Za darmo

Моя любимая жена

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава третья

На небольшом пригорке, напряженно всматриваясь в даль, стояла одинокая женская фигура в стареньком сером скафандре. За ее спиной валялся парашют, небрежно брошенный на белую землю. Неровно скомканная ткань еле заметно подергивалась на слабом ветру. Женщину окружало бескрайнее поле абсолютной белизны, с нескольких сторон обрамленное невысокими холмами такого же белого цвета, и только на северо-западе на самом горизонте тянулась широкая оранжевая линия – там вдалеке росли те самые непонятные оранжевые стручки. И там же где-то среди этих стручков разбился посадочный модуль, а недалеко от модуля приземлился и её муж. По крайней мере должен был приземлиться.

Ольга еще раз сверилась с навигатором. На маленьком дисплее, встроенном в рукав её скафандра, мерцало изображение спутниковой карты планеты. До Якова 114 километров… Как он там оказался? – думала она, непонимающими глазами разглядывая карту. Вновь убедившись, что это не какой-то сбой, и что собственное зрение её не подводит, Ольга тяжело вздохнула и уселась прямо на землю. Нужно было перевести дух и переварить всё, что случилось за последний час.

Она понимала, произошло неладное, но всеми силами старалась убедить себя в обратном. Его не было рядом в небе, когда я вылетела из кабины. Что-то пошло не так… Но всё-таки он должен был катапультироваться, – проносилось у нее в голове, – Яков покинул модуль до того, как тот рухнул… Об этом говорили две голубенькие точки, мягко пульсирующие на дисплее навигатора: точка побольше обозначала место “приземления” модуля, другая точка – место, куда сел её муж. Согласно карте, между ними было расстояние в несколько километров. Значит, Яков успел. Но почему он не отвечает? Сколько не пыталась Ольга выйти на связь, всё без толку. Тишина. Хотя его передатчик по всей видимости работал – GPS-сигнал же он передавал. И судя по этому сигналу, с момента посадки её муж не сдвинулся ни на метр.

Как ни старалась Ольга отгонять страшные мысли, они все равно заползали к ней в голову, как ядовитые гадюки, готовые в любой момент вонзить в неё свои зубы.

– Яшенька… – прошептала она и тихонько зарыдала.

Привычным движением, как это бывает у людей, когда они плачут, она опустила голову и попыталась уткнуться лицом в ладони, но её руки лишь уперлись в прозрачное забрало. Шершавые перчатки скафандра расплывались перед глазами, и слезы продолжали беспрепятственно литься, стекая по белым щекам. Он же говорил, что надо проверять всё каждый раз! Этот проклятый генератор защиты… Как я могла так прозевать? Тяжелое чувство вины распространялось в её груди, словно черная хворь, пускающая свои коварные метастазы. Но вдруг осознав, что в данном положении ей даже не удастся вытереть мокрое лицо, Ольга попробовала взять себя в руки и сосредоточиться на насущном.

Я должна идти. Может, ему нужна помощь. Может, он ранен, лежит там один среди этих оранжевых штырей, а я трачу время… 114, нехило, конечно. Идти не меньше суток, и то, это если непрерывно… – размышляла она, параллельно проверяя, всё ли в порядке с её скафандром. По всей видимости, он функционировал как надо – водоочистительные системы перерабатывали все жидкости её организма в питьевую воду, причём практически идеально чистую; также в нем был специальный отсек, вмещавший в себя пищевой раствор, которого, если экономить, могло бы хватить аж на целую неделю; а снаружи скафандра в задней его части находились воздушные фильтры, втягивающие воздух и очищающие его от всего лишнего, оставляя только необходимый человеку кислород. Благо тот в атмосфере имелся. Ну, а без этого удачного обстоятельства Ольга продержалась бы от силы лишь несколько часов.

Она продолжала сосредоточенно думать. Хорошо, допустим, вдруг Яков травмирован. Если ранение серьезное, скафандр мог ввести его в искусственную кому. Он будет поддерживать в нем жизнь до моего прихода. Скорее всего так и случилось! И именно поэтому он не откликается по связи, – эти мысли подействовали на неё как обезболивающее. Тот факт, что при введении в кому, скафандр должен автоматически отправлять сигнал SOS остальным участникам экспедиции, ольгина психика в данный момент игнорировала.

С Яковом всё хорошо.

На корабле есть капсула регенерации, она быстро поставит его на ноги. Даже при самых тяжелых случаях, даже если переломаны все его кости, и все органы повреждены, даже если он будет на последнем издыхании – на полное восстановление потребуется максимум несколько дней. Да, современные технологии творят настоящие чудеса. Ольге только дойти до своего мужа, и затем… А что затем?

Больше всего она боялась думать именно об этом. Посадочный модуль разбит, других способов добраться на орбиту попросту не было. Без него даже никак не связаться с кораблем – передатчики, встроенные в скафандры, не обладают такой мощностью. В ином случае можно было бы послать сигнал SOS на корабль, а с него уже транслировать его в космос, и там, может быть, кто-нибудь бы откликнулся на призывы о помощи.

Ага, в этой части галактики как раз же так много космонавтов летает, аж яблоку негде упасть, – саркастично рассуждала Ольга сама с собой.

Добраться до модуля и попытаться починить передатчик? Возможно, ей удастся включить его хотя бы на несколько секунд – этого хватит, чтобы отправить сообщение на орбиту. Да, должно получиться. Надежда, теплящаяся где-то у Ольги внутри, крепко ухватилась за эту соломинку. Сто процентов получится, по-другому и быть не могло.

Сначала найду Якова, а там уже вместе с ним отправимся к модулю!

В глубине подсознания она понимала, что от модуля скорее всего ничего не осталось – после падения на такой скорости он должен был разбиться вдребезги. Разорванные и обугленные куски металла, разбросанные где-то там на белой земле, уже вряд ли подлежали ремонту. Но Ольга постаралась отогнать эти раздумья на второй план и полная решимости приподнялась с пригорка, чтобы направиться в сторону оранжевых зарослей.

И в этот самый момент её привлекло некое движение на периферии зрения, она повернула голову – вдалеке виднелась маленькая серая точка, которая, судя по всему, медленно приближалась к ней.

Ольга сощурилась что есть мочи. Кто-то идет. Человек в скафандре. Это Яков!

Вне себя от внезапного наплыва радости Ольга сорвалась и со всех ног побежала в сторону серой точки, параллельно крича по радиосвязи:

– Яша, Яша! Яшенька, я здесь!

Муж не отвечал, но это уже не сильно её беспокоило. Возможно, его передатчик повредился во время катапультирования или приземления. Какая разница? Через несколько минут они уже снова будут вместе.

Ольга бежала и бежала, не чувствуя усталости и не замечая тяжести металлических ботинок скафандра, пока человек впереди спокойным шагом шел ей навстречу. Чем ближе он становился, тем лучше можно было разглядеть: его серебристый скафандр космических исследователей выглядел очень потрепанным. Что с ним случилось? Почему он тут, а его GPS-сигнал в сотне километров отсюда? Множество вопросов проносилось в Ольгиной голове.

Вдруг она услышала характерный треск радиопомех – такой звук бывает, когда кто-то настраивается на частоту твоего передатчика. Человек был уже так близко, что она могла прочитать серийный номер на груди его скафандра. Ноги сами собой замедлились, пока она не остановилась полностью, страшно запыхавшаяся, не добежав всего какие-то полсотни метров.

– Ну, здравствуй, Ольга, – прозвучал в приемнике старый знакомый голос.

Глава четвертая

Мягкое монотонное шипение доносилось до моих ушей. Приятный звук, подумал я и осознал, что лежу на упругой горизонтальной поверхности с закрытыми глазами. Моё тело непрерывно обдавалось маленькими нежными капельками какой-то живительной влаги. Попадая на мою кожу, она ласкала её и усмиряла боль. Боль ощущалась не явно, как бы издалека – она находилась на заднем плане, словно несчастная женщина, тихонько рыдавшая где-то там за стеной. Я чувствовал, что с каждой секундой эта стена становится немножечко толще, и мне было всё сложнее расслышать этот плачь. Всё вокруг благоухало, множество свежих запахов касалось моих ноздрей, будто лечебные травы, сорванные у бабушки в саду. Я с наслаждением вдыхал их. Мне стало понятно, что я в капсуле регенерации.

Я жив.

Мне не сразу удалось разомкнуть слипшиеся веки, но когда я всё-таки сделал это, то сперва увидел лишь яркий белый свет, поначалу ослепивший меня. Потихоньку глаза стали привыкать к свету, и мало-помалу в картинке передо мной проявлялись контуры. Сначала мутные, неясные, но постепенно зрение становилось более резким, всё вокруг обрастало деталями, и вот я уже мог различить гладкие металлические стены медотсека нашего посадочного модуля. На одной из стен висел экран. Помимо всяких букв и цифр, которые отсюда мне было тяжело рассмотреть, на нем схематично изображалось человеческое тело. Моё искалеченное тело.

Маленькие пульверизаторы расположенные в стенках капсулы без остановки распыляли регенерирующую жидкость, равномерно окутывающую меня. Казалось, я могу физически ощущать, как раны и ссадины затягиваются, а кости срастаются.

Я перевел взгляд в сторону и увидел её.

Она неподвижно сидела справа от капсулы и смотрела на меня таким благоговейным взглядом, полным любви и жалобного сострадания, что у меня сразу потеплело в груди. Наверно, ещё никогда прежде я не был так рад её видеть. А как красиво она сейчас выглядела! Мягкие линии белого лица, гладкая кожа и шелковые волнистые волосы каштанового цвета – всё говорило о том, что передо мною что-то внеземное, что-то не принадлежащее роду людскому, снизошедшее сюда вниз ко мне, чтобы утешить мои страдания. Когда я последний раз смотрел на неё вот так?

Я попытался привстать, но от одной лишь попытки пошевелиться, моё тело отозвалось резкой болью практически во всех конечностях. Голова сильно закружилась, в глазах начало темнеть.

– Оленька… – прошептал я и улетел обратно в небытие.

 

Не помню, сколько еще раз я так просыпался, а затем снова тонул в объятиях темноты, но каждый раз, когда я ненадолго приходил в сознание, я видел, что моя жена оставалась рядом со мной. Вот так сидела и глядела на меня своими заботливыми глазами. Очнувшись, я сразу смотрел в сторону, от чего-то боясь, что сейчас не увижу её там, но она неизменно находилась сбоку от капсулы. И пока в моей голове растекался густой туман, я просто лежал беспомощный и изможденный, отдав всего себя в руки моей любимой женщины.

В какой-то момент я проснулся и понял, что уже немного набрался сил – достаточно для того, чтобы не вырубиться сразу, но не достаточно, чтобы вставать и двигаться. Очень хотелось есть. Я только повернул голову в сторону Оли, чтобы сообщить ей об этом, но не успел я открыть рот, как она резко подорвалась, выбежала из медотсека, а через уже полминуты вернулась с тарелкой вареной “картошки”. Несмотря на страшный голод, увидя блюдо, я почувствовал, как меня передернуло изнутри.

Синтезированный картофель не имел практически ничего общего со своим земным тезкой. Разве что цвет блюда и его консистенция отдаленно напоминали тот самый корнеплод, выращенный в земле. По вкусу это больше походило на бумагу. Можно было посолить, тогда получалось чуть менее плохо – бумага с солью.

На нашей синти-ферме у нас имелась возможность выращивать всё, что захотим: овощи, фрукты, крупы и даже некое подобие мяса. Микроскопические грибки, используемые в качестве сырья, могли изобразить что угодно, любую форму и цвет, могли придать пище необходимую плотность, сделать её влажной и мягкой, либо наоборот сухой и хрустящей, но сколько бы мы ни бились, никак не получалось воспроизвести вкус и запах настоящей еды.

Как говорили в нашем Центре Космических Исследований на Марсе, самое главное – это то, что данные грибки обладали практически всеми необходимыми для человека пищевыми элементами. Питание ими в сочетании с принятием ещё некоторых витаминов и БАДов в принципе составляли собой полноценный рацион. Такой вот комбикорм для космонавтов.

– Давай, дорогой, – Оля зачерпнула ложкой небольшую картошину и поднесла к моим губам.

Я уже по привычке приготовился сдерживать отвращение, но ощутив еду у себя во рту, вдруг почувствовал, как мне сводит скулы. С изумлением глядя на жену, я жадно пережевывал пищу, активно работая челюстью. Может быть, у меня помутился разум после падения, а может сказалось неимоверное количество обезболивающего, непрерывно вкачиваемого в меня, но я готов поклясться, что у картошки был настоящий вкус!

Я вспомнил, как в моем детстве мы ходили с дедом в погреб рядом с нашим домом. Помню, что в нём было темно и пахло сырой землей. Мы набирали там целый пакет картошки, собранной с его огорода, и приносили бабушке, чтобы она готовила. Помню, как на ужин бабушка в кухонных рукавицах ставила на стол большую глубокую тарелку, наполненную вареным картофелем, от которого шел густой и вкусный пар. Она посыпала его зеленью, кидала туда здоровенный кусок сливочного масла, и мы так и проводили вечера втроём в теплой уютной компании другу друга под желтым светом лампы, висящей на стене.

Как же далеко я забрался, отдалившись от этих беззаботных вечеров на миллиарды миллиардов километров холодного и темного космического пространства, но вкус этой картошки, которой сейчас кормила меня жена, будто на мгновение вернул меня туда, словно не было этих расстояний и пройденных лет, словно бабушка с дедушкой были до сих пор живы.

– Это просто… Очуметь! – проговорил я с набитым ртом.

– Кушай, тебе нужно набираться сил.

– Не понимаю, эта картошка действительно такая вкусная, или я просто под действием наркотиков, которыми пичкает меня капсула? Если второе, то я, извини меня, не хочу вылезать отсюда никогда! Я готов даже разбиться заново…

Оля мягко улыбнулась и поднесла ко мне руку с ещё одной ложкой. Я обратил внимание на её кисть – какая гладкая кожа, прям и тянет прикоснуться к ней. Я попытался приподнять ладонь, но моя рука лишь вяло дернулась и осталась лежать на своем месте. Мои глаза не могли оторваться от её маленьких тонких пальцев, сжимающих металлическую ложку.

Словно прочитав мои мысли, в следующую секунду Оля подняла вторую, ничем не занятую руку, и легонько провела по моему лбу, спустилась пальцами по вискам и потрепала меня по щеке как маленького мальчика. Внутри меня всё задребезжало, приятные воспоминания нахлынули рекой, захлестывая меня в свой бурный поток.

Перед глазами пролетали картинки былых дней, я видел институт, когда мы ещё не были вместе, но я осуществлял робкие попытки это изменить. Видел явственно, будто это происходило прямо сейчас, как после очередного свидания сижу рядом с ней на диване в комнате общежития, максимально приблизившись к её лицу, пытаясь найти в себе мужество, чтобы сделать следующий шаг, но всё никак не решаюсь на это. А она молча смотрит на меня с упреком, пока не говорит, немного посмеиваясь: “Ну, и долго ты будешь тянуть?”. И только после этого я целую её.

Годы шли, со временем очарование сменилось оскоминой, и некогда молодая девушка, при виде которой мое сердцебиение теряло свой ритм, постепенно становилась для меня чем-то привычным, надоевшим и порой даже вызывающим раздражение. Я разучился видеть в ней ту девушку, и казалось, обращал внимание только на то, как она стареет, как мы оба стареем, и видел в ней лишь напоминание того, что время назад не вернуть. Будто наша любовь утратила свои вкусовые качества, стала пресной, словно синтетическая картошка.

Но сейчас, лежа в капсуле, находясь во власти лекарственного полудурмана, я глядел на Олю и, хоть убей, не мог увидеть разницы между ней и той девчонкой с дивана в общежитии. И я сам на какую-то долю секунды снова почувствовал себя тем застенчивым студентом, сидящем рядом с ней, полным амбиций и наивных надежд.

– Тебе надо ещё поспать, – сказала она, отставляя в сторону пустую тарелку.

Я сам не заметил, как умял всю порцию. Она была права, на меня внезапно накатила тяжелая слабость. На это недолгое бодрствование у меня ушло много сил.

– Когда я проснусь, ты же будешь здесь?

Оля расплылась в ласковой улыбке:

– Ну, конечно. Спи.

Она покрутила специальные регуляторы на боковой панели капсулы регенерации, отвечающие за дозировку снотворного, и я почувствовал, как засыпаю.

Мне приснился странный сон.

Это был один из тех снов, в котором ты с самого начала знаешь, что на самом деле ты спишь. Сперва я видел лишь сплошную темноту, но мало-помалу стал различать в ней уже привычный интерьер нашего медотсека. Мне снилось, что я лежу в капсуле, которая почему-то перестала обрабатывать меня пульверизаторами с регенерирующей жидкостью. Она не работала, как и, кажется, всё электричество в посадочном модуле. Нигде не горел свет, и было очень холодно. Стул, стоящий рядом с капсулой, сейчас пустовал, жены рядом не видно, и я отчего-то сразу понял, что не найду её ни в одном отсеке. Мне стоило больших усилий, чтобы приподняться – во сне, как и в реальности, у меня болело всё тело, ныла каждая косточка. Встав на ноги, я почувствовал сильную одышку, хотелось сделать глубокий вдох, но как бы сильно я не втягивал воздух, и ртом, и носом, мне казалось, что этого недостаточно. Кислород в помещении был сильно разреженным. Хромая, я побрел к входному проёму медотсека и сразу обратил внимание, что обстановка немного отличается от реальной. Стены стали уже, потолок ниже, само пространство будто скукожилось. И везде был выключен свет.

Выйдя в главную рубку, одновременно служившей в модуле кают-компанией, я увидел, что здесь также царила темнота, лишь тусклое мерцание звездного неба слабо пробивалось через иллюминатор в стене напротив. И всё вокруг съежилось, сжалось. Обеденный стол, который обычно был мне по пояс, сейчас едва доходил до моего колена.

– Оля! Ты здесь? – спросил я тишину, ожидаемо не услышав ответа.

Я прикоснулся к столу рукой, но ощутил кожей пальцев не привычный прохладный твердый пластик, из которого он должен быть сделан, а нечто другое. Мягкий и рыхлый материал, на ощупь будто какая-то смесь дерева и резины. Поднеся ладонь к лицу, я увидел в бледном свете из окна, что она чем-то испачкана. Чем-то оранжевым.

Я всё не мог надышаться, каждый вдох давался с трудом. Последнее, что запомнилось из сна, я задыхаясь на полусогнутых ногах подошел к иллюминатору и увидел в ночи белую землю и лес, окружавший посадочный модуль. Лес высоких оранжевых стручков. Стручки обступили меня со всех сторон, наклоняясь ко мне своими извилистыми отростками. Они опутывали мои руки, ноги, обвивали шею, туловище, всего меня. Я попытался закричать, но из передавленного горла вырвался лишь отчаянный хрип, и мое сознание в очередной раз провалилось в темноту.

*****

Когда я очнулся, всё было как обычно. Я лежал на своём месте, пульверизаторы с живительной жидкостью бесперебойно обрабатывали всё моё тело. И хоть Оля не сидела рядом с моим капсульным лежбищем, как я этого ожидал, из главной рубки до меня доносились позвякивание столовых приборов и характерное шипение работающей синти-фермы – моя жена готовила завтрак. Звуки утренней суеты подействовали на меня умиротворяюще.

На секунду Оля сунула голову во входной проём.

– А, уже проснулся, – констатировала она и исчезла обратно за стеной.

Примерно через минуту она вернулась, держа в руках поднос вкусно пахнущей еды. Жареные яйца, хрустящие тосты с сыром и большущая кружка черного чая били своими ароматами в мои ноздри, и у меня не оставалось сомнений, что и эта пища будет обладать настоящим вкусом как вчерашняя картошка. Закрепив поднос перед моим лицом в специальном разъеме на внутренней боковине капсулы, Оля уселась рядышком на свой стул и сама начала грызть ярко-зеленое яблоко.

– Кушай, кушай, – прожевав первый кусок, сказала она.

– Стоп, а ты больше не будешь кормить меня с ложечки? – наигранно удивился я в ответ.

Оля засмеялась:

– Как твоя мамочка? Нет уж, ты уже набрался достаточно сил, чтоб есть самостоятельно. Я думаю, завтра-послезавтра тебе можно начинать вставать в кровати. Ненадолго. Делать какие-то упражнения.

– Да уж, – сказал я, неуверенно беря первый кусок жареного хлеба ослабевшей рукой. – Я уже так-то вставал… Во сне, правда.

Оля приподняла бровь.

– Да, мне кошмар снился, просто жесть. Я лежал здесь же, в модуле, только он выглядел совсем по-другому, ничего не работало, и самое ужасное, ты куда-то пропала. Я был совсем один, в темноте и холоде.

Поднеся тост к самым губам, я сделал укус – да, это был вкус того самого настоящего хлеба и того самого настоящего сыра. Из моего горла само по себе вырвалось одобрительное хмыканье. Может быть, что-то случилось с моими рецепторами? Я слышал, бывает такое, что у людей меняются вкусы из-за сильных ударов головой. Надо будет поискать информацию об этом в нашей бортовой энциклопедии.

– А потом еще эти щупальца… – продолжал я рассказывать, одновременно жадно поглощая завтрак.

Оля легонько потрепала меня по голове, немного взъерошив мои редкие волосы.

– Не переживай, это всего лишь сон, – успокаивала она. – Сейчас-то я здесь, с тобой.

– Да, я знаю. Просто он был такой не как обычные сны. Более яркий что ли, – ответил я, мокнув уголок хлеба в растекающийся желток на тарелке.

Вдруг издалека, откуда-то за пределами модуля раздался уже знакомый мне звук – три ноты на низких частотах. Мелодия продлилась пару секунд и тут же оборвалась.

– Вот это! Ты слышишь? – встрепенулся я.

– О чем ты? – не поняла моя жена.

Когда я доел, она одним движением отсоединила поднос, отнесла его в кают-компанию, а вернувшись, принялась производить манипуляции с электронной панелью управления моей капсулы. Я с каким-то внутренним упоением смотрел на её лицо. Когда она на чем-то сосредоточивается, оно делается таким по-детски серьезным, это всегда меня смешило. Сейчас она старательно водила пальцами по сенсорному экрану, по привычке закусив нижнюю губу. Увидя, что я пристально её разглядываю, Оля на секунду метнула в меня свой взгляд и тут же снова уставилась на панель, весело спросив:

– Ну, что смотришь, влюбился что ли?

– Да, просто… Хотел сказать – спасибо, что помогаешь мне.

– Ой, а как иначе-то? Ты бы сделал то же самое, если бы я попала в такую ситуацию. Да, и если вспомнить, ты уже делал. Помнишь, когда я в системе Бетельгейзе навернулась в скалах?

Точно, я уже совсем забыл, как много лет назад мы, изучая тех самых одноклеточных на далеком спутнике, взбирались по горам. Эти существа обитали только на определенной высоте в узких скалистых пещерах, куда не проникнуть на посадочном модуле, поэтому нам приходилось подниматься пешком. И как-то раз в один из таких подъемов Оля случайно оступилась, под её ногами осыпались камни, и она полетела вниз. Помню, как дернулось тогда моё сердце, на миг я решил, что она погибла. Но уже через секунду ветер донес до моих ушей слабый женский стон. Ей повезло – в нескольких метрах под нами был выступ, на который она и приземлилась.

 

– Да, да, помню, – сказал я. – Ты тогда вроде сломала правую ногу в двух местах.

– Ага, – подтвердила жена, не отводя взгляд от экрана. – Только у нас в те времена ещё не было такой продвинутой капсулы регенерации, и пришлось лечиться по старинке – ты своими руками накладывал мне гипс. Ухаживал за мной, 3 раза в день готовил еду, помогал во всём, и при этом ещё самостоятельно проводил исследования тех одноклеточных. Каждый день поднимался в горы на несколько часов. По сути, большая часть нашего исследования – это твоя заслуга. А я почти месяц валялась в нашей каюте, только обременяла тебя, отвлекала от науки…

– Ого, я прям такой хороший, сейчас заплачу от умиления! – пошутил я и тут же добавил, – Ничего ты не обременяла меня, ты сделала тоже очень многое, анализировала все данные, пока я околачивался в горах. Кто ж виноват, что я не мог притащить образцы существ в сам модуль, чтобы мы их вместе разглядывали в микроскопы? Они ж подыхали, стоило отнести их на пару метров ниже их пещеры. Но ты скомпоновала всю информацию в надлежащий вид, собрала всё воедино, чтобы наша работа реально выглядела как настоящий научный доклад, а не хаотичный набор какой-то химико-биологической белиберды.

– Да, у тебя никогда не хватало на это терпения.

Я согласно кивнул. Затем, немного помолчав, задумчиво протянул: