Выслужитися да за стольный град наш, да за мать-Родину.
Засмеялись тут три богАтыря, подошли, да с Микулой обнялися,
поздаровались, каликам поклонилися,
Да и стали вместе все столоватися.
Говорит знать тогда старший Илья Муромский,
Аль не есть ли у вас да водицы студёненькой?
На обнову наряд с пыль-дороги то?
Принесли ему ведро с водицей колодезной,
Да не просто ведро, а с корыто ведь.
Илья то на себя корыто и опрокинул всё, таки одёжа его и окропилася.
Молвит опосля Илья Муромец таковы слова
Отнесите ка вы други мои да калики перехожие,
Крест нательный мой, да княже Владимиру кланяйтесь.
Крест, да верх весь смарагдовый, опосля же то тесьма вся серебряна,
низ креста сделан то да красным буде то золотом.
Весу в том не иначе больше пуду намерено.
Говорит знать тогда Добрыня Никитьевич,
Аль не есть ли у вас Микула дорогой Селянинович,
Да квасцу темнохлебного с корочкой, да с горбушечкой?
Припекло стало быть да с дороги той,
уж мне и ведра будь то вроде достаточно.
Принесли ему тут квасцу аж четыре ведра, да все с корочкой.
Бил Добрыня челом, выпил сам, да и по усам стекло.
Молвит опосля Добрыня таковы слова
Отнесите ка вы да други мои калики перехожие,
Крест и мой нательный, да княже Владимиру кланяйтесь.
Крест Добрыни то весь серебряный, да со злАтою будь оконтовочкой.
Да навскидку будь то веса пудового.
Говорит знать тогда Алёша Поповицкий,
Говорит да таку речь и заговаривает,
Аль не есть ли у вас и для меня испити чего?
Что ж ты, молви нам, чем удружить, столоватися?
Говорит ему Микула брат Селянинович.
Аль не есть ли у вас погреба сбитеню ароматного?
Отчего же найдём и сбитиню ароматного.
Зело надобно мне выпити то ажи душенька радуется.
Опосля как снесли его в погреба,
где томились жбаны сбитеню ароматно то, да медового.
Молвил Алёша Попович таковы слова,
Отнесите ка вы, други мои калики перехожие,
Отнесите крест и мой да нательный, да княже Владимиру кланяйтесь.
Крест Алёши, что отрока пОпьева, с дуба срезан горы Агафонова,
Поистёрся весь, да поцарапался, потрепало время его то да и выпустило.
Повелели так кресты снесть княже Владимиру три богАтыря,
Сами ж продолжали харчитися да столоватися.
Шутка ли, то сам Микула брат Селянинович,
Не даёт прохлаждатися силушке богатырскою,
ломит явствами то да дубову столешницу.
Чай то хлебА, пироги пышны жаром да пыхивают,
Солонина, осетра с буженинкою,
Жбаны с квасом, да заморски творения.
Так харчились вместе все три богАтыря,
Столовались вместе с каликами перехожими,
столовалися целых семь дней, семь ночей, всё бессонницей
На восьмой же день, чуть лучи солнца в небе забрезжили,
Встрепенулось красно-солнышко, показалося.
Тут уж княже Владимир с дружиной в харчевню захаживал.
Огляделся княже, да еще долго знать всё присматривал.
Не признать никак, где калики, да где богАтыря.
Рассерчал тогда княже, да как выкрикнет,
Знать теперь, пошто вы мне кресты свои вынули,
Аль заложить их решили с буйны головы?
Аль признали вы силу вражью во хмелю себе?
Аль совсем окаянные, да не в службу мне?
Отвечал тогда Микула брат Селянинович,
То не за себя держал слово, да за трёх богАтырей,
В пору ль гневаться тебе красно-солнышко?
В пору ль столь серчать да на наши то буйны головы?
Не признать тебе нонь теперь, где три богАтыря,
Нонче поутру вы с ними на зорьке то и разминулися.
Столовались мы с ними пред дальнею дорогою,
То семь дней, семь ночей только пили без продыха, просыпа,
Наказать мне повелел Илья Муромец,
чтоб настраже ты был с дружиною, да с подмогою.
Посмягчился тогда княже да во сердцах,
Шапку снял, да сказал квасу снесть всем, да все с корочкой.
Долго ль коротко ли шли три богАтыря,
Знать пришло нам время братья трём разделитися,
Молвит старший с них Илья Муромец,
Как пред ними на тропе валун огромен предстал.
То валун не прост был, да со сказанием,
Налево избрёшь путь, набредёшь да в Италию,
Направо то путь ведёт в горы имени Скандинавовы,
Прямо пойдёшь, будь то стров одинокий то да Аглицкий.
Говорит тогда старший звать Илья Муромский,
Держать тебе Алёша сын Поповицкий
да прямую дорогу во стров одинокий да Аглицкий.
Да смотри не молви там пуще многого да по-нашенски.
Тебе друже наш Добрыня Никитьевич,
Путь-дорога левая во Царства Италийские.
Да смотри держи сердце там своё под рубашкою.
Что же я, то прогуляюсь да по ветерам Севера.
Да смотри орудуй всё умом да смекалкою,
Молвит сие напоследок ему Добрыня сын Никитича.
Обнялись три богАтыря, посмеялися,
по плечам друг друга похлопали, попрощалися,
Да в догору-путь сейчас и направились.
Въётся стория, да словно клубок слог катитися,
Дальше знать сказ сей да буде сказыватися.
Не один уж месяц во пути наш славный Илья Муромский,
Конь бывалый его видать учен по горам то хаживать,
Всё то вьюга-метелица, град каменьями, всё встречалося.
Под конец сорок первого дня ему свет во тьме и привидился.
То ставнями оконце землянки-избы оказалося.
Приюближался Илья наш к нему то, да спешился.
Отряхнулся, опосля, постучал он в избу да своею рукАвицей.
Из избы сейчас голос тут же и слышитися.
Кто пришёл к нам в час сей, пусть называется!
Вечер добрый вам, щедры хозяева, лишь скиталец я до очАгу топящегося,
Да коню, что со мной, коим зерном до зари перебратися.
Кабы было то, буду рад и я.
Отвечали ему знать с избы то гласа хозяевы,
То по праву сказал, что де мы добры хозяева,
Буде знать тебе, где ночевати со вьюгою,
Да коню твоему буде свежий овёс, да с сухою соломою, да сперва,
Только, ты странник, прежде к дурману отправитися,
Поприсядь ка ты с нами выпей чарочку да за наше за здравьеце.
Отвечал тут Илья наш славный да Муромец,
Отчего ж и мне не составить компанию,
То по праву коли люди вы добрые.
Заходил знать тогда Илья в избу то подземную.