– Анююют, да это невозможно, я чуть от смеха ему много лишнего не сказала! – щебетала хозяйка уже с другой подругой.
Поднимаясь и откашливаясь от муки, Трифон осознал весь свой жесточайший позор. Лукерья стояла прямо перед ним, а он не знал, как поднять на нее глаза и хоть что-то промолвить.
– Ты, что ж натворил-то, черт вшивый? – справедливо спросила домовиха.
– Я…эээ…ммм…великодушно прошу прощения и покорнейше благодарю за милость, – проблеял он невнятную фразу, где неожиданно всплыла начитанность А.С. Пушкиным.
– Шой-та ты там покорно просишь, огалтелый?! Мне чего? Узелок собирать и другую избу искать?! Стыда не обересся таперича перед барыней! – обиженно пробасила Лукерья, и крупные слезы покатились из ее прекрасных глаз.
– Я все исправлю, я все вымету, отмою и запеку, Лушенька, голубушка ты моя! – трагически обещал Трифон.
– Запечет он! Пекарь окаянный! Сама как-нибудь. Веник в углу, тряпки в ящике, ведро отхожее под раковиной. Принимайся, хватит языком молоть, -припечатала домовиха.
За считанные минуты Трифон вымел весь сор и мух, отскреб орешки от плитки и да – выкинул в мусор пыльную уставшую орхидею. Сарафан выкинуть рука не поднялась. И домовой аккуратно повесил его на рукоятку швабры, стоявшей в углу. Лукерья все ругалась шепотом и спасала выпечку.
Закончив, Трифон нашел отвалившуюся решетку и поплелся с нею наверх, обратно домой, зализывать раны и получать нагоняй за цветок. Решив как-то проститься с домовихой, он пробормотал:
– Лушенька, я ж…это…подарить хотел, ты не подумай…
– Уж подарил, так подарил, вон полна помойка подарков-то! – разочарованно заключила Лукерья.
Трифон еще тише пролепетал:
– До свиданьица…и покорнейше…
– Ой, да иди уже, не злюся я. Створку прислони, не шибко только, а то опять пылюки нападает, – проводила его домовиха.
С совершенно разбитым сердцем Трифон Захарыч отправился восвояси. И до вечера сидел на пылесосе в зеркальном шкафу, сначала читал, а потом слушал, как Глафира отчитывает дочь за сломанную орхидею и слабые оправдания Арины, что цветок был необходим для домашнего задания.
Вылез из укрытия домовой только, когда совсем стемнело, а там уже злющая Аришка с претензиями:
– Явился?! Спасибо, удружил! Мама так расстроилась, я в глаза ей даже боялась посмотреть.
– Чего боялась? Это ж не ты испортила растение. – грустно ответил Трифон
– Ну. Конечно! Надо было правду и сказать. Мам, это не я, это наш домовой влюбился, пошел на свидание, а лучшего букета не нашел. Так?! – злилась девчонка.
Захарыч грустно сказал:
– Не было никакого свидания. И нет теперь у меня возлюбленной. Я все испортил. Больше она не придет.
Как ни пыталась успокоить его Аришка, все было без толку. Апатия и грусть накрыли домового с головой.
Ночью он не спал, слонялся по квартире и зашел на балкон. Тяжело вздохнув, Трифон начал потихоньку раскачиваться в кресле-качалке, где любил пить чай Александр Иванович. На дворе было тихо, светила полная луна, похожая на желтый блин. Ее мягкий ласковый свет понемногу успокаивал несчастного влюбленного, и он даже слегка задремал.
Вдруг сверху послышался шорох, и в приоткрытом окне балкона Трифон заметил чью-то маленькую фигурку. В мягком лунном сиянии показалась Лукерья Савишна в новом сине-розовом сарафане, сверкавшем стразами и каменьями. Она была восхитительна.
– Русалка! – воскликнул Трифон и упал перед домовихой на одно колено.
– Отстирала платье-то! Ничего так, правда? Я померила – хороша девица, думаю. Ну…Спасибо тебе, что ль, сосед, за радость такую. Никто мне таких подарков не делал, а ты вот с потолка свалился и принес – смущенно и растроганно проговорила Лукерья.
– И я тоже к тебе…эээ с едою решила, – и она протянула Трифону божественно пахнущий пирогами с капустой пакет.
– Спасла тесто я. Хозяйка вон налепила потом. Ешь, ешь, пока не остыли, подогрела я их.
И они ели пироги, и сидели на карнизе балкона, свесив ноги на улицу, и много разговаривали. Светила луна, было свежо, горели фонари, на яблонях набухли почки, знаменуя собой наступившую весну. И вся мудрость природы будто говорила: да, бывает, что истории заканчиваются совсем не так, как предполагают их герои, но от этого не менее удачно и счастливо.
Глава 6. Тайна заброшенного дома
Лерка Харитонова, как и все девчонки ее возраста, просто обожала страшные истории. Вампиры, привидения, ужасы заброшенных домов – все это приводило ее в восторг и жуткое любопытство.
В деревне Шерстнево, где жила ее бабушка, по слухам, в одном из заброшенных домов обитало нечто. Нечто было то ли косматым, то ли прозрачным, то ли высоченным и в плаще. Но в одном очевидцы сходились совершенно точно: нечто не терпело никакого любопытного носа на территории своего обитания. Под деревенскими мальчишками, ищущими приключений, проваливались половицы хлипкого домика, так, что потом они убегали оттуда, сверкая пятками, охотников за яблоками или ягодами с кустов бесхозного сада поджидал неприятный сюрприз в виде уютно устроившейся погреться змеи, или прилетали из ниоткуда камни в затылки, или спускались, словно по канатам, с ветвей деревьев большие красные пауки, дразня своими лапками сборщиков.
Леркина бабушка, Анна Петровна, не одобряла ее тягу к мистике и строго-настрого запрещала внучке приближаться к жуткому дому, будучи суеверной, как и многие деревенские жители.
– Нечисть там бродит. Не буди лихо, пока оно тихо, – говаривала она Лерке частенько.
У бабушки в деревне Лерка гостила регулярно несколько раз в году, начиная с конца апреля, когда открывался посевной сезон, и заканчивая августом – сбором урожая. Милое Шерстнево с озерцом, лесом и грядками Лерка обожала, и страшный дом на окраине села все не давал ей покоя. Тайна, скрытая под его прогнившей крышей, манила ее все больше и больше.
– Вот это избушка! Как из фильмов ужасов прямо! Новое, что ли чего смотрела и не признаешься?! Откуда такая тема? – соседка по парте Гришакова никак не хотела отставать от Лерки со своими вопросами и мешала ей нормально подумать над загадкой.
– Отстань, Арин, тут долго объяснять, – мрачно выдавила она из себя.
– Лер, ну скажи! Все равно ведь не отстану, – дергала ее за рукав Гришакова.
– Ой, все, сейчас нас выгонят, – захихикала Лерка.
– Девочки, а что происходит? – строго спросила их Ирина Арчибальдовна, уже второй урок пытавшаяся вбить в юные головы деление с остатком.
– Извините, пожалуйста, мы внимательно слушаем, – виновато сказала Аришка, пока ее подруга старательно прятала свой рисунок в рюкзак.
– Предупреждаю, что послезавтра контрольная работа. Так, что все, кто во время объяснения темы болтал, рисовал, хихикал и не слушал, пеняйте на себя! – неутешительно отчеканила учительница.
Уроки закончились, все помчались по домам и секциям. Аришка догнала Лерку в раздевалке:
– Я же сказала, что не отстану. Выкладывай, что за тема с нарисованным домом?
Лерка, которой, конечно же, до ужаса хотелось поделиться деревенской тайной, быстренько сдалась:
– В Шерстнево нашем есть страшный дом и, вроде как, с привидением. Хочу найти эти приборы, измеряющие магнитные поля и радиацию, устроить туда засаду с кем-нибудь и попытаться на фото или видео хоть силуэт этого призрака отследить. Понимаешь, если мне удастся все провернуть и найти доказательства мистики – это же целое открытие будет, а не просто болтовня и вранье, как по телевизору показывают, – увлеченно объясняла Лерка Аришке по дороге домой.
– Неужели ты и правда веришь в призраков и потустороннее вот так, рядом с нами в обычной деревне за городом? Все это, если и существует, то обитает где-то в замках, особняках и романтических башнях, – уверенно убеждала Аришка подругу, а сама думала: разогрел ли ее домовой обед, или опять придется самой, умирая от голода, собирать на стол?
– Гришакова, ты такой же скептик, как и все. Зачем тогда просила рассказать? Я не понимаю, – уже злилась Лерка.
– Ну, ладно, прости. На самом деле, идея очень интересная. Если что – я в твоей команде охотников за привидениями. Сообщи, когда выдвигаемся! – поспешила успокоить Лерку Арина.
– Выдвигаться на дело пока рано. Сначала надо вводные данные собрать. Моя бабушка много знает про тот дом, но мне не рассказывает толком, боится «испугать ребенка». А вот если я с тобой к ней в субботу приеду, и ты так незатейливо начнешь беседу про неведомый дом, то при тебе она сдастся и все расскажет. Физиономия у тебя подходящая, на доверие настраивает, – выпалила Лерка.
– Ну, раз без моей физиономии не обойтись, то я обязана поехать с тобой! – веселилась Арина.
Так они и договорились ближе к субботе обсудить детали разговора с Анной Петровной.
Придя домой, Арина точно знала, что все тайны Шерстнево поможет прояснить Трифон, тут даже не понадобится никаких расспросов у бабушки. Но Трифона дома не оказалось. Домовой уже неделю как был занят подготовкой к большому весеннему празднику, отмечавшемуся каждый год второго мая. Вместе с Лукерьей, с которой они практически не разлучались после недавних событий, другими домовыми и сестрами-кикиморами они готовили грандиозное празднество на болоте бывшей усадьбы Соловьевых.
Спросите – а как же домовые могут быть где-то вне жилища и своей службы? А все дело в том, что есть такой в мае день, который делает исключение из этого правила, потому что является большим праздником для невидимых человеческому глазу существ.
Арина окинула взглядом пустую кухню. Суп не разогрет, стоит в холодильнике, на столе крошки в спешке съеденной булки окутаны белым блестящим волосом из чьей-то роскошной бороды.
– Ага, ну все, забросил хозяйство – больше никаких тебе конфет, – злилась Арина, вытирая тряпкой стол и придумывая наказания Захарычу.
Она уже давно привыкла, что после школы на столе аппетитно дымилась тарелка с супом, стоявшая на красивой салфетке, а к ней в вазочках расставлены сметана, сухарики и тонкие ломтики колбасы. На плите закипал чайник, готовый заварить ароматный, только для нее хранившийся, диковинный чай от кикиморы Марфы. Но сегодня, как и уже примерно неделю, на кухне не было этой идеальной картины.
Аришка глубоко вздохнула и подумала, что, в целом, она взрослая и вполне может сама о себе позаботиться. Девочка налила в глубокую тарелку борща, разогрела его в микроволновке и добавила к нему три добрых ложки сметаны. С удовольствием прихлебывая мамину вкуснятину, Аришка начала думать про деревню Шерстнево.
Вероятнее всего, в этом жутком доме живет аномальное существо. Уж кому, как не ей, увидевшей другой мир, надо было быть в этом уверенной. Домовые, кикиморы, местный леший, с которым Трифон состоял в переписке – все это Арина с недавних пор воспринимала, как обычные явления. Видимо, есть люди, способные принять все, даже иную реальность, а есть те, которые при соприкосновении с этой новой реальностью умирают от страха. Поэтому мир других существ открывается только особым, сумевшим сохранить его в секрете и сберечь от посторонних глаз. Так кто же это такой неприветливый держит в страхе все село?
Аришка набрала номер Лерки:
– Лер, у тебя есть штатив прочный для камеры? Если что – могу свой взять. А кусты напротив этого дома густые?
На другом конце связи Лерка угукала на каждый вопрос подруги.
– У старшего брата выпросила радиометрический прибор, якобы для уроков, надо бы им тоже магнитное поле померить там, – затараторила она после аришкиных вопросов.
– Хорошо, нам нужен еще кто-то, и лучше пацаны, а то страшно станет – они подстрахуют, – предложила Арина.
– Тимофеев уже котомку собирает. Он согласился, не раздумывая. А смелый ведь! Другой бы струсил, – засмеялась Лерка.
– Тимофеев? Как интересно… – Аришке было досадно, что Харитонова сама подсуетилась и первая предложила Родиону участие в операции. У нее даже настроение испортилось от этого.
А подруга все продолжала что-то щебетать без умолку.
– Ладно, Лер, готовиться давай к математике, а то двойки получим – вся затея сорвется, – отделалась от подруги Арина.
Убрав тарелки, она попыталась делать уроки, но майская теплая погода за окном и мысли о предстоящем приключении не давали ей сосредоточиться. И что вообще такое, эта математика, по сравнению с загадками Вселенной, коих было так много, и человечеству до сих пор не под силу разгадать даже малую часть.
Трифон явился только ближе к ночи. Аришка слышала, как он шуршит в ее кукольном доме, выбирая место для ночлега. Она ждала, что домовой хотя бы спросит, как прошел ее день, но у него видно были дела поважнее. Наконец, угомонившись, Трифон устроился у нее в ногах и засопел, по всей комнате разносился легкий аромат свежей травы, цветущей вербы и ландышей. Да, как прекрасен месяц май, так он зелен и полон надежд!
Утром, едва открыв глаза, Арина увидела домового, сидящего за письменным столом в горе бумаге и цветного картона, без устали пишущего какой-то текст и что-то бормотавшего себе под нос.
– С пробуждением! – бодро поприветствовал он хозяйку.
– И Вам добренького утречка, милорд. Как славно, что Вы наконец-то соизволили появиться в моем доме! – съязвила Аришка в ответ.
– Ладно-ладно, я понял, что ты дуешься, потому что конфет в кухонном углу не нашел. Но поверь! Все скоро будет, как прежде прекрасно! Квартира сияет, мухи боятся, еда дымится, дырки зашиваются, паутина исчезает, – провозгласил Трифон радостно.
– Ага, слабо верится в этот идеал! Хоть бы разик за эту неделю спросил, как мои дела, или что у меня с уроками. Не дождешься от тебя. Где ты хоть без конца шляешься, ты можешь по-человечески объяснить?! – злилась Арина.
– Ой, задумали такой концерт, столько номеров будет-закачаешься! Вот пишу приглашения сейчас всем окрестным домовым, да леший, может, заглянет. Репетируем постоянно. Лушенька моя поет, голос – чистый ручеек! Епифан ставит танцы и пытается командовать. Командос из него паршивый, а бороденка плешивая. Надоел. Кикиморы собачатся регулярно, только разнимай. Позавчера Паня поколотила Марфу палкой – платье не поделили, а вчера Марфа оттаскала Граньку за космы, потому что Гранька отлынивала от плетения венков. Незабудки-то пошли какие вдоль болота! Аромат стоит, жуки жужжат, птички тренькают… – Захарыч явно был в счастливом творческом подъеме, так что Аришка невольно начала улыбаться.
– Дааа, вижу, что дел у тебя невпроворот. Ну хоть завтрак мне организуешь, а? Так я скучаю по твоей заботе! – ласково попросила девочка и потрепала домового по лысине.
Прошло еще три дня, Леркой, Ариной и Родионом была героически и успешно написана контрольная по математике. И все благодаря шпаргалкам Тимофеева и виртуозному умению девчонок оттуда списывать. Получив четверки, Лерка и Арина могли теперь не отвлекаться от операции, которую Лерка нарекла «Осада хижины».
В субботу троица, нагруженная всем необходимым скарбом и аппаратурой, отправилась на длинные первомайские выходные в милое Шерстнево, где в своем просторном доме их уже ждала бабушка Анна Петровна.
Село было небольшим, в одну длинную улицу. Вокруг него зеленели молодыми всходами поля, за полями раскинулся сосновый бор, на горе виднелась маленькая беленькая церковка, а рядом с ней под горой – прозрачное, искрящееся на солнце озеро с плотиной, где до сих пор некоторые бабушки по старинке полоскали свои половички и домотканные дорожки. По тропинке к водоему очень важная мама-утка вела свой выводок поплавать и покрякивала, подгоняя утят. Аришка тут же захотела поселиться в какой-нибудь избушке и остаться здесь навсегда.
– Лер, я буду умолять родителей завести в Шерстнево дачу, и мы будем с тобой по соседству грядки полоть, – мечтательно сказала она.
– Это все было бы очень хорошо, но давайте не будем забывать, зачем мы сюда приехали, – сосредоточенно ответила Лерка, – вон он дом этот, объект нашего изучения, – она показала рукой чуть вперед, и ребята увидели серый, покосившийся в разные стороны, с дырявым трухлявым шифером на провалившейся крыше, дом, уже без какого-либо забора и явно летом заросший бурьяном и неухоженными кустарниками. Никаких признаков жизни, кроме своей заброшенности, дом не подавал.
– Оценили? Так-то. Ну все, идем к бабуле моей, – отвлекла Лерка друзей от размышлений.
Анна Петровна стояла у калитки и встречала своих гостей.
– Здрасти – здрасти! Заждалась уж вас. Заходите, обед стынет, – поздоровалась она с ребятами.
Леркина бабушка была высокой, с идеальной осанкой, моложавой и красивой женщиной, с высоким пучком волос на голове, в длинном байковом платье, и ядовито-салатовых резиновых шлепанцах. Ее усадьба была просторной, ухоженной и прибранной, ухоженными были и двор с огородом.
Во дворе стоял обеденный стол с приготовленными к приезду гостей яствами. Ребята с дороги и опьяняющего свежего воздуха страшно проголодались и принялись за еду. Каждому была налита тарелка с восхитительным щавелевым супом, в центре которой была положена половинка вареного яйца и хороший кусок мяса. Рядом с тарелками лежал мягчайший черный хлеб и розовые кругляшки только созревшей ранней редиски.
Наевшись до отвала, Родя заметил, что он сейчас лопнет, а Анна Петровна уже несла к столу самовар, а следом за ней поспевала Лерка с чашками и большим пирогом. С такими вкусностями Аришка едва не забыла о своей важной роли в этом гостеприимном доме:
– Анна Петровна, как хорошо в Шерстнево-то у вас! Прелесть! Я уже Лерке сказала, что хочу тут жить.
Бабушка с теплотой смотрела на круглолицую хорошенькую девчонку с растрепанными рыжими косичками и сразу было всем понятно, что она прониклась к ней симпатией:
– Конечно, прелесть. И людей у нас мало, но все дружные, отзывчивые. И всегда такими были. Да поумирали уж многие. Время-то идет.
Аришка решила брать быка за рога и наивно так сказала:
– Да, мы заметили, что мало. И даже, я смотрю, заброшенный трухлявый дом один есть. Такой развалившийся весь, около озера.
Анна Петровна вдруг погрустнела, но тему на другую не перевела:
– Это сейчас он заброшенный и жуткий, а лет так сорок назад этот дом был самым милым и светлым во всей деревне, подруга моя там жила, самая лучшая. Лучше уж я и не встречала потом. Столько воспоминаний хороших об этих временах остались, да…– пряча глаза махнула рукой бабушка.
Лерка и Родион боялись спугнуть ее откровенный настрой и сидели тихо-тихо, молча жуя пирог.
Аришка продолжала:
– Расскажите о вашей подруге нам, ведь это так здорово узнавать о хороших людях. Кто она? Как ее звали?
Анна Петровна тяжело вздохнула, но видно она давно хотела поделиться с кем-то своей грустью от потери подруги, а Аришка еще и зашла с нужной стороны, поэтому выдала ребятам вот такую историю:
– Звали ее Пелагеей. Дружили мы с самого детства. Потом работали в колхозе, за коровами ухаживали. Закончили же обе ветеринарное училище, так вроде как врачами были для животных. Молодые обе, хохотушки такие. Родители ее рано умерли, и уж лет в двадцать одна она хозяйкой в доме своем осталась. Красавица была невероятная, косы толстенные черные, глазищи карие огромные, складная вся такая, тоненькая. Ухажеров много за ней увивалось. Но разборчивая жутко – этот косой, этот кривой, этот ленивый. Никто ей не нравился. Вдвоем мы с ней все время были, и на работе, и по вечерам у нее дома – то шили что-то по новым выкройкам, то чай пили, то пироги затеем, так на целый день возни, – Анна Петровна счастливо засмеялась, вспоминая хорошие времена.
Друзья слушали, раскрыв рот, а она продолжала:
– Жили-жили, не тужили. Да…Очень она хорошая была, секреты хранить умела, ненавидела сплетников, сердечная такая, добрая…А потом сменился у нас председатель в колхозе-то. Прислали из центра. Высоченный, светлый, красавец такой. И влюбилась в него Пелагея моя, а он в нее. Счастлива я была за подругу, все к свадьбе шло. А потом уехал он в командировку на две недели в Саратов, да больше-то и не вернулся оттуда. Мы с Пелагеей уж везде телеграммы посылали, пытались разыскивать его – мало ли что могло случиться. А через месяца три письмо от него пришло без обратного адреса: так, мол, и так, не ищи меня, я женат и не вернусь в Шерстнево. Три дня я потом от Пелагеюшки не отходила, плакала и плакала она. А на четвертый надо было мне срочно в колхоз на работу выйти, а как ее одну оставить? А она и говорит, спокойно так: «Иди, Нюра, все хорошо. Отгоревала я свое». Ну, я и подумала, что и правда все, сколько же убиваться можно? И пошла в колхоз. А вечером вся деревня гремела – Пелагея в озере утопилась. Вот так. За домом сначала я ухаживала, как могла, а потом у Пелагеи тетка объявилась в другом городе, стала ездить сюда, как на дачу, огород сажать, а потом и та пропала, дачу бросила, выходит. Вот изба-то и ветшает, скоро совсем рухнет.
Лерку как прорвало:
– Ба, так это ее привидение в доме том ходит, всех гоняет, камни кидает, да?!
– Кто его знает? Неупокоена душа утопленницы-то, вот и бродит, наверно, до сих пор, – вытирая слезы, ответила Анна Петровна.
К вечеру, строго-настрого пообещав бабушке, что даже на километр не приблизятся к страшному дому Пелагеи, а будут просто гулять, Аришка, Лерка и Родька собрали всю свою аппаратуру и пошли в засаду.
Для засады был выбран широкий куст напротив дома с уже темно-зелеными распустившимися листочками. Девчонки установили штатив с камерой, приготовились и стали ждать появления привидения. А Родька включил радиометрический прибор и решил пошагать рядом с домом, проверить, какое магнитное поле он покажет.
Насыщенный тяжелый день сказался на Аришке с Леркой, и они безостановочно зевали и дремали в своем укрытии. Так хотелось спать, что уже даже привидение Пелагеи казалось не таким интересным.
Совсем рядом послышался громкий удар и над ухом Лерки пролетел прибор ее брата, ударился в стоявшее за кустом дерево и разлетелся на части. Девчонки быстро пригнулись к земле. К ним в укрытие сломя голову мчался Тимофеев, а ему в голову летел рой камней, кусков земли и щепок. Как каскадер, Родька нырнул в куст и лег на землю рядом с Аришкой и Леркой. И вовремя. Камни свалили штатив и разбили его новенькую, подаренную на новый год, камеру, вдребезги. Все стихло.
Осторожно поднявшись с земли, ребята огляделись вокруг. Стояла тишина, кое-где в домах горел свет, мерцало озерцо вдалеке. Как будто ничего и не было. Кроме разбитой аппаратуры. Операция «Осада хижина» провалилась, едва начавшись.
– Да, – констатировала Лерка, – лучше нам сейчас собрать это все и убраться отсюда. И больше ничего не делать. Хорошо, что сами живы остались. Права бабушка, не надо с нечистью шутить.
Друзья молча отряхнулись, боясь каждого шороха, собрали в мешок обломки прибора и камеры и отправились восвояси.
В воскресенье вечером Аришка вернулась домой крайне мрачная и вымотанная. Родители ушли в кино, а домовой был у нее в комнате, распечатывал какие-то конверты, видимо, ответы на приглашения к празднику пришли. Сам он был в своем новеньком льняном кафтане, готовился к выходу.
– Сейчас убегаю, вернусь к утру. Еще за Лукерьей надо зайти и все. Ух, повеселимся! Паня с Гранькой из березового сока лимонада наделали, Лушенька напекла, я ведущий, Епифан на подхвате, гости едут – красота! – трещал безостановочно Захарыч и вдруг заметил состояние своей хозяйки.
– Ты чего какая помятая? В городе лучше, чем на природе? Да не может быть! – весело спросил он Аришку.
Она тяжело вздохнула и все рассказала домовому. Все свои приключения, пелагеину историю и слежку за привидением.
– Так что, мы до сих пор не поняли, что же это за нечисть такая живет в этом доме и всех тумаками встречает. Мы на камеру не сняли его, одни вопросы остались. Видно, оно просто само по себе злющее, привидение несчастной утопленницы, – подвела итоги Аришка.
Захарыч покачал головой и улыбнулся:
– Значит, Мартыныч до сих пор барагозит. Никак не угомонится за столько лет. Что с ним делать? Не знааю…
– Какой еще Мартыныч?! Ты вообще слушал, что я говорила, или тебе твои кикиморы в уши тины болотной напихали?! Битый час твержу тебе – привидение утонувшей девушки это, – злилась Арина на Трифона.
Захарыч закатил глаза и махнул рукой:
– Да нет там никакого привидения утопленного! А всего лишь домовой одичавший и обозленный на весь свет. Терентий Мартыныч его зовут. Видишь, вон опять вернул приглашение на праздник назад, еще и смял его, паразит такой! Который год не приходит, а у нас такие майские праздники… – Трифон опять принял мечтательный тон.