Опыты психоанализа: бешенство подонка

Санкт-Петербург. Улицы. Раннее утро

Сталин выглядывает, машет рукой. Подъезжает пролётка с поднятым верхом. Из калитки выходит Ленин. Садится в пролётку. Охранник и Сталин по бокам. Ещё один охранник рядом с извозчиком. Щека Ленина подвязана носовым платком. Как бы флюс. На голове кепка Сталина. Ленин всё время поправляет повязку на лице и переспрашивает у Сталина:

– Бородку не видно? Бородку не видно?

Слышны выстрелы, пулемётные очереди. Ленин вздрагивает.

– Это казаки моряков из Петропавловской крепости выкуривают, – успокаивает Сталин.

Пролётка останавливается у дома. (10-я Рождественская улица, дом 17 – ныне улица 10-я Советская).

Один из охранников проверяет подъезд. Выглядывает, машет рукой – всё чисто. Сталин выходит из пролётки. Оглядывается по сторонам. Они входят в подъезд.

Поднимаются с Лениным на пятый этаж в квартиру номер 20.

– Здесь я живу, – шепчет Сталин. – У друга.

Сталин с Лениным проходят в квартиру. Здороваются с всклокоченным, явно со сна, Сергеем Алилуевым¹⁶.

– Алилуев! – представляет его Сталин. – Верный человек!

– Сергей! Извините, я с ночной смены. Электрик я на подстанции…

– Бриться! – командует Ленин. – Немедленно!

Ленин сидит перед зеркалом. Алилуев суетится. Взбивает в стаканчике пену для бритья. Намыливает лицо Ленину. А тот смотрит на пену в стаканчике и вспоминает…

Берлин. Железнодорожный вокзал (Messegelaende). Вечер

ТИТР: 29 Марта 1917 года.

Вечер. Белый туман. Пломбированный вагон с социалистами, едущими через Германию в Россию на запасном пути в тупике. У вагона, сопровождающие группу немецкие офицеры.

За будкой стрелочников останавливается автомобиль. Двое господ в штатском подходят к вагону. Тихо переговариваются с офицерами.

Из вагона, оглядываясь, спускаются Ленин и Карел Радек¹⁷. Вместе со штатскими они уходят к машине. Зажглись фары. Застучал мотор.

Берлин. Здание Генерального Штаба Германии (Generalstab). Кабинет. Вечер

Высокие потолки. Инкрустированные ценными породами дерева стены. Зеркала. Яркие лампы. У стола генерал с бакенбардами. Ну, просто вылитый император Вильгельм. С ним Ленин и Радек. Разговор идёт на немецком языке.

– Ну, я надеюсь, мы друг друга, герр Ульянов, поняли? – важно излагает генерал, – И, будучи благодарны господину Парвусу-Гельфанду за его идею и первые инициативы, пойдём дальше уже сами. Правильно? (Richtig?)

– Правильно (Richtig!) – улыбается Ленин.

– «Лорелея»¹⁸. Такое будет название у нашего сотрудничества. Вы, конечно, знаете эту легенду?

Ленин кивает.

К ним приближается настоящий ариец. Граф Мирбах¹⁹.

– Разрешите представить, Граф Мирбах. – торжественно произносит генерал. – Он возглавит группу, которая будет поддерживать вас в России практическими делами. Граф с 1908 по 1911 гг. служил советником германского посольства в Санкт-Петербурге. И он… Подробности по поступлению и расходованию средств и материально-технической поддержке наши люди обсудят с вашим представителем. Вы рекомендуете… Герр Радек? Правильно?

Ленин кивает. Радек улыбается.

Генерал меряет Радека снисходительным взглядом (Радек ростом 154 см. генерал 190 см.)

Радек обиженно закусывает губу.

Здесь и в дальнейшем с помощью титров и диктора мы будем заглядывать в будущее героев фильма. Ведь всегда так интересно, как ложатся карты…

Берлин. Набережная канала. День

Эпизод стилизован под кинохронику.

ТИТР: Ноябрь 1918 года.

Революционные события осени 1918 года в Германии. Красные флаги. Машина генерала окружена боевиками. Генерала вытягивают из машины. И пока он не выпрямился во весь свой рост, именно Радек стреляет ему в лоб. Тело сбрасывают в канал.

ДИКТОР:

Последнее что увидит в своей жизни генерал в дни революционных событий в Германии, будет как раз лицо Карела Радека.

Берлин. Здание Генерального Штаба Германии (Generalstab). Кабинет. Вечер

ТИТР: 29 Март 1917 год.

Работники финансового отдела почтительно подхватывают Радека под руки и, гордого, уводят на инструктаж.

Под рукой генерала мнётся чиновник. Такой архивный червь. Настойчиво шепчет что-то генералу на ухо. Кладёт бумаги перед Лениным.

– Ах, да! – говорит генерал. – Забыл! Подпишите здесь, герр Ульянов.

– Не понял?! – настораживается Ленин. – Я не буду ничего подписывать!

– Увы, мы, немцы, народ педантичный. И потом, вы же расписываетесь не в частной какой-то лавке под кредит на покупку шубы. Как-никак мы вам выделяем огромное финансирование. И это просто соблюдение формальности…

– Никаких подписей! – Ленин вскакивает.

– Ну, не горячитесь. Герр Мирбах, угостите гостя кофе, пирожными.

Санкт-Петербург. Квартира Алилуева. Утро

Ленин сидит перед зеркалом. Алилуев, добривает одну щёку. На лице полбороды и половина усов. Взбивается в стаканчике пена.

Берлин. Здание Генерального Штаба Германии Generalstab). Вечер

Ленин с Мирбахом проходят в комнату с большими стрельчатыми окнами, выходящими во внутренний дворик Генштаба.

Сидят, пьют кофе. Ленин возбуждён и категоричен. Мирбах миролюбив и любезен:

– Как вам архитектура? Обратите внимание, чудный дворик. Действительно, встроенный внутрь здания дворик выглядит как парк.

Высокие деревья, скамейки, фонтаны, скульптуры.

И вдруг Ленин напрягается. Он видит, что по дворику рядом с каким-то германским офицером гуляет очень знакомая ему личность. Ленин не верит своим глазам:

– Простите, но это же…

– Да – соглашается граф Мирбах.

– Что он здесь делает?!

– Ну, честно говоря, тоже, что и вы. Понимаете, мой заместитель герр Розенберг говорит, что вы излишне категоричны и как бы себе на уме. Можете подвести. И он настаивает на этой кандидатуре. Но я уверен, что иметь дело стоит именно с Вами.

Ленин задумывается.

– Я изучал ваши статьи и выступления, – продолжает спокойно граф Мирбах. – Знаю о том, какой вы непримиримый в борьбе с противниками. И ещё понимаю, что это ваш, можно сказать, последний шанс. Согласитесь, это будет горьким событием, если сейчас на полпути вас завернут, а в Россию поедет этот герр… И там, используя ваши же наработки, будет устраивать эту, как бы… революцию. И ещё один очень важный момент. Мы ведь изучали все группы, находящиеся в оппозиции. Выяснилось что большинство ведущих «революционеров», простите, евреи. Нет, дело не в антисемитизме. У меня самого в друзьях масса евреев. Но согласитесь, странно будет. Вождь России и не русский. Нонсенс. А вы…

Во всяком случае, по официальной версии…

– Но, есть, в конце концов, левые эсэры. Та же Спиридонова…

– Простите, мы бы хотели иметь дело с человеком мыслящим более-менее адекватно.

Ленин встаёт. Долго смотрит на гуляющую во внутреннем дворике пару. Решительно распахивает дверь в коридор.

Идёт быстро по коридору. Мирбах едва успевает за ним. Ленин распахивает дверь в кабинет. Они входят. Дверь закрывается.

Санкт-Петербург. Квартира Алилуева. Утро

Пока Ленина бреют, Сталин пьёт чай в кухне. Пьёт он на восточный манер. Не спеша. Мелкими глотками. Думая. Дочка хозяина, шестнадцатилетняя девушка в коротеньком домашнем халатике ставит перед ним тарелку с баранками.

ДИКТОР:

Алилуева Надежда. Через год жена Сталина. В ночь с 8 на 9 ноября 1932 года погибнет. Официальная версия – самоубийство.

Ленин смотрит в зеркало. Гладковыбритое лицо уже немолодого человека. Мешки под глазами и бегающие красные глаза.

Санкт-Петербург. Улица. Утро

Из здания выходят и идут по улице на набережную к рейсовому катеру в Кронштадт три человека. Двое – Ленин и охранник – в матросской форме. Сталин в гражданской одежде. Садятся на катер. Катер благополучно отчаливает. Ленин, придерживая бескозырку, смотрит на удаляющийся Петроград.

К причалу подъезжает автомобиль. В нём уже знакомый нам гауптман. Он смотрит вслед катеру.

Кронштадт. Конспиративная квартира. Ночь

Сталин наливает чай в стакан. Несёт его в комнату. Там на стуле при свете керосиновой лампы сидит Ленин и безучастно смотрит перед собой на пустую стену. Когда Сталин касается его плеча, он резко оглядывается. И снова утыкает взгляд в стену.

Сталин ставит на стол возле него стакан с чаем и выходит на кухню, садится у окна. Пьёт чай.

Санкт-Петербург. Мариинский Дворец. Зал заседаний Временного Правительства. Вечер

На трибуне вещает Керенский²⁰. Министры скучают. Среди них Терещенко.

Рутенберг с места перебивает Керенского.

– …А очень просто! Надо чтобы Указ правительства выполнялся!

– Продовольственный вопрос, Пётр Моисеевич, в связи с которым Вы приглашены, у нас следующий на повестке дня, – отбивается Керенский. – Так что…

– Нет! Я же вижу, Александр Фёдорович, что вы уже идёте на попятный?! И вот это как раз имеет прямое отношение к ситуации с хлебом в Петрограде. Ведь невооружённым глазом видно, что трудности с продовольствием в городе искусственные. Явный саботаж с целью вызвать взрыв недовольства у жителей. И всё дело в Ульянове, которого поддерживают немцы. Если мы сейчас не захватим эту шайку…

– Перестаньте! Володя Ульянов учился у моего отца!

– Ну, мало ли какая шваль могла учиться у Вашего отца, Саша.

– Бросьте, Пинхас. И вообще у меня нет времени. Мне пора на митинг в цирк.

– О! Наконец-то я подобрал ключ к тому, что наблюдаю вот уже неделю. Цирк!

– Перестаньте паясничать!

– Перестану, если вы дадите жёсткую команду сыскному отделению. Пусть расшибутся в доску, но достанут из-под земли. Троцкого тоже под суд! Вам доложили результаты расследования расстрела демонстрации на Невском?!

– Это голословно. Бундовцы могут печатать в своей газетёнке любой бред. Я как адвокат с громадным стажем вижу, что веских доказательств нет. Большевики выиграют суд.

И вообще, я тороплюсь. У меня выступление.

– Езжайте, Саша. На манеж! Там вам и место. Оркестр туш! Та-та-та! На арене сам Керенский. Спаситель России!

– Вы, Пинхас, много на себя берёте!

– Вы даже не представляете, гражданин Керенский, как много я на себя взял!

И тут в перепалку вмешивается Терещенко.

– Но простите, гражданин Рутенберг! Что вы хотите? Вот я, например, тоже не верю в эту болтовню! – Терещенко весело оглядывается на министров, приглашая их повеселиться вместе с ним, – А, граждане министры?! Сейчас все ловят шпионов. Вон и вдовствующую императрицу Марию Фёдоровну обвиняют. Давайте её, старушку, под суд. Тоже! Хотя нет! Кто же будет у нас в стране вдовствующей… Чепуха всё это! Ленин-Пенин… У вас гражданин Рутенберг, какая-то идея фикс, честное слово!

– Вы так считаете?! – ощеривается Рутенберг.

– Да! Как министр иностранных дел, я…

– Вы министр?! Ну, я тогда японский император. Вы просто дойная корова! Им, – он показывает на министров, – нужны не вы с вашими красивыми пустыми словами, а деньги и связи династии Терещенко. Вас раскрутили на военный заём как последнего фраера. Министр он, бля! Как там в «Нью-Йорк таймс»: «мальчик, рождённый с золотой ложечкой во рту! Олигарх!» Какой вы на хер олигарх?!

– Как это?

– А так! Олигарх – этот тот, кто идёт во власть для пользы себя и своего бизнеса. А вы!? Мало того что, не заработали, так ведь ещё и разорились. Тоже мне… Министр иностранных дел! Где ваши решительные заявления? Где ваше встряхивание за шиворот союзников?! Зато приятное времяпрепровождение, коктейли, фраки и возможность потрахивать дочерей и жён послов. Главное, чтобы вам было не скучно? Верно?! Да, я вижу, в завещание наследства от дедушки Николы пункт – поделиться умом – внесён не был.

– Что?! Как вы смеете!? Да, я вас… Вызываю на дуэль! Терещенко бросается на Рутенберга, но его удерживают.

– Бросьте, гражданин Терещенко! – говорит Рутенберг. – Ну, не надо так горячиться. Я не из дворян. Да и вы не из князей. Дуэль это не из нашего обихода. Вот морды друг другу набить… Хотя нет! Детей не бью!

Рутенберг выходит из зала заседаний. Терещенко смотрит вслед.

Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Пристань. Утро

Ленин сходит на берег. Он уже в одежде рабочего. Такой себе конторщик Путиловского завода Ильин. Сопровождает его тот же Сталин. Уходят по улочке.

Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Окраина. Утро

Жарко. Солнце слепит. Пыль. Из своего авто выходит Терещенко. Элегантный и весёлый. За ним из машины выходит адъютант поручик Чистякова. Терещенко останавливает его:

– Не боись, Чистяков. Всё в порядке. Видишь, птички поют. Пройдусь пешочком. Жди здесь.

Терещенко идёт по переулку вдоль заборов, сверяясь с запиской, рассматривает дома. Останавливает мальчика девяти лет.

– Скажи-ка, малец, где тут дом Емельянова?

Мальчик подводит Терещенко к дому. У калитки женщина, тревожно оглядывает улицу.

– Тётка Надежда, тут вот Емельяновых спрашивают.

– А чё?! – пугается женщина. – А-а-а… Мы никак не Емельяновы. Мы это…

– О!? Тётка Надька?! Емельянова ж ты? – удивляется мальчик. – У нас на квартале других Емельяновых и нет.

– Ну, ладно! – громко, чтобы услышали в доме, говорит женщина, – Емельяновы мы! Не расслышала. Но вам ежели молока, так это через три дома.

– Нет, я к вам, – Терещенко сам открывает калитку, проходит по двору. Женщина семенит рядом. Терещенко поднимается на крыльцо.

В доме суматоха. Сталин вынимает наган, Емельянов²¹ нож. Вместе с Лениным они переходят из гостиной в кухню.

Терещенко входит в дом. Женщина паникует:

– Вы чё безобразничаете, господин хороший?! Я чичас власть позову. Городового.

– А я власть и есть, – весело сообщает Терещенко. – Позвольте представиться. Михаил Иванович Терещенко. Министр иностранных дел. Хотел бы встретиться с господином Ульяновым.

– Какой-такой Лянов-Белянов?! Не знам такого! Идите отсюда! Вы видали, министр он!

– Поверьте мне, я не враг господину Ульянову. Я пришёл поговорить.

– Вы с ума сошли господин хороший! Уходите по добру, по здорову!

На кухне Сталин показывает жестом – чирканье по горлу. Ленин отрицательно качает головой.

– Успеем, – шепчет Ленин. – Проверьте вокруг! С кем он? Казаки? А я…

– Да, Бросьте вы, мадам! – продолжает Терещенко. – Мне нужен Ульянов. Он здесь!

– Конечно, здесь! – Ленин, как в омут с головой, выходит в комнату. – С вами я не буду играть в прятки. Потому что весьма и весьма… Наслышан. Вы тот самый герой, который своими действиями разогнал это идиотское правительство князя Львова. Позвольте пожать Вашу героическую руку! Мы, большевики, ведь тоже за предоставление независимости Украине. Проходите, садитесь. Сейчас чайку попьём! – усаживает Терещенко, проходит к дверям на кухню. – А ну-ка, хозяюшка, наладьте-ка нам с гражданином министром самоварчик! Сядем, будем чаи гонять. С баранками. Вы любите свежие баранки, Михаил Иванович?

– Баранки люблю. Да… Я вообще-то ненадолго, – Терещенко выкладывает перед Лениным газету. – Вот у нас спор случился. Я проголосовал против Указа о вашем аресте…

– Почему? Не верите газетам?!

– Нет! Я верю только в то, в чём сам убедился. Пощупал. Вот и сейчас… Пришёл спросить. Прямо. Глядя Вам в глаза. Это же печатный орган революционной партии. Бунд. Как я понимаю, они социалисты тоже. В какой-то степени соратники ваши.

– В том то и дело, что в какой-то степени, Дорогой Михаил Иванович! Вы, насколько я знаю, в политике человек свежий. А ведь это такая особенная французская борьба, батенька. Да ещё к тому же без всяких правил. Подножки, оплёвывание, наговоры, явное враньё! И потом Бунд мелкобуржуазная еврейская секта. Они давно отошли от линии, увязли в болоте национализма. Враги революции!

– Ну, для меня все эти ваши партийные дела тёмный лес…

– А я, знаете ли, батенька, этим занимаюсь всю жизнь. И поверьте мне, это войны… Убитые, раненые. Ведь идёт борьба за чистоту идеи. И в ход идут самые жуткие средства. Похуже газов на войне. Всякий иприт это ерунда по сравнению с…

– А мне помнится, – Терещенко рассматривает гладковыбритого Ленина. – У вас усы были. И бородка. Когда мы встречали вас на Финляндском вокзале.

– Да… – Ленин трёт голый подбородок. – Но сами понимаете, таких как вы, мудрецов, не верящих в газетные бредни и провокации архи мало! Так что это для тех, кто, не заглянув в святцы, уже бьёт в колокола! Лжецы, клеветники, кадетские негодяи. Давайте без обиняков. Мы же с Вами умные люди. Реалисты! Вот я смотрю вам прямо в глаза. Располагает ли прокуратура, ваши министры и, наконец, разведка какими-то доказательствами? Кроме вот этих бредней! Ну, документы какие-нибудь. Моё досье, как, ха-ха, шпиона? Вот! Всё инсинуации этих негодяев! Милюковы, Гессены, Даны и прочие…

Ленин выглядывает на кухню:

– Так как там с чайком для нас?! Емельянов шепчет ему в ухо:

– На площади стоит автомобиль. Водитель и офицер. Ни полиции, ни казаков.

Ленин вздыхает облегчённо и возвращается в комнату с самоваром, за ним испуганная женщина выносит чашки и вазу с баранками. Ленин, улыбаясь:

– Чаёк поспел. Поговорим сейчас вдоволь. Я вижу, вы умный и мудрый. И вас волнует судьба России, как и нас.

– Простите. Посидел бы с удовольствием. Но водитель так плутал по Сестрорецку, что время всё вышло. У меня в три встреча с представителями Красного Креста.

– Ничего страшного. Езжайте. Но только, батенька, дайте слово, что вы приедете завтра. Баранок с вареньицем. У хозяйки чудное кизиловое… Поговорим. Жду-с! С нетерпением. Ну и сами понимаете, никому ни слова. Не все такие, как Вы, Михаил Иванович.

Ленин с улыбкой провожает гостя к двери.

Терещенко спускается с крыльца. Пересекает двор. Хлопает калитка.

Ленин, в изнеможении падает на стул. Поднимает голову на вышедших из кухни спутников:

– Бляди! А говорили, безопасное место, безопасное место. Немедленно уходим! Ни минуты!

Пригород Санкт-Петербурга. Сестрорецк. Окраина. День

Мостик над ручьём. На перилах мостика сидит тот самый соседский мальчик. А мимо быстрым шагом проходят соседи Емельяновы (муж с женой) и Сталин.

Мальчик подбегает к тётке Надежде, дёргает её за юбку.

– Тётка Надька, а барин мне целый целковый отвалил!

Тётка оглядывается и мальчик видит, что это не соседка, а какой-то дядька, но в платье и платочке тётки Нади. Это переодетый Ленин. Он крепко ухватывает мальчишку за плечо и перегибает через перила мостка.

– Молчать, мальчик, а то утоплю к чертям!

Он говорит таким шёпотом, что мальчик не умом, а всем содрогнувшимся нутром понимает, что дядька утопит.

Беглецы торопливо исчезают за поворотом.

ДИКТОР:

Через два десятка лет мальчик будет выступать перед пионерами и бойко рассказывать, как дядя Николай Емельянов посылал его с едой для товарища Ленина в шалаш на Разливе.

Журчит ручей. Успокаивает. Мальчик сидит, болтает над водой ногами. Обдав пылью и запахом бензина, возле мальчика останавливается автомобиль. В нём гауптман²² и шустрый морячок Лёха²³.

– Эй, малой! – окликает гауптман. – Тут соседи твои Емельяновы? Ты их не видел?

– Никого не видел! – огрызается мальчик.

– Да… – Лёха выбирается из авто. – Это не так надо, Франц Иванович. Он присаживается рядом мальчиком. Достаёт из кармана конфету. Даёт.

Из другого кармана рубль. Тоже даёт.

– Как звать?

– Минька?

– Чё!? Строго наказали молчать?

– Ага! Утопить грозился!

– Кто?

– Да, дядька что в платье тётки Надьки нарядился.

– И куда этот дядька пошёл?

– Да на станцию они пошли. На Дибуны.

Лёха встаёт. Достаёт ещё рубль. Отдаёт. При этом Мальчик замечает, что подмышкой у морячка пистолет.

– Наган! Дай подержать, дядя!

– Тороплюсь, – улыбается Лёха и гладит мальчика по голове. – Но в следующий раз обязательно. Только про нас уж точно, чтобы никому. Ага?

Лёха садится в машину:

– На Дибуны едем. Может, хоть тут успеем.

– Д-а-а! И чтобы я, Лёха, без тебя делал – улыбается гауптман.

Платформа пригородного поезда станции Дибуны. День

Ленин в женском одеянии со Сталиным и Емельяновым ждут поезда. Садятся в вагон. Уезжают.

Гауптман и Лёха выбегают уже на пустой перрон. Смотрят вслед поезду.

– В Финляндию уходит, – говорит гауптман.

Станция Удельная. Перрон. Вечер

Ленин в женском одеянии со Сталиным идут по переулку. Заходят во двор дома.

Санкт-Петербург. Мариинский Дворец. Коридор у зала заседаний Временного правительства. Вечер

Министры расходятся после заседания. Терещенко с гордым видом подходит к Рутенбергу, ведущему разговор с министром продовольствия. Останавливается. Достаёт коробку сигар:

– Прошу! Угощайтесь! Кубинские!

Рутенберг и его собеседник не отказываются. Берут по сигаре.

– Кстати, гражданин Рутенберг, а ведь всё клевета. Ульянов чист! – победоносно улыбается Терещенко, – Никаких связей с немцами!

– Это с чего вы взяли?

– А он мне дал честное благородное слово. Буквально три часа назад. Звал с ним чаи погонять. С баранками! Но я торопился. А завтра ведь погоняю. С таким интересным собеседником…

Довольный, что вот так эффектно он отомстил Рутенбергу, Терещенко уходит.

Рутенберг смотрит ему вслед. Потом срывается с места, бежит по коридорам, по лестницам. Выбегает из Дворца. Пересекает улицу. Вбегает в Губернскую Управу.