– Вернёмся к разговору чуть позже, – произнёс Влад.
Через мгновение послышался звук открывающейся двери, и затем топот детских ног, сбегающих по лестнице. Тут же на кухне показались две девочки, которые были так похожи друг на друга, что внешне даже родители не могли их отличить. Инга и Влад хорошо знали характеры своих дочек и только поэтому они никогда не путали своих чад.
– Доброе утро! – радостно воскликнули Маша и Маргарита, подбегая к своим родителям и нежно обнимая их своими маленькими детскими ручками, одна – маму, другая – папу.
– Доброе утро, мои милые девчушки! – сказал Влад, поднимая Маргариту на руки, – вы сегодня проснулись раньше будильника!
– Да! Мы его сегодня опередили! – засмеялась Маргарита, – а посмотрите, какое яркое солнышко светит у нас в комнате!
– И меня, и меня! – подбежала к отцу Маша, которая тоже любила сидеть у него на руках.
– У нас в спальне оно тоже ярко светит, – ответила с улыбкой Инга.
Влад поднял вторую дочь на руки:
– Ну, что? Идём сначала заправлять постель и умываться?
– Да, папулечка, пойдём скорее! – весело согласилась Маша.
Влад с девочками вышел из кухни, а Инга занялась приготовлением завтрака, и на какой-то момент, она даже отвлеклась от печальных мыслей. Это будничное утро многое поменяло для Влада и Инги, но они умели скрывать свою тревогу не только от девочек, но и друг от друга. Глядя на эту семью со стороны, трудно было бы догадаться, что в их доме поселилась тревога и неопределённость.
Маша и Маргарита заправили свои постели и начали одеваться в школу. Им было по восемь лет, и они ходили в первый класс. Девочки практически всё любили делать вместе. Они не только вместе одевались, сёстры одновременно учили уроки, им нравились одинаковые мультфильмы и детские передачи. Они вместе ходили гулять, если конечно, время для их совместных прогулок совпадало. Девочки были очень дружны и существовали как одно целое, но при всём этом, характеры они имели кардинально разные. Маша была более строгая и сдержанная, тогда как Марго, так её называли в семье, более открытая и несколько дерзкая. Различие в характерах девочек влияло и на их стиль в одежде. Они никогда не одевались одинаково, отчасти ещё и потому, что не хотели быть похожими друг на друга, но, если получалось, что в каком-либо виде одежды их вкусы совпадали, то они непременно отличали себя разным выбором цвета, с условием, чтобы цвета были выбраны из одной гаммы. Однажды родители на день рождения девочек подарили им летние платья. Одно из них они купили в магазине, платье было нежно-розового цвета, другое же, тёмно-малиновое, им пришлось заказывать в ателье, потому что оно должно было быть точно таким же по фасону.
Родители души не чаяли в своих дочках и отец их нередко баловал, что Инга не всегда одобряла, но воспитывали их в строгости. У сестёр было всё. Уже в восемь лет у обеих были проколоты уши, в которые были вдеты золотые серёжки. Их детская комната была заставлена многочисленными игрушками, которые родители привозили им со всего света. Редкой красоты дорогие куклы сидели у каждой на прикроватной тумбочке, а свои заправленные постели девочки дополняли большими мягкими игрушками; у одной на кровати сидел тигр, у другой – чёрная пантера. Часть игрушек занимали полки и стеллажи, остальные игрушки были убраны в ящики.
Маша и Маргарита имели много увлечений и плотное расписание дня. Помимо общеобразовательной школы, обе ходили в бассейн и в дополнительные секции. Машу, родители отдали на художественную гимнастику, а Маргариту на айкидо, помимо этого, она в своём юном возрасте увлекалась ещё и рок-музыкой. Два раза в неделю Марго посещала уроки игры на гитаре у частного педагога. Семья была очень дружной, а Инга и Влад имели много друзей, у которых тоже были дети. Часто семьями они выбирались за город и с удовольствием проводили время.
Когда девочки ушли в школу, Влад сделал звонок своему заместителю и поставил того в известность, что сегодня он берёт выходной.
– Ты знаешь, – произнёс он, посмотрев на жену, – я рад, что мы проведём этот день вместе. Интенсивная работа забрала у меня не только много жизненного времени, но и практически лишила чувства романтики. Как спланируем наш день? Ресторан, апартаменты?
– Нет, – с милой улыбкой ответила Инга, – я очень люблю природу, только оказавшись ближе к земле, понимаешь, что ты – лишь маленькая частица этого большого и необъятного мира. Вот она, настоящая жизнь, когда вдыхаешь чистый лесной воздух, а твой слух улавливает пение птиц и жужжание насекомых. Когда взгляд наслаждается красивыми пейзажами. В особенности прекрасен закат над водой, тогда, ты можешь увидеть, как играет на воде, блестящими искрами солнечная дорожка. Такой красоты и такого умиротворения в городе не найдёшь никогда. Я предлагаю провести этот день на даче у моих родителей, там великолепные места.
– Мне нравится твоя идея; проведём этот день на природе, – согласился с предложением Инги, Влад. – По дороге, мы можем заехать в лес; прогуляемся по осенней листве. К вечеру сделаем праздничный ужин с шашлыками и вином.
Инга взяла в руки телефон и набрала номер своей мамы.
Глава девятая
Мяу…,уау…, я-а-и-ааа…, – послышалось где-то вдалеке. Вокруг царили полный мрак и безмолвие. Тьма была настолько плотной и непроницаемой, что казалось, если вытянешь вперёд руку, обязательно к ней прикоснёшься. Короткие, отрывистые звуки продолжали раздаваться в этой, почти звенящей тишине, они звучали очень печально и жалобно, будто кто-то просит о помощи, какое-то животное. Похоже на мяуканье кошки, скорее всего это и была кошка, которая заблудилась во мраке и сейчас просит вызволить её. Звукам вторило короткое эхо, удваивая их тихими отголосками. Продолжая идти наугад, он непрестанно водил перед собой руками в надежде коснуться стены или какого-нибудь предмета, который послужил бы ему ориентиром во тьме, но вокруг была только чёрная пустота. Его движения казались ему странными, создавалось впечатление, что он скорее не шёл, а медленно плыл, словно подводный спелеолог, потерявший свой фонарик, и теперь пытающийся наощупь найти выход из грота морской пещеры. Отчётливо слышится собственное дыхание, неспокойное, учащённое, а кошка…, она продолжала звать в темноте, и эхо продолжало удваивать эти звуки, только теперь оно разносило их по всему непроницаемому пространству.
Вдруг, впереди появилась крошечная яркая точка, словно одинокая звезда светилась в этом непроницаемом мраке, и этот свет вселял надежду на то, что возможно там, вдалеке, он видит выход. Маленькая точка света, по мере приближения, превратилась в тонкую полоску, а жалобное мяуканье, стало слышно гораздо ближе. Кто-то прикоснулся к плечу, но почему-то было не страшно и хоть в кромешной темноте невозможно было кого-либо разглядеть, он, даже не пытаясь заговорить с неизвестным, не останавливаясь, продолжая свой путь по направлению к свету. Кошка плакала уже совсем рядом. Эхо исчезло. Он прислушался. Нет, плачет не кошка, и это совсем не голос животного, сейчас он отчётливо слышал голос человека, который что-то говорил, но слова разобрать всё ещё было невозможно. И что-то родное в этом голосе…, который звучит…, так тревожно. Полоска света уже совсем рядом. Внезапно глазам стало немного больно, ещё мгновение и веки медленно разомкнулись.
Глеб открыл глаза. Перед собой он увидел встревоженное лицо матери, которая изо всех сил трясла его за плечо и взволнованным голосом будила:
– Проснись…, проснись, Глеб! Глеб! Да проснись же!
– Мам? – спросонья, он не мог понять, что происходит. – Что случилось?
– Сына, что с тобой? Я уже полчаса тебя бужу! Бог знает, какие уже мысли приходят мне в голову! Почему ты спишь в такое время?! Что происходит?
Глеб приподнялся на постели и слегка помотал головой, сбрасывая остатки сна:
– Не могу понять твою панику, лучше сама скажи, что случилось. Неужели тебя возмутил мой крепкий сон?
– Не возмутил, а встревожил. Да. А главное, ты знаешь, сколько сейчас времени?
Глеб посмотрел на мать, слегка приподняв брови. Агата Григорьевна, выдержав взгляд сына, уже несколько спокойным, но по-прежнему тревожным тоном ответила:
– Семь часов.
– Ну, мам, – Глеб слегка улыбнулся, – у меня есть ещё целых полчаса, которые я недоспал. Тебе напомнить, что я встаю в половине восьмого?
– Вообще-то, сейчас семь часов вечера!
Глеб не сразу осознал услышанное и медленно переспросил:
– Семь вечера?
– Что с тобой, Глеб? – снова, с беспокойством в голосе, спросила Агата Григорьевна.
Молодой человек откинулся на подушку и, безмятежным тоном произнёс:
– Не знаю, мам, если честно. – Чтобы успокоить взволнованную мать, и исключить дальнейший допрос с её стороны, Глеб решил придумать свою версию событий. На самом же деле, он вообще не мог вспомнить вчерашний день. – Просто…, я пришёл домой только под утро, не сразу смог заснуть, вот и проспал целый день. Сегодня, видимо, мой организм смог выспаться только к вечеру, так что не вижу повода для паники.
– Ты никогда в жизни так долго не спал. Не раз бывали дни, когда ты приходил под утро, но даже в этих случаях, ты к обеду уже был на ногах. А…, почему ты лёг под утро? – Внезапно спросила она. – Где ты вчера был?
– Мам, я ещё не пришёл в себя ото сна, а ты засыпаешь меня вопросами. Давай, я сейчас встану и тебе за завтраком…
–За ужином, – поправила его мать.
–Да…, за столом, во время ужина всё расскажу.
– Нет! – твёрдым тоном потребовала Агата Григорьевна, – я сейчас хочу услышать, где ты вчера был и во сколько по времени вернулся домой.
– Я вчера встречался с друзьями! – Начал уверенно сочинять, Глеб. – Мы всю ночь просидели в кафе, и я пришёл только под утро, не помню, который был час. Сразу лёг спать, вот, только сейчас проснулся.
– Не проснулся, а я тебя разбудила и неизвестно, сколько бы времени ты ещё мог проспать.
– Думаю, вскоре я бы всё-таки очнулся даже от такого крепкого сна, так что ты зря паникуешь. Конечно, по правде я и сам удивлён, что спал столько времени, но, думаю это обстоятельство не должно являться поводом для беспокойства. Сейчас я выспался и чувствую себя прекрасно.
– Я знаю, Глеб, ты специально так говоришь, чтобы меня успокоить, но делаешь это напрасно. Меня тревожит твоё состояние, потому что, так долго спать – это неестественно. Я почти уверена, что ты снова начал принимать наркотики.
– Ну, о чём ты говоришь, – начал нервно Глеб, – какие наркотики? Сказал же – завязал!
– Ты обещал взять себя в руки, и бросить это пагубное пристрастие. Обещал пойти лечиться, но я чувствую, что ты снова меня обманул, – не обращая внимания на возмущения сына, продолжала Агата Григорьевна, – и ты не хочешь, в первую очередь, признаться в этом себе. Ты не меня обманываешь, Глеб, понимаешь? А себя. Я видела твоё состояние последнюю неделю, и вдруг сегодня, ты спишь таким глубоким сном, что я с трудом смогла тебя разбудить. Нет, это был даже не сон, а забытьё какое-то, люди после тяжелой трудовой смены так крепко не спят. Первые минуты у меня вообще создалось впечатление, что ты находишься либо в глубоком обмороке, либо ещё хуже – умер, успокоилась только, когда нащупала у тебя пульс. Потом, ты, с трудом проснувшись, оказываешься полностью здоровым, а от болезни не осталось и следа. У тебя хорошее настроение, ясный взгляд и прекрасное самочувствие. Нет, я конечно рада, что ты поправился, но именно это меня и пугает, потому что такой внезапный эффект «выздоровления», в кавычках, уж извини, могут дать только наркотики! Вопрос только, какие? И ни один курс даже длительный реабилитации не даст такого ошеломительного результата.
– Так, всё! – отрезал Глеб, – я больше не собираюсь продолжать этот бессмысленный разговор. И, пожалуйста, мам, предоставь мне самому решать, что делать в этой жизни и как поступать. Хорошо?
Агата Григорьевна внимательно посмотрела сыну в глаза и внезапно спросила:
–А с какими это ты друзьями встречался? – и, не дожидаясь ответа, продолжила: – по несчастью? Других друзей у тебя уже быть не может, потому что нормальные люди давно от тебя отвернулись. И прекрати мне врать. В каком кафе вы сидели, за чей счёт? В твоих карманах нет ни копейки денег.
Глеб замолчал и посмотрел на мать укоризненным взглядом. Его задели последние слова, потому что это было правдой, а ещё, он не знал, что говорить. Глеб вообще смутно соображал, что сейчас происходит и совсем не помнил, что произошло вчера. Между тем, Глеб прочитал в глазах матери ожидание ответа на заданный вопрос. Агата Григорьевна прервала неловкую паузу фразой, которая прозвучала одновременно и как вопрос, и как утверждение:
– Я не знаю, Глеб, когда ты перестанешь целенаправленно себя убивать.
– Мам, говорю же, я ничего не принимал, и потом, прекрасно помню, как дал тебе обещание вернуться к нормальной жизни. Да, согласен, до клиники пока не доехал, но, честно, хотел это сделать в ближайшие дни. А сегодня, даже не знаю, что происходит? Чувствую себя превосходно, и сам удивлён этому не меньше тебя. Мне действительно было плохо последние дни, согласен, а, может, мой организм свыкся, с тем, что я давно ничего не принимал и постепенно пошёл на поправку? Я уже месяц как бросил наркотики, – решил отшутиться Глеб.
– Да, нет, Глеб, ты же умный человек, так что, не говори ерунду.
– Я не…
– Можешь больше мне ничего не говорить, я сердцем чувствую, что с тобой, что-то случилось и очень боюсь тебя потерять. Хотя…,
– Мам, не надо…, – пытался закончить неприятный разговор Глеб.
–… я давно уже тебя потеряла, – не слушая сына, продолжала Агата Григорьевна, – ты и сам себя давно потерял, и в глубине души это знаешь.
Она тяжело вздохнула, грустно посмотрела сыну в глаза и, протянув руку, нежно потрепала его роскошные, волнистые волосы.
– Мой любимый сын, – в эту фразу была вложена вся безграничная материнская любовь и такая же безмерная боль отчаяния. Слегка улыбнувшись, только краями губ, она ласково спросила: – Ужинать будешь?
– Да! – бодро ответил он. – Ты знаешь, я такой голодный, даже себе не представляешь!
Когда Агата Григорьевна вышла из комнаты, Глеб сел на постели, и задумался. Его внутреннее состояние, иначе как чудом, назвать было нельзя. Тело больше не испытывало боли, он не чувствовал слабости, упадка сил, хандры или апатии. Наоборот, словно оправившись от тяжелой болезни, Глеб снова был полон сил и жизненного тонуса. Впервые, за долгое время он чувствовал, что отдохнул и выспался, голова была ясной и в ней уже зрело много планов и идей. Глеб вспомнил каким он был несколько лет назад, то забытое ощущение внутренней силы в мышцах! Как давно он не испытывал такого физического и морального подъёма! Единственное, что заставляло его с опасением относиться к своим внутренним переменам, это их необъяснимая внезапность. Он старался детально вспомнить вчерашний день. Память с трудом воспроизвела события всего дня, вплоть до того момента, когда наркодельцы грубо выгнали его из квартиры: «А что было потом?», – спросил он себя. Этот отрезок времени, словно кто-то стёр из его памяти.
Сквозь мысли он услышал голос матери, доносившийся из кухни:
– Глеб, уже всё на столе. Остывает.
– Да, уже иду, мам! – он быстро встал, взял из шифоньера тёплый халат, одним движением накинул его на плечи и вышел из комнаты.
Они сидели вдвоём, на маленькой тёмной кухне в полной тишине. Женщина смотрела на сына, а Глеб, не замечая её внимательного взгляда, поглощал еду с двойным аппетитом. Его тарелка довольно быстро опустела, и он попросил добавки. Агату Григорьевну это немного удивило, её сын никогда не ел по две порции за раз, но она не стала заострять внимания на этом, а наполнила его тарелку ещё одной порцией плова. Добавку Глеб ел уже более спокойно. Когда Агата Григорьевна разливала чай, он окинул взглядом кухню:
– Ремонт здесь нужно сделать, и. причём, срочно.
–Хм, – слегка усмехнулась Агата Григорьевна, – а на какие деньги, милый мой сынок?
–Не волнуйся, этот вопрос я беру на себя. Завтра же, как встану, буду искать работу.
– М-хм, – кивнула мать и добавила: – а завтра, ты в котором часу собираешься встать? Так же как сегодня?
– Твой сарказм неуместен, мама, – добродушно произнёс Глеб, – то, что случилось сегодня, будем считать форс-мажорным обстоятельством. Я и сам этому удивлён не меньше тебя, надеюсь, так долго спать я все же больше не буду. Так что, завтра рано утром встану, куплю газеты с объявлениями о работе, и если ничего не найду, обойду стройки и магазины. Пока придётся устроиться на черновую работу, потом подкоплю денег, пройду курсы повышения квалификации и там уже постараюсь найти работу по специальности. Постепенно мы с тобой снова встанем на ноги, я тебе обещаю.
Агата Григорьевна от услышанного, на секунду замерла на месте, затем, поставив перед сыном чашку чая, внимательно посмотрела ему в глаза:
– Я тебя определённо не узнаю, сына, но…, если всё будет так, как ты говоришь – я снова стану самой счастливой женщиной на свете.
Глеб взял в руки чашку из тонкого китайского фарфора. Эта чашка, искусной работы с нежным изысканным рисунком, являлась частью чайного сервиза, подаренного когда-то его отцу в качестве благодарности за преподавательскую деятельность. Прежде чем сделать глоток, он вдохнул душистый аромат горячего чая. Разнообразие трав наполнили его лёгкие тёплой волной воздушных вкусов. Удивительное сочетание запахов мгновенно подарили приятные эмоции. Агата Григорьевна любила экспериментировать с блюдами и различными напитками, и особое удовольствие в этом увлечении ей доставляло купажирование вкусов чёрного чая. Она редко повторялась и когда её близкие или друзья пробовали приготовленный Агатой чай, их вкусовые рецепторы каждый раз заставляли задуматься над тем, нотки какого вкуса проскальзывали в этом горячем напитке, на сей раз. И отгадать получалось далеко не всегда. Глеб не стал добавлять сахар, а сделал сначала небольшой глоток чуть обжигающего напитка и с наслаждением просмаковал его горький, бодрящий вкус. В этот момент он поймал себя на мысли, что его жизнь стала постепенно наполняться смыслом, вновь приобретая разноцветные краски. К нему вернулся вкус к жизни и сейчас он вдруг осознал, что давно не общался с мамой, и ему очень захотелось с ней поговорить, просто, о чём-нибудь.
– Мам, я давно не навещал Мишель и Игоря. Ты, случайно, не помнишь, где они захоронены?
– Нет, сына, не помню, – мягко ответила Агата, – я ведь тогда не была на кладбище, отец ездил. Позвони тёте Марине, она часто ходит к сыну, мы с ней, кстати, не так давно виделись.
– А Мишель? Родители хоронили её в другом месте.
– Да, но я тоже не смогу тебе помочь, может быть, Марина что-то знает. Позвони ей сейчас.
Глеб задумался, затем медленно произнёс:
– Как ты думаешь, она захочет со мной общаться?
– Уверена, что да! И, даже сомнений быть н может! Марина любит тебя как родного. С потерей своего единственного сына, ты стал для той семьи как свет в окне. Когда Марина узнала про твоё увлечение наркотиками; не представляешь, как за тебя переживала. Каждый раз, когда мы друг с другом видимся, она спрашивает про тебя, интересуется твоим здоровьем и всё надеется, что ты излечился от своего пристрастия. Обязательно ей позвони. Марина обрадуется, услышав твой голос.
– Ладно, после ужина наберу её. А ты сама, как? Здоровье?
– Да ты знаешь, моё тело хорошо себя чувствует, а вот душа болит, и сердце часто ноет за тебя. Беспокойно мне как-то, предчувствие не отпускает, подсказывает, что с тобой что-то случилось.
– Нет, мам, ты за меня зря волнуешься. Это всё твои материнские предрассудки, а сердце в твоём возрасте нужно уже беречь и по пустякам беспокоиться не стоит.
– Наркотики – это не пустяки, – твёрдо сказала Агата Григорьевна.
– Ну, ладно, мам, – мягко ответил он, – давай не будем снова поднимать эту тему. Я обещал тебе вылечиться, значит, слово своё сдержу и в скором времени вернусь к нормальной жизни. Между прочим уже начал делать для этого всё.
– А, что например? Что ты начал делать, чтобы вновь стать полноценным членом общества? Откуда взялся такой внезапный эффект, Глеб? И это без лечения!
– Честно – не знаю…, но я точно ничего не принимал, по крайней мере, этого не помню.
– Вот! Ключевое слово – не помню.
Глеб встал из-за стола, подошёл к матери и нежно обнял её:
– Спасибо за ужин, мам, всё было очень вкусно.
Он вернулся в свою комнату, прикрыл за собой дверь и в задумчивости, остановился. Его взгляд упал на электронные часы, которые показывали начало девятого. Глеб снова попытался восстановить вечерние события вчерашнего дня, но всё было тщетно, он хорошо помнил всё, что было до ухода их квартиры наркодельцов. Когда за ним закрыли дверь, дальнейшие события обрываются. Этот необъяснимый провал в памяти вызывал у Глеба чувство замешательства. Вдруг он почувствовал, что ему стало невыносимо находиться в маленьком пространстве своей комнаты, и он решил прогуляться, тем более что сегодня Глеб на улице ещё не был. Молодой человек взял со стула костюм, но тут же его руки инстинктивно разжались: костюм был сырой и холодный, а рядом со стулом набежала небольшая лужица. За ночь его костюм обтёк, но не успел высохнуть. Глеб удивился, тому, что вчера он выходил на улицу в таком виде, он понял, что даже не одевал верхнюю одежду. «И я даже не простыл, странно», – произнёс он про себя. Надев плотные джинсы и джемпер, Глеб взял с компьютерного стола ключи от квартиры, и вышел из комнаты.
– Мама, я пойду, прогуляюсь немного.
– А ты куда, на ночь глядя? – забеспокоилась Агата Григорьевна, выйдя их кухни, – Далеко?
– Не волнуйся, я просто пройдусь немного, скоро приду.
– Теплей оденься, сейчас похолодало.
–Да, конечно.
Глеб прощал матери эту повышенную заботу, потому что в такие моменты её лицо настолько было преисполнено нежности и доброты, что Глеб просто не мог на неё обижаться. Он вышел из подъезда и остановился. На улице шёл проливной дождь и Глеб снова не взял с собой зонт, но на этот раз, выходя на улицу, он не услышал шума дождя. Запустив руки в карманы куртки, он с упоением вдохнул холодный влажный воздух. На улице было оживлённо, многие возвращались с работы, соседские ребятишки играли на площадке напротив дома. Им совсем не мешала дождливая погода, скорее даже забавляла. А взрослые же, наоборот, аккуратно обходили лужи и шли торопливым шагом, чтобы скорее убежать от непогоды, скрывшись от неё в своих тёплых домах.
«А куда, собственно, идти?» – спросил себя Глеб.
Он ясно осознал, что зря вышел из дома, и не потому, что на улице было темно, прохладно и сыро, а потому что понимал, что даже проливной дождь не станет помехой тому, кто знает, куда и зачем направляется, а Глеб не знал, куда ему идти. Газетный ларёк, в котором он хотел купить газеты с объявлениями о работе, располагавшийся вблизи остановки, был уже закрыт, да и деньги он не взял. Конечно, для того, чтобы хоть как-то скрасить своё одиночество, и с кем-нибудь пообщаться, Глеб мог доехать до своего единственного знакомого, который жил в соседнем районе города, но ему не хотелось его сегодня видеть, а просто пройтись по улице, он не мог, потому что не захватил зонт. Да, и наличие зонта, не вернуло бы Глебу настроение гулять по такой погоде, потому что он не убережёт его ноги от промокания, а в обуви, которую носил молодой человек, это произойдёт довольно быстро. Немного постояв под козырьком подъезда, Глеб вернулся домой.
В квартире были слышны звуки телевизора, они доносились из маминой комнаты, на одном из центральных каналов шёл очередной современный сериал.
– Глеб, уже вернулся?
– На улице дождь, а я не взял с собой зонт.
– Ты сейчас снова уйдёшь?
– Нет, больше уже никуда не пойду. Я хотел ещё в бумагах порядок навести, а то все ящики чем-то завалены. Да, кстати, дай мне номер телефона Марины, позвоню ей, пока не очень поздно.
– Её номер записан в блокноте, который лежит рядом с телефоном. Она записана под своим именем.
Глеб снял со станции трубку радиотелефона и, захватив лежавший рядом с ним блокнот, ушёл к себе в комнату. Его разговор с Мариной был недолгим. В коротких фразах, вопросах и односложных ответах, которые они задавали друг другу, чувствовалась неловкость, и, тем не менее, Глеб разговором был удовлетворён. Он узнал, что Марина поедет на кладбище к сыну под покров, вначале октября, и договорился, съездить вместе с ней, на могилу Игоря, но, где была похоронена Мишель, Марина не знала. Глеб взял этот вопрос на себя. Его друг, Сергей, до которого он сегодня так и не доехал, хорошо знал Филиппа – двоюродного брата Мишель. Глеб был уверен, что у Сергея сохранился его номер телефона.
В приподнятом настроении, с внутренним ощущением человека, начинающего жизнь с чистого листа, он, переодевшись в тёплый домашний халат, начал наводить порядок в своей комнате. Первое, что Глеб сделал, это взял в руки влажную олимпийку и повесил её на плечики. Для того чтобы костюм высох аккуратно, он расправил его, немного оттягивая в стороны, затем, запустил руку в правый карман, поправляя его изнутри. В этот момент пальцы поймали небольшой клочок бумаги. Молодой человек достал его и развернул. На маленьком блокнотном листе, чёрной пастой был записан одиннадцатизначный номер телефона и короткая фраза: «Позвонить после 2». Лицо Глеба одновременно отразило удивление и интерес. Во-первых, было непонятно, кому позвонить и что означала цифра два? И второе, Глеб впервые видел чернила, которые не растекались на сырой бумаге, а клочок блокнота не только полностью промок, но, к тому же долго пролежал в сыром кармане.
Не отрывая взгляда от блокнотного листа, он слегка приподнял брови и максимально напряг память. После некоторых усилий, на мгновение всплыл короткий фрагмент движения чьей-то руки, удерживающей в пальцах чёрную ручку. Глеб сконцентрировался и вспомнил ещё несколько моментов: большой дом, в тёмном переулке, огромный зал в готическом стиле…, и вдруг: шкатулка. По телу пробежал холодок. Глеб резко окинул взглядом комнату. На журнальном и компьютерном столике, на подоконнике было пусто. Он вспомнил, как держал шкатулку в руках и значит, точно принёс её домой. Глеб начал поиски. В первую очередь он обыскал шифоньер, внимательно просмотрев все коробки с обувью, и даже открыл ту коробку, которая была запрятана в самый дальний угол. В ней был спрятан «инвентарь» наркоманов. Она была накрыта вещами, чтобы мать её не нашла. Затем, он подошёл к тумбе компьютерного стола и начал поочерёдно выдвигать ящики. В верхнем ящике Глеб хранил тетради, различные бумаги, множество ручек и карандашей. Тщательно просмотрев содержимое ящика, поднимая бумажные листы и отодвигая тетради, и, убедившись, что шкатулки в нём нет, он перешёл ко второму ящику. Здесь Глеб хранил различные устройства для гаджетов, переходники всех видов, какие-то провода, а также, несколько видов наушников и прочие электронные принадлежности. Глеб заранее знал, что, скорее всего сюда, он шкатулку вряд ли мог убрать, потому что этот ящик, был заполнен доверху и, шкатулка, даже небольшого размера, уже бы не вошла. Тем не менее, он решил в этом наглядно убедиться и выдвинул его.
Последний, третий ящик тоже был завален бумагами с печатными текстами и записями. Глеб приподнял часть бумаг и наконец, увидел то, что искал. Под бумагами, на дне ящика, находилась та самая шкатулка, очертания которой воспроизвела его память. Глеб вынул листы бумаги, и затем бережно достал саму шкатулку. Прежде, чем открыть крышку, он внимательно её рассмотрел. Шкатулка представляла собой предмет ценности. Лёгкая, покрытая блестящим лаком, сделанная из тёмной породы дерева, она имела изысканную резьбу по верхнему краю. Плоская, с зауженными краями крышка была обита тёмно-зелёным бархатом. Глеб несколько секунд не решался открыть шкатулку, он вспомнил её содержимое, но тут же, это боязливое замешательство вызвало в нём гнев и, сделав глубокий вдох, он поднял крышку шкатулки.
На дне, на чёрной бархатной основе лежало три шприца, два из которых были заполнены прозрачной тёмно-пихтового цвета, жидкостью. Один шприц был пустым. Глеб сразу понял, что имелось в виду во фразе из записки: « Позвонить после 2».
«Но, зачем ему звонить после принятия второй дозы? И кому звонить?», – тихо вслух спросил сам себя Глеб. Он взял в руки свой мобильный телефон и набрал номер, записанный на блокнотном листе. Прошло гудков пять, прежде чем Глеб услышал голос неизвестного.
– Здравствуйте. Вы мне оставили свой номер телефона, – начал он.
– Да, – ответил незнакомец, не здороваясь. Голос его звучал глуховато, – Слушаю вас.
– Я хотел бы узнать, что происходит? Почему мне нужно позвонить вам после принятия второй дозы и что за препарат вы мне дали?
В трубке возникла тишина. Неизвестный, сделав выдержанную паузу, наконец, сказал:
– Вы согласились принять участие в эксперименте, который я провожу. Вчера вечером, мы составили с вами письменный договор об обязанностях сторон, который вы подписали. Чтобы вы об этом не забыли, я написал вам, короткое напоминание и вижу, что сделал это не зря.
– Препарат вы мне вводили?
– Нет. Вы это сделали самостоятельно.
– А что я принимаю?
Снова возникла пауза, затем незнакомец произнёс:
– Позвоните мне после принятия второй дозы.
– А если я откажусь и не стану больше принимать неизвестно что?
Незнакомец положил трубку. Глеб вполголоса выругался, и раздражённо скомкав записку, выкинул её в мусорное ведро.