* * *
Светопреставление кончилось. Скалозуба и Кирчима отнесло порывом сильнейшего ветра на несколько метров. Так они и лежали друг на друге: непреходящий в сознание то ли гном, то ли чудище, и ошеломлённый пророк, ставший свидетелем события, по сравнению с которым меркли любые пророчества. Жизнь всегда даёт фору самым безумным фантазиям – только дайте ей достаточно времени, чтобы вас удивить.
Скалозуб выкарабкался из-под тела товарища, оглянулся туда, где осталось ждать верное, но излишне суеверное воинство бедняков. Неверующих в строю не осталось. Гномы стояли на коленях и истово молились, чтобы конец света не наступил. Об апокалипсисе чрезвычайно увлекательно рассуждать, но оказаться его очевидцем… Нет уж, спасибо. Давайте, как-нибудь не на нашем веку.
Пошатываясь, Скалозуб направился к туннелю, ставшему местом битвы трёх тёмных сущностей. Спрятавшись у края, с опаской заглянул внутрь.
Руны исчезли. На стенах, полу и потолке теперь виднелись лишь многочисленные разводы от крови. Разорванные остатки тел вынесло к входу и выходу из туннеля. Скалозуб брезгливо перешагнул мясо, что ещё совсем недавно было живыми гномами. Плоть, лишённая духа, не внушала ему больше трепет. Подошёл к очередному предателю.
– А, это ты, парень. Привет. Без тебя ни одно значимое событие не обходится, верно?
Король гномов стоял на том самом месте, где сошлись две спирали света. На Скалозуба он почти не обращал внимания, рассматривая плотный шар черноты, который вертел в руках так и этак.
Скалозуб невольно присмотрелся к объекту, столь заинтересовавшему короля. Шар, умещавшийся в ладонях, был не просто чёрным, каким-то образом тот поглощал сам свет. Как бы дыра в пространстве, не отражающая, а втягивающая в себя всё свечение. По коже побежали мурашки.
Велер перехватил его взгляд:
– Наша погибель и наше спасение. Квинтэссенция извечной пустоты и небытия. То из чего всё возникло и к чему всё вернётся. То, чем всё на самом деле является… Ибо всё, что ты видишь – иллюзия!
Скалозуб закатил глаза:
– Хотелось бы мне совершенно не иллюзорно врезать по твоей гнусной роже. Велер, ты хоть представляешь, какую братоубийственную резню ты чуть не устроил?! Свергнуть Предателя, чтобы сразу стать куда более худшим тираном! Разжечь ненависть и вражду, когда народу был так нужен мир… Для чего? Я спрашиваю тебя, для чего твои шавки пытались стравить два сословия?! Зачем ты обманывал глав Домов, покуда те практически не уничтожили себя неразумными действиями? Чего добивался?
Правитель Оплота вновь уставился в пустоту, что баюкал в ладонях. Скалозуб был для него не более, чем жужжащим над ухом насекомым. Таким же надоедливым и противным. И столь же беспомощным, реши он таки прихлопнуть ничтожную тварь.
– Это всё Солкис, – отмахнулся от него владыка гномов. – Устроил настоящую гражданскую войну, когда требовалось всего-навсего отвлечь внимание общества от действительно важных дел власть имущих. Найдите его и как следует накажите. Даю своё разрешение.
Велер отвернулся и как ни в чём не бывало пошёл обратно к дворцу. Разрушенные судьбы сотен и тысяч гномов его не заботили. Имела значение одна лишь великая миссия. Какая – неважно. Не вашего ума, нищеброды, дело, вникать в долгоиграющие планы сильных мира сего.
У самого выхода из туннеля он вдруг оглянулся:
– И передай Пастырю, чтобы явился ко мне как можно скорее! Пусть возьмёт с собой Кирчима, если тот ещё жив, – на несколько секунд он задумался. – Можешь прийти вместе с ними, парень. Конец света всё ещё в силе! Так что помощь толкового гнома мне может понадобиться.
Глава 28. Спаситель
Умение критиковать полезно, но полезнее – умение создавать.
Анри Пуанкаре
– Вот только не надо топтаться как стадо кротосвинок! Руны хоть и нарисованы специальным кристаллом, но пока не активированы – стираются на ура.
В просторном помещении в глубинах дворца, в котором собрались знаковые представители Оплота, не было, наверное, ни пяди, не исписанной древними символами. Велер, не отрываясь от начертания замысловатых узоров, безапелляционно инструктировал гномов:
– Пастырь, я прекрасно понимаю, чего хотел от своих ближайших учеников Мерхилек, но повторюсь: свободное распространение тайных знаний недопустимо! Коллективное усилие – прекрасная вещь, но только не тогда, когда каждый представитель этого самого коллектива может нарочно, или даже просто по неосторожности, разорвать тонкую ткань бытия. Давать такую силу каждому верующему-переверующему – самоубийство! Я не верю ни в моральные качества, ни в интеллектуальные способности подавляющего большинства гномов, как бы истово они не молились и не посыпали голову пеплом. Знание – удел избранных. И ты должен будешь горстку этих самых избранных самым ответственным образом отобрать.
Пророк хотел было что-то возразить, но король гномов предпочитал, чтобы его исключительно слушали, а не выражали свою точку зрения:
– Я оставил расшифровки Мерхилековских опусов в личных покоях Маронона. Имперу приходилось объяснять одни и те вещи по десять раз кряду, так что я психанул и облёк всё в бумагу. Изучи как следует сам, но практикуй с осторожностью. Тот справочник, что спрятал в приснопамятные времена в Королевском саду Мерхилек, не самое лучшее руководство, но вместе с моими расшифровками для начала изучения тайных знаний сгодится. Скалозуба в это дело не подключай! Не повторяйте мою ошибку и ошибку Предателя: колдовство – для колдунов, правитель должен заниматься совершенно другими вещами. Думать о народе, хотя бы иногда, например…
Велер оторвался на некоторое время от рисования знаков силы, строго посмотрел на беспокойно переминавшихся с ноги на ногу гномов:
– Лично вы можете думать обо мне, что хотите, но я не хочу жертвовать собой только ради того, чтобы какие-нибудь дорвавшиеся до магии идиоты разорвали город на части! Чтобы одержимый тайным искусством правитель заморил народ голодом, потому что ему некогда заниматься такими досадными мелочами, как управление городом. Нет, я не претендую на святость, на моей совести столько крови, что никаким самопожертвованием её никогда ни за что не отмыть. Но я хочу быть уверен, что все эти жертвы имели хоть какой-нибудь смысл! Что Оплот просуществует хотя бы, пусть даже не тысячу, но несколько сотен лет. Что меня будут помнить не только как очередного предателя, но и как второго спасителя! Иначе всё может катиться в…
Это было непохоже на прежде всегда столь самодовольного Велера. Но Скалозуб понимал, тот чувствует важность исторического момента. На кон было поставлено решительно всё! В таком положении, даже самый конченый негодяй хочет прослыть в памяти поколений героем. Легендой. Спасителем. Вместе с Пастырем, они низко склонили головы, выражая покорность последней воле правителя.
– Кирчим, боюсь, ты тоже не выйдешь из этой комнаты живым. Захват отродья в плен прошёл без твоего участия, но отсрочка твоей гибели лишила нас запаса времени, необходимого на тщательные приготовления. Тварь скованна недостаточно, небытие в твоей груди должно будет любой ценой сдерживать её в процессе главного ритуала. Мы не сможем покинуть помещение, покуда всё не закончится, а временное и пространственное искажение будет столь сильным, что ничто живое здесь не выживет. Да, теоретически ты можешь отказаться от участия в акте спасения мира, но тогда шанс на удачный исход ритуала уменьшается где-то… раз в десять. То есть переходит из разряда маловероятного в практически невозможный. И даже при самом невероятном исходе, когда я справлюсь один, ты станешь главной угрозой Оплоту, ибо бездна внутри тебя будет жаждать отринуть всё возможное бытие. В лучшем случае твою гномскую оболочку убьют твои же друзья во имя спасения города. В худшем… сегодняшние усилия не будут иметь смысл. Я знаю, ты гном чести. Поэтому попрощайся с лидерами Квартала, ставшими твоими друзьями и товарищами за последние несколько месяцев. Обо мне вряд ли кто-то обронит слезу, но негоже уходить из жизни, не попрощавшись, хорошему гному. Обними тех, кто стал твоей новой семьёй – поверь, это действительно огромное счастье.
Ни один мускул на лице бывшего капитана не дрогнул. Умирать так умирать, долг превыше таких мелочей. А вот совету о прощании с близкими Кирчим внял с совершенно несвойственной суровому мужу эмоциональностью. Одинокий правитель был прав, иметь настоящих друзей – счастье, которое есть отнюдь не у каждого. Отказываться от него из-за «мужественности» было бы преступлением.
– Скалозуб, если дело выгорит, тебе достанется тяжёлая ноша. Зажиточное сословие фактически уничтожено, слуги, десятилетиями обслуживавшие знать останутся не при делах. Не жди, что благодарные нищеброды сами станут заниматься полезными делами. Если их не обеспечить работой, они превратятся в главную проблему для города. Безделье порождает безответственность, а безответственность – мать всех преступлений. Необходимо возрождать ремёсла, искусство, давать гномам образование, чтобы каждый мог найти себе занятие и принести пользу обществу. Не ограничивайтесь одними садами, удовлетворить потребность в пропитании – первая, но недостаточная для стабильности вещь. Не увлекайтесь наказанием прежних гонителей, их место быстро займут новые сволочи, к тому же ещё и безграмотные. Лучше используйте управленческие навыки глав Домов и чиновников, просто с пристрастием их контролируйте. Я говорю во множественном числе, ибо считаю неверным сложившийся порядок вещей, когда вся власть принадлежит королю. Постарайся как можно шире распределить обязанности и ответственность. Поверь, даже самый распрекрасный и мудрый правитель не может охватить всё. И любого из нас необходимо периодически сдерживать, направлять в нужное русло. Я знаю, ты думаешь, что это и так очевидно, что ты не такой, как прежние правители-самодуры, что ты-то всё сделаешь правильно и так далее. Но так вначале думают все, а потом власть незаметно берёт своё, и ты превращаешься в очередного предателя. Не сумеешь ограничить себя в самом начале – потом найдётся тысяча и одно оправдание, чтобы удерживать власть в своих руках, от силы доверять паре лиц. В эту ловушку угодил даже я, а это о чём-то да говорит…
Это действительно говорило о том, что Велер отнюдь не самодовольный глупец, раз сумел прийти за время своего недолгого правления к таким выводам. Предателю на понимание этого не хватило даже нескольких веков власти. Осознание близкого и неминуемого конца часто открывает глаза лучше наставлений самых великих пророков.
– И последнее. Пастырь, мне нужно навершие твоего посоха. Я знаю, этот камень дорог тебе. Знаю – это дар, переданный тебе от твоего учителя, а тому отданный самим Мерхилеком. Это действительно могучий артефакт, который мог использовать даже гном, не владеющий магией. Одно из немногих оставшихся произведений искусства прежнего мира. Он может помочь в нашем деле. А важнее этого нет сейчас ничего.
* * *
Шар, черней самой тьмы, повис в воздухе в центре зала. Под ним расходились многочисленные концентрические круги из рунической вязи. Некоторые окружности залезали на стены, но в целом те, как и потолок, оставались не затронуты рунами. Он оказался прав: времени было в обрез, отродье уже начало вырываться.
Пока ещё очень маленькие, тёмные отростки, словно шипы, появлялись и исчезали на поверхности шара. Тьма бурлила, пульсировала. Рунические круги прямо под шаром начали излучать слабый зеленоватый свет.
Велер дорисовал последние символы:
– Что ж, капитан, наш последний бой начинается.
Кирчим спокойно кивнул. Слёзы прощания с близкими были выплаканы, теперь воин выглядел точь-в-точь как изображение героя из древних сказаний. Ни малейшей нервозности, ни капли переживаний и страха. В отличие от Рвазара, он не мог по собственному желанию вызвать из своей груди бездну. Совершенно не умел управляться с отростками. Но Велер был уверен: в критический момент небытие в груди капитана проявит себя, вступит в противостояние с истинной пустотой. Отрицание отрицания… В этом был вызов, в том было предназначение странного симбиоза гнома и бездны.
Шипы всё больше походили на щупальца. Диаметр шара с каждой пульсацией увеличивался.
Велер глубоко вдохнул воздух. Такой прекрасный воздух. Воздух, дарующий жизнь.
– А, к чёрту, перед смертью всё равно не надышишься. Будь что будет! Погнали.
Встав напротив Кирчима, примерно посередине между шаром и запечатанной дверью в зал, правитель гномов активировал магию.
По концентрическим кругам пробежала рябь. Сначала от колдуна в центр, к шару, затем от центра назад, к стенам. Руны вспыхнули ярким светом. Пол задрожал, вверх поднялось зеленоватое марево.
Закрыв глаза, Велер шептал древнее заклинание, вводя себя в глубокий транс. Руки были подняты и разведены в стороны, тело легонько раскачивалось. Душа вырывалась из сковывавшей её тюрьмы плоти, устремлялась в полёт.
Раздалось шипение, теперь уже десятки щупалец вились в воздухе, заполняя собой пространство в метре от шара. В центре темноты появились две маленькие ярко-красные точки.
Кирчим почувствовал искажение восприятия времени. Колыхание щупалец перед ним то замедлялось, то, наоборот, ускорялось. То же самое происходило с пульсацией шара, и наконец он понял, что его собственное дыхание подчиняется тому же странному ритму. Начиналась раскрутка той самой временной петли, которая удерживала Оплот от исчезновения вместе с остальной Вселенной. Теперь нужно было удерживать тварь до последнего, покуда не закончится ритуал.
Внутри его груди начало пробуждаться чудовище.
Ему казалось, что зал кружится. Сквозь закрытые глаза Велер видел гигантскую спираль из чистого света, затягивавшую его в самый центр. В точку, из которой возникла Вселенная, и в которую всё сущее должно вернуться опять. Велер не сопротивлялся влечению. Напротив, разведя руки в стороны, он словно желал обнять основу основ.
Ощущение пространства менялось. Велер чувствовал себя то гигантом, чьи руки охватывают Вселенную, то песчинкой меньше самой маленькой точки. Он ждал, когда спираль утянет его в центр. Только из этой позиции он сможет оттолкнуться от дна. Лишь там можно дать миру новый толчок, начать всё сначала.
Длина щупалец достигла нескольких метров. Плотные тёмные волокна хлестали воздух, пытались загасить свечение рун на полу. Шар разросся от первоначальной ладони в диаметре до размера туловища взрослого гнома. Две красные точки обрели форму пылающих глаз. Бездна смотрела на Кирчима. Притягивала и отвращала его. Как притягивают и отвращают нас в жизни разные мерзости.
Пол под шаром шипел и дымился. Отродье пыталось расплавить магический круг.
Кирчим закрыл глаза, поднял голову вверх. Из груди вырвалась тьма. Отростки схлестнулись с враждебными щупальцами.
Затягивающая его спираль стала дёргаться. Равномерное движение к центру сменилось рывками. Отродье препятствовало осуществлению планов, ломало сложный ритуал, разрушало внутренний рунический круг. Пришёл черёд симбиоза гнома и бездны: спасти мир предстояло почти тем же оружием, что должно было его давно уничтожить.
Перед внутренним взором Велера предстала эпическая битва небытия и ничто. Отрицание бытия не хотело превращаться в ничто, а ничто, в свою очередь, хотело поглотить всё. Бытие, небытие – для изначальной пустоты всё едино. Есть лишь то, чего нет и не было никогда. Абсолютное отрицание.
Он почти достиг центра спирали.
Кирчим снова терпел поражение. Каждый его отросток обвило несколько щупалец, отродье тянуло за них, пытаясь вырвать из его груди бездну. Невыносимая боль раздираемого на части естества заставляла слёзы ручьём литься из зажмуренных глаз. Но Кирчим не кричал. Не боялся потерять свою сущность. Он лишь изо всех сил сопротивлялся неизбежному, растягивая и без того невероятно замедлившееся время.
Вдох затянулся в его сознании на столетия. Кирчим знал, что это последний вздох в его жизни.
Движение спирали остановилось. До центра оставалось совсем чуть-чуть, буквально один миллиметр! Лишённое связи с физической оболочкой сознание хотело вопить, готово было расплакаться – отродье взяло над небытием верх. Немножко, ну ещё хотя бы немножечко и он сможет завершить ритуал! Кирчим, ну пожалуйста!
Сжавшаяся в мгновение вечность закончилась. Из груди Кирчима вырвали бездну. Разорванная на части душа погибала. Тело безвольно опустилось на колени. Оболочка без духа, мясо без проблеска разума. От естества гнома ничего не осталось.
Велер застыл у самого истока спирали. Почувствовал, что пространство тянет его сущность назад. Последний шанс был потерян, всё кончено!
Его дух дёргался, отчаянно цеплялся бесплотными пальцами за свет, из которого состояла спираль. Тщетно. Рунический круг разрушался, а вместе с ним он лишался силы пустоты, которая делала возможной невероятный космический ритуал. Душу тянуло обратно в бренное тело. Исток удалялся.
Велер молился, умолял помочь Праотца, в которого не верил никогда в своей жизни. Такой неправильной, грешной жизни. Столько крови, на его совести столько жертв! Разве может Бог услышать молитву такого отродья, как он? Ведь Он не вмешивается, даже когда несправедливо страдают самые великие праведники. Позволяет веками править жестоким предателям-королям. Безучастно смотрит на преступления…
Велер молился. Больше он всё равно ничего не мог сделать.
Праотец…
Всеобъемлющий…
На всё Твоя воля.
Грудь, его настоящую физическую грудь, а не абстрактное естество, обожгло. Навершие посоха Пастыря, которое он спрятал за пазухой, плавилось. Сторонний наблюдатель мог бы увидеть, что всё тело короля покрылось яркими сине-фиолетовыми рунами, в которые превращался испарявшийся камень, последний дар Мерхилека. Его Второе пришествие.
Невидящие глаза правителя гномов широко распахнулись. В них горело синее пламя.
Спираль перед внутренним взором Велера по-прежнему тянула его сущность назад. Пусть вертится куда хочет! Бездушная чужая воля не имеет значения, когда есть сила духа! Ведь этот дух – частичка самого Праотца. Воистину всеобъемлющего, милосердного, всепрощающего. Непостижимого…
Усилием мысли Велер протолкнул свою сущность вперёд. Достиг точки, из которой возникла Вселенная.
* * *
Подземный город задрожал. С потолка огромных пещер падали сталактиты. Испуганные гномы прятались по домам, но и там было небезопасно. Хлипкие крыши жилищ в Квартале осыпались. Стены имений в Пещере ремёсел шли трещинами. Светляки-сталагмиты, сначала в Королевском саду, а затем и во всём Оплоте, погасли.
Город гномов погрузился во тьму. Страшную тьму, ибо никто не знал, забрезжит ли в мире свет когда-нибудь снова. Никто не знал, наступит ли завтра.
Грёзы о лучике света… Лишь лишившись того, что считаешь само собой разумеющимся, начинаешь понимать, насколько хрупко всё сущее. Как быстро и легко можно потерять всякое будущее. Как страшно не иметь возможности ни на что повлиять, быть не в силах хоть что-то исправить.
Первое за триста лет землетрясение продолжалось несколько часов кряду. Жители Оплота истово каялись, обещали Праотцу искупить все свои злодеяния, жить впредь только по совести. Всё что угодно, лишь бы конец света не наступил.
Обычные обещания. Сколь просто они даются в беде, столь же быстро и забываются. На такое Создатель не реагирует. Такие молитвы не слышит.
Но видит тех, кто действительно действует. Коряво, неумело, но отдаёт всего себя. Только такой подвиг и награждается.
Подземная буря закончилась. Пыль осела. Воздух в Оплоте непривычно пах свежестью. В недрах светлокамней неохотно разгорался столь нужный каждому живому созданию свет.
Самопожертвование двух гномов дало городу сотни, может быть, даже тысячу лет. И лишь в силах жителей вновь сократить этот срок.
Эпилог
На самом деле страшнее всего толпа, которая за чистую монету принимает ложь. Ничего не предлагает, ничего не понимает, лишь повинуется стадному инстинкту и пляшет под дудочку чужих мнений, красиво звучащих и удобоваримых. Они не задумываются ни на йоту о том, что могут в чём-то ошибаться, даже не догадываются, насколько бессмысленно и безвозвратно вредят другим людям. И за свои поступки они не собираются отвечать. Страшнее всего – такие вот люди.
Харуки Мураками
На главной площади Квартала собрались жители всего города. Огромное, по подземным меркам, пространство не могло вместить всех желающих: кто-то остался стоять на прилегающих к площади улицах, другие залезали на крыши близлежащих домов. Дети сидели на плечах родителей, старики и женщины робко подпирали задние ряды, прося пересказать им, что происходит. Хорошо одетые откормленные гномы стояли плечом к плечу с худыми грязными оборванцами.
Прежние условные барьеры были практически стёрты. Любой житель трущоб мог явиться во дворец, а каждый чиновник считал за честь получить возможность решить проблему бедного сословия прямо на месте, в Квартале. Конечно, горстка хорошо осведомлённых гномов знала, что дело здесь вовсе не в проснувшейся совести бюрократов, а в весьма весомом вознаграждении, которое полагалось не чуравшимся замарать руки чиновникам. Но видимость единения создавалась, и пропасть между простым народом и власть имущими, пусть крайне медленно, сокращалась.
Весьма способствовало преодолению отчуждения формирование нового сословия, так называемых законнотружеников. Так, поначалу в шутку, а потом и всерьёз, стали звать новых жителей Пещеры ремёсел, пытавшихся в меру своих сил и способностей восстановить то самое ремесло. Сказать по правде, создание новых изделий получалось пока что не очень. Но гномы очень старались, а после разрушительного землетрясения потребность в самого разного рода товарах вынуждала гномов мириться с низким качеством и покупать необходимые в хозяйстве и быту вещи. Через некоторое время выбрасывать, материться, иногда даже бить криворуким мастерам лица, но покупать изделия снова.
Была отремонтирована и открыта на общих основаниях школа. Неважно чей сын или дочь – чиновника или последнего голодранца – детей обучали чтению и письму. Власть имущие, естественно, возмущались, их отпрыски имели огромное преимущество в начальном уровне знаний, но вот способности многих из них… Постепенно и здесь начиналось выравнивание. Не уравниловка, а почти равные возможности проявить свой талант. К тому же дети первыми отринули классовые предрассудки, проводя друг с другом время за штудированием немногих сохранившихся книг и играми в перерывах. Со временем планировалось начать обучать детей не только грамоте, но и основам ремёсел. Но для этого, опять-таки, сначала нужно было выпрямить руки новоявленным мастерам. Не всё сразу.
В изрядно опустевшем Квартале в дворах разбивали всё новые садики. Какое-никакое подспорье и урожай. Уход за Королевским садом взяли на себя Бойл и, неожиданно, Глирик. После разорения Центрального сада в Квартале тот чувствовал такую вину, что просто стоять и чего-то там сторожить уже не мог. А вот наблюдать за работой садовников и раздавать указания… Насколько хватит терпения тех самых садовников, пока они не набьют ему морду, делали ставки все чиновники во дворце.
Выжившие наймиты, в том числе и служившие прежде законнорожденным, были преобразованы в городских стражей порядка. Руководил ими, конечно же, Хог. Не без помощи дважды раненного в голову Торка. Для такой несложной работы, как избиение провинившихся, особых умственных способностей, к счастью, не требовалось. К тому же для Торка не существовало различий между бедняком и важным чиновником, если требовалось, он прикладывал руки к обоим виновникам одинаково жёстко. Всё остальное, в общем-то, ложилось на могучие плечи Хога.
Пастырь с головой погрузился в изучение записей Велера, затем Маронона. Иногда пробовал что-то наколдовать, но быстро пришёл к выводу, что не имеет и сотой части таланта предыдущих хранителей тайны. Гномы с такими выдающимися способностями рождаются раз в сотню, если не в тысячу лет. Как жаль, что подобная одарённость редко соседствует с простыми нравственными ценностями. Великий талант целиком подчиняет себе помыслы гнома, тот становится чистым сосудом поистине космических сил. Которым нет ни малейшего дела до чаяний и страданий простых смертных. Но которые делают возможным действительно всё… Проклятие и спасение. Предательство и высшая честь.
Рассуждения рассуждениями, но хоть её энергия была почти полностью вычерпана, само отродье никуда не делось, необходимо было своевременно обновлять защитные чары. Поэтому Пастырь продолжал усердно вникать в тайное знание и искать учеников из числа умеющих держать язык за зубами. А также обладающих хотя бы зачатками моральных качеств, чтобы не использовать новоприобретённую силу в корыстных целях.
Бригитта, несмотря на начавший округляться животик, активно хозяйничала во дворце. Похоже, она была одной из немногих, кто понимал важность не только реформ, но и парадного вида власти. Быть на одной волне с народом прекрасно, но, чтобы влиять ещё и на элиту, начальство должно внушать почтение, а не презрение или жалость. Пусть без излишнего украшательства, но чистота и элегантность должны стать основой как стиля одежды, так и интерьеров, в которых обитает правительство. Прозвище Кусачей цареубийцы быстро сменилось на почтительное Распорядительница.
Безбородый пророк предпочёл не превращаться в Безбородого короля, а распределить полномочия между дюжиной самых уважаемых в той или иной области гномов. Отбирать таковых пришлось долго и тщательно. И даже при этом двоих пришлось почти сразу же заменить. «Одна голова хорошо, а с мозгами – лучше!» – гласила гномская поговорка. Надежд, что среди двенадцати главных общественных деятелей наберётся ума хотя бы на одну здравую голову, было немного, но от явных глупостей, свойственных вознёсшимся власть имущим, такая система пока что оберегала.
Сам пророк, как и полагалось исходя из прозвища, взял на себя роль духовного лидера и судьи. Ощущение справедливости – краеугольный камень для поддержания стабильности в обществе, а потому роль верховного судьи давала наилучшую возможность управлять не напрямую и всем сразу, но опосредованно влиять на политику, быстро пресекая нежелательные тенденции среди всех слоёв населения.
Именно на такой показательный суд собрался сегодня на площади в Квартале весь город.
Скалозуб нежно поглаживал легендарные колодки, в которых по воле злого рока отбывал наказание целых два раза. Два таких разных, но одинаково трагичных для него заключения.
Хиггинс, Фомлин, Кларк – гномы, что так помогали ему и кого более нет среди живых. Вспоминались они, а не его собственные страдания. Да, боль забывалась, но неоплатный долг перед товарищами тревожил сердце Безбородого пророка и по сей день. Он лелеял это чувство, надеялся, что оно поможет ему вести себя достойно, даже когда желание расслабиться или давить силой станут брать в его душе верх. Испытание властью невозможно пройти, если сочувствие станет лишь пустым словом и призывом к другим. Без сопереживания к простым смертным любой правитель быстро превратится в тирана, станет очередным предателем, воплощением зла. Однако испытывать сострадание к абстрактному обществу всегда тяжелее, чем к конкретным его представителям. А конкретные представители имеют склонность со временем начать злоупотреблять этим чувством, дискредитируя тем самым нравственные ценности… Память о трёх погибших гномах-героях вызывала у Скалозуба чувство глубокого сопереживания и не имела таких побочных эффектов. Чудовищная цена давала прекрасные плоды. Но как бы Скалозубу хотелось не платить за честь кровью ближних…
Похожим символом для законнотружеников стал пожертвовавший собой ради слуг Адрид. Среди чиновников во дворце примером стал Импер. Воины славили Кирчима. Посвящённые в тайну воздавали должное Велеру и Рвазару.
Самопожертвование во имя спасения других – не существует подвига выше этого. Как не существует большей мерзости, чем разжигание ненависти.
Солкис.
Всё представление было затеяно сегодня из-за него. С одной-единственной целью – надолго отбить у всех желание сеять вражду. Неважно по приказу или иному мотиву. Каждый должен был понять: такому преступлению оправдания нет.
Глав Домов вытащили из Школы гномских искусств и ремёсел несколько месяцев назад, когда стало понятно, что они скорее помрут с голоду, чем рискнут предстать перед народным судом добровольно. Как оказалось, от голода умирать те вовсе не собирались, но и вооружённое сопротивление оказать не могли. Скалозубу пришлось приложить немало усилий, чтобы правосудие не свершилось прямо на месте – к прежним хозяевам Пещеры, и особенно к Солкису, у народа накопилось целая прорва претензий.
Долгие допросы в темницах дворца восстановили полную картину трагичных событий, приведших к восстанию слуг, а часть глав Домов всё же пошла под топор. Но большинство успешно переложило всю вину на горстку наиболее кровожадных деятелей и отделалось лишением имущества и своего положения. К тому времени Скалозуб, как и многие умеющие хотя бы немного шевелить мозгами гномы, поняли, что бравые лозунги участников восстания вовсе не свидетельствуют о способности оных управляться огромным хозяйством, свалившимся на них как сталактит на голову. Теперь уже бывшим, главам Домов охотно поручали вести бухгалтерию, складской учёт и выполнять иные необходимые для деловой деятельности функции. Чем те не преминули воспользоваться, чтобы не пахать в поте лица ради клубня грибокартошины, а заодно, благодаря знанию хитрых схем, постепенно начать восстанавливать своё состояние. Какие реформы ни проводи, а жадность всегда останется жадностью – бичом и главной движущей силой всех власть имущих.
Что касается Солкиса, с ним подолгу беседовал лично сам Скалозуб. То, что гном сумел сотворить с умами и сердцами весьма образованных законнорожденных, внушало серьёзные опасения. Влияние наглой лжи общество явно недооценивало, за что пришлось заплатить кровью и разрушениями. Каждый был твёрдо уверен, что манипуляциям подвержены все остальные, но только не он. Никто не осознавал, что решения, к которым он пришёл якобы сам, были следствием умелого подталкивания в нужную манипулятору сторону. Почти все стремились присоединиться к, пусть даже мнимому, большинству, боясь выглядеть белыми воронами. И лишь один гном продолжал активно бороться за правду, несмотря ни на что. Только один не молчал и не оправдывал преступления.
Как обычно, никто не сделал выводов из случившегося. Воспоминания бывших законнорожденных самым чудесным образом менялись, оправдывая их и выставляя в выгодном свете. Да, нас обманули. Так сложились обстоятельства. Бла-бла-бла. Больше такого точно не повторится, хотя почему именно не повторится – хрен его знает. Обвести вокруг пальца можно всех остальных, но только не нас…