Рядом-2022. Стихи и рассказы о животных

О собачке-пуделе (Памяти Бэсси)

Геннадий Плотников

 
Нам всем присуща в жизни ностальгия,
К нам прошлое приходит только в снах.
Но есть моменты, сердцу дорогие.
Один из них я опишу в стихах.
 
 
Для крестницы моей – родной Катюши
Осталось детство в дальнем далеке.
Покой в ее душе слегка нарушив,
Я вспомнил о собачке-пудельке.
 
 
«Когда на Якимовича вы жили,
Собачка-пуделек была у вас.
Прижав к груди собачий образ милый,
Я в мыслях с ней беседую подчас.
 
 
Гулять ее водили возле дома
И возле магазина «Океан».
Она так умиляла всех знакомых!
А псов за ней тянулся караван!
 
 
Ходили с ней гулять по Партизанской —
Будила всех студентов по утрам
И лаяла у дома после странствий.
Старушки возмущались: «Стыд и срам!»
 
 
И не было на свете ближе друга,
Чем пуделек, но вдруг пришла беда:
Ушла навечно верная подруга,
Лишь в памяти осталась навсегда!»
 

Память о собаке Динке

Геннадий Плотников

 
Ушел мой друг четвероногий
Туда, откуда не придет.
Нет, я совсем не одинокий.
Тоска уймется, все пройдет.
 
 
Не стоит плакать… о собаке,
Не стоит слезы горько лить,
Но в сердце память о верной лапе,
Но взгляд собачий как забыть?!
 
 
С собакой Динкой мы гуляли
По роще летом и зимой.
Меня прогулки вдохновляли:
Стихи писал, придя домой.
 
 
Теперь в распахнутые двери
Она не кинется встречать.
Вся жизнь – тревоги и потери,
Порою хочется кричать!
 
 
Земля, Михайловская роща
Приютом стала для нее,
Но снится Динка мне и дочке,
На снимках взгляд с живым огнем.
 

Первая встреча

Елена Полухина

 
Нам принесли вчера котенка —
Безумно крохотный кулек.
Он замяукал звонко-звонко,
Лишь в руки взял его сынок.
 
 
Комочек серенький с усами —
Смотри, совсем еще малыш.
И вот он наш, и вот он с нами,
Зазря испуганный глупыш.
 
 
Он посмотрел в глаза Егору,
И тот прижал его к груди:
«Ой, мам, а я расплачусь скоро.
Такой малюсенький, гляди!»
 
 
И что-то в глаз попало папе,
И я сдержалась, но с трудом,
Пушка погладила по лапе,
Сказала: «Здравствуй! Вот твой дом».
 
 
А мама, тихо улыбаясь,
Пошла за кормом для Пушка.
И я вам всем сейчас признаюсь:
При виде этого клубка
 
 
Мы не смогли унять восторга
И чувства светлого в груди.
Мы будем вместе долго-долго,
И столько счастья впереди!
 

Четыре утра

Ульяна Тягушева

 
Четыре утра? У тебя выходной?
Ты все еще спишь? Глаза-то открой!
Я лягу тихонько и плюхнусь в ногах,
Начну ненавязчиво ерзать впотьмах.
Вот ты и проснулась, экран-то горит
Устройства, которое говорит.
Тогда подойду и мокрый пятак
Я суну в лицо, наведу кавардак
В смартфоне твоем, потыкав усердно…
Ты что-то спросонья играешь инертно!
Тебе бы чуть-чуть энтузиазма!
А ты все подушкой однообразно
Швыряешь в ответ и кричишь, умоляя,
Остаться в объятьях Морфея желая.
Еще не проснулась? Тогда для острастки
Тебя я лизну в лицо по-заправски.
И здесь уже ты не схитришь —
Какое тут спишь, когда так визжишь.
И вот пять утра! Мы вышли гулять:
Резвиться, скакать, бегать, играть,
Обнюхать тут все охота до жути!
А где же другие собаки и люди?
Неужто они нас обогнали?!
Опять все веселье с тобой мы проспали!
Нет, завтра уже мы встанем пораньше,
Чтобы догнать их в шутливом реванше!
 

Кошки учат!

Олеся Федина

 
Кошки жизни нас научат!
Лишь утробно замяучат,
Мы несемся сразу к ним,
Нашим милым, дорогим:
 
 
Ублажаем их капризы,
Разрешаем на карнизы
Беспрепятственно залезть,
Да куриной грудки съесть.
 
 
Нам не жалко целой плошки
Мяса, лишь бы славной кошки
Видеть радость, а не то
Устыдимся мы раз сто
 
 
После, что черствы ужасно
И обидели напрасно
Ведь любимого кота,
А без них вся жизнь пуста.
 
 
Потому что пониманье
Их находится за гранью
Нашего всего ума,
Недалекого весьма.
 
 
Кошки же всë в мире знают,
Дом собой обогащают,
Принося туда добра
С вечера и до утра
 
 
Просто целые корзинки.
Мы ж должны чесать им спинки,
Так, как котики хотят,
И дарить предобрый взгляд,
 
 
Гладить лапки, грудки, ушки,
А еще, конечно, брюшки,
Позабыв про бардачок
И уроненный лучок
 
 
С подоконника недавно —
Было очень уж забавно
За полетом наблюдать!
Но за это отвечать
 
 
Котофеи не желают.
Всё они на свете знают
Без учебников и книг!
Мир любовью к ним проник
 
 
За прекрасное урчанье
И за глаз очарованье,
В них ведь скрыт безмерный ум —
Кладезь необъятных дум.
 
 
И коты вовсю мяучат,
Жизни нас частенько учат,
Только мы порой тупим,
Плохо доверяя им!..
 

Моему коту Локи

Мария Федорова

 
«Пусть этот сон ничего не значит!», —
Просила девушка поутру.
Услышал кот, на ее удачу,
И промурлыкал: «Его сотру.
 
 
Когтями вытащу у Морфея
Из сундука для кошмарных дрем,
Он и опомниться не успеет,
Ты не тревожься, забудь о нем».
 
 
Она печалилась и страдала,
Полдня ходила, повесив нос,
А кот к обеду пришел усталый,
Клочки какие-то ей принес.
 

Под защитой кота

Анжелика Форс

 
Теплый кот – мех густой
По углам и кастрюлям,
Растревоженный улей —
По квартирке пустой.
 
 
За стеклом – холода,
Воет ветер-зануда,
Гонит снежные груды.
Я ни лапой туда!
 
 
Только высунешь нос
За тобою, хозяин,
Ты куда, проверяя, —
И тот мигом замерз.
 
 
Возвращайся скорей,
Нам мурчать неудобно:
Ламинат весь холодный.
На коленях теплей…
 
 
Вот и ты, наконец,
Звон ключами за дверью,
Тихий шепот: «Не верю».
И погромче: «Я здесь!»
 
 
Ты еду мне принес?
Ах, замерз ты, мой крошка?
Сядь сюда: вместе с кошкой
Позабудешь мороз.
 
 
…За окном – темнота,
За окном воет стужа.
Жаль, что тот, кто ей нужен,
Под защитой кота.
 

Коты

Шамардина Юлия, 17 лет

 
Коты – лекарство от бед!
Кошки – защита от скуки!
Без кошечек счастья нет!
Без них опускаются руки!
 
 
Прижимая кошек к груди,
Услышу мурлыканье снова.
И спрячусь в пушистой шерсти,
Где проблем нет, где очень спокойно.
 
 
Среди вечной людской суеты
Так устану, в уныние войду.
Но спасают меня коты
Я их очень и очень люблю!
 
 
Красивы, умны обаятельны
Мои котики – Лиза и Тима!
Для меня они так притягательны,
Ведь «котячность» неизлечима!
 

Она печальная…

Мария Шуга

 
Она печальная сидела у окна,
А ты смотрел со стороны, не приближаясь.
Она была совсем-совсем одна.
И вроде близкая, но все же отдалялась…
 
 
Она смотрела тусклым взглядом вдаль.
И в этом взгляде не читалось целей, смысла.
И ты себе твердил – «ДАВАЙ, ДЕРЗАЙ!»
Но в воздухе молчание повисло…
 
 
Ты вспоминал касание ее изящных рук,
Чуть еле слышный шепот, трепет тела…
Когда ты просыпался раньше ее вдруг,
Она объятия ослабить не хотела
И увлекала в бездну сладких снов
Под теплым, ватным, невесомым одеялом.
И каждый раз, задвинув двери на засов,
Наедине с собою оставляла…
 
 
Ты помнил все!
И хмурость прежних дней.
Таких же, как сейчас, но все же, чем-то лучше…
И если б мог облегчить боль ты ей,
Укрыл бы от невзгод плечом могучим.
 
 
Она вздыхает, губы в синеве.
В который раз такое происходит?
И знаешь точно ты —
 

ОНА НУЖНА ТЕБЕ!

ВСЕГДА!!!

Когда восходит солнце и заходит…

 
Но ты, увы, не можешь ничего.
А если б мог, давно бы уже сделал.
Ни выхода найти, ни подобрать ПИН-код…
И ты, застыв, сидишь оцепенело.
Правда в одном.
Ты в ее жизни просто РЫЖИЙ КОТ!
Всего лишь КОТ…
НО очень-очень ВЕРНЫЙ!
 

Собаки. Рассказы

Дом с резными воротами

Елена Борисова

Вот они, до боли родные резные ворота…

Наконец-то я нашел свой дом! Осталось пройти всего несколько метров, но лапы совсем не слушаются: замерзли. Сегодня зима совсем озверела, а ветер подыгрывает ей. Спелись и сживают со свету таких бродяг, как я…

Хотя… Я не всегда был бродягой: когда-то и у меня был свой дом. До него сейчас осталось всего-ничего…

***

Опять суп! Надоело! Сколько можно? Каждый день одно и то же… Ошейник жмет. Сколько раз выныривал из него, освобождался от цепи. Носился по двору, радуясь, что больше ничто не сковывает движения. Но хозяин опять ловит и сажает на цепь… И будка так надоела, что слов нет!

Правда, хозяин у меня все же хороший: то одеяло принесет, то куртку свою старую бросит вместо подстилки. Вот только не понять ему, что мне скучно на цепи и хочется чем-то себя занять. Потому вытаскиваю из будки и рву в клочья все, что мне досталось с барского плеча. Ничего: еще принесут!

А сколько раз хозяин выгонял меня из будки и сам залезал внутрь! Сначала я думал, что он собирается там жить. Однако тот кряхтел, ерзал и ругался, оббивая мою конуру изнутри чем-то мохнатым. Потом вылезал и уходил. И зачем мне этот подарок, который хранит чужой запах? В общем, я каждый раз отдирал эту пеструю штуку и выбрасывал из моего домика.

А жизнь моя потихоньку проходила. Сколько помню себя, всегда мечтал вырваться на волю!

Воля… Она мне снится с самого детства. Никакой цепи: можно бегать и прыгать, сколько захочется, представляя себя порхающей бабочкой, прыгающим кузнечиком или оторвавшимся от ветки листочком. Вот их никто не сажает на цепь: они свободны, как ветер, как облака в небе. Мне бы так! Неужели суждено всю жизнь прожить на цепи и никогда не узнать, какая же она, свобода?..

***

Лапы оледенели, совсем чужие… Уши, наверное, скоро отвалятся. Звенят на ветру. Еще чуть-чуть. Ну, последние шаги…

Неужели дошел?.. Калитка заперта. Толкать бесполезно. С той стороны – щеколда. Попробую позвать хозяина. Что-то совсем тихо лаю… Сил нет: давно не ел. Очень давно…

Эх! А в такой лютый мороз мне обычно давали горячий суп с куриными лапками три раза в день. А на ночь на веранду запускали. Там вообще тепло, хорошо… И ошейник снимали… Эх, сейчас бы согласился даже на суп два раза в день. Да что там – два, и на один бы раз согласился… И не на суп, а на кусок хлеба…

Никто не выходит. Не слышат? Попробую поднапрячься…

Странно… С той стороны ответили на моем, собачьем, языке. Ничего не понимаю. Откуда там другая собака? Она что, живет теперь в моей будке, которую хозяин оббивал для меня… И из моей миски ест?..

Ну, это уже не в какие ворота не лезет! Сейчас я ей задам! Только с силами соберусь…

***

Да! Чтобы сбежать, нужны не только силы, но и сноровка и изобретательность. Сил у меня полно! Кормят-то хорошо, а энергию расходовать некуда. Ну, на почтальона пару раз гавкнуть, на дядьку с большой сумкой, что приносит хозяевам пенсию. Это сущие пустяки. Несколько раз ругнуться – это не занятие. А потом опять тоска, уныние, ничегонеделание…

Новый ошейник расстегнулся легче прежнего… Нет! Больше я по двору не буду носиться. Знаю, поймают и опять на цепь посадят. Я не дурак. Надо сразу на волю выбираться: на будку, с нее – на сарай, а с сарая через забор – и на улицу. И вот она – СВОБОДА!!!

Неужели получилось? Просто не верится! И почему я давно не догадался, что можно так просто сбежать? Молодой был, глупый, бежал в огород. А надо было в противоположную сторону.

Сколько здесь всего интересного! Вот это жизнь! Можно за кошками погоняться. Вот я им покажу! Как они мне все надоели! Пока сидел на цепи, они знали, что я не смогу их догнать, и потому издевались надо мной, как хотели. Надоедали… А теперь! Вот теперь они узнают, что такое Полкан! Я их научу себя уважать!

***

У того, кто за забором, получается громче… Я не могу его перелаять. Понятно, его кормят, как меня когда-то, трижды в день. Сил много. А я… В последнее время только снегом питался. Людей-то на улице в такой мороз нет: не у кого еды попросить. И на помойках все замерзшее – попробуй отдери…

Свобода моя оказалась с подвохом. Не знал я, что летом у воли одно лицо, красивое, милое, улыбчивое, а зимой – и не лицо вовсе, а морда со звериным оскалом…

Летом детвора по улицам бегает, есть с кем поиграть, чем-нибудь да и угостят. Помойки полны еды. А вот зимой – другое дело: улицы безлюдные, обескровленные, словно вены умершего существа. Ни детей, ни кошек, прохожие – редкость, да и те спешат.

Наступает момент: не можешь вспомнить, когда последний раз ел. Потом внутри все как будто срастается, брюхо уменьшается. Радуешься даже найденным крохам. Постепенно все вокруг становится несъедобным и одинаковым на вкус. Это вкус снега…

Все чаще и чаще вспоминается миска с супом. Потом она начинает сниться и однажды становится мечтой всей жизни. Кажется, что все бы отдал сейчас за тарелку горяченького… И если не жизнь, то свою свободу точно…

А холод! Он пробирается внутрь тебя: селится без разрешения, становится полноправным хозяином, диктуя свои условия. И ты больше не принадлежишь себе: подчиняешься ему, выполняешь его капризы. Ты – больше не ты…

***

Калитка заскрипела. Ура! Это хозяин вышел на мой лай.

Но нет! Это какой-то чужой человек. От него и пахнет совсем не так, и выглядит он по-другому… А где же мой хозяин?

Что он говорит? Спрашивает, кто я такой и что мне здесь надо? Прогоняет меня? Говорит, чтобы я шел домой. Но я же уже пришел! Вот мой дом! Он что, не знает, что этот дом – мой? Куда делся мой хозяин? Продал дом и уехал? И теперь он здесь не живет? И теперь этот дом сторожит другой пес? Пес этого человека?

А как же я? Как ему объяснить, кто я? Он не понимает, что его собака заняла МОЮ будку и ест из МОЕЙ миски?

Я устал, выбился из сил. Мой лай похож на тихий скрип. Неужели я научился скулить? Я – гордый свободный пес.

Что это? Он вынес мне кусок хлеба и захлопнул перед моим носом калитку?

Вот и все. Выходит, нет мне пути назад, в свою конуру, теплую и родную.

Если бы я знал, что все так будет! Если бы я знал…

***

И Полкан, подобрав теплый кусок хлеба, пахнущий родным домом и этим чужим человеком, поплелся, куда глаза глядят…

Свобода… Он уже давно не был рад ей… Наверное, потому, что она лилась через край, заполняла собой все вокруг, как мертвый снег, и от нее нигде не было спасения…

Родной дом – дом с резными воротами остался позади. Полкан не оборачивался… Зачем? Его там больше никто не ждал. Там осталось его прошлое. Прошлое, от которого он сам когда-то сбежал, а теперь не смог в него вернуться. Зато он обрел свободу, о которой всегда так мечтал…

Боцман

Виктория Васильева

(основано на реальных событиях)

Посвящается моему безвременно ушедшему из жизни Папе, Александру.

В глухом таёжном поселке Воломе стояла на редкость суровая карельская зима. Холодный, пронизывающе иглистый, ветер, кажется, ежесекундно испытывал на прочность тех, кто решил выйти в этот вечер из своего натопленного дома. Алексей шел по еле виднеющейся и предательски виляющей тропинке, изрядно скрытой вновь выпавшим в этот день пушистым снегом, скрывавшим под собой опасный лед. Изморозь по – матерински щедро укутала ветви деревьев и, еле виднеющиеся в лунном свете, нити проводов. Его так же, как и всех, терзал и испытывал на прочность, пронизывающий северный ветер. В голове была лишь одна мысль: квартира, у него и его семьи есть свой дом! И в этот морозный вечер лишь это согревало его душу. Он тщетно кутался в свою куртку, купленную прошлым сезоном на далекой Украине, в одном из карманов которой были ключи от квартиры, полученные им в поселковой администрации и надежно спрятанные сейчас в кармане. И в этот момент не было для него на всем белом света ни места лучше этого, ни дома прекрасней.

Вдруг из-за темной тени старого, полуразвалившегося сарая вышли две тени, от неожиданности Алексей вздрогнул и невольно попятился назад, но разглядев в темноте лица мужчин – расслабился и пошёл к ним навстречу. Подойдя к нему вплотную, один из мужчин вынул из-за пазухи рыжий, весь дрожащий и жалобно попискивающий комочек.

– Бери, хорошая собака будет, – сказал он, – родословная!

Щенок тщетно пытался укрыться в руках мужчины от холодных порывов ветра, которые в очередной раз совершали попытку то ли вздернуть, то ли вовсе оторвать его умилительно свисающие уши.

– Сколько хотите за него? – спросил Алексей.

– А сколько дашь?

Дрожащими от холода пальцами Алексей достал из кармана свой кошелек, в нем оставались последние его деньги, а зарплата была еще нескоро.

– Давай что есть! – отрезал один из «продавцов». Алексей, ни минуты не сомневаясь, вывернул в распахнутые руки, одного из торговцев, содержимое своего кошелька, затем бережно спрятал свое приобретение за пазуху, которое совсем ошалев от страха и холода, совершенно смирилось со своей участью и не искало спасения. Больше ни разу и нигде в своей жизни Алексей не встречал этих мужчин.

Придя домой, Алексей «по-братски» поделил с новым другом, которого назвал Боцманом, свой хлеб и молоко и спокойно лег спать. Он знал, что вскоре к нему должны приехать жена и четырехлетняя дочь и предвкушал радость, а главное, восторг дочери от такого для нее «сюрприза» в виде Боцмана.

Вскоре семья воссоединилась, а Боцман, Боня, как его стали называть дома, стал ее не только членом, но и любимцем.

Боня рос на редкость умным и физическим крепким псом так, что соседским собакам от него изрядно доставалось, в собачьих «базарах» он участия не принимал и держался как-то особняком. Семью Алексея он признал своей семьей. Нике, дочери Алексея, Боцман позволял делать с ним все, что только ей не приходило в голову, ползать по нему, трепать и завязывать у него на голове, его роскошно свивающие уши, «на бантик». Единственное, что он мог сделать, когда все это ему надоедало, так важно класть свою лапу на Нику, после чего она понимала, что обездвижена и ей непременно нужна помощь кого-то, чтобы освободиться. Вся эта счастливая процедура «освобождения» сопровождалась звонким и оглушительным смехом.

Алексей работал в глухом, таежном лесу и, по роду деятельности, часто вынужден был оставлять свою семью в поселке одну, уезжая в тайгу. Однажды его жена Лада тяжело заболела, остается совершеннейшей загадкой: как Боцман понял, что семье тяжело?! Ко всеобщему семейному удивлению вечером, совершенно неизвестно откуда, он приволок тушку баранины. Долго Лада, тяжело встав со своей постели, смотрела на это «чудо», решая: что же с этим делать. Но для них обеих он стал настоящим спасителем.

Так вскоре семья переехала к Алексею в тайгу, где он построил для них домик и обустроил там все необходимое для семейного проживания. Боцман стал их надежным другом и защитой: на охоте он был «глаза и уши» Алексея, дома – неусыпный страж и веселый друг. Он был самим олицетворением любви, верности и преданности. Алексей, в разговорах, радостно делился со всеми своим счастьем иметь такого надежного друга, так слава о Боцмане разнеслась далеко за пределы поселка. Алексею стали предлагать большие деньги за продажу собаки, но он и слышать не хотел ничего об этом…

И вот Боцмана однажды не стало, он просто не вернулся вечером домой. Вся семья тщетно бегала по всему поселку, разыскивая его. Алексеем было обещано вознаграждение, за любую информацию о пропавшей собаке. Дом наполнился тяжелой атмосферой разлуки и неизвестности. Ника, каждый день после школы, вновь и вновь ходила по поселку искала и звала Друга, а по ночам ее сердце разрывалось от тоски, она чувствовала, что он страдает, и что его страдания были нечеловечески велики, но где он? Как его найти? Как и чем можно помочь? Вновь и вновь в слезах она просыпалась по утрам. Так прошло около полугода и в поселок стали доноситься слухи о том, что Боцман жив и что его держат привязанным, бьют, смиряя его неукротимый нрав, и что он отказывается есть у своих тюремщиков, однако ни адреса, ни места где его держат выяснить не удавалось.

Наступило долгожданное лето, семья смирилась с потерей Друга, но не готова была взять домой щенка, в сердцах всех жил Боцман и надежда на то, что они его еще увидят. Однажды вечером, со стороны ельника, в сторону домика, Ника увидела медленно приближающуюся тень, присмотревшись, она признала в этой тени своего Боцмана. Но это был другой Боцман, он был жутко худым, плелся на полусогнутых лапах, а на его морде был оскал и слышался свирепый рык, при этом, хвост он сжал между лапами и практически свисающим до земли, животом.

– Боцман, Боцман, Боничка! – радостно закричала Ника и бросилась к нему навстречу, однако Боцман предостережено рыкнул на нее, по спине у Ники побежали холодные мурашки. Отец, схватив ее сзади, удержал на месте. Боцман медленно подошел к своей семье, на шее у него был затянут канат, который еще около двух метров тянулся вслед за ним. Это был тот самый канат, который столько времени удерживал его в тюрьме, канат, который безжалостно разрезал ножницами его собачью жизнь на «до» и «после», видно было, что канат был перегрызенным. Вот так, с удавкой на шее, Боцман проделал свой путь и неизвестно откуда и с чем он шел, но это путь был более пятидесяти километров, поскольку от поселка до домика в тайге было именно такое расстояние!

– Боцман, мы так давно искали тебя, как ты нас нашел?! – скороговоркой спрашивала Ника. На неуверенных, дрожащих лапах, перестав рычать, Боцман подошел к Алексею и дал ему снять с себя удавку, под ней оказался ошейник, который сам Алексей когда-то выбирал своему другу и он снял и его, поскольку под ним были множественные раны. Все его тело было покрыто наскоро зажившими ранами, от безжалостно нанесенных ударов. Боцман вошел в домик и Лада поставила перед ним его миску с горячим супом. Отвыкнув брать от людей еду, Боцман все же нехотя немного поел, а Ника продолжала рассказывать ему, как они его искали, как ждали, как она плакала, и ей казалось, что вот сейчас, с его приходом, все наладится, и они снова будут вместе. Боцман лег под стулом, устало положив свою голову на лапы и слушал что она говорила, Нике хотелось броситься к нему, обнять и гладить, гладить его, но что-то удерживало ее, а предательский холод, поселившийся на спине, так и не хотел от туда уходить, за этот холод ей было мучительно стыдно. Так они легли спать.

Утром, проснувшаяся Ника, не нашла своего Друга на его месте. В ужасе она выскочила из домика, стала бегать по лесу и звать Боцмана, но нигде его не было.

– Как он мог уйти и не попрощаться? – со слезами она спрашивала у отца.

– Он простился с нами, – ответил папа. На душе у Ники поселилась зима. Она напряженно и призывно смотрела в глубь тайги – где-то там был Он. Подумав о Боцмане, она ощутила в своем сердце, что на том месте, где уже долгое время жили боль и страдание, сейчас поселился холод и ветер, это было послание от Боцмана: он хотел сказать ей, что он-свободен… Ника больше не плакала о нем, она выходила в тайгу и, как бы прикасавшись к нему сердцем, ощущала этот мощный и холодный ветер. Ее Боцман был свободен.

Позже она случайно услышала, как отец говорил ее маме, что метров в ста от домика он видел свежие следы собак, одичавших собак, самых

страшных зверей в тайге! Тайга живет по своим неписанным законам, и лишь одичавшие собаки, которые раньше были домашними Тузиками и Шариками, не признавали их. Те, чью любовь и верность предал человек, слепо мстили за их попрание, за предательство, слепая месть двигала ими и мстили они всем и вся. Месть стала смыслом их жизни! Так Алексей понял, что Боцман приходил не один… С чем шел он к ним, что нес в своей измученной, истерзанной и израненной людьми душе и как он встретил на своем пути собак, почему они все это время терпеливо ждали его недалеко от домика, пока он к ним не вернулся, – уже никто и никогда не узнает.

Шло время и до семьи стали долетать весточки из жизни их Боцмана: люди говорили, что он возглавил стаю диких собак и что они стали грозой поселковых кур, гусей и уток. Позже говорили, что к его стаи стали примыкать волки-одиночки и что они также промышляли, разоряя домашние угодья.

Однажды стало известно, что в соседнем поселке у домашней собаки родились трое очаровательных рыжих щенят, с забавно свисающими ушами, которые очень были похожи на Боцмана, и жители несколько раз стали наблюдать его и его стаю около этого поселка. Так Алексей окончательно удостоверился в своей догадке о «родословной» своего Боцмана – он был волк полукровка. Он шел и шел к своим щенкам. Шел по зову своей крови, как шел его отец, дед, прадед к своим детям. Но как, почему и в чем причина того, что он решил создать семью не с дикой собакой, а с домашней?! Может причина в том, что те, чью любовь единожды попрали уже не способны любить, а может он хотел, чтобы у его детей, как и у него когда-то, была своя, счастливая семья?! Но тайна сия велика есть.

Несколько раз жители поселка организовывали на Боцмана и на его стаю засаду, а потом он больше не приходил, наверное, потому что понял, что уже идти не к кому.

Набеги его стаи стали более хладнокровными и отчаянными. Ника в сердце больше не чувствовала своего Друга, наверное, он вычеркнул всех людей из своего сердца, включая и ее. И вот пришла страшная новость: в лесу его стаей был зверски растерзан мужчина. Алексей понял, что это был один из его похитителей и возможных тюремщиков, чья дорога пересеклась с дорогой Того, кого он убил еще очень-очень давно, безжалостно отрезав путь к его прежней жизни своей удавкой.

– Боцман переступил черту, – сказал Алексей.

Жителями окрестных поселков была организована облава на стаю, собак выследили и расстреляли. Так Боцмана не стало. Ника вновь и вновь вглядывалась в свое любящее сердце: жив ли он, страдал ли, но ничего ей не отвечало, его сердце ей не отвечало.

А потом пришла весна, в своем ежегодном великолепии и многообразии и в ней, как обычно, было все, но не было и никогда не будет Его. Он как будто растворился в ней, став ветерком, шелестом листвы и запахом вновь рождающейся листвы, он стал самой Любовью.