Старик и девственница

Что же касается твоего физического состояния, то с этим все в порядке – я же прижимаюсь к тебе! Признаюсь, мне иногда жалко Его, но что поделаешь – такова у него судьба. Но полностью Его отрицать не будем – придет и его время. И если Он слышит эти слова (а Он их слышит!), то пусть не возрадуется, ибо моя девственность неприкасаема! Но Он мне очень необходим для будущего!

Здесь я понял, что Анна вновь начала свою игру в неизвестность, давая волю моей фантазии по поводу Его перспектив. Но вопросов решил не задавать, чтобы не мешать ее логической цепочке мыслей. Да и зачем? Мне нужен был ее голос, ее рядом лежащая нагота и пьянящий запах! Интересно, подумал я, как бы изобразил сюрреалист этот не поддающийся описанию запах девственницы? (Разумеется, не старой девы!)

Анна же, сделав небольшую паузу, продолжила:

– Старик, мне кажется, ты сейчас думаешь, что я помешалась на теме Он и Она из-за нерастраченных гормонов. Действительно, говоря о них как о самостоятельных существах, а не о части тела, можно прийти к этому выводу. Впрочем, я и не отрицаю, что такой эффект есть. Было бы странно, если бы его не было. Я ведь пошла против Бога. Но обещаю возвратить свой грех, и это будет покаяние, которое он, Бог, не сможет не принять!

И тут с неба друг за другом упали три звезды. Я не сдержался и сказал:

– А вот и подтверждение тому, что Бог тебя услышал, послав на землю звезды.

– Не морочь мне голову, Старик! – спокойно ответила Анна, – это обычные метеориты, сгоревшие в атмосфере. И не несут они вести о смерти кого-то.

– Ты что, занималась и физикой?

– Нет, она не для меня, но звездным небом была увлечена некоторое время. Когда впервые я увидела современные фотографии ночного неба, то была потрясена. Именно – «потрясена», другого слова не подберешь. Оказывается, количество звезд исчисляется миллиардами. Какое-то время я увлеклась астрономией, и чем больше вникала в ее суть, тем меньше верила в ее выводы. Мне не хочется сейчас говорить о противоречивых утверждениях астрономов, но я пришла к своим представлениям о сущности звезд. Думаю, древние люди были ближе к истине, чем современная наука.

Знаю, ты в уме сейчас усмехнулся из-за моего очередного наглого заявления. Но я воспользовалась принципом, предложенным научным сообществом, что истина подтверждается лишь опытом. Интересно, каким опытом можно доказать, что звезда находится от нас, скажем, на расстоянии миллиона световых лет? Отвечу: лишь путем принятых постулатов. Однако многие из этих постулатов противоречат Библии. Но это ученых мужей не смущает, ибо они возгордились, позволив себе отрицать божественное.

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою». Это из Библии. И где же находится душа человека? Ученые ее просто отрицают – так проще!

У любого человека, долго смотрящего на звездное небо, возникают множество вопросов. Так и у меня, особенно после увиденной фотографии. Поиски ответов на мои вопросы я начинаю искать, как правило, в Библии. Но о происхождении звезд там ничего нет. Тогда я выдвинула свой постулат: когда Бог создавал небо, на нем не было звезд. Не было потому, что первая звезда появилась после смерти Авеля – это была его душа. Мне и раньше приходила в голову мысль, что звезды – это человеческие души, но отвергала ее, поскольку людей на земле умерло гораздо больше, чем звезд на небе. А потрясение от увиденной фотографии звездного неба было от того, что моя гипотеза подтвердилась.

«Какая чушь!» – скажешь ты. Тогда опровергни!

Я не собирался ничего опровергать, поскольку она заставила бы меня слетать к одной из звезд. Но такое поэтическое восприятие мира завораживало, особенно сейчас, когда рядом лежала небесной красоты голая девушка, а сверху свисали огромные звезды.

Мы долго молчали, и вдруг я с удивлением заметил, что девочка заснула. Мне не хотелось ее тревожить, хотя в планах было перед сном разместиться под палаткой, так как по ночам на Севане часто идет дождь. Я долго не мог уснуть, хотя в голове была полная пустота. Раньше мне казалось, что человек не может не думать, когда бодрствует, но с Анной стали происходить вещи, которые относились к разряду невозможного явления. Действительно, о чем может думать человек, находящийся на пике счастья?

Утром, когда я проснулся, Анна еще спала детским сном. Повернувшись осторожно набок, я изучал ее спокойное лицо, со слегка припухшими губами. Это была моя сказка, которую впервые не приходилось безнадежно ждать с самого утра – она уже была рядом.

Хотя мне было достаточно лет, мой Хозяин по утрам сообщал мне о своем присутствии. Как ни странно, но я не сразу заметил, что он в ее руке. Об этом я даже мечтать не мог! Думаю, это произошло инстинктивно, во сне, когда она не могла контролировать свое табу.

Я ждал взгляда первого мгновения, когда она откроет свои изумрудного цвета глаза. Однако, когда ее длинные ресницы вспорхнули, освобождая путь взгляду, ничего особенного не произошло. Увидев мое лицо перед собой, Анна не выразила удивления, будто произошла обыденная встреча.

– Доброе утро! – сказала она и улыбнулась. – А это что? Старик, неужели это твои проделки? Почему он у меня в руке?

– Доброе утро! – ответил я, делая вид, что обижен ее вопросом. – Не рабское это дело обижать свою госпожу. Я не смог бы себе позволить такой бестактности. Возможно, Он сам договорился?

– Ты хочешь сказать, что у него есть язык?

– Для наглости не обязательно иметь язык!

Анна сильно сжала его и, поцеловав меня в губы, лукаво спросила:

– Он всегда такой твердый по утрам?

– Разумеется, нет! – ответил я, возвращая поцелуй, – лишь на Севане.

– Тогда мы чаще будем приезжать сюда!

– Я не против такого предложения. Однако пора заняться туалетом, но на этот раз придется одеться, поскольку по утрам здесь очень холодно.

Быстро одевшись, я вышел из палатки. Действительно, было очень холодно. Завершив процедуры, я вернулся к Анне. Она уже была одета и согревала кофе. Попросив меня посмотреть за кофе, она вышла.

На сборы ушло немного времени, и мы отправились в обратный путь. По предложению Анны, мы решили объехать Севан и вернуться через Мартуни. Было такое впечатление, что ей не хотелось покидать Севан, и она искала повода оттянуть отъезд. Когда мы подъезжали к трассе на Ереван, Анна решила, что грех не поставить свечки в церкви, и мы свернули на полуостров.

Церковь была расположена на вершине холма небольшого полуострова, который от рождения был островом. Но благодаря бездарным руководителям, построившим каскад гидроэлектростанций на реке Раздан, вытекающей из озера, Севан обмелел, поскольку расчет баланса зеркала озера и количества убытия воды был произведен неверно, благодаря не менее бездарным специалистам. На этом беды Севана не закончились, поскольку другие «специалисты» не задумались о том, что обмеление уничтожит места нереста ишхана, и он погибнет в конкурентной схватке с сигом, который был искусственно разведен в озере. Но на сига тоже нашли управу, но это уже не интересно. Глупость неисчерпаема!

Оставив машину на стоянке, мы стали подниматься по ступенькам к церкви. Если говорить точнее, это был храмовый комплекс, состоявший из двух церквей. Так как было слишком рано, мы не смогли попасть в церковь. Тогда мы решили пройти дальше, чтобы увидеть панораму Севана. Несмотря на раннее утро, по пути мы встретились с группой туристов из Франции. Необжитая часть полуострова представляла собой огромную поляну, покрытую лишь камнями и зеленой травой, вперемешку с полевыми цветами. Здесь не было ни одного дерева, но это было даже к лучшему.

И тут мы, и французские туристы увидели изумительную картину. Метрах в пятистах от нас в самом центре поляны молодая парочка занималась любовью. Мне показалось, что французы, как и мы с Анной, были восхищены открывшимся пейзажем, в который так гармонично вписывались два обнаженных тела. И я сказал Анне: «Пусть знают французы, что мы не столь отсталая нация, и нам знакомо чувство прекрасного!».

Когда мы вернулись к церкви, она была уже открыта. Анна поставила две свечи рядом и зажгла их. Она смотрела на них и что-то бормотала. А я смотрел на нее как на святую. В церковном полумраке, в дрожащем от свеч свете, она олицетворяла собой ангела неземной красоты.

Выйдя из церкви, я заметил на ее глазах слезы. В таких случаях бессмысленно задавать вопросы о природе слез, поскольку внятного ответа на него нет.

Покатив в Ереван, мы не обмолвились ни словом. Лишь подъехав к развилке на Чаренцаван, Анна попросила свернуть направо, и мы возвратились в нашу столицу через Егвард. Я не находил ничего странного в том, что мы всю дорогу молчали, углубившись в свои мысли. Это была релаксация организма после пережитых эмоций.

Казалось бы, я должен был думать о моей прелестной спутнице, но проклятый мозг мне подкинул иную тему. У армян есть несколько основных святынь, одной из которых является высокогорное пресное озеро Севан. Тысячелетиями на нем существовал остров, с которым связано много событий, воспоминаний и легенд, принадлежащих всем поколениям людей, пусть даже давно умерших. И вот приходят чиновники, которые берут на себя, не смелость и ответственность, а наглость разорения святыни, принадлежащей всем армянам со времен Ноя. Но по принципу непогрешимости чиновничьей рати, увидев, что совершили глупость, решили попрать глупость глупостью, вложив несметные средства и усилия на создание пятидесятикилометрового тоннеля, чтобы воды реки Арпа переправить в Севан. Вскоре оказалось, что это привело к новым проблемам, которые чиновники обозвали непредсказуемыми.

Мысли о Севане привели меня к множеству других несчастий, пришедших на судьбу маленького народа. И я задался вопросом: почему из поколения в поколение, на протяжении веков, к политической власти армянского народа приходят наиболее бездарные люди, которые не могут просчитывать свои идеи хотя бы на шаг вперед? Живя лишь сегодняшним днем, их политика, как правило, приводила к разорению, потере земель и уничтожению собственного народа. Каждая нация воспроизводит примерно одно и то же количество людей, приходящихся на душу населения: дураков, умных – и не очень, незаурядных и гениев. Но почему у нас к власти приходят определенного сорта люди, которым трудно приписать наличие большого интеллекта, и у которых наиболее развит хватательный инстинкт?

Естественно, однозначного ответа я не нашел, и подумал: сам-то чего стою, если рассуждаю о всяких глупостях, когда рядом сидит фантастическое существо?

Въехав в Ереван, проезжая мимо Института физики, я обратился к Анне:

– Как странно, что до сих пор я так мало знаю о тебе. Даже не знаю, где ты живешь и куда тебя сейчас отвезти.

Анна повернула ко мне голову и, с некоторой обидой в голосе, ответила:

– Старик, тебе не стыдно задавать такой вопрос? Наш первый дом был построен на Севане мною, а теперь едем к тебе.

– Ты согласна переехать жить ко мне?

– Это же очевидно, Старик! Ты что возражаешь?

– Ты прекрасно знаешь ответ. О таком счастье я даже не помышлял.

Анна взяла мою правую руку и поцеловала. Меня смутил ее жест, но вывода из него мне не хотелось делать, так как поведение Анны не поддавалось расшифровке.

Подъехав к дому на Монументе, мы поднялись на лифте в мою квартиру. Войдя в дом, Анна тут же побежала рассматривать квартиру, выражая восторг, хлопая в ладоши и подпрыгивая как малое дитя.

– Старик, у тебя потрясающий вкус! Какие огромные окна на весь Арарат! И что за дивные балконы! Боже мой, и это все будет моим! Я даже представить себе не могла, что у тебя столь просторный дом. Хотя теперь понимаю, что, судя по твоим манерам, другого варианта не могло быть. Старик, признайся, что ты меня любишь!

Такой реакции Анны я не ожидал, тем более, требования о признании в любви. Человек, находящийся в моей ситуации, мог подумать лишь одно – что молодая девушка связалась с состоятельным стариком ради выгоды. Я понимал, что все не так, но как – объяснить не мог. В то, что она меня любит как своего мужчину, поверить было исключительно невозможно, несмотря на то, что она всячески внушала мне эту мысль. Возможно, я и уговорил бы себя поверить в эту желаемую сказку, если бы Анна не обладала такой красотой и молодостью.

Я подошел к ней и, обняв за талию, спросил:

– Можно тебя поцеловать?

– Нет! – резко ответила она, – ты мне не ответил!

Я притянул ее к себе и хотел поцеловать в губы, но она увернулась и ударила по щеке. Этот ее поступок совершенно не вкладывался в мое интуитивное восприятие ее образа. Я выпустил ее из своих объятий. Мне показалось, что она ударит меня еще раз и даже закрыл глаза, но услышал ее возглас:

– А это что за прелесть! Я совершенно потеряла голову, не заметив такое чудо сразу.

Анна весело подбежала к концертному роялю и, подняв крышку, стала играть. От неожиданности я присел на диван и слушал. В свое время я очень увлекался классической музыкой, и моим любимым инструментом было фортепиано. Собственно, любовь к музыке привела меня к браку с моей женой, которая была профессиональным пианистом, и рояль мне достался от нее в качестве наследства. С некоторых пор я перестал ходить на живые концерты, а предпочел слушать великих исполнителей в записи, тем более что современная аппаратура позволяет многое.

Услышав живой звук у себя в доме, я обомлел. Анна играла Скрябина, его этюды. Играла и играла, забыв о моем существовании. Скрябин всегда был для меня «другим» композитором, слушал я его редко, поскольку он уводил меня в иной мир, мир несбывшегося экстаза. И мне пришло в голову: не это ли нас роднит с Анной? Я всегда благодарил Бога, что он наградил меня абсолютным музыкальным слухом, правда, взамен лишил способности играть на инструментах. Возможно поэтому, моей неосуществленной мечтой было желание стать дирижером. Мой слух позволял различать характер настроения музыканта, особенно при исполнении знакомого произведения.

Анна играла для нас обоих, мы были слиты воедино в исполнительной трактовке Скрябина, и здесь не было между нами никаких возрастных различий. В голове у меня промелькнула мысль: не это ли мне столько времени пытается внушить Анна?

Закончив играть, она повернула голову в мою сторону, и я увидел тот самый взгляд. Прокрутившись на вращающемся музыкальном кресле, она ловко сняла трусики и, подойдя ко мне, провела ими по моим губам, произнеся: это Скрябин. Затем, опрокинув меня на спину, стала целовать мое лицо, шею и грудь. Длилось это недолго. Встав с меня, она весело сказала:

– Старик, мы же с дороги! Пошли под душ.

– А ты что, не хочешь услышать моего ответа?

– А зачем? Я его знаю.

Войдя в ванную комнату, она вновь захлопала в ладоши.

– Какая огромная ванна! В ней можно плавать, – воскликнула она и, сбросив с себя одежду, бросилась открывать краны.

Мне показалось, что в доме появился ребенок, ее детская игривость обескураживала. Ванна быстро наполнилась водой, и Анна, визжа, бросилась в нее. Пенистая вода скрыла ее тело, и из воды торчала лишь голова, с глядящими на меня детскими глазками. Я любил ее! Любил это существо – и ребенка, и девушку, и женщину. Я догадался, за что она меня ударила меня по щеке – кричащая в ней искренность чувств была оскорблена мною. Я кожей почувствовал, что рядом со мной незаурядный человек, который высоко стоит над моим интеллектом, поэтому и не могу вырваться из оков своих предрассудков. Я задержался в своем развитии где-то пятьдесят лет тому назад. Она как-то сказала, что ниспослана Богом, и я воспринял это как некую аллегорию или шутку, но сейчас я, человек неверующий, стал верить в нечто такое. И тут мне вспомнилось, что похожие чувства я испытывал, соприкасаясь с незаурядными людьми. Сейчас модно говорить о некоей ауре. Не знаю, что это такое, но выдающиеся люди пленят тебя.

Анна нежилась в воде, не скрывая удовольствия. И я подумал: какое малое количество людей умеют радоваться жизни, не сдерживая себя условностями! Чтобы раскрепоститься, они обращаются или к алкоголю, или к наркотикам. Какая глупость!

Наконец она встала во весь рост, вся в пене. Было такое впечатление, будто она только заметила меня. С умиротворением в голосе, она попросила:

– Старик, искупай меня, пожалуйста! Только для этого тебе придется раздеться.

Видя мою нерешительность, Анна засмеялась:

– Ты что, стесняешься меня? Скажу честно, ты часто ведешь себя как истинный старик. Что мне с тобой делать? Мы же на Севане договорились, что между нами будет отсутствовать стыд. Хорошо! Я постараюсь избавить тебя от этого недуга.

Я подчинился ей и, раздевшись, вошел в ванну. Анна вручила мне мочалку и спокойно стала ждать моих действий. Пикантность ситуации заключалась в том, что для того, чтобы ее искупать, пришлось бы нарушить ее же табу. Она, как всегда, прочла мои мысли:

– Старик, не переживай! Не нарушаешь ты никакого табу, а лишь моешь уникальный экспонат.

– Ты что, задалась целью убить во мне мужчину?

– Думаю, тебе будет трудновато лишь первое время. Со временем привыкнешь. Считай, что ты в Лувре моешь женскую статую, созданную одним из гениев.

– Надеюсь, ты шутишь!

– Ты слишком много говоришь, вместо того, чтобы заняться делом.

Подчинившись, я взял в правую руку намыленную мочалку, а в левую душ, и принялся за дело. Несмотря на то, что на Севане она ходила весь день передо мной голой, и всю ночь мы пролежали, прижавшись телами, мои впечатления от совершенства ее тела и кожи, когда я проходил мочалкой по всем ее женским выпуклостям, были другими. К сожалению, я не обладаю даром описания неописуемого.

Закончив ее купать, я решил взяться за себя, но она не позволила, заявив, что теперь ее очередь заняться моим телом. Все бы ничего, но я стал беспокоиться за поведение моего Хозяина. Анна точно угадывала мои мысли, и чтобы поставить все точки над «и», начала с Него. Не буду говорить о возникших проблемах, но Анна всерьез решила отучить меня от стыда! Однако мои мучения на этом не закончились.

Закончив купание, она расстелила большое махровое полотенце на диване и легла на него спиной, широко расставив ноги. Я отвернулся и решил выйти из комнаты, но она, как ни в чем не бывало, попросила принести ее сумочку, оставленную в ванной комнате. Когда я принес ей сумочку, она сказала:

– Старик, там должны лежать мои бритвенные принадлежности, достань их, пожалуйста.

Я выполнил ее просьбу и хотел вновь уйти, но она не отпустила:

– Послушай, Старик, кто тебя так смущает, что стремишься убежать от меня? Ты уже видел все, во всех ракурсах, неужели этого недостаточно, чтобы относиться ко мне без ненужных эмоций?

– Милая Анна, у меня нет твоего таланта, управлять своими чувствами. Да я бы и не хотел такого, ибо это убило бы во мне мужчину.

– Следуя твоей логике, мужчины-гинекологи лишены мужских качеств?

– Мне трудно за них отвечать, но их выбор профессии, уверен, был связан с желанием непосредственного общения с Нею. О результатах ежедневного общения могу лишь догадываться.

– Что-то наш разговор заходит не в то русло. Давай поговорим откровенно на эту тему, и закроем ее раз и навсегда. По моему мнению, наши отношения исключительно хороши, мы стали необходимы друг другу. Единственная проблема для осуществления полной гармонии между нами, это мое желание не терять девственность. Придет время, и ты узнаешь истинную причину такого решения. Понимаю, ты мужчина, и если я являюсь твоей женщиной, то Она должна принадлежать тебе. Принимаю это и дарю ее тебе, ставя лишь единственное условие: сохранение девственности. Парадокс? Не спорю. Но с этим надо смириться.

Разве плохо было тебе со мной без ее участия? Хотя отрицать ее полное отсутствие, было бы несправедливо.

Старик, мне почему-то сейчас вспомнилась Анна Болейн, которая долго торговала своей девственностью ради короны и стала королевой. Правда, Генрих Восьмой все же изнасиловал ее, но обещание выполнил и повел ее под венец. Но Анна Болейн не учла одного – короли злопамятны. Пришло время, и Генрих решил, что голова ей ни к чему.

И вновь я увидел ее взгляд, сулящий мне блаженство. Анна протянула руки ко мне и сказала:

– Надеюсь, ты меня не изнасилуешь!

Она потянула меня за руки, и я оказался на ней, между раздвинутыми ногами. Не знаю, умеют ли целоваться боги, но ее поцелуи были божественны. Ее рот был невероятно вкусным, хотя слово «вкусный» звучит здесь неподходяще, но другого определения не приходит в голову. И очень быстро моя голова «поехала». Когда в один момент мне удалось вырвать язык из ее рта, и я потянулся губами к ее соскам, она схватила меня за волосы и, приподняв мою голову, нежно прошептала:

– Табу…

– Но я не покушаюсь на девственность! – возразил я.

– Она тоже девственна, мой пылкий старичок!

Не знаю почему, но на этот раз я взбесился и встал. Мне показалось, что с ее стороны ведется какая-то нечестная игра. В конце концов, я не робот, и не собирался им быть. Мне показалось, что в глазах Анны появилось чувство угрызения совести.

– Пожалуйста, Старик, не обижайся! – произнесла она, – придет время, и ты простишь меня. Нет, это не игра – так надо! В доказательство тому, что я полностью принадлежу тебе, хочу, чтобы ты Ее побрил сейчас. И делал это всегда!

Я посмотрел ей в глаза и всем своим существом ощутил, что являюсь ее рабом. Во мне не было ни воли, ни протеста, ни возмущения – я был ее тенью, никем!

Принявшись за Ее бритье, у меня появился страх. Это было на редкость нежное создание, менее всего предназначенное для такой процедуры, в силу сложности своей конструкции. Но Анна лежала спокойно, без напряжения, уверенная, что я Ее не обижу, и говорила:

– Старик, ты знаешь, я ее брею с тех пор, как на ней появились первые признаки появления волос. И знаешь почему? Как неоднократно тебе рассказывала, я ежедневно изучала свое тело, сравнивая его с другими телами, изображенными на картинах, и ни разу не встретила там волос на лобке. Позже, когда пришла мысль о сохранении девственности, я утвердилась во мнении, что Она всегда должна выглядеть девочкой.

Признайся, Старик, она совершенство, достойное походить на ворота Рая. Думаю, тебе это должно быть понятнее, чем мне. Но она тоже бывает предательницей, как твой Хозяин. Не так ли? Уверена, что она безобразно влажная!

Не знаю, понимала ли Анна, что делает со мной такими разговорами, да еще за моим занятием. Если ей казалось, что этим она достигнет желаемого результата, приучив меня спокойно относиться к ее наготе, то бесконечно ошибалась. Ответить на ее вопрос я не мог, так как руки мои подрагивали, и я боялся ее поранить.

Но Анну мое молчание не смутило, и она продолжила говорить:

– Старик, возможно, тебе покажется, что я несу бред по поводу волос на лобке. Тогда расскажу тебе правдивую историю, где эти волосы изменили всю жизнь человека. Звали этого человека Джон Рескин. Он был английским писателем и теоретик искусства. Женился девственником, и когда в первую брачную ночь увидел густые волосы на лобке невесты, что полностью противоречило его юношеским фантазиям и представлениям о молодой девственнице, то не смог к ней притронуться. Они вместе прожили несколько лет, и развелись, где в качестве повода для расторжения брака послужила ее девственность, что она блестяще доказала, предъявив ее наличие изумленным врачам. На этом трагедия его не завершилась. Он влюбился в десятилетнюю девочку, у которой на лобке еще не было волос. Разумеется, с ребенком у него не могло быть каких-либо отношений, просто говорю об этом как об известном факте.

Закончив свою работу, я подтвердил:

– Она действительно является прототипом Ворот Рая!

Такой реакции Анны на мое высказывание я не ожидал. Она вскочила на диван и, обняв меня за шею, радостно спросила:

– Правда, она прелестна?

Эта девочка сводила меня с ума своей непосредственностью и непонятными восторгами. В такие минуты я ощущал себя истинным идиотом.

– Старик, а я проголодалась, – сказала она, уткнувшись своим носом в мой нос, – что у тебя есть в холодильнике?

– Зачем нам холодильник. Не лучше ли поесть нашего традиционного шашлыка?

Вспышку в ее глазах я принял за безусловное согласие. Позвонив Сергею, я попросил прислать еду на дом. Он записал адрес и сказал, что шашлык будет примерно через час. Анна повисла на моей шее, обхватив ногами талию. Ее ненасытные поцелуи сводили меня с ума. В такие минуты казалось, что большего мне и не надо – черт с ней, с этой девственностью!

Мы сели за стол напротив друг друга и, взяв ее ладони, я стал изучать ее пальцы.

– Ты не только не используешь маникюр, но и не отращиваешь ногти, – сказал я, – так поступают музыканты.

– Не только музыканты. Но пианистки – точно! – согласилась она.

– Ты заканчивала консерваторию? Почему спрашиваю – слишком хорошо владеешь инструментом для непрофессионала.

– Какой-то ты странный, Старик. Что означает «непрофессионал»? Если человек чем-то увлекается, то должен доходить до самой сути. Помнишь, у Пастернака: «Во всем мне хочется дойти до самой сути»? Я росла в музыкальной среде и не могла не увлечься музыкой. Некоторую часть своей жизни я посвятила фортепиано, работая как одержимая. Понятно, для того, чтобы «дойти до самой сути», необходимы соответствующие способности. Скажем, я люблю поэзию, и даже начала писать стихи, но быстро поняла, что у меня нет поэтического таланта. Но здесь надо сделать оговорку: не обязательно быть поэтом, чтобы чувствовать глубину поэзии. Не обязательно быть художником, чтобы восторгаться Модильяни. Здесь нет новой мысли, но иногда об этом надо говорить.

– А кто был твоим судьей, определившим несостоятельность твоих стихов?

Анна посмотрела на меня удивленно и сказала:

– Как – кто? Я! Если ты что-то ощущаешь нутром, то не можешь не быть оценщиком этого предмета. Если я не буду понимать бездарность своих стихов, значит, не смыслю в поэзии. Составлять рифмы лучше всех могут компьютеры.

– А ты не допускаешь мысли, что написанное тобой стихотворение может оказаться для кого-то близким?

– Старик, прости, но ты говоришь ерунду. Не хочу даже комментировать.

– Принимаю твою реплику, но не так категорично. Пусть твои стихи не на уровне Высокой поэзии, но они дают сведения о тебе. Пройдет время и, прочтя их, ты вспомнишь себя той, вчерашней. Да и мне было бы интересно, поскольку из-за твоей скрытности мне приходится тебя собирать по крупицам. Давай так – ты рассказываешь одно из твоих стихотворений, а я, услышав его, еще чуть-чуть приближусь к пониманию твоей сути.

– У меня нет по этому поводу комплексов. Пожалуйста, слушай:

 
Подснежники
 
 
Из выцветшего снега,
Презрев ночной мороз,
Как девственница в неге,
Цветок весны пророс.
 
 
Нежнейшие подснежники,
Небесной чистоты,
Наперекор валежнику,
Раскрыли лепестки.
 
 
Вдохнули жизнь упрямую
В уснувшие поля,
Взбодрили землю талую,
Вскричав: пришла весна!
 
 
И птицы обезумели
От этих дивных слов,
Крича до поздних сумерек,
По-птичьи: славься, Бог!
 

Анна продекламировала стихотворение спокойно, не стараясь делать какие-то акценты. Я с любовью посмотрел на нее и сказал:

– А мне понравилось. Чувствуется, что написано женщиной.

– В том-то и дело, что – женщиной! – несколько раздраженно, ответила она. – Стихи, как и музыка, не могут быть женскими или мужскими.

Немного задумавшись, я ответил:

– Не согласен я с тобой. Вспомни Марину Цветаеву, выдающуюся поэтессу. В каждой ее строчке кричит женщина! Поэзия, как и музыка, может взорвать тебя изнутри, и увести в мир, который ты не в состоянии описать, потому что, его реально не существует, как не существует души. А если и существуют души, которая превращается в звезды по твоему утверждению, то в них нет разделения по половому признаку. И если женщина выплескивает свое женское нутро наружу в виде обезумевших строчек, означает ли это отсутствие в них поэзии?

– Старик, ты как-то заумно говоришь, уж слишком по-мужски. Но я не буду спорить.

– Тогда откройся еще немного и скажи: Скрябин твой любимый композитор?

– Произведения Скрябина я обожаю. Но с подтекстом твоего вопроса я не согласна. Кроме Скрябина, я люблю и всех остальных композиторов. Любой человек, причисленный к лику композиторов, сумел передать через музыку свое душевное состояние на момент написания произведения. В моем понимании, душа несет в себе неописуемое количество оттенков эмоций, и композитор их отображает в музыке. И мы выискиваем мелодию по нашему настроению, которая гармонирует с настроением автора на момент ее написания. А автором может оказаться кто угодно.

Когда я вошла впервые в твой дом, во мне заговорил Скрябин, а результат ты и услышал, и почувствовал…

Анна, прочтя на моем лице смущение от последнего слова, широко улыбнулась и сказала:

– Старик, я очень упрямая и не сдамся. Я добьюсь своего, и ты перестанешь краснеть при каждом намеке на мои трусики. Ты привыкнешь смотреть на мое тело без вожделения, а лишь как на произведение искусства. Ты будешь брить меня ежедневно и достигнешь уровня безразличия гинеколога. Но все в меру! Иногда мы будем нарушать эти правила.

Сказав это, она посмотрела мне в глаза, и в них было то, ради чего стоило жить. Но продолжения не было, поскольку в дверь позвонили. Нам принесли еду.

Анна стала накрывать на стол. Явственно почувствовалось, что дом нуждался в наличии в нем женщины. Этот непреложный факт всегда будоражит мужчину, особенно когда по каким-то причинам он становится холостяком. Я уже много лет жил один, и мне казалось, что такая жизнь устраивает. Но стоило появиться женщине, как мгновенно почувствовалась ее необходимость в доме. Дух женщины привносит в него некую нежность. На кухне появилась хозяйка! Я следил за тем, как Анна сервирует стол, заодно знакомясь с кухонным хозяйством, и понимал, что нахожусь в состоянии непрерывного счастья. В меня вселилась убежденность, что мне дано иметь две жизни – до Анны, и сейчас. Она меня привела в мир, о существовании которого я не подозревал – мир естественности, откровенности и чистоты. Мир, который она излучала, создавал обстановку, в которой есть все, и не надо было о чем-либо мечтать, так как мечта уже была в нем.

Она дала мне понять, что невозможно приукрасить обнаженное тело никакой одеждой, когда на Севане сняла стринги – эти маленькие трусики, казалось, ничего не прикрывали, но эффект был огромен. Единственное, что носила на себе Анна, когда мы оставались вдвоем – это золотой крест на цепочке.

Мы сели за стол напротив друг друга, и я разлил по бокалам вино. Неожиданно для меня, Анна предложила тост:

– Старик, я предлагаю выпить за то, чтобы ты никогда не сожалел о том, что в твоей жизни появилась я. Сейчас тебе кажется, что такой исход невозможен. Как знать!