В один из этих незаметных только им дней, пока Лиона не хотела просыпаться, нежась в постели под приглушенными светло-коричневой шторой лучами солнца, Лотар решил пройтись в магазин и купить сладкого к утреннему кофе.
Он не видел Алекса Линге семь лет и сначала не узнал. Тот стоял в компании, о чем-то живо рассказывая, перебирал пальцами по воздуху. Как и все творческие люди, Алекс не мог даже обыденную вещь или ситуацию объяснить просто. Общепринятые понятия нагоняли на него тоску. Когда в шесть лет родители отдали его на уроки по классу фортепиано, он влюбился в этот инструмент, и музыка для него стала отдушиной, которую некоторые люди не могут найти всю жизнь. Большинству детей уроки музыки приносили мучения, но только не ему. Его талант был заметен сразу. Из года в год он становился лауреатом всевозможных конкурсов. Хотя их увлечения отличались довольно разительно, они умели находить общие темы для разговоров. В то время как Алекс сводил с ума соседей километрами проигранных гамм, арпеджио и аккордов, Лотар, играя частенько во дворе в футбол, тоже не радовал их разбитыми окнами и испачканным мячом бельем, которое сушилось на улице. А когда Линге было шестнадцать лет, его заметили и пригласили в Высшую школу музыки имени Листа в Веймаре. С тех пор Логдэ его не видел. Нет, Алекс не изменился. Та же жестикуляция, та же манера поведения, та же небольшая сутулость. Такой же высокий и худощавый, он полностью оправдывал свою фамилию – Линге в переводе означало «длинный».
Лотар окликнул его, и друг детства, обернувшись, был искренне рад этой встрече.
– Алекс, привет! Ты давно в Берлине?
– Привет, дружище! Да нет, может, полгода. Живу здесь, в Шпандау, на Блуменштрассе. Я чувствую, нам есть о чем поговорить.
– С удовольствием, но мне надо сейчас идти. Давай встретимся сегодня вечером, посидим, и я познакомлю тебя со своей девушкой. Мы тоже сейчас обитаем в Шпандау. Здесь недалеко.
– Тогда пойдем другим путем. Сегодня вечером мы играем джаз, и я буду очень рад вас видеть. В восемь вечера, бар на перекрестке Цеппелин и Фалькензеерштрассе. Ты слышал что-нибудь о свинге?
– Честно сказать, немного, – ответил Лотар.
Он знал только о свингюгендах, и то понаслышке. Говорили, что это молодежь, которая хочет только танцевать под звуки свинга и больше ничего не делать. Алекс пристально посмотрел на старого друга и сказал:
– Не делай никаких поспешных выводов. Просто приди и посмотри. Поверь, это здорово.
– Мы обязательно придем.
– Смотри, Лотар, на входе будет стоять пара наших парней, чтобы не попал никто чужой. Это закрытая вечеринка. Скажешь, что вас пригласил я, и они пропустят. Я их предупрежу.
На самом деле все вышло гораздо проще. Когда они вечером подошли к бару, Алекс стоял на улице у входа и курил сигарету, медленно выпуская струю дыма. Как всегда в своих мыслях, немного расхлябанный, в очках, он со стороны напоминал Лотару его преподавателей профессоров. Никогда нельзя было угадать, о чем они думают в данный момент. Увидев их, он выкинул окурок в урну и, небрежно махнув рукой, подошел.
– Я очень рад, что вы пришли. Меня зовут Алекс, – представился он Лионе и продолжил, – Лотар, я забронировал столик и поэтому встречаю вас, чтобы провести к нему. Оттуда отлично виден наш оркестр. Пойдемте за мной.
В зале было довольно много людей, чего никак не ожидал увидеть Лотар. Лиону это тоже поразило. Подавляющее большинство присутствующих были чуть моложе или ровесниками. Алекс подвел их к столику, за которым уже сидела, как оказалось позже, его девушка, и познакомил с ней. Избранницу звали Анна. На танцевальную площадку начали выходить пары, и все их глаза были направлены на оркестр. Это показалось лавиной. Вместе, задав сногсшибательный по быстроте ритм, заиграли ударные, фортепиано и контрабас, а уже через пару тактов к ним присоединились саксофон и трубы, взорвав танцевальную площадку. Лотар смотрел на танцующих и не мог понять, откуда берется столько энергии. Какой-то дикой и поэтому завораживающей. В одну из мимолетных пауз тишины Лиона удивленно спросила:
– Я не могу понять, как они не сталкиваются?
А Анна все это время не сводила взгляда с Алекса, который, чувствуя это, играл с таким воодушевлением, что, казалось, белоснежный рояль Bechstein сегодняшний вечер не переживет.
Три часа пролетели в этом темпе абсолютно незаметно. Когда танцевальный вечер подошел к концу и уставшая, но крайне счастливая публика начала расходиться, Алекс, взъерошенный, с каплями пота на лбу, подошел и обратился к ним:
– Вы сегодня для меня очень дорогие гости. Пожалуйста, не уходите. Я сейчас приведу себя в порядок, мы спокойно посидим и поговорим.
Лиона с Анной тихо с интересом общались между собой на какие-то свои, только им известные темы, а Алекса первое, что интересовало, понравилось Лотару или нет.
– Даже не знаю, что сказать, – ответил Логдэ, – для меня это настолько новое и непонятное. Но мне не противно, в этом что-то есть. Я пока, Алекс, не могу подобрать слова. Мне было очень интересно, и, надо признать, под столом я выбивал ногой ритм. Сложно было удержаться.
– Знаешь, за этой музыкой будущее. Она уже покорила полмира. Джаз – это революция. Хотя я не люблю слова, связанные с политикой, но другое не приходит сейчас на ум.
– А где ты познакомился с джазом?
– Пару лет назад в Гамбурге. На одном из конкурсов во время своего выступления я напрочь забыл текст. Пальцевая память в тот момент, наверное, вышла покурить, – Алекс улыбнулся, – и мне осталось только одно – импровизация. Она получалась так легко, что я даже вошел в кураж. Когда отыграл, зал молчал и смотрел на меня, а потом взорвался аплодисментами. И уже вечером меня пригласили послушать выступление джазового оркестра. Там я влюбился в этот стиль. Он настолько индивидуален, как любой, кто считает себя человеком. Но, честно скажу, всегда скучал по Берлину и в октябре того года вернулся. Здесь, в столице, сложнее организовать джазовый оркестр, но, как видишь, у меня получилось. Гитлер считает джаз американским влиянием. А ненависть фюрера к США всем известна. Хотя, может, он и прав. Если бы не Америка, Германия не проиграла бы Первую мировую. Но музыка здесь при чем? Она вне политики, и мне очень жаль, что многие, кто приходят сюда, противопоставляют себя гитлерюгенду, то есть другая сторона одной монеты. Они, не замечая того, сами становятся зависимыми. Не станет гитлерюгенда, и всё, нет противника. И дальше что? Искать следующего. А джаз в первую очередь – это полная свобода твоих действий в границах семи с половиной октав, и меня это полностью устраивает. А Гитлер играет на другом инструменте, который для меня очень далек и не интересен.
Лотар, прекрасно зная старого друга, полностью понимал его философию. Для него не существовало границ и разницы в цвете кожи. Но с таким мировоззрением очень сложно было находиться у себя на родине в это время. Алекс задумался и ответил, что он это отлично понимает и максимум, куда смог уехать, где было бы спокойнее, это Шпандау.
Затем Логдэ рассказал немного о себе, чем удивил Алекса, который, не мог и подумать, что он станет физикохимиком. Он видел своего друга только в спорте. Ещё немного поболтав на отвлеченные темы, они разошлись по домам.
Лиона задумчиво шла всю дорогу и уже перед подъездом остановилась и тихо мечтательно произнесла:
– Знаешь, никогда не могла себе представить, что в Берлине есть и такая жизнь. Это было весело. Спасибо тебе.
Субботним утром 18 мая Лотар обнаружил записку, адресованную ему и вставленную в дверь. Раскрыв её, он сразу в подъезде начал читать.
«Здравствуй, Лотар. Не хотела вас будить, поэтому написала записку. В понедельник в девять утра ты должен быть в кабинете у Эрнста Сторма. Причины не знаю. Он поручил тебя найти, и, как ты понимаешь, я прекрасно знала, где ты сейчас.
С уважением, фрау Штерн»
Он сразу вспомнил слова ректора на вручении диплома, чтобы никуда не уезжал и оставался в Берлине. Мысли просто вертелись как карусель, теряясь в догадках, и Лотар решил не идти в магазин, а тихо вернулся в квартиру, пройдя на кухню, чтобы не разбудить Лиону. Аромат заваренного кофе пробудил Львенка.
– Любимый, завари, пожалуйста, и мне, – услышал он голос пробудившегося ангела, – я сейчас поднимусь.
Она зашла на кухню в своем чуть великоватом для неё светло-сиреневом халате. Сосредоточенный взгляд Лотара, смотрящий сквозь полку с посудой, не мог не броситься в глаза.
– Что-то случилось? – в её вопросе была тревога.
Он без слов протянул ей записку и, не отрывая глаз, смотрел на ставшее для него самым красивым на планете лицо. Она присела за стол, сделала небольшой глоток горячего кофе и тихо спросила:
– Лотар, не знаю, радоваться мне или нет.
– Я думаю, это работа. И по специальности. Поэтому что-то плохое в этом вряд ли может быть. Давай не будем гадать и подождем до понедельника.
– Да, ты прав. Просто, когда месяц назад мы встретились, в моей жизни всё заиграло такими светлыми красками, что любая неизвестность у меня вызывает страх. Я очень люблю тебя и боюсь потерять.
Он поднялся из-за стола, подошел сзади к ней, положил руки на плечи и, наклонившись, прошептал на ушко:
– Я тоже тебя очень люблю, Львенок.
Эти выходные озабоченность не сходила с её лица, несмотря на все бессмысленные попытки Лотара как-то отвлечь.
Без десяти минут девять в понедельник Логдэ постучался в приемную ректора и вошел. Как всегда, фрау Штерн очень приветливо встретила его.
– Присаживайся, Лотар. Он сейчас занят, но скоро освободится. Ты знаешь его пунктуальность. Подожди десять минут, – и, не спрашивая, налила ему стакан чая. – Только заварился.
Из кабинета никто не выходил, и ровно в девять часов фрау Штерн, подняв трубку, доложила:
– Герр Сторм, Лотар Логдэ.
Услышав ответ, она глазами показала на дверь. Он кивнул и направился в кабинет ректора. Этот большой дубовый стол, покрытый лаком, в виде буквы «Т» и темно-красный ковер с длинным ворсом всегда заставляли Лотара чувствовать себя неловко. Справа от стола в темноте, у зашторенного окна, на одном из стульев сидел мужчина лет сорока в офицерской форме. Насколько разбирался Логдэ, он был в звании оберста.
– Здравствуй. Садись за стол, – голос Эрнста Сторма никогда не предполагал возражений. – Нас интересует главный вопрос. Готов ли ты работать во славу своей Родины, нашей с тобой Германии?
– Для меня это будет огромная честь, герр Сторм, – уверенно отчеканил он.
Ректор переглянулся с незнакомцем и продолжил:
– Хорошо, этот вопрос мы закрыли. Теперь я хочу поговорить о том, чему мы тебя учили. Что ты знаешь о тяжелой воде?
Лотар даже немного расстроился, так как он ожидал вопрос посложнее. Но если их интересует оксид дейтерия, то он полностью сможет удовлетворить их интерес. Внимательно слушая его, Эрнст Сторм и штабной офицер постоянно переглядывались, не перебивая и давая высказаться до конца. Минут через семь он закончил и посмотрел на ректора как ученик на экзамене, давший исчерпывающий ответ. Эрнст Сторм выдержал паузу и сказал:
– Впечатляет, Логдэ. Я вижу, что для тебя это было не сложно. Тогда ещё вопрос. Теория теорией, а на практике ты смог бы?
Из уст ректора это прозвучало как высшая похвала, и Лотар, полный уверенности в себе, ответил:
– Я думаю, практическое выполнение не составит мне значительных трудностей.
А внутри себя он хотел сказать просто – «легко». Он не заметил, как оберст уверенно кивнул Эрнсту Сторму.
– Что же, я очень рад, что ты оправдал мои ожидания. Теперь перейдем к организационным вопросам.
Открыв папку у себя на столе, он достал и протянул билет на поезд.
– Теперь слушай внимательно, Логдэ. Послезавтра в среду в полдесятого утра с Гамбургского вокзала отправляется поезд. Это билет на него, – начал рассказывать ректор, но его перебил штабной офицер:
– Герр Сторм, прошу прощения. Разрешите, я все объясню, – он присел за стол напротив Лотара и, не сводя с него глаз, продолжил, – во-первых, на вас возложена важная миссия, и поэтому прошу отнестись с полной ответственностью. На этом поезде вы должны прибыть в Гамбург, где на вокзале вас встретят. Время прибытия в 14 часов 45 минут. Затем вас на машине доставят в порт города Оденсе. Это Дания, там всё под нашим контролем. Вас проведут на сторожевой катер, который следует в Осло. Здесь, Лотар Логдэ, вы останетесь один.
Оберст посмотрел на Эрнста Сторма и попросил, чтобы фрау Штерн заварила чай, так как разговор будет долгим. Пока все сидели и молчали, у Лотара всё перевернулось внутри. Неужели «Норск Гидро», неужели Веморк? Нет, не то чтоб Лотар боялся, даже наоборот, это был вызов ему, который он готов принять, но Лиона… И вот на этом месте он не знал, что думать. Фрау Штерн принесла на подносе три чашки чая, которые насытили кабинет бодрящим ароматом бергамота, и офицер продолжил:
– Он отплывает в 21 час. Около трех часов дня 23 мая он прибывает в Осло, где вас будет ожидать представитель Йозефа Тербовена. Это рейхскомиссар Норвегии. Все следующие инструкции вы получите от него лично. В случае нештатной ситуации, – оберст достал из кармана кителя сложенную вдвое бумагу и протянул Лотару, – положите в паспорт, назовем это сопроводительным документом. Теперь попрошу вас всё повторить, и очень медленно.
Логдэ обладал хорошей памятью, и для него не стало проблемой четко, с расстановкой повторить слова штабного офицера. Тот удовлетворенно кивнул и спросил:
– Теперь я слушаю вопросы.
Лотар наклонил голову вниз, затем медленно поднял и спросил таким тоном, как будто он уже знал ответ:
– Моя конечная станция – это Веморк?
– Вы абсолютно правы. Кстати, это должен был вам сказать Йозеф Тербовен, но скажу я, коль вы уже все поняли. Переписка полностью запрещена.
– Тогда разрешите ещё вопрос?
– Конечно.
– Сколько я там буду, и в чем заключается моя задача? – спросил Лотар.
– Мы направляем вас куратором всего технологического процесса на заводе, поэтому всё зависит только от вашей трудоспособности. Мне кажется, вы справитесь, – и, видя, что ответ не до конца удовлетворил его, добавил. – Я думаю, не больше года. Ещё есть вопросы?
– Нет, я всё понял.
– Вот и отлично. Лотар Логдэ, желаю удачи. Вы можете идти.
Когда он вышел из кабинета, фрау Штерн остановила его и тихо спросила:
– Что-то серьезное?
Лотар слегка потерянным взглядом посмотрел на нее и ничего не ответил.
– Сегодня в пять вечера я к вам зайду, – провожая, сказала фрау Штерн.
А в кабинете на столе у Эрнста Сторма уже стояли две полные рюмки французского коньяка.
– Надо признать, хорошие у тебя выпускники. Сказать честно, я ничего не понял, когда он рассказывал об этом, как его, дейтерии, – рассмеялся штабной офицер. – Видно, парень неплохой, давай пожелаем ему удачи.
И тепло коньяка сразу сняло напряжение в кабинете ректора.
Лиона ждала его дома, не находя себе места, и Лотар догадывался об этом, но ему нужно было время, чтобы всё разложить по полкам. В Старый город он решил пойти пешком той же дорогой, которой они прогулялись на Майский праздник. Как же тяжело соединить несовместимое! Точнее, невозможно. На одной чаше весов он был горд за себя. Все эти годы учебы не прошли даром, на него возложили ответственное задание. Это не просто протирать пробирки в лаборатории и рассказывать детям о простейших химических реакциях. Логдэ чувствовал, что прикасается к великому открытию. Пусть даже не в первых рядах, но он то звено, без которого невозможно создать что-либо значимое. Дело было не в тщеславии, просто хотелось оставить свой след в истории, а это был именно тот шанс. Он даже поймал себя на мысли, что идет на это ради науки, а потом уже Германии, или, по крайней мере, одинаково.
На другой чаше лежало то самое светлое чувство на свете. Но он же не предаёт Лиону! Она будет с ним, пусть не рядом, но в его сердце. В конце концов, это всего лишь год, и потом он никогда не оставит её одну.
В этих раздумьях он не заметил, как подошел к той самой беседке около Спортивного форума. Присев на пару минут, Лотар вспомнил о сложенной бумаге, которую дал штабной офицер и сказал положить в паспорт. Достав, он развернул её и начал внимательно изучать. Сразу в глаза бросилась свежая печать Министерства вооружений и боеприпасов. Сверху были его паспортные данные, а ниже текст, от которого у Лотара пробежала приятная дрожь по телу.
«Предъявителю данного паспорта в случае обращения, всем службам вермахта обеспечить содействие и помощь.
Рейхсминистр вооружений и боеприпасов
Тодт Фриц»
Ниже была его размашистая подпись.
«Оказывается, всё уже было решено до этой встречи. Но они выбирали и остановились на моей кандидатуре. Значит, я чего-то стою», – думал он, а под мостом, как будто гнались друг за другом, бежали волны реки Хафель.
***
Лиона слушала Лотара, и его спокойный голос внушал ей, что не произошло ничего страшного. Один год пролетит очень быстро, и это именно та ситуация, когда просто надо подождать. В какой-то степени она соглашалась с ним, но глубоко внутри тревога шептала, что не может быть всё хорошо. Она пыталась сдерживать этот голос, но здесь была бессильна.
– Лотар, купи бутылку вина и сыра. Все-таки к нам придет фрау Штерн, – Лиона задумалась и улыбнулась. – Скорей к себе домой, а в гости к нам.
Не успел он закрыть за собой дверь, как её глаза наполнились слезами, сдерживать которые было выше всяких сил. Через несколько минут она заставила себя успокоиться и пошла в ванную комнату привести себя в порядок. Когда Лотар вернулся, Лиона как ни в чем не бывало наводила чистоту в квартире, но покрасневшие глаза любимой не скрылись от его взора. Он всё прекрасно понял и чувствовал свою вину. Крепко обняв её, тихо, пытаясь скрыть возникшую дрожь в голосе, проговорил:
– Львенок, я очень люблю тебя. Мы обязательно будем рядом.
На её глазах снова проступили слезы, и она своими маленькими кулачками легко ударила его по плечам.
Пунктуальности фрау Штерн могли позавидовать самые вежливые короли. Без двух минут пять Лотар через открытое окно услышал, как соседи почтительно приветствовали её. Он открыл дверь и встречал уже на пороге. Фрау Штерн не заставила себя ждать, и через пять минут они сидели за скромным, но со вкусом накрытым столом.
– Ты понимаешь, я женщина и поэтому по природе любопытна, – она посмотрела на Лиону. – Девочка, я всё понимаю, но это вызов не только ему, это испытание и для тебя. Письмо тоже может согревать.
– Фрау Штерн, переписка запрещена, – с грустью сказал Лотар. – Как я понял, это закрытый объект.
– Это что, настолько серьезно?
Он показал фрау Штерн сопроводительный документ и она, пристально изучив его, спросила:
– Это, конечно, не мое дело, но я не понимаю, при чём тут Министерство вооружений и боеприпасов?
– Я догадываюсь, но не уверен на все сто процентов, – ответил Лотар.
– Всё, хватит, – командным голосом, как у неё это отлично получается, твёрдо сказала фрау Штерн. – Логдэ, поухаживай за дамами, разлей вино, а я сейчас поставлю пластинку.
Комнату наполнили веселые ноты пасодобля «Рио-Рита» в исполнении оркестра под управлением Отто Добриндта.
Для Лотара это стало открытием, когда фрау Штерн начала рассказывать о себе. Он не мог поверить, что она провинциалка и родилась в маленьком городке Фюссен у подножия Альп, находящемся на юге Баварии. По своим манерам она казалась чистокровной жительницей Берлина, но самое главное, никакого баварского акцента. На его вопрос о произношении фрау Штерн улыбнулась и пропела: «Mia, san mia». Это был девиз баварцев, означающий «Мы такие, какие мы есть». Она рассказала, что столичный акцент ей давался нелегко, но если Лотар, будучи коренным берлинцем, не заметил разницы, значит, труды были не напрасны, и что её дочка Кристина растет настоящей фройлен из Берлина. Как правило, время в хорошей компании пролетает незаметно, и этот вечер не стал исключением. Когда фрау Штерн собралась уходить, Лотар поблагодарил её за всё, что она для них сделала, а ключи от квартиры он завтра занесет в школу.
– Не надо, тебе завтра много чего придется сделать. Отдашь на перроне, я обязательно приду пожелать счастливого пути, – возразила она.
Проснувшись утром, Лиона нежно обняла Лотара и долго смотрела ему в глаза, пытаясь полностью погрузиться в их глубину, а затем, не сводя взгляда, шепотом спросила:
– Ты же меня не забудешь?
– Львенок, я перестану тебя любить, когда слепой художник нарисует звук лепестка розы, падающего на стеклянный пол дворца, которого нет, – тихим голосом ответил он словами Фридриха Ницше.
– Милый, как я полюбила этот Старый город и эту квартиру. Почему в жизни всё, от чего начинает петь душа, так быстро заканчивается? Нам пора собираться. Вставай и в бой, Лотар Логдэ, – улыбнулась Лиона. – Тебя ждет большое дело, и ты должен его выполнить. Я всё прекрасно понимаю.
Она не хотела, чтоб квартирантки видели её с Лотаром, и они расстались за пару кварталов, не подозревая, что соседи давно заметили тот самый блеск, появившийся в глазах, когда Лиона выходила прогуляться по Тиргартену.
Вчера, когда Лотар пошел в магазин, он дозвонился матери в Гамбург, где она занималась наладкой новой автоматической телефонной станции и только на выходные приезжала домой. Он не вдавался в подробности, а просто сказал, что по заданию Эрнста Сторма будет проездом в Гамбурге и послезавтра они могут встретиться там на перроне. По возвращении домой он начал не спеша складывать свои вещи в чемодан, по несколько минут разглядывая каждую и вспоминая, что с ней связано. В этой голубой рубашке он пришел в Спортивный форум, где впервые увидел Лиону, а на эти бежевые легкие брюки перелил стакан пива после закрытия Олимпиады, когда они группой волонтеров праздновали медали, полученные за вклад в организацию Олимпийских игр. Гардероб Лотара был небольшим, поэтому собрать вещи не заняло много времени. Больше его ушло на выбор литературы, как научной, так и классической, и поиск коробки для пивной кружки со львом. Он мог бы оставить всё, но её подарок обязательно должен быть всегда рядом.
Впервые за этот месяц в Берлине было пасмурно. Иногда срывался небольшой дождь, и серые облака постепенно, как по команде небесного тренера, менялись на свинцовые тучи, пока не накрыли всю столицу. Непогода никак не влияла на вокзальную суету, только местные уличные коты и собаки попрятались в свои убежища, чувствуя приближающуюся грозу. Ожидающих на перроне было немного, большая часть находилась в здании вокзала, боясь промокнуть под дождем, который мог хлынуть с минуты на минуту, а резкие порывы ветра заставляли Лотара с большим усилием удерживать зонт, под которым, прижавшись и уткнувшись в плечо, стояла Лиона. Это был обычный, но всегда трогательный сюжет для картины под названием «Прощание», где главные герои выходят на передний план среди остальных и сразу бросаются в глаза, поэтому фрау Штерн не потеряла много времени на их поиск.
Поезд медленно, как большой червь, подползал к перрону и, глубоко выдохнув, остановился. Они стояли уже втроем, и в распоряжении оставалось не больше десяти минут. Фрау Штерн желала удачи и быстрейшего возвращения, а у Лионы плохо получалось сдерживать слезы, которые пошли одновременно с дождем. Лотар не мог на это смотреть и прижал её к себе, не в силах сам остановить капли печали. Когда проводник поторопил пассажиров и объявил об отправке, он невнятно сказал, что ему надо идти, и прошептал: «Я люблю тебя». Подняв чемодан с земли, Логдэ резко развернулся и быстрым шагом, не оглядываясь, направился к вагону. Он хотел, чтоб эта пытка для них закончилась как можно быстрее. Уже в вагоне он остановился у окна и посмотрел на Лиону. Она стояла, прикрытая зонтиком фрау Штерн, не двигаясь, безвольно опустив руки вниз и направив пустой взгляд на двери вагона, в которых несколько секунд назад исчез он. Тепловоз начал свое движение, и Лиона, опустив голову, медленно направилась к зданию вокзала, не замечая никого и ничего вокруг. Фрау Штерн шла рядом и прекрасно понимала, что любые слова сейчас – это лишнее. Уже на привокзальной площади она предложила пойти и где-нибудь посидеть, боясь оставлять её одну в этом состоянии.
– Спасибо, фрау Штерн, я хочу домой и побыть наедине. Пожалуйста, не провожайте меня, – сквозь слезы отрешенно ответила Лиона. – Я сама доеду домой, со мной ничего не случится. Еще раз спасибо вам за всё.
«И вот еще один человечек, который, неизвестно, сколько времени, всё будет носить в себе», – подумала фрау Штерн, провожая взглядом Лиону, которая шла и не обращала никакого внимания на дождь, опустив зонтик вниз.
А поезд «Берлин – Гамбург» уже набрал ход и мчался навстречу северному ветру.