Среда обитания – Космос

– Значит, «живой корабль»? – восхитилась Сэм.

– Наполовину, не забывай. Он похож на мхуурра так же, как умственно отсталые дети – на нас с тобой. Но летает быстро и далеко. Нам этого достаточно. Кстати говоря, у нас был зоолог. Его сожрал иглоплюв. И на закуску умял одного их наемников. Расплодились, сволочи. Но тебе же эти твари на один зуб. Ты же крута. Так?

– Так, – вроде бы. – И давай проясним насчет Гаапта. Чтобы не осталось недомолвок. Я полечу с вами. Спущусь на планету. Вступлю в контакт с аборигенами, если возникнет необходимость. Просто мне не нравится, когда меня не уведомляют заранее об изменениях в маршруте. Ненавижу Гаапт.

– Согласна, мерзкая планета.

– Гаапт – не только тюрьма, – не замечая высказывания Пати, продолжила Сэм. Ее взгляд перестал быть осмысленным. Она снова вернулась туда, в мир грязи, вечного дождя и серой, изматывающей боли. Да, у боли тоже есть цвет. Яркая красная – режет ножом, но быстро испаряется. Пронзительная изумрудная – не такой силы, но осаждает тело дольше. Их можно выдержать, пережить. Они мимолетны. Они уходят. Но только не серая. Тошнотворная, вечная, пахнущая серой. Она живет в костях, мышцах, нервных окончаниях. Она мучает тебя каждый день, каждый час, каждую секунду. И ни усталость, ни голод, не в силах ослабить ее мучительные объятия.

– Гаапт – еще и быстрый заработок. От одних только каторжников пользы было бы мало. У них не хватает мотивации. А за деньги разумное существо из кожи вон вылезет, вывернет ее наизнанку и сожрет.

– Да, слыхала. Жесть вообще.

– Ты бы не выдержала там и цикла. Стандартный галактический контракт – пять циклов. Пять долгих лет. Бóльшая часть суммы выплачивается по истечению срока. Если ты нарушишь условия и смоешься с планеты, тебя найдут и вернут. Но выковыривать его из скал ты будешь уже бесплатно. И в компании надсмотрщика, в руках которого плеть-трехзмеевка. Рвет кожу и мышцы на раз. Если ты скончаешься до окончания срока, ни твоя семья, ни друзья, которых ты упомянула в завещании, не получат ни цилона*. Твоя предполагаемая зарплата уйдет в карман хозяевам рудников. А то, что тебе оставался день до свободы – никого не волнует. Коммерческая выгода для предприятия, не так ли?

– Добровольно в такой ад – надо быть совсем чокнутым.

– Ты бы знала, сколько их, этих добровольцев, с мозгами страйфлая и самомнением жовоня, похоронено в недрах пещер.

Внезапно в столовой появилось новое лицо. Небритое, помятое, с мешками под миндалевидными глазами.

– Ты опять привела мужика на мой корабль?

Саманта с досады ущипнула себя за локоть – она не то что мысли, даже его шаги не слышала. Да что же с ней происходит?

– Протрите глаза, капитан! – возмутилась Пати. – И камень не по адресу, между прочим. Только вчера я видела шмыгающую по верхней палубе девицу в неглиже, явно не Милину.

– Тебе приснилось, – отмахнулся капитан. – Извини, милочка. Голос у тебя грубоват. Вот и принял за мужика.

– Я не обиделась, – встала Саманта, ловя взгляд мужчины. – Сэр.

– И кто ты такая, милочка?

– Это лингвист. «Эрида», – проникновенно зашептала ему на ухо Пати.

– Лингвистка, – прохрипел капитан. – А я такую заказывал?

– РАБОТА! – яростно зашипела, присвистывая, Пати. – Это не девушка по вызову.

– Запамятовал, – хмыкнул Ли Вонн. – Бывает.

И вдруг совершил резкий выпад вперед, за секунду превратившись из пьяного помятого мужика в опасного хищника. Саманта едва успела отскочить в сторону и парировать локтем следующий удар. Недосып сказывался все сильнее.

– Допустим, верю, – произнес мужчина, окидывая ее оценивающим взглядом с головы до ног. – Подразделение, звание, год выпуска?

– Барракуда, капрал, пятьсот двадцать третий год.* Сэр.

– Слабовато. Но для наших целей сойдет. Вольно, капрал, – махнул ей Вонн. – У вас еще десять часов для словоблудия и отдыха. А я пошел спать.

– Что это было? – ошеломленно спросила она у Пати.

– Ли Вонн, – невозмутимо ответила рыжая. – Ты привыкнешь. Мы сперва тоже в шоке были от него.

– Что ж. Знакомство состоялось. Покажи мою каюту, пожалуйста. Мне нужно поспать перед взлетом.

– Жалко. Я бы еще с тобой потрепалась. Но сон – это святое, конечно. В восемь вечера сбор экипажа на капитанском мостике. Вонн не любит опозданий.

Сначала становится горячо,

Потом холодно,

В конце – больно (пер. с нем.).

Rammstein – «Amour»

Саманта не стала разбирать вещи. Просто кинула рюкзак в стенной ящик и завалилась на койку, подложив руки под голову. Двадцать лет она мечтала избавиться от непрошенного подарка судьбы. А теперь обидно. Как ни крути, но пару раз телепатия не просто помогла ей, но и спасла жизнь. А теперь чужая болтовня ушла из ее головы, оставив после себя оглушающую пустоту.

Наверное, ночью я подхватила какую-то заразу от наемников. Или зверей. Иначе как объяснить эту тишину?

С тобой все в порядке. Ты меня слышишь?

Саманта спрыгнула с кровати и по инерции потянулась к ножнам.

Здесь никого нет. Только мы с тобой.

Что еще за «мы»?

Я хотел помочь тебе. Ты устала, и могла некоторые мысли Пати истолковать неверно. Пати – хорошая.

Кто ты?

Гай. Гай Музоний Руф.

Корабль? Я говорю с кораблем? Час от часу нелегче. Что ты сделал со мной?

Заблокировал твои телепатические способности.

Охренительно.

Я все восстановил, не беспокойся. Иначе ты не услышала бы меня. Мне хотелось понять. Понять тебя. Ты не знала, что я могу слышать тебя, и вела себя естественно.

То, что ты видел, для меня далеко не естественно.

Я знаю о твоей проблеме. Ты восстановишься.

Да, дела… Контракт заключен на пять циклов. И все это время ей на мозг будет капать биомех. Лингвистка знала о способностях «мух», но о том, что эти самые способности могут передаваться гибридным детищам, не подозревала. Саманта уже ненавидела это место, себя и капитана. Вариант с офисной рабыней выглядит на этом фоне намного привлекательнее. Другое дело, что с дедом ей никогда не сработаться. И не ужиться.

Я помогу тебе уснуть. Включу расслабляющую музыку с Фуджиямы. Пати любит эти мелодии.

– Да отстань ты от меня! – не выдержав, девушка рявкнула в голос.

Не переживай, ты в безопасности. Ложись. Я прослежу, чтобы тебя не застали врасплох. Разбужу тебя, когда придет время. Ложись. Спи.

Помявшись для приличия, Саманта все-таки села на койку. Какого черта? Все равно у нее нет сил бороться ни с кораблями, ни с безумными капитанами, ни с усталостью. И мелодия в ее голове такая красивая, такая умиротворяющая…

Проснулась она за час до собрания экипажа. Корабль сдержал обещание и разбудил вовремя. Никто на нее не покушался. И даже осталось время разложить вещи. Их немного – Саманта не сторонница долгих сборов и огромных баулов. Наряды не нужны, украшения и обувь – тоже. Так, личные вещи, дорогие сердцу и хранящие в себе воспоминания о далеких счастливых днях. Любимая книга, снимок родителей, флэш-диск с музыкой.

Только сейчас она рассмотрела свою каюту. Крохотная клетушка два на два. Койка, встроенный в стену шкаф и магнитная полка для личных вещей. Соседняя комната – еще меньше, там располагался санузел «все включено». На «Бисмарке» она являлась счастливой обладательницей зала для коронаций, по сравнению с этой конурой. Но зато с общей душевой. А личный санузел – это все-таки роскошь.

Собрание начинается через десять минут. Поспеши.

Саманта вздохнула, кивнула и пригладила волосы. Надо было навестить цирюльника и побриться наголо. В космосе с длинными кудрями не только неудобно, но и опасно.

Благодаря Гаю, мостик она нашла без труда. Конечно, Пати показала все важные отсеки корабля, но коматозное состояние не позволило запомнить. Капитан пока не заступил на свой пост, поэтому из помещения доносился нестройный хор голосов. И образов.

Потянувшись кончиками пальцев к панели управления дверями, Саманта вдруг замерла и почувствовала, как перестает биться сердце. Не голос, а одну из мыслей она узнала. Этот человек всегда напевал про себя «Марсельезу», когда скучал. Этого человека она ненавидела и презирала. И любила. Девушка едва не повернула обратно, но наткнулась на Ли Вонна. Гладко выбритый, затянутый в форму командира, со стальным блеском глаз, он уже не напоминал пустынного отшельника-наркомана.

– Далеко собрались, капрал?

– Нет, я…

– «Нет, сэр». Вы на службе. Соблюдайте субординацию! – отчеканил Вонн.

Саманта сразу же пришла в себя. Вот к таким отношениям она привыкла. Они знакомы ей, понятны, они вписываются в рамки.

– Нет, сэр, – отрапортовала Сэм. – Я готова к собранию, сэр.

– Вольно, капрал. Проходите на мостик.

Она старалась не смотреть в сторону источника «Марсельезы», но глаза, против воли, сразу же потянулись к нему. И столкнулись с удивленным взглядом Оливье Маршанна. Словно этого мало, в ее голову яркой вспышкой ворвалась злобная мысль, на несколько секунд лишившая ее самообладания.

Какая живучая гадина… И что она здесь забыла?

Девушка словно попала в эпицентр торнадо из ледяной ярости. С трудом совладев с желанием сломать ему позвоночник, Саманта, сцепив зубы, уставилась поверх его головы.

Капитан вещал о предполагаемом маршруте, о целях и задачах, и лишь в конце пламенной речи упомянул о том, что в их полку прибыло. Саманта оглядела членов экипажа, сделала шаг вперед, отрапортовала имя, звание и профессию, затем шагнула обратно.

– Нам не нужен лингвист, – подал голос Оливье, хмуря свои ухоженные брови.

– Второй пилот, вам многое дозволяется, но ставить под сомнение мои приказы – не ваша обязанность. Я только что сообщил о наших планах. Вы всерьез хотите приземлиться на одной из планет неосвоенного космоса без поддержки специалиста?

Второй пилот нахмурился, но перечить Вонну не решился.

– Все свободны. Вылет через три часа двадцать две минуты и сорок секунд. Капрал Корф, вас все устраивает?

– Да, сэр, – отчеканила Саманта, против воли выпрямляя спину еще сильнее.

– Отлично. До встречи в открытом космосе, ребята.

Ли Вонн покинул помещение, а народ с любопытством уставился на новенькую. Пати почему-то была горда тем, что познакомилась с ней раньше остальных. Милина Карлин, ботаник, прикидывала, сможет ли она общаться хотя бы с лингвисткой. Мужская половина экипажа выражала удовлетворение появлением новой симпатичной мордашки. Лишь Оливье с презрительной миной на лице смотрел на нее исподлобья. Саманта решила идти ва-банк.

– Здравствуйте, мсье Маршанн. Как поживаете?

Прошипев сквозь зубы что-то, неподобающее человеку его круга, Оливье резко развернулся, и гермодвери захлопнулись за ним.

Что ж. Путешествие обещает быть гораздо интересней.

ГЛОССАРИЙ №6

Konnichiwa (япон.) – здравствуйте.

Плазмомет – тяжелое вооружение, обычно используемое в десантуре. Работает по типу огнемета, вместо огня – ионизированный газ (плазма), нагретый до температуры 10 000 К (9726,85). Именно по этой причине ими запрещено пользоваться на борту корабля.

Оружие не очень удобно для длительного ношения в руках, так как специальный сплав корпуса весит около 7 кг.

Наиболее популярные модели:

– Кловер-100 (увеличенный заряд обоймы, средняя мощность)

– Некроморф-28 (мощными плевками плазмы пробиваются корпуса десантных вездеходов, бетонные стены и переборки челноков. Малый заряд обоймы, но имеет от 2 до 5 стволов).

Пати, конечно, сильно лукавит. Плазмометы не используются на кораблях.

Цикл – год. Данное определение используется в основном применимо к космическим путешествиям.

Денежная система СПЕКТРа:

Криллон – расчеты в основном ведутся в безналичной форме, с помощью кредито-дебетовых карт, специальных программ на планшетах/компьютерах, и конечно, посредством вживленных чипов. Официально электронная валюта зовется криллон, но большинство людей обходятся в разговорной речи по-простому, называя валюту кредитом.

10 000,00 кредитов=10 000,00 криллонов.

Цилон — мелкая разменная монета. В основном люди пользуются электронными кредитами, но на субколониях с низким уровнем жизни цилоны все еще в ходу. 100 цилонов можно обменять на 1 электронный кредит/криллон.

Обменять можно как в официальных заведениях, банках или в филиалах Фиолетового министерства, так и у барыг, промышляющих на любой планете, где используются деньги, а не бартер. Но не факт, что после сомнительного обмена электронный криллон будет считываться в приличных заведениях.

Кредитная карта. Разновидности: именная, имеет микроскопические размеры и прикрепляется к идентификационному чипу, вшитому в запястье каждого гражданина СПЕКТРа; свободного пользования, при утере которой тот, кто найдет (или стащит) сможет без вопросов пользоваться ею. Именные карты создаются на заказ и стоят от 100 до 500 криллонов за экземпляр.

523 год – исчисление ведется с момента подписания мирного договора, покончившего с Вековой Войной.

7

Два года, одиннадцать месяцев и десять дней назад.

Каллисто

Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо,

Про то, что больше не могу смотреть на дерьмо,

Про то, что больше нет сил,

Про то, что я почти запил, но не забыл тебя.

Кино – «Кончится лето»

– Кофе. Черный, без сахара и сливок. Один поджаренный тост с ломтиком ликадо*. Половина сырого кушкуса. Три гааптских ореха. Через пять минут.

Секретарь вздохнул. Можно подумать, за пять лет он не выучил привычек этой мегеры. Ее завтрак готов уже полчаса назад. Молодой человек запустил таймер, поставил все вышеперечисленное на поднос и замер у двери. Его действия напоминали ему дворецких из древних довоенных английских книг. Унизительно. Но мантра, повторяемая в голове, помогала успокоиться.

Еще пять лет. Еще пять лет. И свобода.

– Звонарев! Уже пять минут и девять секунд!

Парень потряс головой, приходя в себя. Ему нельзя, нельзя совершать ошибки. Ради брата, гниющего в шахтах Гаапта. Ради сестры, работающей в борделе Эроса. Хоть кого-нибудь из них он должен спасти.

Постучал два раза, выждав после первого удара ровно десять секунд. Зашел в комнату, поставил поднос на журнальный столик. Забрал планшет с завизированными и подписанными документами. Вышел. Закрыл за собой дверь. Выдохнул. Теперь два часа он свободен. Если повезет, то целых три.

Белина даже не посмотрела в его сторону. Ее глаза, подернутые дымкой забот, смотрели в иллюминатор. Максим не стал будить спящую кивану*, и быстро накрыл на стол, практически не дыша. Если госпожа Президент вас не замечает, это к лучшему. В первую очередь, для вас.

Вернувшись в приемное отделение, Звонарев сварил кофе и себе, взял журнал и развалился в своем кресле, пытаясь расслабиться. Но перегруженная пыльными мыслями и хламом памяти голова отдыхать не хотела. …Много ли шансов выбиться в люди у парнишки, чья фамилия в конце латинского алфавита? В детстве он никогда не задумывался об этом, и лишь оказавшись на самом краю, осознал простую истину им никогда не выйти в космос. А значит, они останутся умирать вместе с планетой-родоначальницей.

Социальная А-реформа, проведенная пятьсот лет назад, сразу после Вековой Войны, порадовала весьма немногих. Тех, кто стоял во главе оппозиции. Или тех, кто за годы войны умудрился награбить достаточно, чтобы купить буквы А, В и С. У остального народа не осталось сил, чтобы протестовать. Нужно было выживать.

Сергей и Софья, его старшие брат и сестра, мириться с подобным не собирались, и по глупости попали в лапы работорговцев. Им обещали красивую жизнь на новых планетах. Они ее получили. Только не такую красивую, как мечталось. Максу повезло – его посчитали слишком маленьким, чтобы взять с собой.

Ему было пятнадцать лет, когда Землю посетила девочка с богатого Соммера. Ее дед, один из воротил большого бизнеса, взял внучку с собой на конференцию. Там они и познакомились. Девочка упросила деда забрать Максима на Соммер. Никто не понял, что ею двигало. Но и возражать никто не стал, тем более его мать. Герр Гроссман немало сил приложил, чтобы вывезти его.

Саманта вскоре улетела на Ио, где поступила в лингвистическую школу. Он же окончил Институт горного дела, как и было заявлено земному консульству. Только специальность отличалась от указанной в бланках и заявлениях. Гроссман посоветовал изучить экономику и связи с общественностью. А затем подвернулся случай. Удачей Максим это при всем желании назвать не мог. Но случаем воспользовался. Уж очень Гроссман убеждал его попробовать. Даже если ты всего лишь моешь Ей ноги или делаешь маникюр, ты Власть. Ты – деньги, сила и информация.

Информация. Ради нее стоит перешагнуть через себя, и продолжать это делать долгие годы.

Максим Звонарев прошел жесткий отбор (не без помощи Гроссмана) на место секретаря госпожи Президент. Он стал персональным рабом Белины Айлин.

Иногда становилось невмоготу до стертой зубной эмали, но тогда Максим вспоминал, что только благодаря своей должности сумел найти Саманту на Гаапте. Узнал местоположение непутевых Софьи и Сергея. И выяснил слабые места своей работодательницы.

Будучи Первым секретарем Белины уже пять лет, Максим имел доступ ко многим файлам: секретным, запрещенным или вовсе «не существующим». Его благонадежность проверялась два года. А когда он (совершенно случайно) предотвратил покушение на Белину, она убедилась в его «преданности». Хитрющая бестия, попирающая землю уже больше двухсот лет, иногда впадала в сентиментальность. Может, это старческий маразм? А может, причина всему – эмоциональная нестабильность. Белина внесла в свое тело столько генетических изменений, что иногда ее организм пребывал в растерянности – что или кто он есть.

Еще через два года, ровно на одну неделю, ему пришлось стать очень приватным работником. Временно отсутствующий фаворит побудил Белину искать утешения среди сотрудников. Максим, как и любой уважающий себя мужчина, ничего не имел против. Белина красива, умна. Сексуальна. Власть вообще делает людей намного привлекательнее.

Этот эпизод ничего не изменил в его рабочем ежедневнике. Он по-прежнему оставался ее вещью, вскакивал среди ночи каждый раз, когда ей нужна была папка с делами давно минувших дней, или ждал до утра ее возвращения с совещаний, после которых ей «кровь из носа» надо записать все, что сообразила ее премудрая головка.

Но он сжимал зубы и терпел, не позволяя себе даже скрипа в ее сторону. Он лишь запоминал все, что слышит, видит или обоняет, и на внешние раздражители не реагировал. Именно поэтому она так ценила Макса. Голодный, поднятый с постели в три утра, чувствующий озноб от недосыпа, тем не менее, он с каменным лицом записывал ее речь для следующей церемонии награждения ученых-генетиков, или ценные указания для работников лаборатории, а то и вовсе планы по уничтожению очередной расы.

– Звонарев, – помянешь черта, вот и он. Селектор вновь заговорил голосом Белины. – Свободен до завтрашнего утра. У меня срочная встреча.

– Разве я не должен сопровождать вас? – на всякий случай поинтересовался он. Однажды такая забывчивость стоила ему недельного оклада. В тот раз он, очевидно телепатически, должен был догадаться о необходимости своего присутствия на скучном ланче с наместником Гаапта.

– Нет. Я же сказала – свободен. И отключи свой комм. Включишь завтра в девять по галактическому.

Третий раз повторять нет нужды – он понятливый. Максим отшвырнул глупый журнал и ретировался в свою комнату, которая хоть и примыкала к кабинету Белины, но все равно могла справедливо считаться островком свободы.

Сейчас бы завалиться в постель и постараться отоспаться. Но сон не торопился. Пришлось снова залезать в бар Ее Величества за очередной бутылкой виски с эпическим названием «Космические волки».

Коллеги всегда так удивлялись, когда узнавали о его предпочтениях. «Ты же русский!»

Но, по его мнению, водку пьют или в шумной компании нищих студентов (даже через три тысячелетия ничего не меняется в сфере образования), или среди опустившихся людей, не имеющих ни целей, ни желаний, и пребывающих в черной депрессии. Да, Максим тоже не веселится до упаду, но и мыслей об удавке пока не возникает.

Пиво – для тех, кому не жаль своего тела. Или опять же, для нищих студентов. Вина предназначены прекрасной половине человечества. Коньяк – для душевных разговоров тет-а-тет. Мартини, бренди, вермут – для выскочек из высшего общества. Текила и самбука – для Саманты. А «зеленая фея»* – для полнейших психов. Коктейли он вообще считал недостойными своего внимания.

А вот виски, чистейший шотландский – это нектар богов. Конечно, уже не с отравленной, как и вся Земля, Шотландии. Но винокурня, поставляющая «Волков», принадлежала жителю шотландской диаспоры, приютившейся на Эль Параизо. Да и выдержка шикарна – почти век.

Виски притупляло восприятие окружающей действительности. Заглушало вопящее ощущение несправедливости от всего, что тут творилось. Помогало мириться с его положением скамеечки для ног при Белине. Удобно, комфортно, и пинать можно.

Н-да. Сегодня любимый напиток свою работу делал плохо. По-прежнему хочется взять плазмомет и разнести тут все к чертям. А последний заряд плазмы оставить для гостеприимной хозяюшки.

Нет, так нельзя.

Новый глоток «Волков», огненный поток катится по пищеводу, пальцы прижаты к закрытым векам. Отдых. Срочно нужно отдохнуть. Но жалость-то какая – Белина не предусматривает отпуска для своих сотрудников. Как другие люди выдерживают тут по десять, двадцать лет? Макс ошеломленно потряс головой – даже находясь далеко от него, Госпожа Кивана умудряется залезть к нему в черепную табакерку и перетряхнуть мозг.

Думать о приятном. Саманта.

И снова здравствуйте. Саманта и приятное – понятия не совместимые. Когда он думает о ней, вместе с теплом в груди растет склизкий ком беспокойства и нервозности. Это ходячая проблема.

Полгода назад ему под светлы очи попался один занятный документ. Список преступников, осужденных пожизненно на Гаапт. Перед Максимом поставили задачу найди среди этих людей определенные имена и фамилии, составить новый список и подать апелляции. Видимо, эти товарищи нужнее Белине живыми.

И тут ожог сетчатки – Фредерика Петерман. Имя ему ни о чем не говорило, зато фамилия прямо-таки вопила о своей значимости. Связавшись со старым Готфридом, поинтересовался, нет ли у Герды родственниц с таким именем.

– Не у нее. Но есть, – пожал плечами Гроссман. – И ты ее знаешь лучше других. Это ж подружка твоего детства.

– Беда…

Если бы не его должность секретаря Белины, никто из них никогда бы не узнал, что Сэм загибается на Гаапте.

Фройляйн Петерман признали погибшей во время взрыва в одной из шахт. Бареллит – вообще руда недружелюбная. Но жизненно необходимая. Жидкое золото, позволяющее кораблям совершать свои космические прыжки, семимильные шаги и прочие па вечного галактического танца.

Само собой, боссы Гаапта держатся за шахты крепче, чем за свои семейники. Гроссману, несмотря на то, что он сам был одним из этих самых боссов, пришлось здорово раскошелиться, чтобы замять историю с гибелью заключенной. Не говоря уже о вывозе одного очень умирающего зайца.

Неделю назад взбудораженное лицо этого зайца снова появилось на экране. Макс не рисковал разговаривать с бывшей беглой преступницей из своих апартаментов, и использовал для этих целей экранированную спальню Белины. Когда сама леди Президент находилась далеко от нее, разумеется. Эта комната единственная на базе не имела наблюдающих и подслушивающих нанитов*.

И вот товарищ Первый секретарь Первой леди всего Млечного Пути, вальяжно развалившийся в ее любимом кресле, с виски, помещенным в дорогущий хрустальный бокал в правой руке, пахнущей Солнцем и кострами Соммера сигарой в левой, с Чеширской улыбкой, приветствует свою богиню безумия, вздорных мыслей и глупости. И через секунду замечает координаты получаемого сигнала. Сигара спланировала на пол, угрожая спалить дорогущий хозяйский ковер, виски плавно перелилось из стакана на форменный пиджак, а челюсть с тихим свистом опустилась куда-то к кадыку.

– Я обожаю тебя, Макс! – хохоча, вещала с просторов своей недавней тюрьмы Саманта. – Ты бы видел сейчас выражение своего Gesicht*! Что с тобой?

– Фигею с твоей дурьей башки! – пытаясь стряхнуть с одежды капли алкоголя, и одновременно ныряя за сигарой на полу, рявкнул Максим. – Ты окончательно выжила из ума?

– И я тебя люблю, мое солнце, но к чему такая спешка? Сразу к делу, без прелюдии. Мог бы сначала поинтересоваться, как я себя чувствую, прежде чем насиловать мозг.

– Не мог бы! Ты какого беса приволоклась на Гаапт?

– Не ори. По-твоему, я угнала корабль, на котором без году неделю работаю, и решила совершить ритуальное самоубийство?

– Я бы не удивился…

– Я подчиняюсь приказам капитана и…

– Ты СОШЛА с корабля!

– И что? – пожала плечами невозмутимая блондинка. – Я сильно изменилась с тех пор. Между мною и Фредерикой нет ничего общего. Я же под фамилией родителей путешествую.

– Это ты так думаешь. Гордыня совсем иссушила твой мозг. Если тебя узнают, я уже никогда ничем не смогу помочь.

– Не дрейфь. Мы сегодня ночью вылетаем. И я вышла лишь для приватных десяти минут. Эта скотина, Мусраний, не дает мне покоя.

– Кто?

– Корабль наш. Биомех, представь?

– Счастье-то какое.

– Ого-го какое! Такое ощущение, что этот извращенец с меня глаз не спускает, и втихую онанирует.

– Корабль? С такими фантазиями тебе мужчина нужен. Причем срочно.

– Да ну тебя! Он сводит меня с ума. Нудный, как Герда после споров с кухонной плитой. Наш с тобой разговор он бы наверняка услышал, да еще и записал бы.

– Да, и заставил бы тебя шантажом переспать с ним, – фыркнул Макс. – У тебя паранойя.

– Тебе бы такую жизнь. Но вакуум с ним, с кораблем. Тут еще интересней дела творятся.

– В шахтах снова восстание?

– Нет, я не про Гаапт. Творятся дела на борту несравненного Мусрания. Угадай, кого я так люблю, что руку себе отрежу, лишь бы не видеть его рядом?

– Э-э-э?

– Вторая попытка! Кому ты пообещал оторвать все пальцы на ногах и кинуть в загон к киванам?

– Нет! – вытаращился на нее Макс. – Салат служит на твоем корабле?!

– Угу. И не просто служит – выслуживается. Впрочем, хоть что-то в мире стабильно. А еще изводит меня целыми днями. Так бы и раздавила гаденыша. Но капитан его ценит, уж не знаю за что.

– Так что ты будешь делать? Контракт стандартный, на пять лет? – девушка, тут же ставшая серьезной, кивнула. – Будет труп. И прости, но я не уверен, что он будет принадлежать Оливье. Он исподтишка тебя устранит так, что ты даже понять ничего не успеешь. Да ему даже делать ничего для этого не придется. Просто расскажет капитану, кто ты на самом деле.

– Кишка у него тонка. И мне обидно, что ты считаешь его сильнее меня…

Обидно ей. Конечно. А уж как обидно Максу. На самом деле он знал, что Сэм справится и с Оливье, и с отрядом иглоплювов, и что уж греха таить, с самой Великой и Ужасной. Дело тут совсем в другом. Парень скорчился в кресле, уставившись в опустевший стакан.

От ревности сводило зубы.

Разумный и весь из себя логичный мозг с достоинством заявляет, что это невозможно. Ни одна нормальная женщина не полюбит заново того, кто предал. На что удалое сердце с троекратным «Ха-ха» ухмыляется и подмигивает: «А то ты не знаешь женщин, парень! И не такое прощалось»…

Кто знает, вдруг он найдет весомые доводы для объяснения своего поступка. В конце концов он – пилот. Им, как и лингвистам, начинают чуть ли не вживлять преданность государству и беспрекословное подчинение приказам.

– Ну что ты сник? – удивилась Саманта. – Проблемы?

– Ты больше меня знаешь о моих проблемах, – скривился Максим. – Об этом при личной встрече.

– О да. Понимаю. Мне тоже нужно о многом тебе рассказать. Чересчур о многом. Ты мне очень нужен.

Последняя фраза дала понять, что его день прожит не зря.

– А уж как ты мне ну… – но договорить ему не дали. Сердце злорадно показало мозгу средний палец, после чего забилось в истерике.

– Мадемуазель Корф, не соизволит ли ваша благородная задница вернуться на корабль? – этот мерзкий голос Макс знал и ненавидел всей душой. Ему даже не надо смотреть на говорящего. Оливье, собственной персоной. Квакает где-то за кадром. Лягушачий твой зад…

– Бегу, о дражайший герр второй пилот, чтоб вам всегда икалось, – проорав в сторону, Саманта повернулась к Максиму. – Все, пока. Целую, люблю. Еще увидимся.

Максим угрюмо кивнул, и связь прервалась. Вот и поговорили. Никакого удовлетворения. Лучше бы занялся виртуальным сексом.

Уничтожив следы своего пребывания в святая святых, Максим побрел в свою комнату, намереваясь упиться вусмерть, чтобы отключиться до утра и забыть о Саманте. Хотя бы на одну ночь.

Когда он влюбился в своего лучшего друга? Сказать сложно. Максим упустил этот день, час или секунду. Но точно знал, что случилось это задолго до ее возвращения на Соммер. И вряд ли – до ее поступления в «Эриду». Ей тогда едва исполнилось десять. Во что там влюбляться? В младшую сестренку?

Потом, во время разговоров по видеофону, он старательно избегал смотреть, куда не надо. А если взгляд куда-то и утыкался, списывал все на подростковые гормоны. Но когда она вернулась домой, списывать уже было некуда. Двадцатилетняя стройная блондинка с длинными ногами и огромными лучистыми глазами фиалкового цвета. Как тут устоять? А устоять пришлось, потому что эта самая блондинка ключ от френдзоны выдавать не собиралась. И даже намеков не понимала. А портить дружбу выяснением чувств и отношений Максим не рискнул. Вокруг полно других девчонок. Но ни одна из них так и не сумела вызвать те же чувства.

Его даже не пугало, что вместо взбалмошной непоседы вернулось красивое тело с замороженной душой. Азотная кислота и то теплее. Максим счел своим долгом отогреть ее. И частично ему удалось. По крайней мере через месяц она снова научилась смеяться. Спустя два месяца она танцевала на столе в одном из баров Фламме, а он в это время что-то пел из-под стола. Да, были дни…

А потом она завербовалась на военный крейсер. И влюбилась. Вот чего он простить ей не мог. Влюбилась в какого-то французского суслика! Когда он, Макс, столько лет был рядом. Ну, может не физически, так виртуально. Обидевшись, он решил минимизировать любое общение с девушкой. Пока не узнал о Гаапте.

Scheiße*…

Но покой и забвение на службе у Белины может только сниться. И то, если удается поспать… Только он достал из бара бутылку, на дверь посыпались сотрясающие мозг удары. Только один человек может так колотиться к нему среди ночи.

От нее не отвяжешься. Если она так долбится в комнату, значит знает, что он там, и будет ее ломать до утра.

– И тебе привет, Мон, – устало произнес он, глядя на миловидную шатенку с раскосыми зелеными глазищами на пол-лица. Смазливая болтушка, хотя и не глупая. Второй секретарь. Белина ее ценит. Правда раз в месяц грозится снять с нее кожу живьем за ее непрекращающийся треп.