– И чем вы занимались оставшееся время? – поинтересовалась Ольга.
– Да ничем, – пожал плечами Хайбулов, – жил в модуле, питался этими пресными грибками, иногда выбирался на долгие пешие прогулки по планете, стараясь обходить леса, встречающиеся на пути. Целых два года я был одинок, пока пару дней назад во время одной из таких прогулок не увидел ваш падающий с неба модуль.
Глава седьмая
Мы двигались навстречу подножиям холмов, пересекая равнину. По пути нам не попадалось никаких зверей, никакой растительности, вокруг был только гладкий белый грунт. Холмы перед нами росли, земля под ногами приобретала всё больший наклон, что меня, конечно, совсем не радовало. Все мое тело нещадно саднило, переломанные кости, недолеченные до конца, назойливо напоминали о себе болезненными ощущениями, сковывающими движения, и особенно сильно у меня ныла правая нога. Каждый раз, делая шаг, мне приходилось сдерживаться, чтобы не закричать. По лбу текли тяжелые капли пота, от напряжения я так сжал свои челюсти, что почувствовал во рту мелкий песок крошащихся зубов. Через пару часов, когда мы, уже пройдя это гигантское белое поле, медленно взбирались вверх по не слишком пологому склону, я нечаянно оступился и скатился вниз на пару метров. От неожиданности я, не успев сориентироваться, оперся на раненую ногу – моё колено пронзила внезапная острая боль, и я сдавленно вскрикнул. Хайбулов и Ольга тут же подбежали ко мне, я увидел сквозь их шлемы озабоченные и не знающие, что делать, глаза. Взяв меня под руки с обеих сторон, они осторожно повели меня дальше, что существенно замедлило наш подъем.
– Нам надо преодолеть этот холм, дальше будет легче, – уверял капитан.
И действительно, когда мы, пыхтя и потея, добрались до перевала, я увидел с другой стороны холма более покатый спуск, а за ним длинную череду таких же возвышенностей. Заметив моё взволнованное лицо, Хайбулов поспешил меня успокоить:
– Не переживай, подниматься мы больше не будем. Спустимся вон к тому ущелью и пойдем вдоль него.
– Хорошо, – сказал я, – наверно, тут я смогу идти сам.
Они отпустили меня, и спустя пару минут, восстановив дыхание, пошли дальше, пока я, немного задержавшись, оглянулся в последний раз на лес за спиной. Отсюда он сливался в одно большое оранжевое пятно, раскинувшееся так размашисто, что дальняя его часть растворялась в горизонте. И мне показалось, да нет, не показалось – я точно видел, что на самом его краю, откуда мы вышли несколько часов назад, выделялась маленькая светло-синяя точка. Это Оля стояла в своем голубом комбинезоне среди стручков. И ей даже не требовался скафандр, чтобы находиться на поверхности планеты, что было вполне логично. Не знаю, как это возможно, ведь с такого расстояния нельзя рассмотреть настолько мелкие детали, но я точно уверен, что видел, как она смотрит прямо на меня и из её печальных глаз падают слезы. Где-то вдали, растекаясь в широкое эхо, ещё раз громыхнула полу-расстроенная туба.
Спускаться оказалось намного проще, и определив для себя наименее болезненную походку, я, аккуратно переступая ногами, наконец, поведал своим спутникам о событиях, произошедших со мной после крушения. Я рассказывал о том, как проснулся в целом и неразбитом модуле, как копия Ольги ухаживала за мной и кормила меня вкусной картошкой, рассказывал про свою первую ночь там, когда в лекарственном полудурмане подумал, что нахожусь во сне. Я старался опускать некоторые подробности и личные переживания, которые, на мой взгляд, могли бы обидеть мою жену, и конечно же, я не стал описывать, как её клон забрался ко мне в капсулу регенерации, чтобы заняться со мной сексом, и как сильно мне это понравилось, но всё же Ольгу чем-то задел мой рассказ. Когда я его окончил, она только сухо произнесла:
– Эта девушка была как я, только лучше?
Это не было явным, лишь по хорошо мне знакомым косвенным признакам можно было понять, как она злится, хоть и старается это скрыть. Каждое её движение, её походка и еле заметная неровность дыхания – всё это как бы кричало о том, насколько она недовольна. Воздух, окружавший её, будто накалился. У меня мелькнуло в мыслях, что та Оля никогда бы так себя не повела.
– Даже если и так, – я почувствовал внезапно подступившее раздражение, – ты спрашиваешь с таким укором, будто я в этом виноват.
Я вспомнил бархатную кожу тонких заботливых рук, гладивших меня по щеке, вспомнил вид закручивающихся каштановых волос, густо покрывавших её голову, прикосновение теплых губ, и какой-то более молодой, почти хулиганский взгляд, который шел на большом контрасте с теми суровыми глазами потрепанной жизнью женщины, так беспощадно буравящими меня сейчас.
Хайбулов был впечатлен моей историей намного больше моей жены, в хорошем смысле. Словно не заметив зарождающуюся семейную склоку, он пустился в рассуждения, разгоряченно размахивая руками:
– То есть лес полностью воспроизвел медицинскую капсулу и действие регенерирующего раствора? Это же обалдеть можно! Вы понимаете, что это значит? Если грамотно изучить эти леса и понять, по какому принципу они вообще существуют и каким образом генерируют копии, и если обуздать их… С такой технологией можно творить настоящие чудеса. С её помощью можно создавать что угодно, минуя тяжелые и дорогостоящие процессы производства: техника, здания или, если хотите, живые работники для какого-то вашего дела. Представьте, какие открываются перспективы! Нужно только понять, как именно лес формирует все эти объекты, и что использует в качестве сырья. И тогда эта планета станет очень ценным ресурсом в руках человечества. Возможно, это открытие станет настолько важным, что встанет наряду с освоением огня у древних людей или изобретением колеса…
Неясно почему меня это укололо. Что-то не понравилось мне во всей этой идее с обузданием лесов, но что именно – я пока не понимал.
Сойдя вниз, мы двинулись по узкой тропинке между двумя высокими холмами, больше походивших сейчас на величавого размера сугробы из-за своего белого цвета. В некоторых местах их склоны становились отвесными и сильно сближались над нашими головами, практически смыкаясь, что создавало тень на дне ущелья, и у меня возникало ложное впечатление, будто уже повечерело. Лишь ярко-голубое небо наверху, видневшееся в прорези меж белыми стенами, растворяло эту иллюзию. Некоторую часть пути мы шли не разговаривая – усталость делала своё дело. И в то же время в воздухе витала некая недосказанность, вызванная нашей небольшой размолвкой с женой, молчание постепенно становилось всё более неловким, и Ольга, видимо, тоже ощущавшая это, решилась его нарушить:
– Константин, так вам удалось выяснить, лес это один большой организм, или каждый стручок является отдельным индивидуумом?
Чуть подумав, Хайбулов ответил:
– Я не могу утверждать наверняка, в силу отсутствия у меня специальных приспособлений для более детального изучения. И всё же здесь я больше склоняюсь к такому понятию как коллективный разум. Каждый стручок имеет э-э-э что-то вроде своей собственной нервной системы, но в то же время они не обособлены полностью друг от друга, между всеми отростками определенно есть связь. Если затронуть один из них, в нервных окончаниях остальных происходит реакция. Не сильно выраженная, но всё-таки она существует. При том, что существует у всех стручков в пределах одного леса вне зависимости от расстояния – даже самые дальние отростки, от того, который ты задел, реагируют примерно с той же интенсивностью, что и ближайшие к нему.
– И за счет чего создается эта связь, с помощью излучения?
– Ох, если б я знал. Могу предположить, что где-то глубоко под землей они соединяются, образуя одно большое тело или какую-то корневидную структуру, подобно мицелию у земных грибов. К несчастью, у меня не было бура и прочей техники, чтобы это выяснить. Я пробовал копать подручными средствами, но в верхних слоях почвы стручки физически никак не соединены. Мне не удалось дорыть до места, где начинается их рост. Судя по всему, они уходят вниз очень далеко.
– А что насчет остальной флоры и фауны на планете, тут кто-нибудь еще обитает? – спрашивала моя жена.
Я всё слушал, как они обсуждают природу лесов и экосистему МР 1003, идя чуть сзади них, все также стараясь сдерживаться, ощущая нестерпимую боль, периодически становящейся такой сильной, что она заглушала звуки их голосов в моих ушах. Так продолжалось довольно долго, до тех пор, пока ущелье, наконец, не расширилось и мы не вышли на просторную долину, обрамленную со всех сторон плотной цепью холмов и невысоких гор.
– Ну-с, почти дошли, – радостно протянул капитан. – Вот там мой модуль, глядите.
Я устремил взор туда, куда он указывал пальцем – вдалеке, на другом краю долины, виднелся белый с заостренным передом треугольный аппарат в несколько метров длиной. Он стоял, укрывшись в тени одной из скал, а неподалеку от него на освещенной солнцем земле валялись солнечные панели, от которых к нему тянулись тонкие металлические кабели.
– Осталось дело за малым, ребята, – продолжал Хайбулов бодрым тоном, – доберемся до модуля, немного передохнем, перекусим, и отправимся на орбиту. А там сразу же с вашего корабля пошлем сигнал на ближайшую станцию. Необходимо сообщить о том, что найдена обитаемая планета.
Я опять почувствовал укол, и от чего-то кровь прилила к моему лицу.
– Подождите, – вырвалось у меня.
Ольга с капитаном остановились, и обернувшись, направили на меня вопросительные взгляды.
– Я просто хочу остановиться и подумать… Нам, действительно, нужно сообщать обо всём этом? – говорил я, осознавая, что несу какую-то ересь.
Моя жена нахмурилась:
– Ты головой сильно ударился, когда падал?
– О чем ты, Яков? Ты же знаешь протокол, – недоумевал Хайбулов. – Да и вообще, невзирая на правила, прежде всего это наш долг. Так сказать, святая обязанность.
– А я считаю, что нам не стоит этого делать, – мой голос звучал странно, будто вовсе не мой.
– Это еще почему? Найти в космосе живые организмы, да ещё и такие сложные – большая редкость. Ты же сам понимаешь, что нас ждет после этого… Наши имена, в том числе и всех членов моей команды, увековечат! – капитан нарочито вздернул палец. – Ну, а SETI выделят для нас такие премии, что этих средств хватит до конца жизни. Считай, мы станем суперзвездами. Я не говорю, что это самое главное, отнюдь нет! Но зачем тогда было бороздить все эти миллиарды километров межзвездной пустоты?
– Дело не в науке и тем более не во всяких наградах.
А в чем тогда? – задал я сам себе мысленный вопрос.
– Тут нечего обсуждать, – отрезал капитан. – Конечно же, мы сообщим о такой важной находке. У нас нет права поступить иначе. А после сюда прилетит уже полноценная исследовательская экспедиция. Со временем тут непременно построят научную базу и будут изучать лес уже по полной программе.
Во мне закипал необъяснимый гнев. Все, что говорил капитан, было очень логично и правильно, и как астронавт я был полностью с ним согласен, но в недрах моего сознания зрело нечто, не поддающееся логике, что-то иррациональное, осязаемое лишь на уровне чувств. Я метался внутри своей головы, пытаясь выудить оттуда причину своего негодования, которая все еще оставалась мне не ясна. Но когда Хайбулов сказал про научную базу, у меня перед глазами вдруг возникла картина – докторишки в белых халатах и медицинских масках, скрывающих их безразличные лица, препарируют мою Олю, втыкают в нее иглы шприцов, суют разные трубки, испытывают на ней всевозможные вещества, в том числе и яды, и наблюдают, как она реагирует на них. Я представил, как они (конечно же, в научных целях) пускают по ней ток, сжигают и топят её, пока она молит о пощаде, но они непрестанно продолжают издеваться над ней, проводя свои эксперименты. Теперь у меня сформировалось четкое понимание, что я не должен этого допустить.
Не задумываясь, что делаю, будто мое тело начало действовать автоматически, я выхватил из кобуры на бедре свой лазерный пистолет. Тонкий красный луч, на вид такой безобидный, беззвучно вылетел из дула и полоснул по скафандру Хайбулова где-то в области груди. Пронзаемый лазером внешний материал скафандра зашипел и оплавился, извергнув небольшое облако тут же рассеявшегося черного дыма. Капитан, успевший издать напоследок только это своё типичное “э-э-э”, свалился на землю и перестал дышать навсегда.
Всё произошло чересчур внезапно, даже для меня. Я смотрел на остывающее выходное отверстие ствола, накалившееся до вишневого цвета, боясь поднять взгляд и пересечься глазами с Ольгой, оцепеневшей от ужаса и застывшей на месте в паре метров от меня. В ушах стоял звон – та самая туба снова и снова повторяла свой незатейливый мотив у меня в голове.
Эпилог
Сегодня в саду было много работы. Я втыкал вилы в землю, помогая себе ногой, чтобы разрыхлить почву вокруг нашей яблони. По всему телу тек липкий пот и, сползая со лба, щипал глаза. Руки становились влажными, черенок начинал скользить в моих ладонях, так что мне пришлось надеть рабочие перчатки. Закончив с разрыхлением грунта и обильно полив его водой, я принялся за подкормку. Чтобы рассыпать удобрение, мне нужно было немного нагибаться, и в какой-то момент, разбрасывая пахучую темную массу рядом со стволом, я ощутил резкую боль в пояснице. Да, со спиной в последнее время проблемы. Регенерирующие растворы помогают, но ненадолго, мне требуется пользоваться ими все чаще и чаще. Быстро распрямившись, я громко ойкнул и схватился одной рукой за низ позвоночника, а другой вытер свой мокрый лоб.
Стоящее передо мной молодое дерево было не очень большим, выше меня не более чем на полметра. На нем только недавно появились первые листики в этом сезоне, ещё пока мелкие, а мне уже не терпелось дождаться, когда взойдут плоды – зеленые кислые яблоки, которые она так сильно любит.
Решив, что на сегодня трудиться хватит, я только сейчас обратил внимание на тянущее чувство голода в животе. Совсем заработался. Обернувшись в сторону нашего дома, я увидел в деревянном окне, ведущем на кухню, как суетится моя жена – перемешивает что-то на плите и, судя по её качающейся голове и еле заметно шевелящимся губам, напевает под нос какую-то мелодию. Желудок отозвался заинтригованным урчанием, и я, все еще придерживая поясницу рукой, направился к дому. Пройдя мимо рядов маленьких холмиков земли, из которых торчали зеленые стебли картофеля, и обогнув теплицу, я приблизился к крыльцу, поднялся по невысоким каменным ступенькам и оказался в прихожей нашего жилища, наполненного ароматами готовящейся еды и прочими запахами домашнего уюта.
На кухне звенела посуда, из кастрюли шел горячий пар, по которому я сразу понял, что сегодня на ужин моя любимая вареная картошка. Заметив меня, жена протянула своим певучим голосом:
– Две минуты и будет готово, садись. Только сперва ладошки помой, – и обратив внимание на то, как я держу руку сзади себя, спросила, – Что, опять спина?
– Угу.
– Бедный, – уголки её губ слегка опустились. – После еды обработаем, хорошо?
Я согласно кивнул, затем, ополоснув руки в раковине, наконец, уселся за стол, стоящий у стены. Снаружи уже потихоньку смеркалось, поэтому она зажгла в помещении свет, и я увидел в давно не мытом оконном стекле полупрозрачное отражение усталого старика с поседевшими остатками волос на голове, которые еще пока не тронули коварные залысины, но, похоже, они намеревались добраться и до них.
Пока жена расставляла тарелки и приборы, я любовался вечерним пейзажем за окном, думая о том, что это место стало мне роднее, чем дом. Я с упоением глядел на ровные гребни грядок, тянущиеся вдоль всего двора, окруженного невысоким белым заборчиком, который я соорудил самостоятельно, чем, конечно же, тихонько гордился. А за забором возвышался уже совсем обычный и хорошо мне знакомый оранжевый лес.
Вся посуда была разложена, блюда наполнены едой, и рядом за столом разместилась Оля. Она, кажется, вообще не старела все эти годы, в отличие от меня, но, к счастью, я смог к этому привыкнуть. Смог привыкнуть и к её постоянному отсутствию во время холодных ночей, когда мне становится тяжело дышать, и к нечастым зимам, заставляющим меня на несколько месяцев перебираться в корабль, который я уже много лет назад посадил тут неподалеку в лесу.
Больше никаких гиперпрыжков и научных открытий, никаких поисков новых планет и всей этой псевдоромантики космических путешествий. Я оставил это в прошлом, уйдя на заслуженную пенсию. Бескрайность вселенной давно меня не интересует, как и не будоражат загадки, таящиеся в далеких звездных системах. Всё что мне нужно, и так у меня есть – это дом, хозяйство и моя любимая жена.