ордынке, у церкви в безветрие
Нам болтать бы с тобой до зари.
Ах, Катюша, сестра милосердия,
Посмотри на меня, посмотри…»
Помимо «моего» Семочки, у четы Зильберштейнов была семнадцатилетняя Олюшка. Меня они приняли как вторую дочку. Подробно расспросив о моей жизни, решили, что мне обязательно надо учиться: пока Семочка еще маленький, я буду готовиться к поступлению вместе с Олюшкой.
Порой я думала, что попала в какой-то сериал. Абсолютно незнакомые люди говорили со мной о поступлении в институт и репетиторах. Потом они составили два графика – моего «пригляда» за Семой (несколько часов в день, пока Лена занимается хозяйством) и моих занятий.
Так началась новая глава в жизни – в роли Семиной няни. Очень ответственный и напряженный этап. Я всей душой привязалась к детям и полюбила моих названных родителей. Старалась оправдать их ожидания и затраты. Чувство невероятной благодарности переполняло сердце.
Огромная семейная библиотека находилась в моем полном распоряжении. В детстве я была завсегдатаем районной библиотеки, буквально проглатывала собрания сочинений и отдельные произведения. Мела все подряд: классику и производственные романы, журналы по домоводству и сборники стихов. Не было для меня большего блаженства, чем новая книга.
Здесь же литература была подобрана со вкусом, случайных книг практически не было. Я погрузилась в новый для меня мир Довлатова и Алешковского, Хемингуэя и Бродского. Перечитала Стругацких в хорошем издании (до этого я встречала их только в самиздате у Соловейчика).
Юрий Иванович, профессор МГУ и преподаватель химии, был довольно строгим, но все равно сумел побороть мой страх перед этим предметом. Химические формулы снились мне даже ночью. Вскоре к обучению подключилась Любовь Ивановна, учитель немецкого. Она была приятно поражена моим знанием языка.
***
Немецкий я знала благодаря своей бабушке Эльзе Готлибовне. Она была этнической немкой – настоящей белокурой бестией с голубыми глазами.
До семнадцати лет бабушка не говорила по-русски. Но в тридцатые годы немцев Поволжья выселили в Казахстан. Пришлось им освоить русский как язык международного общения.
Впоследствии бабушка проработала всю жизнь в школе. Ее выпускники без проблем поступали в институты военных переводчиков и международных отношений. А мне доставались от них диковинные шоколадные конфеты с видами Третьяковской галереи. И даже то, что в старости бабушка оказалась прикована к постели, не помешало ей дать мне второй язык в приличном объеме.
В семье Левы и Лены я не только читала и грызла гранит науки. В дополнение к этому я узнала все о хороших манерах, сервировке стола и общем этикете. Обучение велось спонтанно. У Зильберштейнов часто бывали гости, и я, глядя на Лену, старалась повторять ее действия. Не хотелось попасть впросак.
Невероятное
Я считала, что ничего более невероятного, чем чудесное попадание в семью Зильбершейнов, со мной уже не случится. Но я ошибалась. В 1998 году произошло событие, которое перевернуло всю мою жизнь.
Я по-прежнему заботилась о Семочке, изо всех сил помогала Лене по хозяйству, усиленно готовилась к поступлению в мединститут, читала и в выходные иногда выбиралась навестить тетю Олю.
Но однажды тетя Оля сама мне позвонила и попросила срочно приехать. Голос ее был непривычно взволнованным, и она никак не могла толком объяснить, что случилось. В смятении я отпросилась у Лены на пару часов и понеслась к тетушке, надеясь добраться до ее дома как можно быстрее.
Каково же было мое удивление, когда в знакомой квартире я увидела маминого коллегу по работе – главного конструктора одного из волгоградских заводов, Самуила Самойловича. Оказалось, что он был братом тети Оли. Я очень обрадовалась этой неожиданной встрече, удивляясь тому, как тесен мир. Я, конечно же, знала, что у Ольги Самойловны есть старший брат, который живет в Волгограде, но мне никогда и в голову не приходило, что мы можем быть с ним знакомы. Тем более что общались они редко. Фамилии у них были разные. Фотографии его я не видела никогда.
В Волгограде я пересекалась с Самойловичем всего-то пару раз в год – на первомайской демонстрации и на шествии 7 Ноября. Мама брала меня с собой на эти празднования. Коллектив у них был большой, но я с детства запомнила человека-гору, который всегда совал мне сладости при встрече.
Однако брат с сестрой как-то странно смотрели на меня, и я начала понимать, что это еще не всё.
– Катя, – сдавленным голосом сказал Самойлович, – я твой отец.
После этих слов у меня начался истерический смех. Для меня не было секретом, что тетя Оля мечтала видеть меня своей настоящей племянницей, так как очень страдала от одиночества, а мы были с ней очень похожи. Но средства для достижения этой цели перешли уже все границы.
– Этого не может быть! – воскликнула я. – Вы тут с ума, что ли, сошли?
– Звони маме, – решительно приказал малознакомый дядька.
Обычно я звонила маме на работу, так как дома телефона не было. Вот и теперь в шоке набрала знакомые цифры и попросила позвать ее.
– Мам, – без лишних предисловий начала я, – тут приехал Самуил Самойлович и говорит, что он мой отец.
– …Вот ведь мужики, – ответила она через пару минут молчания. – Вообще не могут язык за зубами держать. – И отсоединилась.
Я в ступоре смотрела на новых родственников.
– Извини, что так вышло, – глухо проронил Самойлович. В глазах его стояли слезы.
– За это надо выпить, – радостно провозгласила тетя Оля, наливая в рюмки клюквенную настойку.
Я машинально выпила и пробормотала:
– Спасибо, рада знакомству, но мне надо вернуться к Семе.
Одеваясь, я в последний раз взглянула на растерянную фигуру главного конструктора и поехала назад.
В голове шумело. Теперь у меня был новый папа, новая национальность и, можно сказать, новые фамилия и отчество. Получалось, что двадцать лет я прожила под чужим именем. Как такое может быть?
На этом фоне мысль о том, что в огромной Москве я СЛУЧАЙНО познакомилась со своей родной тетей, просто меркла.
На следующий день Самойлович вернулся в Волгоград и еще через два дня умер от сердечного приступа.
Счастливое детство
Итак, я больше не «алкашиное отродье». Спасибо, мама! Конечно, не за то, что ты меня все детство так называла, а за то, что по факту это оказалось неправдой.
«Значит, теперь я точно смогу поступить в мединститут, раз уж мой биологический отец стал главным конструктором, а дедушка и вовсе заседал в Верховном совете рядом с Чкаловым», – размышляла я, надраивая туалет у Зильберштейнов. Я почувствовала в себе необъяснимый «голос крови». Сейчас это выглядит смешно, но в тот момент генетическое родство со многими талантливыми людьми сильно подняло мою самооценку.
Я даже вспомнила, что Самуил Самойлович, в принципе, был неплохим отцом.
Он подарил мне замечательные кубики перед началом первого класса. Сам выточил из дерева и выжег на них буквы. Все детство я самозабвенно строила из них замки и башни.
Подарил забавную обезьянку и резинового мягкого пупса на день рождения. Обезьянку, правда, сразу же отняли и разорвали во дворе на куски жестокие мальчишки. Я рыдала целый день. Но горький урок запомнила и пупса играть во двор не выносила.
Все самые любимые книги – «Капитан Сорви-голова», «Остров сокровищ», «Фрегат „Паллада“» – тоже были подарками Самойловича. Я уж не говорю про конфеты и «лисичкин хлеб». (Помните рассказ с одноименным названием?) Мама приносила с работы разные сладости в оберточной бумажке – булки или пряники – и говорила: «На, Самуил тебе передал „лисичкин хлеб“». До сих пор прошу мужа принести что-нибудь с банкетов, на которые его изредка приглашают.
«А скоро вообще приглашать перестанут», – отвечает он, доставая из салфетки припрятанные для меня конфеты.
Так я задним числом сфабриковала себе вполне счастливое детство.
Дефолт
Время шло. Наступила экзаменационная пора. Я начала сдавать экзамены в Первый мед.
Биология – пятерка! Лева с Леной открыли шампанское.
Химия – пятерка! Тетя Оля откупорила «Клюковку».
Третий экзамен – сочинение. Ну какие у меня могут быть проблемы с сочинением, тем более на тему «Поэт в России больше, чем поэт». Я накатала пять страниц. И вот теперь стояла перед информационной доской. И в списках принятых меня нет. Не сдала… Не дотянула… Подвела Зильберштейнов, тетю Олю, преподавателя химии Юрия Ивановича, папу-конструктора, мифического дедушку из Верховного совета и даже Светку…
Разочарованию моему не было предела. Вдруг ко мне подошел паренек с флаерами.
– Не поступили? – участливо спросил он. – Не беда! Наш Международный университет принимает по ведомостям меда, тем более что оценки у вас хорошие, только одна четверка. И оплата у нас небольшая, можно по семестрам разбить.
«Что за хрень?! – подумала я, глядя на разноцветный буклет. – МНЭПУ какое-то, еще и платное, тьфу!»
Но все-таки решила поехать, посмотреть, тем более все документы были уже на руках.
Международный независимый эколого-политологический университет мне неожиданно понравился. Экология была новой для нас областью, и чем больше я читала о программе обучения, тем сильнее загоралась ею. Состав преподавателей тоже был достойный – все профессора МГУ.
Я решилась подать документы и сделала первый взнос. После чего вернулась к Лене с Левой. «Поступила! – радостно оповестила я своих работодателей. И тут же огорошила: – Но не в мед».
Лена посмотрела на меня с сочувствием, а Лева, помолчав, произнес: «Ну и правильно! Одно медобразование у тебя уже есть, зачем же второе? Экология – перспективное направление, во всех сферах востребованное. Молодец!»
Поддержка меня невероятно подбодрила, и, забегая вперед, скажу, что вложение в это обучение стало самой удачной моей инвестицией в жизни.
Я оплатила сразу весь курс, а в августе случился дефолт. В один миг деньги превратились в фантики. Банки перестали выдавать вклады. К продуктовым магазинам выстроились огромные очереди.
Лева с Леной в эти дни отмечали годовщину свадьбы во Франции. Поужинав в ресторане, они не смогли расплатиться карточкой. Подошедший метрдотель кланялся и извинялся перед русскими гостями, что терминал оплаты раз за разом не срабатывает.
«Видимо, поломка, месье, – сконфуженно просил пардона француз. – Примите стоимость ужина как компенсацию за неприятность».
Но Лева уже заметил на экране ресторанной плазмы беззвучные кадры – трансляцию CNN на фоне Кремля – и пытался понять: что же такое произошло на родине? Он выписал метрдотелю чек.
Среди предпринимателей прокатилась волна самоубийств…
Роза
Финансовый кризис сильно расстроил дела Зильберштейнов. Из успешного бизнесмена Лева в одночасье превратился в банкрота. Семья решила продать квартиру, чтобы выплатить часть кредитов и временно перебраться в Челябинск – родной город Лены.
Прощание с ребятами было трогательным. Подросший Семочка плакал и ни за что не соглашался отпускать мою руку.
Впервые за долгое время я оказалась без работы. К счастью, у меня все еще оставалась небольшая долларовая заначка, которая позволяла не умереть с голоду.
В институте начались занятия. К моему удивлению, практически все лекции проходили в здании Университета на Ленинских горах. Так что я с чистой совестью отправляла Светке в Волгоград фотографии с биофака. Группа у нас собралась чудесная, дружная – мы до сих пор с удовольствием общаемся.
На первой же паре я обнаружила, что новая ручка не пишет, и стала беспомощно озираться по сторонам. Невероятно эффектная брюнетка молча протянула мне свою, а сама стала писать карандашом. Так я познакомилась с Розой.
История ее жизни была настолько необычной, что походила на мексиканский сериал. Мама Розы была родом из Ливана, папа – грузинский еврей. Они полюбили друг друга во время учебы в РУДН и с тех пор ни на день не расставались.
Естественно, ливанская и грузинская родня одинаково ненавидела друг друга. Ливанский дедушка Розы даже подсылал какого-то араба, чтобы он убил зятя, но, слава богу, все обошлось. Грузинская половина наотрез отказалась от внучки. Молодые воспитывали ребенка без помощи бабушек.
Национальная и религиозная идентификация у подружки в голове смешалась. Папа, вдруг в сорок лет став религиозным, читал ей Тору, мама подкладывала под подушку Коран. С детства Роза великолепно владела и арабским, и грузинским языком, в дополнение к прекрасному русскому.
Необычная, экзотическая внешность сыграла с моей подружкой злую шутку. У всех мужчин, которые встречались ей на пути, незамедлительно включался основной инстинкт, и они демонстрировали только одно желание – завалить в койку. Никто не хотел понять, что происходило в ее душе. Розочка много читала, писала великолепные стихи. Родители воспитали ее в строгости, и девочка испытывала настоящие мучения, когда в любой компании представители мужского пола сразу же начинали проявлять к ней повышенное внимание. Заканчивалось все обычно хватанием за задницу и пощечиной незадачливому кавалеру. Девочки завидовали ее яркой внешности и сплетничали за спиной.
В общем, на момент нашего знакомства она была так же одинока, как и я.
Мы быстро сошлись и вместе начали искать работу. Розе работу предлагали чаще, но она постоянно отказывалась, так как везде от нее ожидались дополнительные услуги. Чего только мы ни перепробовали! Крупье в ночном казино, гербалайф с его партнерами первого уровня, продажа израильского золота у «Макдональдса» (ну… туда же богатые люди ходят – так нам тогда казалось).
Я дала объявление в газете: «Сделаю массаж вашему малышу». Вы даже представить себе не можете, сколько мне позвонило чокнутых мужиков. Оказывается, они увидели в этом предложении второй, скрытый смысл.
«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется», – со смехом прокомментировала сей опыт моя подружка.
Наконец нам повезло. Мы стали разносить газету «Известия» по вечерам. Была у издательства такая опция: доставка прессы прямо из редакции, минуя почту. Читатели могли прилично сэкономить и получить свежую газету раньше всех, вечером предыдущего дня.
Если у почтальонов был свой участок, то нам выдавали просто адреса поклонников «Известий», разбросанные по всей Москве. Ровно в семь вечера мы получали пачки газет и до утра должны были доставить их подписчикам.
Главная проблема состояла в том, что во многих домах уже появились железные двери с домофонами. Чтобы не будить жильцов, мы просили у старичков сделать нам магнитные ключи. Однако пожилые люди были страшно подозрительны и исполняли нашу просьбу с большой неохотой.
В нашем плане доставки сначала стояли самые вредные клиенты, которым нужно было принести их газеты до десяти вечера, а потом уже все остальные. Денег на метро у нас не было, и мы ежедневно топали в пределах Садового кольца пешком, заканчивая работу к двум часам ночи. А утром ехали в институт. Тогда мы были ОЧЕНЬ стройными – ночные походы полноценно заменяли фитнес… Словом, мы были молодые, здоровые и смешливые дурочки. К счастью, со временем домофонных ключей в нашей коллекции становилось все больше, и мы уже могли оптимизировать свой маршрут, сделав его более удобным.
Однажды, остановившись отдохнуть на Большом Kаменном мосту, мы поставили сумку с газетами на парапет и стали болтать, по обыкновению громко хохоча и размахивая руками. От случайного незаметного толчка сумка спланировала прямо в Москва-реку, унося на дно не только завтрашние новости, но и все с таким трудом выпрошенные у недоверчивых старичков ключи. Не раздумывая ни минуты Роза бросилась в воду…