А Кира? Кира всегда строила воздушные замки, и бывало, они обрушивались ей на голову всей своей тяжестью. Кто бы мог подумать, что разрушенные мечты могут быть такими тяжелыми. И все же Кира нашла то, что искала. Она приехала в Черногорию, встретила Йованку, Момо, Марко и других замечательных людей и осталась здесь. Работала фотографом, экскурсоводом, учила язык, купила дом высоко в горах в Жабляке, на территории огромного заповедника Дурмитор. Нашла в Которе, где часто бывала, дом без крыши и сделала его своей летней резиденцией, местом для написания историй и сказок.
Почти пять лет каждый день Кира была счастлива. Конечно, как у всех у нее случались неудачные дни, трудности, неприятности, потери, но в целом это была именно та жизнь, о которой Кира мечтала. Но каждый день здесь среди реликтовых деревьев, каньонов и рек, солнца и моря, она думала о Косте.
Это было одержимостью и навязчивой идеей. Каждый день Кира вспоминала о нем, продолжала говорить с ним у себя в голове, спорить, рассказывать о своем мире, о людях и событиях. Никто не знал об этом, но если Кире случалось гулять в одиночестве по городским улицам, набережной или лесу, образ Кости сопровождал ее в этих прогулках. Она беседовала с ним и неизменно ощущала его присутствие в каждом своем дне.
Если все эти годы и была у нее заветная мечта, так это поделиться своей жизнью, своей радостью с человеком, которого она когда-то любила. Любила и жалела несмотря на то, что он легко отпустил ее, что забыл, как только за ней захлопнулась дверь, не искал, не звал обратно, что так и не узнал, куда и зачем она ушла.
И вот однажды, когда внутренний диалог с Костей, наконец, затих, когда за Кирой стали ухаживать черногорские мужчины, и казалось, давняя московская история осталась в прошлом, на вершине крепости над Котором ровный голос без тени удивления сказал: «Здравствуй, Кира…»
В этот раз Кира не верила в счастливый финал, в любовь до гроба. Не питала иллюзий. Нет, она с самого начала знала каким будет итог: Костя улетит в Москву в свою привычную жизнь, а она останется в Черногории. Но пока он был рядом, Кира должна была показать ему все, что любила. И она показывала. Она делилась со всей щедростью, на какую только была способна. Делилась историями, сказками, приключениями, друзьями, мыслями. Делилась любимыми местами, любимыми лакомствами, своей любовью к стране, к морю и солнцу, к Косте.
И вот теперь все закончилось. Кира ехала домой. Через день-два домой улетит и Костя. Кире не было ни грустно, ни больно, ни горько… только пусто. Словно она раздала весь запас тепла, солнца, радости и света и осталась ни с чем. С этой пустотой нужно будет как-то жить, чем-то ее заполнять. Кира вздохнула, открыла глаза и посмотрела в окно.
Дорога из Котора в национальный парк Дурмитор занимает примерно шесть часов. Большую часть пути она тянется, петляет, закручивается серпантином, вьется и поднимается все выше и выше в горы. Залитое солнцем побережье остается далеко внизу, впереди появляются черные склоны, поросшие реликтовыми деревьями. Эти древние исполины хранят тысячи историй и тысячи тайн, которые им удалось выведать за свою долгую жизнь. Кое-где дорога не огибает скалы, а прорезает их насквозь короткими туннелями, на мгновение погружая туристов во тьму. Кое-где она прижимается к самому краю пропасти, открывая удивительный вид на глубокие каньоны, на дне которых плещется чистейшая вода изумрудного цвета. Вершины же горных склонов спят в вышине укрытые от любопытных глаз бездонной синевой неба.
Чем дольше Кира смотрела в окно, тем легче ей становилось. Казалось, эти пейзажи и вековые деревья за окном, постепенно возвращают ее к жизни. На одной из остановок, когда туристы гурьбой высыпали из автобуса, чтобы сфотографироваться над каньоном реки Морача, Кира тоже вышла, вдохнула свежий воздух и огляделась вокруг.
Заповедник был все также прекрасен, как и пять лет назад, когда девушка вместе с Марко впервые поехала смотреть каньоны. Они колесили на машине по дорогам страны, останавливались возле монастырей и рек, всматривались в горные вершины, спорили и смеялись.
Где-то здесь или чуть выше по течению реки Кира села на камень и заявила:
– Марко, я больше никуда не пойду. Мне здесь нравится! Поставлю палатку и буду тут жить.
Он засмеялся. От его темных, лукавых глаз в стороны разбежались морщинки.
– В заповеднике?! – спросил он со смехом.
– Ага. Буду местной достопримечательностью. Дикая Кира – вымирающий вид.
– Ты подожди пока вымирать, я тебе Жабляк покажу. Кстати, как думаешь, почему город так называется?
– Ну… может там зяблики живут?
– Нет! Не зяблики, жабы. Множество жаб, весной мы поедем слушать, как они квакают. Там тогда гул стоит на всю округу. Жабы квакают, лед на горных реках вскрывается и трещит, красота. Поедешь, дикая Кира?
– Поеду.
Кто тогда мог подумать, что Кира действительно останется жить в Дурмиторе, правда не в лесу, а в доме на окраине Жабляка. Этот старый дом Кира купила, не задумываясь в одну минуту, никого не спросив и потратив на него все свои сбережения. Впрочем в будущем она никогда не жалела об этом приобретении.
Вот и сейчас мысли о доме радовали Киру. Она не была там около трех месяцев и успела основательно соскучиться по своим комнатам, кабинету с множеством книг, саду с яблонями, по соседским вечно кричащим детям, которые то и дело прибегали к тете Кире в гости.
Женщина вернулась в автобус и уже с нетерпением и радостью стала дожидаться возвращения домой. Прошло еще часа три, и автобус высадил туристов в центре Жабляка – маленького города высоко в горах, где постоянно проживало всего около двух тысяч человек. Город расположился у подножия гор, от него тянулись пешеходные дороги к вершинам.
Вряд ли сам город можно назвать красивым: несколько десятков домов, ларьков и магазинчиков с двух сторон от главной улицы, несколько простеньких гостиниц, но вокруг Жабляка раскинулась прекрасная и мало тронутая цивилизацией Черногория. Хвойные леса с множеством редких растений, горы, ручьи и изумрудные озера, – все это плотным кольцом обступало маленький островок цивилизации, балканскую деревушку Жабляк.
Кира вышла из автобуса поблагодарила водителя и экскурсовода и торопливо пошла к дому. От центра города до ее усадьбы минут тридцать-сорок пути. Девушка быстро прошла городские дома, магазины и гостиницы. Вышла на дорогу, по обе стороны от которой расположились поля и дачи, в этом районе было заметно меньше вывесок, а дома стали существенно ниже ростом и разнообразнее по внешнему виду. На узкой улочке в четыре дома Кира остановилась, отдышалась и распахнула знакомую калитку. Перед ней был зеленый сад, сплошь засаженный яблонями и небольшой старый коттедж, давно дожидавшийся возвращения своей хозяйки.
Сам дом состоял из небольшой террасы, огромной кухни-столовой, занимающей весь первый этаж, спальни и кабинета, расположенных этажом выше. Дом этот, кстати, тоже нашел Марко. Как-то через месяц-два после поездки в горы, он принес Кире объявление.
– Кирюша, тебе не придется жить в палатке, – начал он торжественно. – Я нашел для тебя дом!
Кира внимательно изучила объявление, улыбнулась, поблагодарила Марко. А два дня спустя поехала смотреть свое будущее жилище.
Дом очаровал Киру с первого взгляда, с того момента, как девушка увидела яблоневый сад, как поднялась по скрипучему крыльцу на террасу и вошла в двери. В столовой ее встретил камин, большой деревянный стол, несколько аккуратных кухонных шкафчиков и витая лестница на второй этаж. Там Кира обнаружила маленькую комнату с платяным шкафом и широкой кроватью. И просторный кабинет со старым письменным столом и стеллажами с книгами на черногорском, польском и немецком языках.
– Вы оставите книги? – спросила Кира молодого хозяина.
Тот покосился на девушку, как на сумасшедшую, но кивнул. Позже, когда оформляли сделку, и Кира снова упомянула книги, мужчина спросил:
– Вы читаете на польском и черногорском?
– Нет, только на немецком. Но я планирую научиться, – и Кира обезоруживающе улыбнулась.
Сегодня дом вновь обрадовал и очаровал Киру. Она любила возвращаться сюда в конце лета, когда на деревьях висят маленькие красные яблочки, а трава во дворе становится темно-зеленой, уставшей от летнего зноя и вечного солнца.
В доме было пыльно, темно и прохладно. Но Кира давно привыкла к этому запустению, оно неизменно ожидало ее в одиноко стоящем доме. Она прекрасно знала, что уже к вечеру вдохнет жизнь в комнаты. Стоит только смахнуть пыль со стола и камина, открыть все двери, включить шумный чайник, подняться по лестнице на второй этаж, как дом заворочается, словно после сна, заскрипит, встряхнется и оживет.
А вместе с ним оживет окончательно и Кира. И не пройдет и двух часов, как забежит кто-то из соседских детей с криками и смехом, как следом за детьми придет очаровательная горянка Тома – плавная, чуть полноватая, неспешная, подруга Киры.
Они будут сидеть на террасе, пить чай, обсуждать новости. Поздно, когда совсем стемнеет, придет Вук, муж Томы, он сядет на крыльцо, закурит и мрачно скажет, что без Киры было лучше, жена из дома не убегала. Кира будет хохотать, и выпроваживать гостей, но они как всегда останутся до самой ночи вместе с детьми, собакой, деревенскими рассказами, сплетнями, домашним вином или грушевой ракией.
Кира точно знала, как все будет. Ей нравилось знать, нравился покой, стабильность и предсказуемость Жабляка, одни и те же звуки и запахи, поджидавшие ее дома. Вот привычно скрипнула входная дверь, привычно забулькал чайник. Дом, пропахший нафталином, жадно втянул свежий воздух через распахнутые окна, заскрипел. Вот листья мяты, сорванные в саду и залитые кипятком, щедро поделились теплом и ароматом, в доме стало уютно. Кира не удивилась, когда через террасу в окно заглянула симпатичная мордашка младшей дочери Томы. Девочку звали Алексия, ей только-только исполнилось семь, она улыбнулась и тут же убежала. А через десять минут в дверях дома появилась вся компания: Кирина подруга Тома, Алексия и Дарко, младший из трех Томиных детей, они несли какие-то кульки и кастрюльки, чтобы всем вместе пообедать.
Кира достала из шкафа скатерть и стала поспешно накрывать на стол…
Глава 2. Жабляк
Прошел месяц или чуть больше после приезда в Жабляк, и Кира вернулась к своей привычной жизни. Туристический сезон заканчивался, в высокогорных районах стремительно холодало. По утрам столбик термометра добирался в лучшем случае до 8-10 градусов тепла.
Кира хлопотала по хозяйству. Пока в город не пришла настоящая зима, не выпал снег, нужно было подготовиться: кое-что отремонтировать, подлатать и подкрасить, купить дрова и сено. В Кирином доме был камин и в холодные зимы, дом топили дровами. Кире нравился живой огонь и треск поленьев. Сено Кира покупала в соседскую конюшню, где жил ее любимый конь, Галоп. Гоша, как ласково звала его Кира. Высоченный, статный красавец с широкой спиной, весом в тонну, он сопровождал Киру во время долгих прогулок в горы.
Девушка хорошо ездила верхом. Ей нравилось мчаться галопом по полю, чувствовать холодный ветер, управлять лошадью и ни о чем не думать. Когда-то давно еще в Москве она брала уроки верховой езды, но по-настоящему уверенно держаться в седле, не бояться падать, Кира научилась только в Жабляке.
Первую неделю после возвращения из Котора Кира ездила каждый день по два-три часа, до полного изнеможения. Каждое утро она приходила в конюшню, кормила и чистила Галопа, разговаривала с ним, седлала и отправлялась на конную прогулку. Шагом, рысью, потом галопом скакала девушка, куда глаза глядят, крепко держа поводья и глядя прямо перед собой. Она накрепко прирастала к седлу, двигалась в такт с лошадью, все больше и больше радуясь скорости, движению и ветру.
Эти поездки помогали не думать о Косте, не вспоминать о днях проведенных вместе в Которе, о доме без крыши, о совместных прогулках, поездках и посиделках с друзьями. Первое время яркие, живые воспоминания приходили к Кире по утрам и плотно, как бетонная плита, прижимали ее к земле. Они приносили с собой не боль и не страдания, а именно тяжесть, мешали двигаться, работать, думать о чем-то другом. Чтобы не говорила Кира, как бы ни храбрилась, она тосковала без Константина, а домашние дела, работа и прогулки верхом позволяли ей отвлечься от мрачных мыслей.
Осень тем временем окончательно вступила в свои права. Туристов в Черногории почти не осталось. Каньоны, монастыри и живописные озера в тишине и одиночестве дожидались зимы. Позже, зимой, когда на горные склоны ляжет снег, сюда приедут лыжники и сноубордисты, но пока в Жабляке, да и на побережье Черногории тихо и пустынно.
В это время года все Кирино время уходило на "зимнюю работу": переводы, статьи, рассказы. Так сложилось, что для каждого сезона у девушки сложился свой род деятельности. Зимой она писала рассказы и сказки, переводила статьи с немецкого и черногорского на русский и наоборот, читала и занималась домом. Зимой Кира вела уединенный образ жизни, все ее окружение составляли соседи: Вук, Тома и трое их детей. Изредка в гости приезжали Йован и Марко Розичи. Примерно раз в месяц, если позволяла погода, и не было наледи на дорогах, Кира сама выбиралась к друзьям в Тиват или Будву.
Когда приходила весна, для Киры наступало время заняться садом, подготовить дом к летнему сезону, к одинокой жизни в ожидании хозяйки. А летом Кира работала экскурсоводом на побережье, ездила с экскурсиями по всей стране, рассказывала бесконечному потоку приезжих про города, здания, церкви, монастыри, каньоны. Иногда она три-четыре раза в месяц приезжала в Жабляк с экскурсией, но просто не успевала зайти домой.
В это время года Кира жила в гостинице или у друзей, где-нибудь у кромки моря, в окружении пальм, яхт, шумных городских улиц, быстрых автомобилей и вездесущих туристов. За лето женщина неизменно уставала от шума и суеты и осенью, когда туристический сезон заканчивался, стремилась поскорее вернуться в горы, к своей спокойной, уютной и уединенной жизни. Эта сезонность в жизни и в работе сложилась года три назад и очень нравилась Кире.
Как-то вечером, закончив перевод очередной статьи и отправив ее редактору, Кира растопила камин, заварила чай и села у огня. Трескучие, сухие дрова полыхали в камине, Кира смотрела на огонь и лениво размышляла почитать ли ей книгу или взяться за новый перевод. Статья для перевода при первом прочтении показалась сложной и не интересной, так что браться за нее не хотелось. Кира уже решила почитать, как в дверь постучали, и вошла Тома.
– Скучаешь? – спросила она. – Вук с ребятами уехали к бабушке в город, а я сегодня одна. Представляешь? Целый вечер без детей и мужа. Здорово, да? Я, конечно, страшно их всех люблю, ты знаешь, но иногда безумно хочу побыть одна. Особенно сейчас, когда Милица так выросла, стала серьезной. Она больше не та улыбчивая малышка, с которой мы все время пели, играли и танцевали.
Тома вздохнула, задумалась о старшей дочери, но тут же снова улыбнулась, она всегда улыбалась широченной счастливой улыбкой.
– Будешь булочки? – спросила Тома, доставая из Кириного шкафа муку, а следом открывая холодильник в поисках молока и яиц. Тома знала этот дом, как свои пять пальцев и, приходя к Кире, всегда что-то готовила и пекла из попавшихся продуктов. Надо сказать, что Тома вообще не умела сидеть без дела. Почти всегда она была занята двумя-тремя делами одновременно: кормила или переодевала детей, готовила, пела, плела дочерям косы, целовала мужа, работала в саду или в конюшне. Кира считала, что Тома самый уютный человек на земле.
И этот уютный человек больше всего кроме своей семьи любил Киру и истории про любовь. Поэтому замешивая тесто Тома вдруг спросила:
– Ну, и что там твой Костя?
– Ничего, – спокойно ответила Кира. Она уже давно рассказала подруге всю эту историю в мельчайших подробностях и деталях. – Вернулся в Москву и живет, как раньше.
– И что, даже не пишет? – Тома засунула тесто в большую кастрюлю, чтобы оно поднялось, а сама подсела к Кире.
– Нет. Да и зачем? Что мы можем сказать друг другу? У него своя жизнь, у меня своя, никаких точек соприкосновения.
Тома поморщилась:
– Кир, ты сама-то понимаешь, какую ерунду несешь? Не просто же так вы встретились. Объявится он, просто нужно подождать. Ни один человек не может расстаться с тобой окончательно и бесповоротно, ты сама это знаешь, все возвращаются. Есть в тебе что-то магнетическое.
И Тома поводила руками, словно изображала морские волны.
Кира засмеялась и невольно посмотрела на себя в зеркало: ничего магнетического там не отражалось, только молодое, загорелое, довольно красивое лицо с маленькими лучиками-морщинками вокруг глаз. Весной Кире исполнилось тридцать два, она определенно уже вышла из того возраста когда верят в принцев, слащавые сказки про любовь и встречу с судьбой.
– Не знаю, что там с магнетизмом, но что у меня точно есть так это голод. Ты там вроде булочки собиралась печь?
Тома счастливо улыбнулась и отправилась к плите, напевая под нос старую черногорскую колыбельную. Кира посмотрела на нее и тоже улыбнулась: «До чего она уютная и забавная эта Тома, как же легко становится на душе в ее компании».
Глава 3. Розичи
Конечно, Тома оказалась права и на счет Кости. Как-то днем работая над особо заковыристым переводом, Кира вдруг услышала звонкий «блямк» телефона – пришло сообщение в социальной сети. На экране перед Кирой возникло знакомое лицо, улыбающееся с фотографии. Синий костюм, запонки, очки в дорогой оправе, письменный стол, компьютер с яблочным логотипом, на заднем плане кожаная спинка кресла. В самом сообщении короткий текст:
«Здравствуй, Кира. Все хотел тебе написать, узнать, как ты… не мог решиться».
Кира сидела неподвижно и смотрела на сообщение. В наступившей тишине отчетливо слышался стук ее сердца. В голове на огромной скорости проносились мысли: «Что ему ответить? Нужно ли вообще что-то отвечать? Рассказать про заповедник, про Тому, Вука и Галопа, про переводы, дрова и яблоки, что лежат в сарае и все никак не превратятся в яблочный джем. Вот только зачем ему все это? Там в Москве среди компьютеров, офисов и высотных зданий, как-то глупо читать про маленькую Черногорскую деревню… Или нет»?
Кира отложила телефон, она не знала, что делать с Костей. Он занимал в ее душе важное место, его не получалось оттуда вынуть или заменить кем-то другим. Но ведь между ними было огромное расстояние, они, казалось, жили даже не в разных странах, а в разных мирах. В этот соседний мир можно написать или съездить погостить, но в нем невозможно остаться.
Кира хорошо это понимала и не была уверена, что поддерживать отношения, переписываться, созваниваться или встречаться – хорошая идея. Иногда нужно погромче хлопнуть дверью и идти вперед навстречу чему-то новому или, как в случае Киры, старому. Больше всего она хотела сейчас вернуться назад в свою спокойную, счастливую жизнь без Кости.
Девушка вздохнула, попыталась сосредоточиться на работе, но перевод не получался, Кира снова и снова читала текст и не могла понять о чем все это. То ли подводило знание языка, то ли мысли были где-то далеко. Кира взяла телефон, снова прочитала Костино письмо и коротко ответила, что все хорошо, она зимует в заповеднике и больше пока рассказывать нечего.
Легче не стало, наоборот, Кира теперь не отрываясь, смотрела на свою страницу, в ожидании нового сообщения. Время шло, Костя молчал, а Кира уже ругала себя за ответ. Нужно было молчать, не начинать эту переписку.
Прошло еще минут двадцать, как вдруг внизу громко постучали в дверь. Девушка вздрогнула от неожиданности и пошла открывать. В голове мелькнуло предательское: "А вдруг…", – но Кира только усмехнулась собственной наивности и резко распахнула дверь. На пороге стоял Марко Розич – близкий друг Киры.
– Чао, Белла! – с улыбкой сказал Марко.
– Привет! – Кира улыбнулась в ответ.
– Мама напекла каких-то немыслимых пирогов и плюшек и зовет тебя на праздничный ужин. У них с Момо годовщина свадьбы.
– Годовщина?! Вот черт, забыла совсем, и подарка нет.
– Не переживай за это. Поехали. До ужина осталось четыре часа, если поторопишься, успеем вовремя, еще и в подарок что-нибудь купим по дороге.
– Хорошо, я быстро. Ты проходи пока, налей себе чаю, что ли. В общем, хозяйничай не стесняйся, я быстренько переоденусь.
Кира заметалась по дому в поисках подходящей одежды, расчески и косметички. А Марко прошел в столовую и остановился возле стола. На стене в простых белых рамках висели фотографии. На одной из них красавец Галоп. На другой – Йованка и Кира посреди сада развешивают белье. На третьей – новоселье в доме Киры, во дворе толпа гостей: Вук, беременная Тома, маленькие Милица и Алексия, все Розичи, Януш и Кирина московская подруга Рита. Марко улыбнулся, вспомнив то время, и посмотрел на последнюю фотографию.
На ней обнявшись, сидели на крыльце Кира и Марко, Тома их сфотографировала прошлой весной. Марко помнил тот вечер. Он приехал к Кире на день рождения, привез ее любимое вино, какие-то книжки, груши от Момо и еще гору всяких подарков. Они весь вечер хохотали, дурачились, рассказывали друг другу смешные истории, а вечером сидели на крыльце и смотрели на звезды. Когда подошла Тома с фотоаппаратом, Марко обнял Киру. Получилась эта забавная фотография.
«Странно, что Кира ее не убрала», – рассеянно подумал Марко, но ничего не сказал. К тому же Кира уже собралась, и можно было ехать в Тиват.
По дороге Кира и Марко разговаривали о заповеднике о том, что скоро зима, и Кира в очередной раз рискует оказаться отрезанной от цивилизации. В январе-феврале, когда горные дороги покрывает тонкая корка льда, они становятся непроходимыми практически для любого транспорта, поэтому каждый год, в преддверии холодов Марко предлагал Кире перебраться в Тиват к его родителям. Но девушка в ответ только смеялась.
– Жабляк мой дом, мне тут хорошо и спокойно. Лето выдалось, – Кира невольно вздохнула, – заполошное, шумное. Много встреч, людей, переживаний, работы было много, я как-то устала. Не хочу ни с кем жить, хочу побыть дома одна. А к вам я на недельку приеду в апреле. Договорились?
– Как хочешь, – Марко, решительный и порой жесткий в работе, всегда был очень мягок и терпим с Кирой. Он знал, что с ней бесполезно спорить, а потому ни на чем не стал настаивать.
– Расскажи лучше про работу? – сменила тему Кира. – Что у тебя сейчас происходит?
– Да, все как обычно. Один объект сдаем, другой начинаем строить. Ничего сверхъестественного.
Кира продолжила расспрашивать про коллег, про дом и яхту, на которой Марко иногда выходил в море.
Девушка не хотела говорить о себе, спорить о том, где ей жить, как проводить зиму. Она боялась, что Марко начнет расспрашивать ее о Косте и нужно будет что-то говорить, объяснять, оправдываться.
Но Марко прекрасно понимал, что Кира не станет обсуждать с ним своего любовника. Именно так он про себя называл Костю. Да и что он мог спросить?! Он прекрасно видел тогда в Тивате в доме Йованки, что Кира влюблена. Разве мог он что-то сделать, изменить? Но когда Кира уехала в заповедник, а Костя улетел в Москву, Марко твердо решил поддержать Киру, быть с ней рядом и если получится, убедить ее остаться с ним в Тивате.
Горная дорога петляла и извивалась, Кира перестала задавать вопросы и задумчиво смотрела в окно. Был конец октября, в Черногории еще стояла золотая осень. Через всю страну с запада на восток и с севера на юг тянулись леса, одетые в праздничный наряд. Природа не жалела для Балкан цветов и красок: изумрудные реки, лазурное небо, золото, пурпур, янтарь и зеленый бархат лесного убранства окружали дорогу. Кира смотрела в окно, щурилась от солнца, медленно плывущего за горизонт, улыбалась.
– Красиво, – тихо сказала она. – Это моя шестая осень в Черногории, и каждый раз я поражаюсь тому, как тут сказочно красиво.
Марко с любопытством посмотрел на подругу:
– Тебе ещё не надоело? Не хочешь вернуться?
– Куда? – удивилась Кира.
Он помолчал, обдумывая, стоит ли говорить о своих опасениях, и все же сказал:
– В Москву.
Кира покачала головой.
– Нет, Марко. Я люблю эту страну, мой дом, работу, тебя, Йованку и Момо. Куда я от вас?
Мужчина промолчал. Он точно знал куда, а вернее к кому может уехать Кира, но говорить об этом не стал.
Незаметно на дорогу, лес и горы опустился вечер, а Кира и Марко добрались до Тивата.
Когда машина Марко въехала во двор родительского дома, там уже праздновали годовщину свадьбы. Посреди поляны перед домом стоял большой стол, уставленный вазочками, корзинками, тарелками и блюдами. Рядом на небольшом столике дожидались своего часа пузатые бутылки с домашними настойками и наливками. В саду за ветки грушевых и сливовых деревьев предусмотрительная хозяйка зацепила гирлянду из небольших лампочек. Они освещали двор и сад мягким, почти сказочным светом, создавали уют и праздничное настроение.
За столом сидел Момо в нарядной белой рубашке и веселая Йованка в длинном синем платье. Кира никогда не видела этих двоих такими нарядными. Она вышла из машины и поспешила к ним, чтобы скорее поздравить с радостным событием.
Во дворе уже собрались гости, как всегда на праздничный ужин позвали всех, кто был рядом и хотел провести здесь вечер. Близкие друзья, соседи, последние в этом сезоне постояльцы, родственники и знакомые, – все праздновали вместе с Розичами их годовщину.
Вечер выдался на удивление теплый. Солнце давно село, с моря дул легкий прохладный ветер, но в саду было тихо и безветренно. После высокогорного Жабляка, куда уже добралась холодная осень, Тиват казался жарким курортом.
Кира сидела в просторном плетеном кресле, накинув на плечи плед и поджав под себя ноги. Она смотрела по сторонам, прислушивалась к разговорам и вспоминала тот августовский вечер, когда они приезжали сюда с Костей. Как он с интересом разглядывал гостей, пробовал национальные блюда, смеялся, слушая местные байки, и то и дело искоса поглядывал на Киру.
Девушка вздохнула. Кира думала о том, что счастье все-таки очень странная штука. Его намного труднее построить с кем-то, чем обрести в одиночку. Кира вспоминала свой рецепт счастья: сжечь все мосты, чтобы полыхали по ярче, приехать в новое, красивое место и начать строить новую жизнь: понемногу, по чуть-чуть кирпичик за кирпичиком. Построишь один этаж, полюбуешься, разглядишь эту новую жизнь со всех сторон и почувствуешь себя счастливым. Говорят, такого счастья надолго не хватает, но Кира продержалась почти пять лет. А теперь, что со всем этим делать? Как перестать тосковать? Как вернуться в прекрасную радостную жизнь, в океан веселья и солнца? Ответов на эти вопросы девушка найти не могла.
Она упрямо тряхнула головой, отогнала мрачные мысли, снова прислушалась к разговору за столом. Йованка со смехом рассказывала о своей молодости, о том, как встретила в порту Момо. Молодой моряк, высокий, статный, широкоплечий, тогда еще просто матрос на небольшом торговом судне, плавающем по всему миру, он сразу пообещал девушке, что станет капитаном. Момо красиво ухаживал: дарил цветы и подарки, привозил из дальних стран диковинные украшения, не дорогие, но необычные, на зависть всем подругам Йованки.
Вечерами, когда корабль Момо стоял в порту, он и Йованка гуляли по ночному городу, сидели в ресторанах, ходили на танцы. Они строили планы на жизнь, разговаривали. В конце концов, горянка сдалась и согласилась стать женой будущего капитана дальнего плавания. Потом Йованка вспоминала, как родились сыновья погодки, как она растила мальчишек по сути одна без мужа, бегала вместе с подросшими мальчиками встречать папу на причал. Он, как и обещал, стал капитаном, и теперь еще меньше бывал дома. Женщина вспомнила и о том, как Момо вышел в отставку, получил землю, как они строили гостиницу, жили чуть ли не на голом фундаменте.
Кира повнимательнее присмотрелась к Момо, он слушал Йованку с нежной полуулыбкой. Может у него и была своя версия событий, но рассказывать ее он явно не собирался. Казалось, ему даже нравился этот былинный рассказ об одинокой сильной горянке, которая своими руками и силами вырастила двух сыновей, построила отель, разбила сад и разве что страну не подняла с колен. Впрочем, это пока. Какие ее годы?!
Чем больше Кира присматривалась к Момо, тем больше видела в морщинах, в мягкой улыбке, в широкой капитанской спине и медленной, немного шаркающей походке его вклад в счастье и благополучие этой семьи. Она вспомнила первые месяцы жизни в Черногории, когда не могла решить, что ей делать: вернуться в Москву или остаться на Балканах. Кира снимала тогда комнату в доме Розичей и подружилась с хозяевами, во многом именно эта дружба определила Кирину дальнейшую судьбу.
Розичи никогда не давали советов, не давили и не говорили Кире, что делать. Они просто жили своей обычной жизнью: принимали туристов, занимались домом и садом, собирали по вечерам за столом толпу гостей. И в эту свою обыденную счастливую жизнь они сразу целиком и полностью приняли Киру.
Йованка сидела вечерами с Кирой на веранде и часами слушала ее истории о Москве, о работе и планах, о былой любви, от которой осталось столько горечи и боли, что даже рассказать невозможно. Именно Йованка дала Кире возможность выговориться, пересказать всю историю от первой встречи с Костей до стука двери, которую Кира за собой закрыла. Выговориться и жить дальше.
В тоже время Марко и Йован возили Киру по стране, развлекали и веселили. А Момо… он молча заботился: невзначай ставил перед девушкой блюдо с домашними грушами, между делом приносил русско-черногорский разговорник, молча заваривал и ставил на стол чай, когда Кира и Марко возвращались из поездок по ближайшим городам. Момо привносил в Кирину жизнь спокойствие, гармонию, ощущение, что теперь все сложится хорошо.
Тогда-то глядя на Розичей Кира поняла, что семейное счастье строят все члены семьи, а в одиночку счастливую семью не построишь, как не пытайся.
– Скучаешь? – прервал Кирины размышления Марко.
– Нет, что ты! У вас как всегда очень интересно, Йованка сегодня такие истории рассказывает, я от нее еще не слышала такой откровенности.
– Да? Ты подожди, она сейчас своей главной бедой поделится. Скажет, что все хорошо, вот только сыновья в свои сорок лет еще не женились, внуков им не нарожали. Будет вспоминать всех малышей, что у нее останавливались в этом сезоне, какие они были славные, и как бы им с Момо хотелось таких же внучков.
– Не иронизируй. Я ее понимаю, – Кира вздохнула, и снова с нежностью посмотрела на Йованку и Момо, – я вообще не знаю, почему вы балбесы не женитесь никак?!