Из детства на войну с японцами. Жизнь и приключения татарского юноши

Сколько пролежал, не помню. Потом прикинул, получалось часа 1,5 – 2 . Очнулся. Наших уже не видно. Стало жутко. Пошел к городу Жаохэ, в направлении которого мы должны были продвигаться. Опасно одному идти в город противника. Через некоторое время вышел на чуть заметную проселочную дорогу. Иду по ней, «ушки на макушке», но ушки-то не слышат ни черта. Кручу головой во все стороны. Надежда только на зрение. Когда подходил к городу, за собой вдали увидел пыль. Залег в траве и жду. На рысях подъезжает конная батарея. Это были наши артиллеристы. Выскакиваю к ним с неимоверной радостью и вдруг … услышал топот копыт. Это удвоило мою радость. Артиллеристы поняли, что со мной случилось и криками объяснили, что наши уже в городе. Я стал их немного слышать, но начали болеть уши. С артиллеристами я поехал в город. Всяких переживаний и эмоций за полдня могло бы быть и меньше на одного человека.

Когда доехали до города, я спрыгнул с передка орудия. Нога опять сильно заболела. Хромая, пошел искать своих. Нашел довольно быстро. Взаимные радости! Стал разуваться, чтобы высушить портянки и сапоги. В правой ноге был осколочек. Он, видимо, прошел через борт понтона и ослабел. Поэтому кость была цела. Меня отвели в медсанбат.

Так я попал в медсанбат, на этот раз уже в полевых условиях.

Заболевшего охотника Иванова во взводе еще не было.

Глава 12

В

гостях хорошо, а дома лучше

В полевом госпитале порядки другие, чем в гарнизонном. При приеме отобрали только гимнастерку с документами. Все остальное при тебе. Большая палатка с брезентовым полом. На полу рядами уложены тюфяки, набитые соломой или сеном. Для «тяжелых» ватные матрацы. Сапоги, оружие, вещмешок и остальное солдатское имущество рядом с тюфяком. На случай боевой тревоги все, способные перемещаться, готовы отразить врага.

На второй день нога стала затягиваться, уши почти перестали болеть, слух понемногу восстанавливался, тошнота исчезла.

Рядом оказались еще двое похожих на меня. Втроем начали осаждать лечащее начальство, чтобы выписали нас. Ответ был один:

– Я сам знаю, когда вас выписать.

Но сам он улыбался и шутил. Его веселым настроением решили воспользоваться. На третий день уговорили старшую сестру отдать нам гимнастерки. Расписались в каком-то журнале о получении и «… спасибо сестричка! » Быстро подались на большак. Сухой паек, конечно, не получили. Летом прокормимся.

Сначала было не очень приятно втроем шагать по чужой земле. В основном, с одной стороны дороги сопки, с другой – болота. Маневра минимум. Но вскоре нас догнали две автомашины дивизионного тыла. Это уже обоюдно выгодно. Им – защитники от случайностей (2 автомата и 1 десятизарядная винтовка), а нам – транспорт есть транспорт. Наше место – в кузове у кабины с оружием на крыше кабины.

Эти машины вскоре догнали свою колонну, застрявшую в глубочайшей грязи, и встали в хвост. Мы подались к голове колонны, чтобы решить: ждать или двигаться дальше.

Около середины колонны слышится до невероятности злой и замысловатый, даже для солдатских ушей, мат. Подошли ближе. Автором мата оказался зам. командира дивизии по тылу. «Объектом» его проклятий была солдатка, которая ехала в кузове на мешках с сухарями.

Она ухитрялась прятать свое «интересное положение» от глаз начальства, но не выдержала походных передряг и родила преждевременно прямо на мешках с сухарями. Пришлось несколько мешков дефицита выбросить. Можно понять зама по тылу.

Во всей Маньчжурии хлеба не найдешь!

Пошли через всю колонну. Положение было не из лучших. Колонна застряла капитально. Без тягача или, хотя бы роты солдат, машинам не выбраться. В самой колонне одни писаря в хромовых сапогах, бабье и несколько офицеров-щеголей. Шоферам в боевой обстановке уходить далеко от своих машин не разрешается. Возможно нападение рассеянных по сопкам японских солдат. Идти пешком троим тоже рискованно, да еще к вечеру. Остались с колонной. Забрались в кузов машины, на которой догоняли, перекусили тушенкой, раздобытой шофером где-то, и там же задремали.

Ночью проснулись от грохота моторов. Впритирку с застрявшими дряхлыми «ЗИС»ами шла тяжелая батарея на тягачах. Мы быстро поднялись. С третьей попытки один офицер согласился нас взять, просмотрев для порядка наши книжечки и похвалив за «удёр» из госпиталя.

На рассвете догнали своих. Встреча. Радости. Для меня – особенно. Иванов догнал. Ротный сказал, что все нормально. Пошагали со своими. Пусть 40-50 км в день, пусть иногда, особенно в сумерках, нас обстреливают с сопок одиночные пулеметы, пусть сухари нас так и не догнали, пусть …, но зато со своими! Это в армии дороже всего.

Дальше нас ждали мелкие стычки, бой на подступах к г. Баоцин, разные смешные и не очень истории с трофеями, бой за укрепленный гарнизон под г. Боли, уничтожение смертников, вдвоем закрывавших путь к мосту и еще целая уйма приключений. Но это уже было в своей роте, со своим батальоном.

Глава 13

Эпизоды из войны и похода

Вспоминаются некоторые короткие события в Маньчжурии. Расскажу о них без хронологической последовательности. Какие-то из них смешные, другие печальные. Надо учесть, что действующим лицам в этих событиях, в основном по 19-20 лет, а жизненного опыта – минимум.

Один из гарнизонов среднего размера японцы сдали подозрительно легко. Гарнизонами называли поселения военнослужащих, похожие на небольшие поселки. Эти поселки, в большинстве, окружены земляным валом и рвом. Иногда по углам бывают железобетонные башенки для пулеметов, а между ними площадки для пулеметов или легких орудий. На вершинах рвов брустверы для стрелков. В остальном деревня как деревня, только обязательно есть стрельбище с чугунными плоскими мишенями и тренировочная полоса препятствий. Внутри гарнизона приличные склады продовольствия и военного имущества.

В этом гарнизоне среди прочих трофеев был большой запас галет. Они были запаяны в жестяных коробках. Вокруг склада было разбросано много вскрытых коробок. Галеты были величиной с половину спичечной коробки и вдвое тоньше. В открытых коробках они были покрыты каплями какой-то влаги.

Обстановка интригующая. Давно не ели хлеба, а тут прорва галет, но они могут быть отравлены. Вскрыли с опаской запаянные. Ни мин, ни капель там не оказалось, но рисковать никто не хочет. Взяли одну коробку с влажными галетами, и пошли к минометчикам. Двое отвлекают минометчиков, а двое кормят их лошадей галетами.

Через час лошади были живые, а солдаты сытые. Запаслись, кто, сколько хотел, но много не унесешь. Патроны и гранаты дороже галет. А на галетах была роса. Гарнизон заняли утром. Коробки, очевидно, вскрыли японцы, запасаясь перед отступлением.

В этом же гарнизоне я обнаружил, что ножны моей финки порвались. Кожаные самодельные ножны. Пользуясь тем, что обед еще не готов, пошел искать кожу. В одном из домов на середине пола стоят два огромных отличных чемодана, приготовленных для драпака. Но не успели, видать, хозяина убили. Из крышки одного из них вырезал круг диаметром с полметра. Из чемодана вывалились всякие шелковые тряпки, шкатулки, фотокарточки и прочее. Я взял то, что было нужно – круг кожи – и пошел шить ножны.

Чувства, что все это ценное и т.д., абсолютно никакого! Мне нужен был кусок кожи

Под городом Баоцин встретили приличную оборону. Вошли в город только под вечер, после того, как наши танкисты подоспели и пошли в обход города. В этом городе обнаружили большой спиртовой завод. Громадные чаны со спиртом были не то деревянные, не то только обшитые деревом. Большинство не занятых в охранении солдат около этих чанов побывали. Никто не хотел ждать, пока другой наполнит свой котелок или флягу. Стрелял рядом и подставлял свою посуду под «свой» источник. После наполнения отходил, не заботясь об оставшейся литься струе.

Наш комбат, узнав о такой своеобразной «казенке», отменил свое решение переночевать в городе и поднял батальон по тревоге. Поварам было приказано готовить ужин на ходу. Батальон ушел вперед еще на 8-10км. Ночевали на дороге в кюветах. Справа скалы, слева – болото. Усталость после боя, дополнительный марш и баоцинский спирт сделали свое дело. Все кроме охранения спали мертво. Ночью пошел ливень.

Командиры оттаскивали солдат, лежащих на дне кювета, чтобы они не утонули. Только разместились снова спать (до нитки сырая одежда и ночная прохлада – не помеха!), снова аврал. Нас хотят обогнать те самые танкисты, которые окружали город. Грохот моторов и гусениц не мешают спать. Опять пришлось с помощью нескольких солдат, способных держаться на ногах, и самих танкистов, оттаскивать спящих из – под гусениц танков. Дорога была узкая, а солдат много. Кое-как пропустили танки и поспали часа два до рассвета.

Утром почти никто не помнил, как их волокли за подмышки, а некоторых и за ноги, как лязгали мимо их голов гусеницы танков.

Смерть самурая

На одном из обеденных привалов на расстоянии около 700-800 метров от нас был продолговатый одноэтажный дом. Комбат приказал нашему командиру роты обследовать его. Послали одного сержанта и трех солдат. Некоторые из нас наблюдали за ними. Подходя к дому, ребята стали обходить его со всех сторон. Вдруг их обстреляли из окон. Наши залегли и открыли огонь. Взвод по тревоге бегом туда. Сначала огнем ручных пулеметов с дальнего расстояния прикрыли своих ребят и дали им отползти.

Потом обложили дом и всыпали вдоволь огня из всех видов. Стрельба из дома прекратилась. Прекратили и мы. В доме раздались два или три пистолетных выстрела. Опять тишина. Ждали белого флага, но его нет. Хотел дать команду приблизиться перебежками одному отделению, а остальным приготовиться их прикрыть огнем. В это время дверь открылась, и на крыльцо медленно вышел человек в белой рубашке, в военных брюках, сапогах и с белой повязкой на лбу. Повязка была чистая, а на левом плече кровавое пятно. Мы ожидали, что дальше будет, оружие наготове. Человек встал лицом на восток, задрал голову кверху и резким движением правой руки разрезал живот справа налево и обратно. Мы поняли происходящее только тогда, когда он бросил нож и, шатаясь, обеими руками подхватил свои вывалившиеся кишки. Через несколько секунд он упал лицом вниз.

Мы осторожно вошли в дом. Там было 8-10 убитых солдат. Среди всякого хлама и гильз нашли офицерский китель и маузер. Видимо, офицер добивал из него раненых. Я и раньше видел ножи, похожие на тот, который выпал из руки офицера, но не знал, что это и есть священный нож для харакири.

Офицерский маузер, по совету ротного, отдали нашему комбату. К этому маузеру подходили патроны от нашего автомата и пистолета «ТТ». Только чуточку послабее гильза. Стреляет отлично.

Пока мы вернулись, люди уже пообедали. Комбат похвалил и поблагодарил за маузер. Пообедали, покурили, немного отдохнули и пообсуждали непредвиденное событие. Многие, не участвовавшие в перестрелке, ходили смотреть к дому.

Наших не ранило и не убило.

Японцев хоронить не стали, только затворы от их винтовок забросили в болото.

Поход продолжался.

Во время утомительного марша головы склоняются, взор втыкается в ноги переднего и на дорогу. Более широкий обзор дороги перед строем у командиров.

Под ногами осталось что-то похожее на противохимический костюм, затоптанный в грязи и высохший. Разговорился с сержантом, идущим рядом об этой «накидке-костюме». Мнения разошлись. Вернулись, чтобы установить истину. Это «что-то» оказалось трупом человека, разутюженным танками и колесами до невероятных размеров в пыли и грязи. Затем все засохло в форме пластины. Тогда это было воспринято как любопытный курьез. И не более!

В один из вечеров к нашей колонне прямо со скалистой сопки спустились два человека в кожаной военной форме. Когда их приняли не совсем по – дружески и хотели ускорить их спуск на дорогу с помощью автомата, они закричали по-русски:

– Не стреляйте! Нам нужен ваш комбат.

Последнее слово нас успокоило. Враг, скорее всего, сказал бы «командир». Короче говоря, они оказались разведчиками или из дивизии или еще выше.

Комбат с ними и с офицерами долго о чем-то совещался. После этого мы немного вернулись назад, и сошли на почти незаметную дорогу через болото. Шли долго и трудно. Ротный мне сказал, что эта дорога сократит нам более суток пути.

Стемнело быстро. Все шли по пояс в грязи. Телеги почти на руках несли. Лошади чуть сами передвигаются. Вскоре не стало видно соседа. Не видели, а ощущали и чувствовали друг друга.

Курить запрещено. Разговаривать и запрещено и неохота. Редкие команды шепотом передаются по цепочке. Слышно только кряхтенье, чавканье болота и шепотная матерщина особо несдержанных.

Пошли особо слабые и неопределенной формы кочки в болоте. По времени уже ясно, что где-то что-то не так разведали и не так решили. И физическое и моральное состояние людей на пределе, если уже не за пределами. Раздалась команда:

– Стой! Отдыхать!

Кое-как примостились на кочках по двое спиной к спине. У кого еще есть желание что-то делать, начали хрустеть – кто сухарями, кто галетами. Остальные дремлют.

Скоро стало светать. Убедились, что большинство «кочек» – трупы китайцев, затянутых и перетоптанных в болоте.

Команда «Вперед!» была желанной. Из этого ада выбрались на дорогу часа через 3.

В ближайшей деревне узнали, что японцы со всей округи собрали людей гатить болото, но поняв, что не успеют, расстреляли всех собранных китайцев из пулеметов и удрали.

Обсохли мы на ходу. В обеденный привал немного пообчистились и умылись. Это болото было хуже боя. Это был тяжкий труд войны. Из таких тягот состоит война, а не из «одним махом семерых убивахом», как иногда пытаются нас убедить кинорежиссеры.

Во время полуденного привала к нам прибежала девушка лет 14-15. Она неплохо говорила по-русски (потом узнали, что она – дочь эмигранта из России). Плача и захлебываясь, она рассказала, что ее мать убили наши танкисты. Я ее привел к комбату. Тот еще раз коротко расспросил и послал с ней своего заместителя с отделением автоматчиков.

Через некоторое время к комбату привели троих танкистов в комбинезонах и без оружия. Он их направил к начальнику особого отдела, который увез их в дивизию. Девушку с отцом тоже повезли туда.

На другой день, на ночлег мы остановились засветло. Такого еще не бывало. Не успели расположиться и поужинать, к нам подошли еще несколько взводов из полков дивизии. Всех нас вместе с прибывшими построили буквой «П». Подъехали две крытые машины, из которых вышли несколько офицеров и отделение комендантского взвода. Вывели двоих из вчерашних танкистов.

Стало ясно, что к чему.

Осужденных поставили с открытой стороны строя. Зачитали приговор трибунала. Командира танка и стрелявшего расстрелять, третьего – на 4 года.

Тут же приговор привели в исполнение. Солдаты комендантского взвода взялись за лопаты, а нас увели в свои расположения продолжать войну.

Из приговора и последующей беседы замполита с нами стало известно следующее. Три танкиста вошли в дом и потребовали сааки (местная водка). Старик (эмигрант) объяснил, что у них нет спиртного. Тогда его отправили найти выпивку. Сами расселись в доме. Дочь хозяина, которая прибегала к нам, спряталась в дальней комнате, как прячутся все девушки от пришлых солдат. Ее мать с маленьким ребенком на руках суетилась, что-то готовя на стол. Ребенок заплакал. Мать не могла его успокоить. Тогда один из «гостей» вырвал ребенка из рук матери, бросил на нары и застрелил из пистолета. Обезумевшая мать (китаянка) бросилась не то к ребенку, не то к палачу (сейчас не помню уже). Дочь при первом выстреле отворила окно и огородами побежала. Так она попала в наше расположение.

К приходу нашего замкомбата на место происшествия танкисты пили сааки, а эмигрант молча застыл над трупами жены и ребенка.

На подходе к городу Боли наш батальон получил приказ свернуть с главного направления и уничтожить укрепленный гарнизон в 9 километрах от магистральной дороги.

Над этим гарнизоном был сбит наш самолет. Какого класса не знаю. Послали туда две бронемашины. Их сожгли. Тогда послали нас.

Развернулись в боевой порядок. Осторожно продвигаемся. С чердака дома повыше открыл огонь крупнокалиберный пулемет. Наши минометчики отстали и вскоре открыли огонь по пулемету. Пулеметная позиция, видимо, хорошо защищена от осколков. Пехота идет вперед под огнем одного крупнокалиберного пулемета. Это терпимо. Метров с 700 японцы открыли плотный огонь. Минометчики перенесли огонь на ближний к нам земляной вал. Наш батальон начал формировать «подкову». Пошли перебежками. Заработали наши станкачи. Прицельность японцев ухудшилась, но у нас уже есть потери.

Нашего «Ура» японцы не выдержали. Мы с ходу перешли вал, но тут же залегли. Все дома оказались оборудованы под огневые точки. Подождали, пока на валу не установились наши станковые пулеметчики.