Глава 3. Аришкина удача
– Будешь без конца что-то жевать – когда-нибудь лопнешь! – Арина засмеялась и откусила хороший шматок хрустящего жареного хлеба, накрытого сверху яичницей.
От этого замечания Трифон ничуть не смутился и продолжил с аппетитом поедать свою кашу, из которой выглядывали ягоды малины и ежевики. Именно такой завтрак он считал поистине питательным и королевским.
– У меня, между прочим, хоть и не молодой, но еще растущий организм! – с достоинством парировал домовой.
– Ты уже третий век разменял. И чего же, интересно знать, у тебя еще растущее? Может, шерсть на пятках?! – Аришка захохотала.
– Гы-гы. Гы-гы. Сильно-то не смейся, горихвостка, еще математику делать. Уж не попросишь ли теперь уравнение решить! – Захарыч обиделся.
Насмешки над своей внешностью он не приемлел. Тем более, что действительно такой густой шелковистой и блестящей шерсти на пятках не было даже у его закадычного приятеля Епифана из сто одиннадцатой квартиры. А уж тот был популярен у всех здешних домових и слыл известным джентельменом и красавцем. Трифона это, безусловно, задевало, но в глубине души он знал, что Епифан ему не конкурент.
Новогодние праздники закончились неделю назад, и опять потянулись трудовые будни. На улице, наконец-то, выпало кое-какое подобие снега, и немного подморозило грязь. Арина уже третий день была на больничном и в школу не ходила. Заставить ее сесть за уроки теперь было совсем тяжело. Но зато как они с удовольствием завтракали вдвоем в тишине! Глафира с утра готовила то, что просила ее бледненькая простудившаяся дочь и убегала с анженером по работам. С тех пор, как Аришка и домовой заключили сотрудничество, родители стали гораздо реже ругаться и спорить, в доме даже как будто меньше пыли стало. Это, конечно, Трифон старался. Он умел не только читать, но и направлять мысли хозяев в мирное русло, а, следовательно, и их отношения стали теплее и лучше. И вот каждое утро после ухода старших на работу наши друзья садились, как говорил домовой, «отведывать». Аришка ела за столом, а Захарыч – на своем любимом месте – микроволновке.
Наевшись досыта, девочка пошла нехотя за письменный стол – домашнее задание никто не отменял. А Трифон лег нога на ногу в гостиной и начал перебирать пультом каналы в телевизоре. Остановился он на передаче о здоровье. Ведущая рассказывала о современных методах борьбы с бородавками, домовому это было очень смешно. А все потому, что он не понаслышке знал самый лучший способ удалить бородавку и им владел. Кикимора Марфа, живущая на болоте недалеко от его прежней усадьбы, часто страдала от этих штук на лице.
– Тришенька, милок, – говаривала она, – накрути мне еще той мази желтенькой, кожа после нее – ну, как у русалочки!
Рецепт этой мази Трифон подглядел у кухарки Соловьевых, но кикиморе врал, что изобрел его сам. Чудо-средство состояло всего-навсего из тертых корней чистотела и цветков «куриной слепоты» или попросту болотного лютика. Банки со снадобьем были расположены в ряд в огромном количестве на кухне. Домовой утаскивал банку, а взамен оставлял кухарке букетик незабудок. Это было несложно, потому что бородавки у Марфы возникали только летом. А ведущая в телевизоре долго и сложно вещала непонятными словами о такой простой теме. На другом канале обаятельнейшая дама готовила сырники.
– Вот тут и остановимся, – домовой устроился поудобнее на диване и приготовился смотреть про вкуснятину, как вдруг из соседней комнаты раздался до ужаса мерзкий мальчишеский голос:
– Гришакова, это я, Родя. Чой-та нет тебя в классе третий день?! Соплищи ручьем или притворяешься?! Я чего говорю-то: нашел вчера под твоей партой ручку стирающую, над которой ты убивалась в пятницу. Верну пропажу. Минут через двадцать зайду к тебе, жди.
Трифона сдуло с тепленького дивана.
– Это кого ж сейчас принесет, и кто это вообще бубнел?!! – спросил он Арину. Потом увидел в ее руках этот дурацкий экранчик для кривляний и понял, что пришло голосовой сообщение от некоего мальчика. Лекция о голосовых сообщениях была недавно ему прочитана Аришкой, после нее очень болела голова, но в итоге домовой уяснил, что телефон не только для танцев, но и для разговоров.
– Да Тимофеев придет. Я в шоке вообще. Как-то номер мой узнал, про ручку какую-то плел. Наверно, надо ему что-то от меня, – растерялась Арина.
– Ну, как придет, так и уйдет. А вообще я не рад! Тимофеев тебя обижает постоянно, а ты его в избе принимать должна?! Значится, сяду вот здесь, – Захарыч указал пальцем на верхнюю полку шкафа в прихожей, – и если вдруг что – на этого Родю посыплются шляпки и туфли твоей матери! А что поделать? – Трифон развел руками – полтергейст у вас.
Раздалась трель домофона, и через минуту лохматый Родион Тимофеев в серой шапке набекрень уже стоял в дверях квартиры номер сто двенадцать и ждал, когда его примут внутрь.
– Привет! – Аришка говорила еще сиплым голосом, потому что болело горло.
– Привет, Арин! Крутой осел, – кивнул Тимофеев на рисунок ее плюшевого комбинезона – Ты…это…чего разболелась-то? Давай уж выходи, вот ручка твоя, – слова как будто не слушались Родиона и вылетали сами собой. Еще бы! Так мирно разговаривать с Гришаковой он не привык, она его бесила жутко и своей медлительностью, и тупостью у доски на математике, и волосами…
– Дааа, – в глубине шкафа посмеивался Трифон, -это тебе не в экранчик дерзко бубнеть. При встрече-то и сдулся оратор.
– Спасибо! – Арина взяла ручку и потом, сама от себя не ожидая, пригласила Тимофеева, – Пошли хоть чаю попьем!
Домовой на полке так закатил глаза, что, казалось, будто они упали внутрь его головы.
Одноклассники, тем временем, усаживались за чаепитие. Арина хлопотала с чашками и угощением, Родион сидел на самом краешке стула и осматривался:
– Вот это хоромы у тебя, Гришакова! Красота!
– У моей мамы очень хороший вкус, – с достоинством ответила девочка и тут вдруг посмотрела на часы, а время-то было всего одиннадцать тридцать.
Тимофеев спохватился и объяснил:
– Сегодня Ирина Арчибальдовна три урока только провела и домой отпустила, педсовет, вроде, какой у них.
Аришка подала ему дымящуюся чашку с ароматным чаем и отрезала большой кусок итальянского яблочного пирога – коронного блюда Глафиры.
– Я…это! Чего пришел-то! – набив рот пирогом и с шумом отхлебывая чай, промычал Тимофеев. – Нас с тобой выбрали ведущими на конкурс художественной самодеятельности между младшими классами нашей и соседней школы. Вот. Ты только прическу смени. Уложи как-то рыжину свою. А то торчит вон как. Стог сена прям.
Родион Тимофеев хоть и отличался ужасным поведением в школе, но при этом был отличником, и особенно ему удавалось чтение стихов, как и нашей Аришке, которой обо всех пятерках в дневнике, увы, приходилось пока еще мечтать. Она была поражена:
– Я не смогу, там же народу будет целый зал, я не умею, я…эээ…опозорюсь.
Из шкафа в прихожей послышалось презрительное цоканье.
– Да чего не смочь-то? Вот твои слова, – Родя выложил перед ней три листа с текстом, – Мы же вдвоем будем! Ты не одна. Подскажу слова, если затупишь.
Надо сказать, что несмотря на страх выступления перед публикой, Арина понимала, что это хороший шанс показать себя и свои таланты.
– Хорошо, я постараюсь выучить за пару дней. Меня, наверно, выпишут уже в конце недели, – твердо согласилась она.
– Вот и круто! Добро! – дерзким, как в голосовом сообщении, голосом, выпалил Родион.
Глаза Трифона закатились еще дальше от дурацких слов мальчика, хотевшего казаться этаким щеголем, для которого нет ничего невозможного.
Потом Аришка начала экскурсию по квартире для гостя, и Захарыч совсем измаялся в темном шкафу. Он достал из кармана штанов маленькое зеркальце и начал развлекаться примеркой шляп. Жутко вспотел. Шляпы приходилось сильно сдвигать на затылок, чтобы увидеть их посадку, ведь домовой был очень маленького роста. Через час Трифон понял, что ноги затекли, а оранжевый – явно не его цвет.
– …Так что мягкий знак после шипящих бывает только у существительных женского рода, – послышался голос мальчишки рядом с домовым.
Тимофеев шуршал курткой – собирался уходить, наконец. Следом раздался непривычно тоненький, деланый голосок маленькой хозяйки:
– Ой, точно! Такая тема непонятная! Сама бы не разобралась…
Трифон поднес два пальца ко рту и начал беззвучно изображать сильную тошноту.
– Пока, выздоравливай и учи слова! Волосы, да? Ну, ты помнишь! – на прощание напутствовал девочку Тимофеев.
Когда за ним закрылась дверь, на радостную Аришку повалились каблуки, а следом вывалился ее бородатый товарищ. Отряхнувшись, он резюмировал:
– Щеголь, конечно, тот еще, но с задоринкой!
– Да брось, мы к конкурсу теперь готовиться с ним будем, хоть перестанет меня задирать. Пошли обедать, а то папа скоро придет, – заторопилась в кухню Арина.
Они снова уселись «отведывать», и, наслаждаясь горячим борщом со сметаной, к Трифону Захарычу пришло внезапное осознание, что его маленькая хозяйка сегодня, наконец, обрела друга.
Глава 4. Юбилей школы и новые открытия
Конкурс был приурочен к юбилею школ номер тридцать семь и тридцать восемь. Обе располагались по соседству и были построены еще до начала Великой Отечественной войны. Шестнадцатого февраля обеим исполнялось уже по девяносто лет. Каждый год этот зимний день был особенным для учеников и учителей. Как только не отмечался праздник: ставились театральные постановки, разыгрывались КВНы, устраивались концерты и просто капустники под гитару. Вот и в юбилейный год было запланировано аж два концертных дня.
Первый день был посвящен воспоминаниям и выступлениям учителей, организовывали и вели его старшеклассники. Художественная самодеятельность оставалась в этом году за младшими классами.
В буднях 3 «А», наполненных падежами, задачами, двойками и пятерками, теперь поселилось настоящее творческое счастье. Ирина Арчибальдовна и другие учителя младших классов разделили своих детей по трем направлениям: вокал, танцы и театр. Вести конкурс выпала честь Родиону Тимофееву и нашей выздоровевшей Аришке Гришаковой, как лучшим чтецам в параллели.
Танцевальный ансамбль из трех девочек и трех мальчиков с поэтическим названием «Галатея» готовился исполнить фокстрот. На репетициях ноги танцовщиков заплетались, руки не слушались, а спины болели, но под чутким руководством Ирины Арчибальдовны и школьного хореографа, танец становился лучше и лучше с каждым днем. Неплохо шли дела и с постановкой сценки. Жемчужиной вечера и главным козырем 3 «А» должно было стать талантливое пение самой красивой девочки класса Полины Леоновой. Решили, что она будет исполнять гимн школы, и теперь Полина добросовестно репетировала вместе со всеми.
Полина была той девочкой, которую любили все. Она играючи училась на одни пятерки, имела много друзей, прекрасно пела и была красавицей. Длинные густые светлые косы, огромные голубые глаза с пушистыми ресницами, высокий рост и грация в каждом движении. Аришка считала ее феей. Нет, она не завидовала Полине. Восхищалась. Будучи слегка неуклюжей, рассеянной, рыжей и лохматой из-за непослушных волос, Аришка понимала, что ей такой идеальной не стать никогда, понимала, что люди любят именно таких, как Полина. Ну, а ее? Ее дразнят, считают чудной, над ней смеются и не хотят дружить. Но в день, когда в квартиру номер 112 ввалился Тимофеев с тремя листами сценария, это понимание дало трещину.
Родион, вечно подкалывающий Аришку, теперь общался с ней абсолютно нормально и по-товарищески. И Аришка решила, что она не такая уж пропащая и жуткая. Они слаженно репетировали свой текст каждый день после уроков, звонкими голосами тренировались объявлять участников и задерживались в школе до вечера.
Трифон скучал по своей маленькой хозяйке и страшно обижался на ее отсутствие дома, но решил копить возмущение до выходных.
– Я предъявляю тебе претензию, барышня! – драматическим голосом изрек в субботу домовой.
– Что такое? Неужто ванильные сухарики были опять недостаточно хрустящими? – смеялась Аришка.
– Нет! Сухарики, как раз, единственная радость в моей жизни. С тех пор, как у нас побывал этот юноша, ты совсем не уделяешь мне внимания, я теперь телевизор смотрю по десять часов в день! Это трагедия! – Трифон закончил речь, которую репетировал два дня перед зеркалом в ванной.
– Трагедией будет, если ведущая конкурса придет вот в таком виде, – Аришка стояла в строгом красном костюме с широкими поролоновыми плечами, который на Новый год ей прислала тетя Лариса, троюродная мамина сестра.
Синенькие глаза Захарыча округлились:
– Я запрещаю тебе идти в этом убожестве! Помидор переспелый, а не ведущая. К твоему счастью, у тебя заботливый домовой. Заботливый! Но! Неоцененный! – снова начался фонтан плохой актерской игры.
– Да хватит уже ныть! Что я не оценила? – Аришка повысила голос. А зря.
Вчера Трифон Захарыч провернул, как говорили в его любимом сериале, «блестящую партию». Вечером Аришка еще не вернулась из школы, домовому было скучно и голодно, и поэтому он решил посидеть в пряничном доме, который теперь просто стоял на столе в гостиной, и всем было жалко его есть. Трифон отламывал кусочки пряничной стены и лакомился. Глафира и Александр Иванович о чем-то громко спорили в кабинете инженера за стеной:
– А я тебе говорю – не надо баловать ребенка такими дорогими покупками и точка. Прекрасный костюм! Сидит идеально! – раздавался звонкий голос старшей хозяйки.
Трифон тут же сообразил, что речь идет об этом жутком который висел в комнате Арины, и в котором домовому уже пришлось перешить пуговицу, державшуюся на честном слове.
– Так. Надо вмешаться, иначе конкурс будет испорчен, – подумал домовой.
Александр Иванович возражал жене:
– Глаша, у ребенка такое первое ответственное мероприятие. Не будем экономить. Сходите с ней в салон и купите вечернее платье.
И потом, сам от себя не ожидая, добавил:
– Только, чтоб зеленое!
Глафира вдруг как-то смягчилась:
– А что? Салон – это отличная идея!
И тоже закончила неожиданно:
– И себе тогда куплю там платье. Барышня я или нет?!
Александр Иванович, конечно, не прогнозировал такого поворота событий, но в целом, был не против порадовать своих дам:
– Отлично! Завтра вечером после работы и сходите.
Теперь вы наглядно убедились, как именно домовой умел направить мысли и слова своих хозяев в правильное русло, и, конечно, часто направить так, как надо было ему самому. Но, в любом случае, для Аришки он желал только самого лучшего. И вот сейчас после своей театральной речи он сообщил ей:
– Помидоры отменяются! Придет твоя мать, и пойдете в салон – выбирать тебе нормальное платье. Не благодари! – небрежно бросил домовой последнюю фразу.
Аришка уже хотела броситься обнимать и целовать Трифона, как вдруг пришла мама, и они отправились за нарядом. Мы опустим трудные и долгие для любой женщины часы выбора одежды.
Итак, вечерние туалеты обеих дам были куплены. На сияющую Арину было невозможно наглядеться. Она вертелась перед зеркальным шкафом в прихожей, а на ней было идеальное, в пол, изумрудно-зеленое платье, пышное, расшитое камушками и бисером, с открытыми плечами и длинным шлейфом. Она была очаровательна. Платье было одобрено Трифоном, который понимал толк в тканях и шитье, и последние перед выступлением дни платье висело прямо на двери аришкиного шкафа, а она им любовалась и гладила руками.
С прической тоже проблем не возникло. Растроганная красотой повзрослевшей дочери, Глафира пригласила на дом не только парикмахера из салона красоты, но и решила также сделать дочери ее первый в жизни маникюр. Арина была счастлива, как никогда. Заключительные «сборы невесты всем миром», как говаривал Захарыч, были назначены через три дня.
Начались последние репетиции. Ирина Арчибальдовна с гордостью могла констатировать, что ее класс к выступлению готов. Генеральная репетиция велась уже в Доме культуры, где и должно было пройти мероприятие.
В день накануне юбилея школ Аришка поняла, что ребята из другой школы подготовлены не хуже ее класса и составляют им достойную конкуренцию. Но настроение у нее было отличным: она совсем не волновалась, завтра ее ждал удивительный день, где она будет блистать в новом платье, подбадривать одноклассников и верить в их победу над соперниками. С этими мыслями она шла по коридору Дома культуры, улыбаясь и мечтая, как вдруг услышала разговор в одной из гримерок:
– Полин, какая прелесть! Дорого, наверно? Сколько стоит? Завтра выложи фотку в нем – лайков соберешь немерено! – вещал тоненький любопытный голосок.
– Папа привез из Милана вчера, – отвечал другой голос.
Дверь в гримерку была приоткрыта, и Арина увидела, что разговаривают их певица Полина Леонова и Наташа Красавина из 3 «Б» – две подружки. В прозрачном чехле висит роскошное платье из Италии, принадлежавшее Полине. Арина невольно ахнула от его красоты.
Наташа обернулась:
– Аааа, Гришакова, чего уставилась? Тебе о таком только мечтать! Да и то, на такую тумбочку, как ты, не налезет ни один нормальный наряд.
Полина засмеялась над таким остроумным замечанием своей подруги и сквозь смех выдавила:
– Ага, ну только если ее туда трое человек запихивать будут, и то не факт! Иди уж, Гришакова, не пялься, стихи свои учи. И как тебе вообще что-то доверили? Ведь ни ума, ни фантазии.
– Да чего там, Полин, ваша Ирина Арчибальдовна, видимо, решила всех убогих к делу пристроить в честь праздника, – высокомерно добавила Наташа.
Аришка промолчала и быстро убежала оттуда. Она плакала, плакала до самого дома, слезы душили ее. И как она только могла вообще поверить в себя, поверить, что ее заметили, и хорошо к ней относятся. Ясно же, что такое могло произойти только из жалости. И ведь эти слова сказал не кто-то там, их сказали две общепризнанные красавицы и умницы.
Быстро-быстро вбежала она по лестнице в свою квартиру, мечтая только о том, чтобы закрыться в комнате.
– А я тебе шлейф отпарил и проследил, чтоб Глафира самый лучший кусок запеканки тебе оставила! –радостно сообщил ей с порога Трифон. Он очень ждал возвращения Аришки, потому что больше нее хотел триумфа на сцене.
– Да ничего мне не надо! Я страшная, толстая тумба, никакого выступления не будет, убери это дурацкое платье! – закричала девочка, пиная ногами свой шарф и шапку.
На шум прибежали родители, они поняли только, что у ребенка истерика, и она говорит сама с собой.
– Что?!Что такое произошло?!, – папа и мама задавали наперебой этот идиотский вопрос. А все, что хотелось Арине – это спрятаться куда-нибудь подальше, залезть прямо вглубь ее одеяла с единорогами, чтобы даже вездесущий домовой не нашел. Она вырвалась из рук родителей и закрылась у себя в комнате.
Арина не помнила, сколько она так просидела в темноте и в слезах. Успокоившись, она решила пойти на кухню, выпить чаю и подытожить в мыслях этот отвратительный вечер.
На часах была половина двенадцатого, квартира спала. На кухонном столе Арина увидела дымящуюся чашку с надписью «Самая красивая» и большой кусок запеканки на тарелочке с принцессами. Конечно, домовой давно прочитал ее мысли и был в курсе всего.
– Знал, что я в итоге выползу. Да-да, я голодная, бедная, несчастная! Давай, начинай меня расспрашивать и жалеть, – равнодушно произнесла Аришка.
Она отхлебнула потрясающий ароматный чай, и сразу приятное успокаивающее тепло окутало ее изнутри, и домовой подал голос:
– Неплохо, да? Представляешь, еще летом Марфа чабреца несколько пучков подарила мне, а я в бирюльки свои закинул и забыл. Пей, успокаивает.
Аришка вопросительно посмотрела на Трифона, он сидел на подоконнике и ковырял опавший лист фикуса. Вздохнув, необычайно серьезно для него, он продолжил:
– Что тебе сказать? Жалеть даже не собираюсь, потому что причины нет для этого. Все так. Они считают тебя пылью под ногами. Но вот, что замечу. Ты услышала какие-то гадости от двух пустышек-дурех и сразу же сдалась. Небольшое препятствие, небольшая сложность и все – ты сдулась. И поверила в эти глупости, которые они наговорили. Конечно, можно все отменить, это же проще простого. Не пойти и все. Забиться в угол. Остаться девочкой для насмешек. Но! Если ты сейчас сдашься, то проиграешь. Проиграешь не конкурс, не выступление, а саму себя. Из обычного жизненного выбора – кто ты: гвоздь или молоток? Сдавшись, ты выберешь быть гвоздем.
Трифон слез с подоконника и начал бродить по кухне. Надломленным голосом он продолжил:
– Когда вы въехали в квартиру, я вас всех терпеть не мог. Особенно тебя! Но, наблюдая за тобой все больше и больше, я понял, что у тебя огромное доброе сердце, ты умеешь посмеяться над собой и пошутить смешно, ты несешь какой-то внутренний свет, и в этом свете ты прекрасна. Домовые никогда не должны показываться людям. Никогда. Но я потерял все, и любимых хозяев, и веру в них много-много лет назад, и теперь разрешил себе делать, что угодно. И знаешь, после того дня, когда ты залила своими соплями и слезами пряничный домик, я ни разу не пожалел, что явился человеку и открыл ему свое волшебство. Я думал, что обрел друга и соратника. А теперь ты сидишь, меня позоришь, всхлипываешь, как кикимора на половодье, глазки-щелочки от слез заплыли! И все из-за каких-то трещоток, которые и волоска твоего не стоят! Ну-ка собралась! Поела! Ванну набрала! Сопли смыла! Легла спать! Утром марафет навела! И чтоб завтра несла себя гордо до вашей богадельни и выступила так, как сотня этих Полин не выступит! И не заставляй меня впредь жалеть, что я когда-то явился тебе! – Захарыч тяжело дышал. Он никогда не позволял себе подобное в отношении хозяев.
Арина опешила от такой речи. Она протянула руки и усадила Трифона себе на колени:
– Я даже не знаю, и за что такое хорошее мне тебя подарила судьба? Хорошо, я успокоюсь и завтра выступлю. И мы еще посмотрим, кто-кого. Как ты сказал? Гвоздь или молоток? Так вот завтра я буду молотком. Пойду и правда спать. Спасибо, что просветил,– она чмокнула домового в лысую макушку.
– Иди давай, а то поздно уже, носом клюешь, – Трифон выпроводил хозяйку из кухни, а сам решил еще немного посидеть и осознать – сколько всего ему еще придется объяснить девчонке, прежде чем она вырастет, но улыбался в свою пушистую бороду, потому что был рад этому.
Утром яркое, уже слегка весеннее солнце залило квартиру номер 112. Арина стояла в гостиной и рассматривала себя в зеркало – такую новую, хорошенькую, с красивой прической. Крупные рыжие локоны свободно падали на плечи, а по бокам волосы были собраны и украшены шикарными белыми цветами. Мама с папой бегали по дому, тоже собираясь и хлопоча. Вчерашнюю истерику дочери они оба восприняли как последствие переутомления перед выступлением и утром решили не акцентировать на этом внимание, а наоборот создать для Арины атмосферу уверенности и хорошего настроения.
– Девана, дочь Лады! Возрождение весны! – Захарыч перебирал коротенькими ножками по книжному шкафу и источал все новые комплименты Аришке.
– Через двадцать минут выходим! – послышался мамин голос.
– Пожелай мне удачи! – прошептала девочка домовому.
Трифон поклонился и подмигнул подруге.
Народу в Доме культуры собралось видимо-невидимо: родители, дедушки и бабушки, учителя. Жюри конкурса состояло из главы управления образования, художественного руководителя Дома культуры, а возглавлял его мэр города. Многочисленные гримерки были переполнены детьми в костюмах и платьях, кто-то повторял текст, кто-то – элементы танцев, кто-то просто ждал. Все очень нервничали. От Ирины Арчибальдовны, которая потрясающе выглядела в красном платье в пол и массивных украшениях в тон наряда, 3 «А» узнал, что вчера на конкурсе старшеклассников победила тридцать восьмая школа, школа соперников, и теперь младшеклассникам тридцать седьмой школы надо было очень постараться, чтобы выиграть.
Родион Тимофеев стоял у стены в длинном коридоре с букетом розовых тюльпанов и то краснел, то бледнел, поджидая соведущую. Когда она появилась в другом конце коридора, вся нарядная, сияющая, но немного скованная из-за вчерашней неприятности, Родион просто обомлел. Он не ожидал такого преображения Гришаковой.