Перфундере

Слова Инги звенели, не тонко и мелодично, как бьётся стекло или бряцают колокольчики в дверных проёмах. Раскалывалось железо, перемалывалось на части, в яростную круговерть мясорубки забрасывали то, что осталось от меня такой, какой я была год назад. Всё рушилось, обваливались декорации красивой сказки – плода иллюзий девочки, так мечтавшей сыграть большую роль в истории вырождающегося человечества. Из горла хотел вырваться крик ужаса, и это почти произошло, как вдруг резкий толчок в плечо вывел меня из состояния оцепенения и одновременно – из физического равновесия. Земля незаметно для меня самой ушла из-под ног, тело отбросило в сторону от внезапного удара. Я поняла, что была чересчур невнимательной в час пик возле продуктовых лавок, но было слишком поздно. Зажмурившись, я уже приготовилась испытать жёсткость мощёной дороги на своих неиспытанных доныне костях, но этого так и не произошло.

–Тихо, тихо, аккуратнее, – проговорил вовремя подоспевший Йонсон. – Только здесь понимаешь, как много на этой планете людей, да?

Я благодарно улыбнулась, даже не столько за остановку моих «полётов во сне и на яву», сколько за разрядку обстановки.

–Спасибо. И извини.

–Здорово, что ты пришла. Я тут уже давно. У нас в институте был небольшой семинар. Мы закончили пораньше, так что пришлось спуститься в Ореховую рощу. Если хочешь немного подкрепиться, можем зайти. Я покажу, где обычно заседает наше отделение.

–Да нет, спасибо, – процедила я, чувствуя, как напрягается мой голос.

Переходить на тропу вежливых тривиальных оборотов для меня всегда было тяжело, а теперь отчего-то особенно неловко. Наверное, потому, что общение с Йоном изначально приняло иную тональность, но, как это иногда бывает в те моменты, когда нечего сказать, тишина заполняется пустой болтовнёй. Это была не первая наша вылазка, поэтому тривиальные фразы иссякали мгновенно, и мы вновь становились самими собой.

–Я не голодна. Но, если хочешь, можем зайти.

–Нет, нет, всё нормально. Эй, Свен?

–Мм?

–Что с тобой?

–Ничего, всё в порядке.

–Ты где сейчас была?

–Что? Где? В смысле?

–Да что с тобой? – рассмеялся Йон. – Неужели отдел инновационных технологий запатентовал перемещения сознания в пространстве и времени, а я не в курсе?

–Что за глупости, – улыбнулась я в ответ. – Уж и задуматься человеку нельзя. Идём! А то голова уже раскалывается от этого гомона.

…

–Где же твой белый халат?

–Халат? – переспросил он, не оборачиваясь.

–Ну, помнишь, ты в нём расхаживал по холмам возле Тиморской деревни.

Мы уже почти поднялись на холм, у подножия которого примостилась Изумрудная деревня. С его высоты было видно, как дым из труб маленьких домиков прошивал стежками голубой атлас неба, а со стороны Лугового болота наползало сивое марево вечернего тумана. Я родилась здесь, я прожила на равнинах Перфундере всю свою жизнь, но и теперь не могу перестать любоваться спокойной красотой Тиморских холмов.

–Я думала, люди твоей профессии всегда выбираются на свои научные изыскания при параде. Разве нет?

–Только для вида.

–Кто ж будет наблюдать за вами на пленере? Вертолётный патруль или квадра-контролёр?

–Я, по-твоему, кто? Профессор высшего ранга?

Свен пожала плечами.

–Откуда мне знать, кто ты. У такого молчуна, как ты, и половину не выведаешь.

–Идём! – Йон вдруг схватил меня за запястье и потащил вниз по склону холма. – Мы почти пришли. Сейчас проберёмся через лианы и будем на месте! – одухотворённо добавил он.

Было весьма опрометчиво произносить слово «сейчас» прямо перед тем, как нырнуть в липкие лиановые заросли, где мы застряли на добрых сорок минут. Срастаясь с болотами, очевидно, под влиянием кислоты, эти странные растения становились прозрачными и словно светящимися изнутри мертвенно-бледным голубым сиянием. Однако на твёрдой почве они деревенели, тонкие серые стволы тянулись призрачным частоколом, разбрасывая в стороны холодные ветки-щупальца. Лианы были верным признаком того, что где-то близко должно быть болото. И вот, когда я уже собиралась окликнуть Йона, прокладывающего путь впереди сквозь заросли растений, солнечный свет неожиданно перестал преломляться, проходя через лианы, и ударил в глаза ясным вечерним лучиком. Я затаила дыхания, глядя на открывшуюся панораму, и только спустя несколько минут смогла произнести:

–Господи, Йон, как ты нашёл эту красоту?

–Нравится? – он довольно улыбнулся. – Пару дней назад был на плантациях и случайно забрёл сюда. Люди не любят гулять по Тиморским холмам: пытался затащить сюда двоих товарищей, но они решили пойти на обед в деревню. А я пошёл один и наткнулся вот на это чудо.

Мы решили назвать его Коэлум, что означает Небо, ведь маленькое болотце сияло лазурно-голубым цветом, ярче самого неба в полдень! Матовая гладь, как грозди мелких сапфиров, колыхалась на ветру, временами вздрагивая мелкой рябью. И будто сама вода произрастила и сгубила тонкие стволы почерневших от кислоты и времени деревьев, теперь равнодушно взирающих остатками ветвей в лазурь неба из родной болотной заводи, ставшей им теперь могилой…

–Оно кислотное?

–Сама ведь видишь.

–Угу, – кивнула я, – Пресных таких не бывает. Удивительно, и как я раньше на него не наткнулась…

–Возможно, раньше его и не было, – тихо произнес Йон.

–Как это?

–Снимем пробу?

–С ума сошёл? Вам ведь разрешили прикасаться лишь к тем болотам, что перед этим обследовал дрон, – возмутилась я, теперь уже со знанием дела. Йон ещё при первом походе к болоту рассказал мне все нехитрые заповеди химика с Перфундере, чтобы успокоить мои нервы.

–Забудь, – от отмахнулся от моих занудных предупреждений, склонившись над рюкзаком. – А какие-то две недели назад ты не была такой осторожной. Сидела себе на корне Развариуса и болтала ногами в кислотной водице.

–Я надеюсь, ты не серьёзно? Знаешь, как жутко было, когда ты в первый раз полез к болотам. Я думала, кислота сейчас взорвёт твои треклятые колбочки и выжжет тебе глаза.

–Пытаешься напугать меня?

–Даже если и так…

–Сдавайся, я пойду до конца.

–Очень смешно, солдат. Дай мне вторую пару перчаток.

–Ээ, нет, ты туда не пойдёшь.

–Ещё как пойду. У нас с тобой договор, я твой напарник, так что будь добр, не бубни. Гони перчатки, пока я тебя сама туда не скинула.

–С тобой сегодня творятся странные вещи, Сванвейг, – обескураженно заявил Йон, протягивая мне перчатки. Я была так встревожена, что не могла отреагировать даже на свои дурацкие шуточки.

Я молила себя не закрывать глаза и не поддаваться животному страху, который жил в сердцах жителей Перфундере, но вопреки здравому смыслу не могла не бояться за Йона, который в этот момент навис над поверхностью воды, опрометчиво близко… Он вынул из-за пазухи колбу, прихватил её металлическими щипцами и, едва дыша, почти горизонтально опустил к поверхности воды. Всё. Сейчас раздастся шипение, высококонцентрированная кислота – а, судя по цвету воды, именно она скопилась в этом болоте – брызнет прямо в лицо и нанесёт непоправимые раны на его правильные черты, выжжет глаза, навсегда лишив его способности видеть. Не знаю, откуда взялось это волнение, ведь мы с Йоном уже ходили к кислотным болотам, и всё проходило хорошо. Почему же сейчас что-то должно быть иначе?

Я не люблю драматизировать, как бы смешно это сейчас ни звучало. Я вообще по странной природе своей не люблю всякую поэзию, предпочитая понятные для меня вещи и не ступая за черту эфемерности. Однако конструкция характера никогда не мешала любить болота. Любить – широкое понятие. Любить – значит испытываться не только какое-то эмоциональное волнение, но и в каких-то случаях восхищение, благоговение или просто привязанность, подобную любви к чему-то близкому, родному – тихое и спокойное чувство. Однако, любуясь переливами кислотной воды, я никогда не забывала, что передо мной. То была не нежно-зелёная карлинская травка, щекочущая уши, когда ты лежишь и смотришь в небо, и не колышущиеся деревья, взмахивающие своими мохнатыми лапами в ритм биению сердца планеты. Под плёнкой, разделяющей воздух и воду, жила другая жизнь. Неодушевлённая, также, как трава и деревья, но не столь дружелюбная, точно шепчущая предупреждение о своей неприкосновенности. Мы, жители Перфундере, никогда не переступали черту. Там, за ограждением, я стояла и смотрела, как бурлит жизнь в болоте, как бьётся его сердце, но никогда не осмеливалась потревожить благородного зверя, прикоснуться к нему. А вот Йон не испугался.

Молчи, говорила я себе. Если он дёрнется, будет только хуже. Не ровен час, его глупая мозговитая голова перетянет туловище, и весь он окажется…

Что-то легонько тукнуло. Я непонимающе посмотрела в глаза обернувшему Йону, и не нашла в них той уверенности, что была секунду назад. Кусочки треснувшей колбы проглотила пелена болота, вместе с щипцами, а по запястью друга начала расползаться краснота. Он даже ничего не сказал, просто попятился и сел в траву напротив болотного берега.

–Ничего, всё будет хорошо! – бормотала я, стягивая с его руки полуистлевшую перчатку. Резина расползалась у меня на глазах, – Как ты, Йон?

–Не знаю. Я ничего не чувствую… – растерянно пробормотал он.

Бутылка воды. Как следует промыть химический ожог питьевой водой. Затем нейтрализация известковым раствором. Влажная марлевая повязка на место поражения… Механические движения рук, словно не я всё это делаю, а кто-то другой движет мной, словно марионеткой. Кажется, что я наблюдаю за своими действиями со стороны. А потом взгляд перетекает на лицо Йона, на его оторопелый взгляд тёмно-серых глаз, на густые черты бровей, на острую линию подбородка, и ощущаю себя совсем не здесь. И вдруг какая-то сила словно дёргает силки, и передо мной уже иная картина. Солёный привкус во рту. По стенам скачут красные, синие, жёлтые огни, и непрестанно, невыносимо воет сирена, вытрясая из сознания остатки разума. Перед глазами то же лицо, но с короткой стрижкой и небольшой щетиной на подбородке. Чувствую влажную пульсация сквозь пальцы, пульсация во всём пространстве вокруг меня. Я перевожу взгляд на свою руку, и вижу, как сквозь пальцы выплёскивается алая жидкость. Ещё сильнее сдавливая рану, я проговариваю одними губами: «Всё будет хорошо, Йон! Всё будет в порядке!».

–Свен! Свен, прошу тебя, очнись!

–Что произошло?

–Боже, я и не думал, что тебя так легко напугать… Ты в порядке? Голова не болит?

–Голова? Нет. Да в чём дело? – спрашиваю я, поднимаясь.

–Мне и самому интересно, в чём. На меня брызнула кислота из болота, ты начала обрабатывать ожог, спокойно всё сделала. Господи, и откуда только узнала… Вот, смотри, перевязала, а после рухнула как подкошенная. Ты меня чертовски напугала! – протараторил Йонсон.

–Ты меня тоже, – сказала я, и тут же осеклась. Эта фраза неожиданно приобрела иной оттенок. – Ты в норме? Рука болит?

–Не волнуйся, всё в порядке. Ты всё правильно сделала, Свен, – ободряюще улыбнулся он, – Ты молодец.

Я одними губами грустно улыбнулась в ответ. Внутри стелилась такая опустошённость, какую я не ощущала, пожалуй, ещё ни разу в жизни. К лицу будто маска прилипла и стянула все мышцы тонким ледяным каркасом. Мы поднялись с земли и начали подниматься на Тиморский холм. Йон прижимал к себе правую руку, левой придерживая рюкзак на плече. Он шёл молча, как и я, точно слова в тот день были чем-то постыдным и оглушительным. Если бы под ногами хрустнула ветка, клянусь, я бы разревелась на месте, настолько натянутыми казались мне нити нервной системы. Мы почти без слов попрощались, и разошлись: Йон – в институт, я – в свой домик на окраине Винджейской деревни…

Глава 5

Игра памяти

Душа со шрамами – как тело с изломанными костями. Идёт время, переломы срастаются, но срастаются неправильно. Изломы в скелете, в основании, остаются, и строят всю твою дальнейшую жизнь. Некоторые вещи не исправить. С некоторыми вещами можно лишь научиться жить.

…

Прошла неделя со дня ранения Йона. Я видела его лишь однажды, возле Института. Мы двигались в сторону Тимора с Фредом и Кайлой, как вдруг появился он. Рука всё также забинтована, но лицо уже не такое бледное, к нему вернулись краски, искорки в задумчивых глазах, а улыбка была всё той же, мягкой, приветливой и немного печальной. У нас не было возможности толком поговорить, и оба мы, кажется, хотели встретиться позднее, но что-то мешало нам договориться о конкретном времени и месте. Какая-то напряжённость, сродни страху, повисла в воздухе, словно каждый из нас боялся что-то потерять и поэтому предпочитал просто ждать.

У меня не было времени задумываться об этой странной атмосфере, повисшей между нами. Вместо того, чтобы витать в облаках, я воспользовалась больничным Йона и паузой в наших странствиях по болотам, чтобы помогать в строительстве домов в нашей деревне и общаться с моей группой переселенцев. Большинство из них в костыле уже не нуждалось, разве что с некоторыми я хотела наладить больший контакт. В основном, это были те, кто жил поблизости. Мы регулярно встречались с Кайлой и Фредом. Эти двое прекрасно ладили между собой, хотя ни в чём не были похожи, и только в такой компании, а не один на один, каждый из нас, кажется, мог чувствовать себя в своей тарелке. Разве что Кайла была исключением, она, обладала удивительным свойством подстраиваться под любые обстоятельства и радоваться им, что мне в ней очень нравилось.

Что касается остальных, все нашли свою нишу в жизни Перфундере. Кулинарным и дегустационным способностям Ники и Фран нашли применение на заводе пищевой промышленности при Институте. Энди, наш инженер, помогал с проектированием в Гринсе, там же Шивон, бывшая студентка, работала на плантациях. Троих парней, Рика, Лэйна и Тома, поселили в Катарос, для работы в сфере машиностроения. Бруно и Корделл работали от Пурпурной деревни в Институте, в отделе биологических разработок, Элли вместе с молодой мамой Инесс помогали на плантациях. Джонатан работал там же с удобрениями. Фреду, как бывшему автомеханику, тут же нашли применение в гараже с квадрами, он помогал обслуживать механику практически во всех деревнях Перфундере. Кайла же вызвалась помогать в строительстве. Она, как оказалось, в течение двух лет училась на архитектора, и её способности нам очень пригодились.

Приятно осознавать, что все нашли своё место. Другое дело, что не все были этим местом довольны. Шивон, например, девица, прямо скажем, довольно высокомерная. Как мне удалось узнать, она бросила своих родителей на произвол судьбы и сбежала с планеты. Но Шивон теперь не была моей заботой, пусть ей занимается Августа, координатор Гринса. Уж она-то знает, как находить общий язык с такими особами. В моём же окружении слабым местом была Инесс. Причины были просты и банальны – отсутствие общения. Молодая мать привыкла общаться с себе подобными, а на Перфундере родителей пока слишком мало, чтобы найти подходящих друзей, и мама решила проявить инициативу. Она пригласила их с Кристин к нам на ужин, предполагая, что Инесс сможет с нами подружиться. Чтож, одобряю, моя активная мама, хоть и неохотно. Не знаю, о чём нам говорить. Но мама спасёт положение, я была в этом уверена.

На сей раз Чарис взяла готовку на себя. Я была не против. В конце концов, это была в первую очередь её гостья, а уже потом – моя. Весь вечер меня окутывала какая-то прострация, я механически поддерживала беседу за столом, о чём-то посюсюкалась с Кристин. Пока мы болтали, девочка уснула, и мама предложила Инесс задержаться на пару часов и посмотреть с нами фильм. К такому повороту событий я не была готова, но пришлось смириться. Мама включила какую-то сопливую мелодраму. Ничего не скажешь, мамаши нашли друг друга: обе под конец сидели с носовыми платками, а я утомлённо и непонимающе взирала на них с кресла.

–Ты только посмотри, какая у меня дочь, – завела свою песню мама. – Никогда её не заставишь плакать над фильмами. Непробиваемая.

–Как вообще можно плакать над таким фильмом, – хмыкнула я, сделав акцент на слове «таким». – Ни войны, ни антиутопии, пресловутая повседневность. Без обид.

–По-моему, очень драматичная и трогательная история, – Инесс пожала плечами.

–Извините, я просто не любитель подобных вещей.

–Ты просто ещё ребёнок, – проговорила Чарис. Она знала, что меня это бесит, но, видимо, решила меня добить.

–Какая удобная позиция! – отпарировала я. – Для биологов любовь – это кратковременное повышение уровня дофамина, норадреналина и ещё нескольких нейромедиаторов. В следующий раз позовём кого-нибудь из них, чтобы мне не было скучно во вражеском стане.

–Ты посмотри, какого циника я вырастила, – засмеялась мама.

–Да всё в порядке, – Инесс тоже заулыбалась.

Я с ними за компанию выдавила из себя улыбку, хотя улыбаться мне совсем не хотелось. Настроение было паршивое, отчего – сама не знаю, голова кружилась, и полчаса назад моё сознание опять отключилось, как и неделю тому назад, только в этот раз этого никто не заметил. Я пошла проверить, как там Кристин. Девочка спала в моей комнате. Услышав скрип двери, она блаженно потянулась, поправляя своё белоснежное платьице.

–Проснулась? – спросила я, стараясь говорить как можно мягче.

–Угу, – просопела девочка. – А где мама?

–Ждёт тебя внизу. Пойдём, спустимся?

Я взяла девочку за ладошку и передала прямиком в руки Инесс. Добравшись до мамы, она тут же распахнула свои объятия и обвила ручонками шею Инесс, что-то довольно замурлыкав. В таком виде наша гостья и покинула дом, когда солнце уже зашло за горизонт. Мама пошла провожать их до калитки, а я упала на кухонный стул с чашкой недопитого остывшего кофе.

Мама вернулась в дом через пару минут. Она молчала, никто из нас минут десять не говорил ни слова. Я пила кофе мелкими глотками, она вытирала полотенцем чистые тарелки.

–Мам, – промычала я в кружку.

–Мм?

–Прости, если испортила тебе настроение, и Инесс тоже.

–Всё хорошо.

–Нет, не хорошо.

–Я просто думаю над тем, что ты сказала, и, знаешь, я очень надеюсь, что ты останешься такой же навсегда, с ясным, трезвым, взрослым рассудком. Я надеюсь, что ты не испытаешь на себе действие этих дофаминов, а значит никогда не узнаешь вкуса потери. Я надеюсь, что ты никогда не….

–Мама, что ты говоришь….

Я обернулась к ней и уткнулась лицом в её живот, пряча глаза, чтобы не заплакать. Она положила руку мне на голову и замолчала, не отталкивая меня. Я глубоко вдыхала её запах – ароматы пряностей и вечерней росы, мне хотелось пропитаться этим запахом насквозь, хотелось запомнить его навеки.

–Ты даже не представляешь себе, насколько я боюсь терять, – сказала я тихо. – И тебя я тоже очень боюсь потерять.

–Не бойся, дорогая. Что с тобой? Я всегда буду с тобой, ведь это твой дом.

–Иногда у меня такое чувство, что всё, что мне дорого, ускользает от меня, а я падаю в пропасть и не могу ни за что ухватиться, чтобы перестать падать.

–Свени, – мама отстранилась и посмотрела мне в глаза, – Что с тобой? Может, стоит зайти к доктору Авалону?

–Да нет, всё в порядке, это просто нервы, из-за всей этой работы гидом. Меня, наверное, раздавила тяжесть ответственности. Я оказалась слабачкой. Но теперь, кажется, мне больше нечего делать, я слишком тревожилась на этот счёт, а реальность оказалась не такой уж страшной.

Мама посмотрела на меня с недоверием.

–Если Джонатан опять треплет тебе нервы, только скажи, устрою ему взбучку.

–Нет, Джонатан больше не высовывается, мам, – улыбнулась я, – Всё в порядке, правда. Я, наверное, пойду спать.

–Хорошо. Спокойной ночи, детка.

Но сон не шёл, даже когда шорохи в доме и на улице стихли. Я натянула толстовку и побрела в сторону Изумрудного болота – оно мерно дышало всего в километре от нашего дома. Ночь была ясной, два ярких спутника сияли слишком ярко, чтобы почувствовать себя уютно посреди улицы. Я ускорила шаг, пока, наконец, не оказалась в спасительном полумраке ветвей Развариусов. Приближаясь к болоту, мне показалось, что я вижу кого-то. Нет, не показалось. На корне дерева сидел Йон, глядя на отражение луны в водной глади, колышущейся от небольшого ветерка.

–Привет, – сказал он, не оборачиваясь, точно почувствовав моё присутствие.

–Привет, – отозвалась я, сев напротив него.

–Плохой день?

–Вроде того. Знаешь, как было бы здорово просто выставить настройки после прожитого дня, выбрать, что грядущий сон должен стереть в порошок, а что – надёжно сохранить в сундучке памяти. Например, ты приходишь к какому-то осознанию или принимаешь решение, но при этом не хочешь помнить, почему эти выводы вообще возникли в твоей голове. И ты просто стираешь детали. Правда, было бы удобно?

–Да, но как я тогда пойму, где получена эта информация? Мой мозг ведь слетит с катушек в поисках места – источника найденного добра. Или ты никогда не мучилась от бессилия вспомнить что-либо? Кажется, это явление называется прескевю. Ничто, записанное в голове, не проходит бесследно, оно оседает где-то в прожилках мозга и рано или поздно даёт о себе знать.

–Неужели тебе не хочется что-то забыть?

–Хочется, очень хочется. Но без этих воспоминаний я перестану быть тем, кто я есть.

–Если бы у тебя была возможность, ты бы стёр эти воспоминания? Ведь ты бы всё равно никогда не узнал, что они у тебя были.

–Нет.

–Почему?

–Потому что я ни о чём не жалею. И другая жизнь мне не нужна. И другой я…

–Ты счастливчик.

Йон грустно улыбнулся. В ту ночь он казался мне намного старше своих лет, да и я чувствовала себя беспричинно изломанной и прожившей многие годы. Мы молчали и смотрели, как плещется изумрудная вода болота. Это была странная ночь. Ночь меланхолии, принятия себя и хрупкости всего, что мне хотелось удержать. Я почти не спала этой ночью, но с наступлением рассвета я поняла, что больше не хочу ничего забывать.

Глава 6

Мы не одни

Мы сползли с небольшого холмика, на котором росли три непомерно огромных для этой планеты Развариуса. Нежное, и в то же время величественное, дерево так манило к себе, что местные таланты начали писать пейзажи, соревнуясь по технике с давно почившими предками. «Что-то здесь не так». Эта мысль, подобно поплавку, появилась у меня в голове, пока мы с Йоном шли к другой стороне болота.

Поверхность озера, изрезанная рябью, поблёскивала в свете фонаря железной чешуёй. Словно огромный рыбный косяк, местами укутанный в зелёные кишки водорослей и липкой тины, мерно шевелился, кипел в своём котле, точно ища выход, но как-то неохотно, точно ему хорошо и там, в этой земляной лумке. В двух метрах от берега то и дело набухал и лопался пузырь, словно кто-то большой под этой толщей кислотно-голубой воды дышал и собирался вот-вот вынырнуть на поверхность.

Йон, видимо, почувствовал моё беспокойство, и поэтому, обернувшись, ободряюще улыбнулся и произнёс очевидное:

–Мы пришли.

–Ты уверен, что это не опасно? Мы не знаем, как ведёт себя ночью Коэлум, это болото ведь ещё не изучено. Помнишь, что было в прошлый раз? Может, оно больше похоже на Винджей, чем на тихое Изумрудное?

–Да, это младший брат Винджея, но мы не будем подходить слишком близко. Остановимся вон там.

Теперь от болота нас отделяло расстояние метров 5-7, его поверхность излучала мягкое сияние, сливающееся с синеватым светом луны.

–Чего мы ждём?

–Увидишь.

Йон загадочно улыбнулся, взглянул на озеро и погасил фонарик. Тишина продолжалась ещё несколько минут, как вдруг мне показалось, что болото задышало беспокойнее. Коэлум оживал, становился ярче, его поверхность закручивалась в тысячи световых воронок. Краски вспыхивали и гасли, пульсируя учащённым сердцебиением. Частицы света поднимались над водой и вновь мелкими брызгами оседали по поверхности озера и его узким берегам. Кажется, я забыла дышать. Мы смотрели на мир, оживший внутри Коэлума, пока свет в нём не померк до обычного ночного свечения.

–Господи, Йон… Что это было?

–Похоже, какие-то микроорганизмы, особая разновидность, способная выживать в кислотной среде.

–Разве такое возможно?

–Технически, да. Только не всё так просто. У меня есть теория, пока не подтверждённая. Во время своих исследований я нашёл неких существ – нечто среднее между водорослями и земными вирусами, но не смог дать им определение, потому что они не похожи на земные формы жизни, слишком разные и не согласующиеся друг с другом характеристики. Фишка в том, что они, как и вирусы, способны спать в кристаллической форме многие десятилетия, пока не окажутся в благоприятной для себя среде. Что-то типа креокапсул с автоматическим пробуждением. В Коэлуме, Винджее и, предположительно, Мортусе они максимально активны. В изумрудном, например, их численность значительно ниже, А вот в Гринсе и Гиганте бодрствующих уже не осталось, все перешли в кристаллическую форму. Но, если учитывать, что экстремофильные бактерии – самая малоизученная область бактериологии, можно предположить, что нечто подобное может существовать и на Земле.

–Поверить не могу, что на Перфундере всё-таки есть жизнь!

–Да, она есть. Но теперь главная задача – это найти катализатор. Что должно произойти, чтобы эти ребятки вышли из своего кристаллического состояния? Я думаю, что знаю ответ, Свен. Но для того, чтобы узнать наверняка, мне нужно кое-что сделать.

–Что?

–Нужно пойти в Мортус.

–Что? Зачем?

–Поймёшь, когда увидишь. Идём.

Мы подошли к самому берегу. Вода возле наших ног ещё продолжала беспокойно колыхаться. Йон смотрел на меня выжидающе, переводя взгляд с болота на моё застывшее в замешательстве лицо. И тут я поняла, что не так с этим водоёмом.

–Бог ты мой! Йон! Оно почти прозрачное!

–Таким оно становится с момента появления спутника.

–Поверить не могу! Столько лет живу здесь и… Это…

–Это ещё не всё. – оборвал Йон. – Посмотри туда.

–Да вы, должно быть, шутите! – ахнула я – Что это такое?

–Понятия не имею. Но держу пари, что за Таровыми деревьями прячется нечто подобное.

–Ну так что, Свен? – произнес Йонсон после долгой паузы. – Составишь мне компанию, партнёр?

Глава 7

Мёртвая вода

Забывать – это легко. Есть лишь одно условие – поклянись, что ты что-то никогда не забудешь, и ты непременно забудешь, поверь мне. И дело даже не в том, что твоя память, как старый бурдюк, сочится пережитыми моментами, истончается и постепенно пустеет, в конце концов оставляя после себя лишь безжизненную оболочку. Дело в том, что человеку, кажется, слишком тяжело передавать из поколения в поколение воспоминания об ошибках прошлого. Что это? Усталость? Самонадеянность? Или та самая пресловутая надежда, которая не умрёт, пока всех вконец не изничтожит? Какой-то умный человек однажды сказал: «вместо того, чтобы сжигать мосты, сожги грабли».

…

Самый густой и тёмный лес Перфундере – Таровый лес. Его кроны сбиваются в единую сеть, чтобы только не дать проникнуть внутрь лучам Красного и Жёлтого спутников. Стоит ли удивляться тому, что именно эти деревья очертили дёгтем границу Мортуса, чтобы никто ненароком не забрёл в его мглистые тени. Такую сцену любой уважающий себя режиссёр заполнил бы тревожной музыкой, мистическими шепотками и скучающим скелетом с пустыми глазницам, упёртыми в небеса. Но у Мортуса было кое-что, что отличало его от всех киношных страшилок: он был настоящим. Что ты почувствуешь, увидев безжизненное тело человека? Будешь бояться? Тебе станет не по себе? Может, мертвец что-то сделает мне?

Мортус оправдывал своё имя. Он был не просто спокоен, он был безмолвен. В недрах Тарового леса рос лишь тёмно-зелёный, липкий мох, недовольно чавкающий от наших тяжёлых ботинок. Мортус не вселял ничего похожего на страх, Мортус вселял тоску и боль. Она пронизывала, словно исходя парами из-под земли и впитываясь в поры и ворс одежды. Мы с Йоном чувствовали, кажется, одно и то же, однако, в отличие от меня, он словно знал, что скрывает завеса из тёмных деревьев.

–Ты ведь знал, что здесь ничего нет?

Йон коротко кивнул.

–А чего ты ожидала увидеть? Разгуливающие деревья, как у Толкиена?

–Не смейся. Я ничего не ожидала. В детстве меня посещали приступы любопытства к этому месту, но с возрастом я смирилась, что никогда сюда не попаду. Да и желание, если честно, пропало. Кто же знал, что я встречу такого вот отчаянного авантюриста Йона из Института.

Он улыбнулся, но промолчал. Пока в ландшафте, окружающем нас, не было ничего настораживающего, но в его глазах и выражении лица читалось напряжение. Это была не сосредоточенность, нет. Скорее, Йон был рядом и в то же время где-то далеко. В этот момент я ему даже позавидовала – судя по его виду, ручки рюкзака, больно врезающиеся в плечи, не причиняли ему никакого дискомфорта, чего нельзя было сказать обо мне. А ведь Йон тащил палатку и большую часть нашего запаса пресной воды!

Мы покинули деревню вчера днём. Йон раздобыл где-то палатку, я достала с чердака два спальника – привет с наших давних походов с мамой. Квадром решили не пользоваться по простой причине – эта штука издаёт слишком громкий звук и неизменно привлекает внимание. По этой же причине мы отправились в путешествие днём, в самый разгар рабочей смены. После шести часов пути мы без сил повалились у подножия Тарового леса. Костёр разводить не было сил, поэтому мы просто перекусили бутербродами и заползли в мешки до утра. И вот теперь, на заре нового дня, мы постепенно вторгались во владения тишины, в легендарный Мортус.

–Честно говоря, зная тебя, я не понимаю, почему ты до сих пор не посетил это место.

–Я хотел. Но понял, что ничего этим не добьюсь. Коллеги итак считают меня странным. Если бы я отправился в Мортус в одиночку, меня точно сочли бы сумасшедшим.

–А теперь нас обоих упекут в фармакологию.

–Хм, как бы не так…

–Что, у тебя есть страховка на этот счёт?

–Можно сказать и так. Я показал им Коэлум.

–Серьёзно? Что, и про ночную вылазку тоже?

–Нет конечно. Я ещё не совсем из ума выжил, – усмехнулся Йон.

–И как они отреагировали?

–Странно, если честно. Сперва удивились, даже обрадовались. Потом как-то подозрительно затихли. Не нравится мне всё это, Свен. Что-то назревает, что-то, что нам с тобой точно не понравится.

–О чём ты?

–У нас в Институте ходят разные слухи. Верить им или нет, я не знаю. Знаю только, что, если всё это окажется правдой, мои исследования не будут лишними.

–Что это за слухи.

–Я не хочу пугать тебя, Свен. Всё это может оказаться просто уткой.

–Поэтому ты и решил идти в Мортус именно сейчас? – спросила я после долгой паузы.

–Да.

За разговором я не заметила, как ландшафт вокруг нас начал постепенно меняться. Чаще попадались зелёные ветки и свежие побеги деревьев. Дышать стало значительно проще, и на душе быстро полегчало. Разве по мере углубления в Мортус краски смерти не должны сгущаться? Тогда почему же мне кажется, что внутри него всё постепенно…