Моменты из жизни…

Всё, что случилось в эту ночь, Назар даже сейчас, будучи старым человеком, не мог вспоминать без дрожжи.

Он проснулся от криков и сильного стука в дверь. Отец и мать были уже на ногах. Но света они почему-то не зажигали.

– Открывайте гады! Вам всё равно не жить!

Назарка вскочил с постели и подбежав к матери, прижался к ней. Дверь трещала. В нее били чем-то твёрдым. Вот-вот она не выдержит.

– Батя, батя! – испуганный мальчик твердил одно это слово.

Мать подскочила к окну. Их маленькие окна не открывались, ставень тоже не было. Откуда у матери взялась сила, она вышибла раму окна и крикнула: «беги!».

Они так и не открыли дверь. Ее выломали. Не найдя отца, ворвавшиеся (их всех знал Назарка, они жили в селе, в богатых домах) избили мать, дали подзатыльник Назарке и втолкнув их в подпол, поставили на его крышку стол.

Весь следующий день искал Назарка отца. Он побежал искать его сразу, как только их выпустила нечаянно зашедшая в их дом соседка, подруга матери Пелагея. Она занималась с матерью, а он сбежал. Обежав всю деревню и ничего не узнав, мальчик бросился в лес. Он бежал по лесу, плакал и звал отца. Но никто не откликался на его крик. Деревья качались голыми еще ветками, холодный весенний ветер пронизывал мальчика до костей, а он все бежал и бежал, все звал и звал отца. Маленькое сердце его, наполненное страхом за отца, любовью к нему, будто знало, что отец где-то рядом.

Устав, он присел на пенёк, огляделся. Место ему было незнакомо. Ему стало так страшно, что он вскочив, снова бросился бежать. Он не знал куда бежать, не знал где он находится, не знал чем окончится его поиск. Вдруг впереди что-то зачернело. Назарка остановился и боязливо глядел и гадал: что бы это могло быть. Подошел поближе и облегченно вздохнул. Это был шалаш. Кто, когда и зачем его построил в такой глуши, мальчика не занимало. Он подошел и заглянул внутрь.

– Пить, пить, – слабо просил отец.Внутри шалаша было темно и сыро. Услышав тихий шорох, мальчику показалось, что там кто-то стонал. Дрожа от страха, Назарка заглянул в шалаш. Это был отец.

Назарка выбежал из шалаша, найдя лужу, зачерпнул в фуражку, побежал назад в шалаш. Сначала он смочил иссохшие губы отца и полил остатки в рот.

Наконец отец открыл глаза. Взгляд его прояснился, и он узнал сына.

– Вот как они меня сынок, – голос его затих и он тяжело, с хрипом дышал, в груди его, что-то хлюпало. —

Мальчик заплакал.

Он прижался к отцу. Обнимал его маленькими, худенькими руками и плакал, плакал…

– Хотел, чтоб вам… Лучше жилось… Чем нам, – с трудом прошептал отец.

– Батя, батя! – повторял мальчик.

Последними словами отца? было: живи сынок честно, не огорчай мать. Он задыхался, силы покидали его, он выдохнул: – Не уходите из колхоза…

Наплакавшись, Назарка встал и вышел из шалаша. Он медленно брел вперед, ни на секунду не забывая о том, что там, в шалаше, лежит его мертвый отец.

Хоронили отца всем селом. Назарка повзрослевший свои десять лет, шел рядом с матерью, держа её за руку. Оба они от горя не видели дороги.

Навсегда запомнил Назар слова отца: «Не уходите из колхоза», взял их себе как наказ отца и свято выполнял…

…Опомнился от воспоминаний Назар уже под утро. Комната была синей от дыма, пепельница до краев наполнена окурками.

Никакие уговоры сына и невестки не поколебали решения старожила села. Он только поглядел в глаза сына, махнул рукой и ушел.

Через день Назар стоял у березы, ласково гладил ее шершавый ствол, слушая шепот весеннего ветерка. В глазах его стояли слезы.

Это были слезы радости.

ДОМОЙ

Дверки автобуса с треском захлопнулись, ровно загудел мотор, автобус тронулся с места и покатил по улицам родного села. Светка посмотрела в автобусное окошко и увидела Димку. Глаза их встретились. Она увидела в его взгляде растерянность, тоску, страх.

А автобус уходил все дальше и дальше, и она уже не видела его глаз, только долго виднелась его белая рубашка.

Сначала растерянные глаза Димки вызвали в ней злорадство.

«Ага, плохо тебе» – подумала она.

А потом вдруг вспомнила их последний разговор и его беспомощный жест, когда она сказала свое «нет», ей захотелось остановить автобус, побежать назад, в родное село, к нему, к Димке, к маме.

Светка прильнула к окну. Там так и бежали назад поля, перелески. Белоствольные березки шевелили ветвями и ей казалось, что они прощаются с ней, зовут к себе.

Зрели хлеба. Желтые, налитые золотым зерном колосья клонились к земле, как бы кивая головками вслед уходящему все дальше и дальше автобусу.

Мысли её перенеслись в дни детства. Она вспомнила отца. Он был механизатором, работал на совесть. Весной сеял хлеб, летом, ухаживал за ним, осенью убирал. Он умел все и был сильным и добрым. В дни страды приходил домой поздно, иногда она уже спала, иногда упрямо ждала его, сидя за столом и с трудом раскрывая слипающиеся от нестерпимого желания спать глаза. Иногда она бежала за отцом и, усевшись в трактор ждала, когда он тронется с места. Целый день сидела глядя на землю, на то как увеличивается пахота. Круг за кругом, круг за кругом. А сзади, вслед за трактором бродили птицы, они перескакивали с пласта на пласт, находили насекомых, хватали их и снова двигались за трактором.

А кругом была невообразимая красота. Зеленеющий лес, полянки, на которых подрастала трава, подснежники. Ей хорошо было здесь, в поле, в отцовском тракторе. У крепкого отцовского плеча маленькое сердце девочки замирало. Она еще не могла выразить своего отношения к земле, не могла понять, что с нею творится, но ей было хорошо, и она не задумывалась, от чего это.

Потом поздно вечером, оба изрядно уставшие, возвращались домой. Мать ворчала на отца.

– Такую малышку трясешь целый день, там же грохот.

Отец молча гладил Светку по голове и ничего не отвечал матери.

Осенью в поле было еще интереснее: с высоты мостика комбайна далеко вокруг расстилалось желтое море хлебов. Комбайн бережно захватывал колосья, ловко срезал их и проглатывал. Там, внутри, происходила таинственная работа, а когда бункер наполнялся золотым зерном, отец тянул за веревочку гудка. Комбайн кричал высоким голосом, как будто просил помощи, и тут же к нему устремлялась машина.

Светка во все глаза смотрела, как сыплется золотое зерно в кузов. Оно сыпалась, а шофер усердно разгребал его по углам, заботливо закрывал пологом и машина мчалась на ток.

Всю свою короткую жизнь Светка помнила неразрывно от земли, от полей, от леса. Ведь вся ее жизнь прошла в селе.

Потом она пошла в школу. Времени стало меньше и она уже не могла убегать за отцом в поле.

Вскоре отца не стало. Он заболел и лежал в больнице, но так и не поправился. Всю свою жизнь отец отдал земле и земля укрыла его, спрятала навсегда.

А потом приехала Людмила, Светкина двоюродная сестра. Она жила в городе и никогда не ходила босиком, не понимала и боялась леса, а в земле видела только что-то большое, темное, пыльное и жесткое. Она, горожанка, никогда не знала таких дней, которые знала Светка. Дней, проведенных в поле, наедине с пряным запахом земли.