Записки новообращенного. Мысли 1996—2002 гг.

13 марта 1996 года

Все «проблемы» проходят и испаряются без моего в них участия. Люди неверующие умеют портить себе жизнь. Главное не позволять им втягивать в своё безбожное поле страха и суетности и тебя.

Бог начинает устраивать твою жизнь по-Своему, по-Божьи, тогда, когда ты совершенно доверяешься Ему и предаёшь себя и свою жизнь Ему в руки. А сам ищи Царства Божия и правды его.

май 1998 года

Плохо, когда нет веры. Все страшные беды – от неверия.

май 1998 года

Алеся всегда говорила мне, что она самая обычная, обыкновенная женщина. Но в том-то и дело, что обыкновенной женщине свойственно отзываться на всё, что исходит от её мужа, и иногда совершенно меняться под его влиянием.

май 1998 года

Так интересно наблюдать, как меняется дух, который сидит в человеке. Как будто человек впускает в себя то одного, то другого, то третьего. И, в общем, ничего фантастического тут нет. Мы не можем сказать, откуда приходят наши мысли и почему мы говорим те или иные слова. Мы только выбирающие. Как фильтры. Саморегулирующиеся. И в нашей власти каждую минуту выбирать лучшее, а если в голову лезет одна чушь, то лучше на время запретить себе говорить и думать, а только звать в душу Свет. И прийдёт. И приходит. Как только от сердца позовёшь, глядишь – а вот слово благое вырвалось. Подсказал кто-то.

20 марта 1996 года

(Алесе.) Ты должна быть рядом со мной. Чтобы я мог жить в мире, думать о земном (хотя бы чуть-чуть), читать философию, чему-то радоваться. Без тебя всё это невозможно. Даже философия. Любая. Без тебя остаётся только Бог, Он Один. Причём, за пределами этого мира. Мир этот без тебя принять невозможно. Через тебя с ним ещё как-то можно иметь дело. И в то же время я ощущаю тебя существом не из этого мира.

20 марта 1996 года, 18 апреля 2000 года

(Алесе.) А впереди и вправду вся жизнь. Но только она вечная. А в этой жизни, на земле, самое главное – внутри, а не вне. Утешение и радость – в нас и между нами, – значит, всё равно в нас. Чего-то ждёт сердце, предощущает, замирает в предчувствиях и предзнаменованиях, но это не здесь. А здесь – ожидание, обетование, преддверие и счастье от этого преддверия. Мы не Дома. Дом не здесь. Он ждёт нас. Но сердцем мы можем быть в нём и здесь. Я ощущаю себя оттуда. И если я не грешу, т. е. являюсь самим собой, то я весь пропитан этим.

20 марта 1996 года

(Алесе.) … Вот Феофан Затворник – какой невозмутимый дух! Это православный дух. Во всём воля Божья. Всё – к нашему спасению. А спасение наше совсем не то же, что счастье на земле. То самое «счастье» как раз и может оказаться погибельным.

21 марта 1996 года

(Алесе.) Я иногда очень некрасивый. Бесчувственный. Всякий. Вот и сейчас пишу всё это на сытый желудок, ничего особенного в сердце не чувствуя. Но я помню, что я, настоящий я, без сказки жить не мог.

21 марта 1996 года

Плохому нельзя верить.

29 марта 1996 года

(Алесе.) Мерило настоящего – сердце человека, а не «правда мира сего», не быт, не будни. Так ведь и до мёртвой кошки можно докатиться: «Вот правда». То, чему сердце говорит: «Да!», то, что заливает его радостью, теплом и блаженным ликованием, – то и есть правда. А быт – это испытание тьмой, это проверка на силу и на верность. Быт – это как битва, в которой нужно стоять плечом к плечу. Но быт-то пройдёт. И проходит часто. Проступает истинное положение вещей. Не галлюцинации, не миражи, не самообман, а то, что есть на самом деле, там, в глубине.

29 марта 1996 года

(Алесе.) Когда мы расстаёмся, ты не прельщайся тем, что больше не видишь меня. Если бы наши отношения так зависели от видимостей, то уж лучше бы их тогда совсем бы не было: грош им цена тогда. Но мы с тобой – в невидимом. Феофан Затворник писал, что есть общение душ. Мой силуэт, исчезнувший за углом, – Бог с ним. Я с тобой, я в сердце твоём. Только не забывай обо мне. Я остаюсь с тобой.

29 марта 1996 года

(Алесе.) Я не знаю, как жить в этом мире долгие годы с тем настроем души, который присущ мне неотъемлемо. Но я чувствую, как можно с этим настроем завтра умереть. Суть в том, что только с таким настроем и возможно приближение к подлинной жизни ещё в этом мире.

19 апреля 1996 года

Велика тайна времени. Во времени раскрывается вечность. Правда раскрывается во времени. Величие, глубина и волшебная перспектива жизни становятся видны в реальных временных масштабах: 10, 20, 30 лет, – и в предощущении того, что сделается со временем за пределами этой жизни и этого мира.

Годы – это море. Нелегко переплыть его и сохранить себя, пронести горящую свечу через ветра и бури, холод и волны. Но в том-то и дело, что то, что не от мира сего, проясняется, углубляется и всё больше проявляется со временем. Если только есть вера. Вера – это вход в реальность. Это верность самому себе и верность Богу. Это то, без чего не будет духовного воина. Без веры ничего не будет. Это очень важно. Без веры ничего не будет. А точнее, будет плен, будет тьма и небытие. Вера – это квинтэссенция человека в том падшем, греховном и потому нереальном состоянии, в котором мы находимся. Вера естественна, ибо связь с реальностью есть, она осталась, но осталась вне органов чувств, мы живём в невидимом. И так уродливо и противоестественно безверие. Неверующий человек – неверный – это предатель. В неверии нельзя укорить, это дело глубоко интимное, но всякая подлость, всякое человеческое безобразие, всё вопиющее и отвратительное начинается с неверия и основывается на нём, если можно вообще назвать неверие основанием чего бы то ни было. Вера – это стержень, это хребет, и без веры наступает разложение и распад. Безверие – этот никому не видимый и от того ещё более жуткий обрыв – это начало всякого греха, всякой беды. Вера – это жизнь. Без веры наступает смерть.

29 мая 1998 года

Всякая мысль, влекущая за собою тяжесть, – от бесов. Даже самая, казалось бы, правдивая, самая благородная. Всегда есть другая сторона, ободряющая, бодрящая, вдохновляющая и светлая несмотря ни на что.

4 июня 1996 года, 23 апреля 2000 года

Пространственная близость необходима, но она всё не решает. Иногда, чтобы стать ближе друг к другу, надо немного побыть порознь. Если быть чересчур всё время вместе, враг может начать действовать друг через друга. На земле нет ничего чистого, нет ничего идеального. И брак не исключение. Чистое и святое приходит в лишениях, расставаниях, скорбях и трудах. Земная жизнь – это труд, без труда на земле нет жизни.

10 июня 1998 года

Христос висел на кресте с шестого до девятого часа, то есть с двенадцати до трёх часов дня. В 90-м псалме говорится: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго». Земной день – это ненастоящий день. Это время ложного света, когда солнце нещадно бьёт в глаза, всё так бесстыдно и нагло предстаёт перед человеком, это время суеты, ссор, страстей, повседневности, серой обыденности, забот, обеда и послеобеденного сна, скуки, уныния… В это время, в отличие, скажем, от вечера, не чувствуется ничего высшего, а только одна голая «правда жизни». И Серафим Саровский говорил, что «скука, по замечанию отцев, нападает на монаха около полудня». В это время всякая романтика умирает. И очень важно не верить этому духу. Вера – это оружие. То, во что и чему ты веришь, тем ты и становишься, там и душа твоя живёт. Веришь во Христа и Христу, стремишься по мере сил исполнять Его заповеди – душа твоя вместе с Ним уже на Небе живёт. (Ведь есть место, где живёт душа человека, место души вне этого мира.) Если же ты веришь духу мира сего, пресмыкаешься в рабском страхе и безысходности, сочетаешься с этим духом своею волею, то душа твоя уже здесь во аде, в небытии, ибо там место, уготованное духу сему. Человек не может не верить. Акт веры – это самый важный выбор в его жизни, определяющий его судьбу в вечности. И этот выбор абсолютно свободен.

Кто во что верит, тот тем и становится. Кто-то верит поэзии и романтике, верит сказкам. Но это вера героическая и надрывная, ею трудно спастись, она не даёт настоящей опоры в бытии. Скорее, это упрямство. Но эта вера подводит к Церкви и находит своё завершение в ней. Вера в Церковь и Церкви непоколебима. Она не знает надрыва. То, что было героизмом, становится единственно приемлемой нормой, исключающей какое бы то ни было самолюбование. Церковь открывает человеку реальность. Пока это только узкая щель, но по мере духовного роста она расширяется, и оттуда льётся ясный и яркий свет, развеивающий всю неясность и неопределённость падшего бытия, в котором ты пребывал вне Церкви. А кто-то верит полуденному бесу и так или иначе довольствуется этим. Дух этот как-то связан со сном, точнее, с выходом из сна. Сон же, чаще всего, почти всегда, – плен бесовских сил. Бес – это несуществующий. Полуденный дух – это перенесение духов сна в явь. И только к вечеру душа пробуждается от сна. Но люди не верят романтике вечера и не считают это главным в своей жизни. Для них главное – день – время занятия делами и решения «важных вопросов». Дух вечера, заката и глубины умиротворения, сказки наяву – для них это только приятная иллюзия.

Говорят о «свете невечернем». Но мне кажется, что «невечерний» он потому, что очень похож именно на вечерний свет, мягкие и неслепящие косые лучи заходящего солнца. Но вечер кончается, свет уходит, наступает ночь и тьма, душа проваливается в сон, где хаос и забвение всего, где человек беззащитен перед силами зла. А свет невечерний не кончается никогда.

11—12 июня 1998 года

Это великое религиозное утверждение: «Всё будет хорошо».

10 июня 1996 года

Как же уютят город деревья! Если бы весь город утопал в зелени, если бы он был как город-лес или, точнее, город-сад, где между домами, дорогами и дорожками были бы одни деревья и травка, то в городе могло бы быть почти светло, почти богоугодно.

12 августа 1996 года

(Алесе.) Там, в подлинной реальности, все нам столь же близки, как исключительно, невероятно, волшебно близки сейчас друг другу мы с тобой. И в то же время это совсем не невероятно, это просто долгожданное и должное начало иного, Божеского порядка вещей.

12 августа 1996 года

Когда проходил мимо палатки со звуками «Depeshe Mode», поймал себя на ощущениях, подобных тем, которые ощущаешь иногда при молитве, осознавая тем близость Бога. Понял тогда, что всё широко. Он – во многом. И даже в «Depeshe Mode», в своей мере, конечно. Это не горный ключ.

12 августа 1996 года

(Из Алесиного дневничка.) Читаю Льюиса <Клайва стейплза>. «Письма Баламута» – вещь стóющая, убедительная. «Расторжение брака» – послабее, непонятнее, однозначнее, менее выразительно с художественной точки зрения. И непонятна райская радость. Была бы она для меня полной, если бы сестра или муж мучались бы (не приведи, Господи!) в этом «сером городе», а я вкушала бы в это время блаженство? Но ТАМ, наверное, всё совсем по-другому, совершенно нам непредставимо, «нельзя считать себя более милостивым, чем Сам Господь», – так, кажется, говорил Феофан Затворник. «Серый город» очень похож на обычный наш, земной провинциальный городок, но не с уютными деревянными домиками, а с 5-этажными кирпичными домами, «коммерческими ларьками» и каким-нибудь превонючим заводом, из несоразмерно огромных труб которого беспрерывно валит дым, обволакивающий всё вокруг. К великому недоумению всех, в любую минуту там может очутиться случайный приезжий, который, глядя на всех лучистыми светящимися глазами, вдруг скажет: «Вы все уже давно умерли… Вы призраки, вас нет!» Сколько мы встречали в своей жизни таких «серых людей-призраков», таких «серых городов», как часто ходили по «серым улицам», погружённые в «серые мысли». Вот почему в повести Льюиса обитатели «серого города» почти не помнят, умерли они или нет, словно не понимают этого: их жизнь до и после смерти почти не изменилась. Как «Царствие Божие внутри нас» может расцвесть ещё при жизни здесь, так и ад наступает и поглощает нас уже на Земле.

14 августа 1996 года

(Алесе.) Читал в «Законе Божием» про Христа – про Тайную Вечерю, моление в Гефсиманском саду, предание Иудой Христа в руки слуг и воинов. Был очень впечатлён (в который раз) омовением ног. Потрясающее достоинство Христа. Реально дохнуло на меня той атмосферой при Его словах: «Вы ещё спите? Кончено, пришёл час: вот предаётся Сын Человеческий в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня». Представляешь: ночь, холод, страх. И всё это в Боге, во всём этом есть глубочайший и трагический смысл. Так и жизнь наша. А потом, когда Пётр мечём отсёк ухо у раба, Он сказал: «Вложи меч в ножны, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; неужели мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?»

15 октября 1996 года

(Алесе.) Читал про отречение Петра. Когда он отрёкся в третий раз, запел петух, и он вспомнил слова Христа о том, что прежде, чем петух пропоёт, он, Пётр, трижды отречётся от Христа. Слова эти были сказаны в ответ на горячие уверения Петра в том, что он и на смерть готов пойти за Учителем, но не оставит Его. Скорее всего, когда спустилась тьма над душой Петра, он потерял трезвение: начал греться у костра вместе с людьми, приведшими Христа на судилище. По-видимому, в этом ночном мраке и холоде, смешанном со страхом и подавленностью его высшего и нового существа, всплыло в нём его прошлое, старая, грешная его натура, малодушная и лукавая. Ведь сказал же он ещё в самом начале Христу, ещё когда чудесным образом наловил с Ним огромное количество рыбы, «сказал: Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных». Когда пропел петух, Христос обернулся в сторону Петра и посмотрел на него. И Пётр всё вспомнил. И выйдя со двора, горько заплакал о своём тяжком согрешении. Так вот потом ученик его Климент рассказывал, что всю свою последующую жизнь Пётр при ночном пении петуха становился на колени и, обливаясь слезами, каялся в своём отречении, хотя Господь по Своём Воскресении простил ему. Сохранилось ещё предание, что глаза Петра были красными от частых и горьких слёз. То есть, хотя Господь и простил его, но сам Пётр простить себя не мог.

16 октября 1996 года

Невидимое присутствие Христа – это нечто тихое, а радость раскрывается постепенно, ошеломление же – потом.

лето 1998 года

«Страданий горести, отчаянье утрат» – это только пока от тебя отрезают ненужное, прорезают в тебе высшие органы ощущения и прилепляют к Богу. А потом – всё во славу Божию, непрестанная радость, жизнь во спасении и прощении, сострадание к другим, слёзы о них и любовь.

17 октября 1996 года

Эти листочки (перечень грехов к исповеди) и вправду нужно сжигать. Я сначала ведь, перед тем, как сжечь, подумал по привычке, не оставить ли «для истории». Но тут же понял, что никакой «истории» там нет. Там только одна ложь, то, чего нет. Ведь грех – это когда без Бога. А без Бога всегда только дым; в сущности, ничто. Не нужно это помнить. Нет этого. И не было.

17 октября 1996 года

А пустоты быть не может. Каждую секунду Бог что-нибудь с нами делает. Каждая ситуация исполнена глубочайшим смыслом, и если мы доверимся Богу, подумаем, что полезнее всего было бы сделать с собой сейчас, то извлечём сейчас же для себя колоссальную пользу. Так и получаются простые и гармоничные люди, которые заодно с тем, что совершается. Они естественны и круглы, спокойны и бодры, на них всегда можно опереться.

19 октября 1996 года

Всё, что на земле, – это преддверие, путь, подготовка, упование, подвиг. Никто не может нам гарантировать, что вся наша жизнь не пройдёт в страданиях, более или менее грубых, физических, более или менее мучительных. И эту возможность нужно заранее принять, не только к сведению, но и в сердце своё. И такая жизнь благословенна, она, принятая без ропота, благодушно, ведёт ко спасению. И чем она длиннее, тем спасение крепче, несомненнее и ощутимее ещё при жизни – в прозрачности души, в таинственном сердечном утешении.

19 октября 1996 года

Уныние всегда оттого, что отнимается масштаб, свобода души, всё мало того что сужается, ограничивается в твоём представлении каким-то конкретным временным сроком перед тобой, но даже и этот временной срок представляется извращённо, память о светлом отнимается. Все эти тенета мрака развеиваются волевым возвращением масштаба твоей душе. Нужно вспомнить, заставить себя вспомнить о смерти и, главное, о своём посмертии. Нужно вернуть в своё сознание тот масштаб бытия, которым ты неотъемлемо обладаешь. Никто у тебя этого не отнимет. А жить достойно можно лишь в таких масштабах. И тогда уныние убежит. Страдание может и остаться (а может даже и убежать от такой силищи), но ведь самое тяжёлое в страдании – это уныние.

19 октября 1996 года

Присутствие человека рядом подобно Божьему присутствию.

19 октября 1996 года

Насколько я успел заметить, поймать в своём сознании, сильная молитва, волевая, с верой, с обращением к Богу, исполненным уверенности в том, что Он тебя слышит, сильно меняет сознательное переживание боли. При сохранении внутренней твоей концентрации на молитве боль как бы отдаляется. Я думаю, так же и с любым другим телесным ощущением.

19 октября 1996 года

Муж для жены – это нечто совершенно особенное, исключительное. Без него она ни с кем не может иметь самостоятельной связи. Для всех, решительно для всех, она прежде всего – жена своего мужа. Не сестра, не дочь, не подруга, а сначала – жена своего мужа. Таков настоящий брак, крепкий, глубокий. Это не ревность, это законы естества.

21 октября 1996 года

Где был Адам, когда змий искушал Еву? Ведь он знал, кого искушать. Адам бы и бровью не повёл, а змия бы изгнал. Но Адам не уследил за своей женой, у которой и имени-то своего тогда ещё не было. Он не уберёг её от приближения искушения к её сердцу.

21 октября 1996 года

Спаситель один – Христос. Мы можем быть только Его орудиями, и это великое блаженство.

лето 1998 года

(Алеся ко мне.) Богоневеста. Честнейшая Херувим. Богородица. Мать. Я видела очень много пьет (изображений снятия с креста). Но пьетá Микеланджело – сказала всё. Я покажу тебе её ещё раз. Богородица держит на коленях тело Христа. Взгляд устремлён не на него. Она всё знает, что было, что происходит, что будет. Черты лица спокойны. Она знает, кто Её Сын, каковы были Его муки. Она Мать, и как никто другой разделяла Его крёстные страдания. О чём Она думает? О чём? Милый, я так много чувствую, когда вижу Её лицо! Так многое, но не могу выразить! Она чувствует, в чём воля Божья, Она предалась ей. Она верит в неё. Но Её тихая скорбь, смирение, кротость разрывают сердце. Но никаких душевных, эмоциональных порывов не нарушает небесной гармонии лица Богородицы. Они вспыхивают лишь в беспокойных складках Её хитона.

Словом, очень мне дорога эта пьетá.

18 октября 1996 года

(Алесе.) Ты знаешь, я помню эту пьетý Микеланджело, ты мне её показывала ещё тогда, в той огромной немецкой книге по искусству. (Эта книга у Алеси была с самого детства, она по ней росла; это история мирового искусства.) Помню, что изображение Богородицы на ней не оставило меня безучастным, я тоже кое-что почувствовал. Знаешь, самая большая сила женственности – это кротость. Вот ведь и Христос победил дьявола через кротость, до конца предавшись его власти – в лице злых и нечестивых людей, через самую дикую и позорную казнь – распятие, – которая есть ярчайшее проявление власти дьявола над человеческим родом. Так вот Христос победил так дьявола. Говорят, что здесь неизреченная тайна. Не дерзая приступить к ней, только в порядке поэтическом скажу: а что если сатана был нечто вроде того, что «тронут»? Ведь был же он когда-то Денницей, любил Бога, знал Бога-Сына… Ведь Он безгрешен. Конечно, сатана – это полное зло, нераскаянное и не могущее раскаяться, не желающее этого, но ведь и свободное. Христос ведь и в ад сошёл, прямо к нему в царство, лицом к лицу. Может быть, потому, что до конца был покорен. И ведь только после этого воскрес. Как бы то ни было, а кротость сломила власть зла. Может быть, и ещё что-то, чего мы не знаем.

По-видимому, самая огромная сила Божия тиха. Можно вспомнить, что Илия узнал Бога не в громе с молнией, а в тихом ветерке. И вот эта огромная духовная сила видна в лице Богоматери у Микеланджело. Она покорна воле Божией, Она знает, зачем страдал Её Сын, может быть, знает и то, что Он воскреснет, но Она видит весь ужас торжествующей тьмы, Её Сын мёртв, на Её руках – Его труп, и Она знает, что этого быть не должно, это последствие человеческого греха и Мирового Зла, и эта Её скорбь – острейший меч против сатаны и утверждение Правды Божией. Ведь эта скорбь обращена к Отцу. Но всё, что я говорю, – на грани невыразимого, и слова – только намёк.

22 октября 1996 года

Любушка! Не думай ни в коем случае, что твои листочки и твои милые строчечки в чём-либо хуже моих «гвоздиков». За тобой своя правда, большая, за дождиком твоим осенним и промозглым, за разговорами с нашим малышом, с этим червячком внутри тебя, о котором бабушка сейчас, выяснив, что в нём ещё только грамм сто и интерпретировав это по-своему («с палец!»), сказала: «И от такого такие муки! Чечня!» За всеми твоими впечатлениями и переживаниями – большая, большая правда, которую я, так сказать, по долгу службы, чувствую всем своим мужским существом. Это правда земли, правда нашей конкретной жизни, правда настоящего мгновения, в котором мы соприкасаемся с Богом и в котором Он нас ведёт. И ещё неизвестно, чья правда крепче. Но на земле темней и тяжелей. А в таинственных безднах бытия дышится легче и вольней. Но этот масштаб – ничто, если он не опирается и не оглядывается всё время на твой промозглый осенний дождик. Иначе заврёшься, весь превратишься в мыльный пузырь. И не думай, что этот дождик – суть твоего мира внутреннего. (Да ты и не думаешь.) Просто ты всё воспринимаешь, ты чутка к откровению настоящего. А настоящее пока сумрачно. Но ведь будет и радость, и бесконечный простор наяву, и красота, сады, леса, озёра, храмы… И всё это о тебе и про тебя. И ещё. Солнышко! Вот тебе знак. Прямо напротив нашего дома, через дорогу, на том месте, где мы с тобой проходили, идя домой от метро, там, где рядом голубятня и продают хлеб, молоко и всякие молочные продукты, там, рядом с деревьями, началось строительство храма – Державной иконы Божией Матери (помнишь, у нас в храме?). Я это узнал только что, после того, как написал: «чутка к откровению настоящего». Благословен Бог наш! Освятится наше место. Не грусти. Бог с тобой.

22 октября 1996 года (Алесе в больницу, где она лежала с токсикозом).

Читал сегодня начало «Погружения во тьму» Олега Волкова. Очень интересно. Православный человек, прошедший весь ужас лагерей, тюрем, одиночки. Стоит потом почитать.

23 октября 1996 года

У нас дома эта книга уже давно была. (Вышла она в 1989 году.) Её автор – ровесник века, культурнейший человек. Однажды после богослужения наш батюшка сказал, что умер Олег Волков, писатель, 28 лет проведший в сталинских лагерях и в ссылках, написавший роман-воспоминания «Погружение во тьму». Больше он никогда ни о ком так специально, после богослужения не говорил, только о святых. И потом долго поминал «новопреставленного раба Божьего Олега». Я эту книгу прочёл. Родной человек, даже по внешности. Хорошо о нём думать, что сейчас он где-то есть, может быть, даже и со мной. У меня сейчас тоже этакое «погружение во тьму»: моя новая работа в мебельной фирме «Модус». Ни в сказке сказать, ни пером описать: выход из дома в начале восьмого утра, метро, электричка до Люберец, микроавтобус до Лыткарино (вместе с другими рабочими, у которых очень богатый и образный русский язык), до самого цеха, без десяти 9 – там. Работа в цеху, с перерывом на обед, до 8 вечера – самое раннее; обычно – до 9 вечера; бывает – до 10; случается – до 11. Дома, соответственно, в среднем, – часов в 11 вечера. Чай, ванная, сон. Утром – по новой. Суббота – рабочий день, как правило. (Из трёх прошедших суббот исключений ещё не было.) Хорошо, если в субботу выдаётся нормальный вечер рабочего дня, то есть если приезжаешь домой ещё не поздним вечером. Слава Богу, на воскресения пока ещё не покушались. Заматываешься страшно. Теряешь ориентацию: где работа? где дом? где моя жизнь? И всё-таки чувствуется во всём этом милость Божия ко мне. «Многими скорбями подобает вам внúти в Царствие Небесное». Уж очень нестандартная судьба. Только нелегко понять, как достойно вести себя в этом положении. Как проявлять себя, когда тобою никто не интересуется? Ясно как: по-христиански. И не верить во весь этот флёр безбожия, мата, начальственной спеси, отчуждения людей. По дороге читаю записи священника Александра Ельчанинова. Комментирую на полях. В общем, Олег Волков бы меня во многом понял. Жаль, времени писать очень мало. А хочется всё начатое окончить: переписать все дневниковые вещи, цитатник – «Разум сердца», Микушевич ждёт… Господи, прошу Тебя, дай возможность сделать это! Ведь не ради себя я стараюсь, ведь это Твой дар во мне! Ты знаешь, какими путями ведёшь меня, я доверяю Тебе, но вразуми меня, как сделать, чтобы пути эти были прямые, чтобы я шёл в русле твоей воли, не противясь ей. Я хочу научиться общению с Тобой. Пробуди меня к нему.

3 октября 1998 года, 0.40

Мы существа духовные. И мы всегда пребываем в духе, каждое мгновение нашего бытия. Но далеко не всегда это Святой Дух. Большей частью, это страшные, омерзительные, ледяные и зловонные духи тьмы.

Вот момент просветления, радость наполняет душу, всё хорошо и благостно, а видно далеко-далеко. Но потом это кончается, уходит. И что же? «Жизнь продолжается»? Нет. Наступает духовный и душевный морок, мы возвращаемся во власть злых духов, как бы привычно и невинно ни казалось бы нам то, во что мы затем вступаем: еда ли, вечерний ли туалет, прогулка по улицам города, походы по магазинам, разговор и всё-всё-всё, что наполняет секунды и секунды нашей жизни.

А потому – трезвление, как натянутая струна, как сжатый кулак, как кошка, затаившаяся в засаде и наблюдающая за будущей возможной жертвой, как рулевой корабля в шторме. Контроль за каждым движением души и сердца, полное и ничем не развлекаемое внимание к себе, к своим чувствам, чтобы при любом дуновении какого-либо зловонного духа быть готовым моментально напрячь всю силу своей светлой воли, воззвать к Господу: «Помоги!» – и поможет Бог, как Феофан Затворник писал, коснётся тебя своим очищающим и освежающим холодком («тонкий хлад»), отгонит всю мерзость от твоей души. Кажется, это Иоанн Кронштадтский писал, что контроль над своим внутренним миром – первое условие наличия духовной жизни. Одна из глав его «Христианской философии» называется так: «Самонаблюдение (созерцание); внимание к своему внутреннему миру; бодрствование над собою и беспристрастие ко всему житейскому».

Жизнь наша необычайно насыщена духами, в большинстве своём именно зловонными. Выходя из церкви на улицу, мы выходим отнюдь не в пустоту – к ним, сразу. Один дух дома (но не один и тот же), другой – за входной дверью, третий – за дверью подъезда. Подходит человек – он в каком-то духе. Залезаешь в пакет за кошельком – там свой дух. И так всегда, всё время. Передышки не даются. Зазеваешься – и через минуту уже не узнаешь себя, от твоей прозрачности ничего не осталось, и это только потому, что, к примеру, позволил остаться в себе какой-нибудь зловонной мыслишке (скажем, о работе), которая не спросясь вломилась к тебе, а ты не отследил её запах, её действие на тебя, а сразу взял, да и пленился и ещё развил её в себе, сделал из неё далекоидущие выводы, и теперь всё стало чёрным, а ты уныл и тебе не хочется жить на белом свете. А если ты принял в себя этого духа – ты уже его носитель, угрожающий любому, кто войдёт с тобою в контакт.

Вот, отец Арсений после большого и сильного духовного подъёма ещё долго-долго молился, чтобы сохранить в себе Свет, пусть не огненным заревом, но ровным и тихим сиянием, освещающим все закоулки и перегибчики жизни. Свет должен быть в нас всегда. Ничто не должно возмущать, замутнять вод нашей души, чтобы их гладь всегда была ровной, сами воды – прозрачными, и чтобы в них всегда могло отразиться Небо. Бог всегда рядом. В любой момент и в любой ситуации можно ощутить Его присутствие, ибо без Него нас бы просто не было именно в этот момент и в этой ситуации, и душа наша во всякий миг живёт по Его закону, в предстоянии перед Ним, и потому никто и никогда не может отнять у нас права воззвать к Нему и быть услышанными. И почувствовать, что Он нас слышит, Он здесь. Отсюда рождается непрестанный страх Божий, хранящий нас от падений и всякого ничтожества. «Ходи предо Мною и будь непорочен», – сказал Бог Аврааму, отцу нашему. И если в какой-то момент мы ловим себя на том, что не чувствуем Его рядом, значит, мы сами не заметили, как отошли от Него, зашли куда-то не туда. И тогда нужно воззвать к Богу, и Он вернётся к тебе.

24 октября 1996 года

Он сотворил из ничего, Он захотел, и стало. Он вдохнул жизнь, и всё вечно им поддерживается. Свобода поддерживается Им. Он Вседержитель. Пантокрáтор.

Мы тоже творцы, мы Его образ и подобие. Мы также творим самих себя и свою жизнь, здесь и после смерти. Как мы захотим, так и будет.

ноябрь 1998 года

Легче всего пропитаться этим стервозным духом мира сего. А попробуй ты поднимись на духовную высоту…

ноябрь 1998 года

Я верен Свету. Тогда, давно, когда я только начал вкушать от него, я и не предполагал, что возможны для меня такой силы искушения и страсти, которые приступили ко мне по моём вхождении в Церковь. Но я и тогда пошёл на Свет, и сейчас иду к Нему, среди всего этого ада, и теперь рука Его явно и ощутимо ведёт меня Домой, к Себе.

25 февраля 1997 года

Какая же правда и мощь стоит за Церковью, её Патриархами, Епископами и храмами!… Столпы несокрушимые это, за которые нужно держаться в этой жизни – тогда всё будет хорошо.

25 февраля 1997 года

Я хочу незапятнанного света, чтобы всё оттаяло и воссияло. «Обымемся», – говорил Достоевский. Мне это очень дорого.

26 февраля 1997 года

Я знаю, что я должен трудиться: писать и творить. Иногда вспоминаются мне слова Толстого: «Уж лучше ничего не делать, чем делать ничего». Вот на грани того и другого я себя и ощущаю и упрямо бью в одну и ту же точку. А всё равно какая-то бодрость: сил много. Чувствую себя во всеоружии перед этой бездной. Скучать не буду никогда. А скука и есть поражение. Я знаю, что что-то есть. Только нужно найти гармонию. Я рыцарь и воин, я не раб. Чтобы встать перед Богом на колени, я должен встретить Его лицом к лицу, и я знаю, что Ему угодно такое дерзновение. Что лишает человека этого дерзновения перед Лицом Божьим? Грех, растрата жизненной силы, предательство самого себя, поэзии и алкания духа. Человек призван Богом. Помнишь Ланселота, бьющего в колокол? (Кадры из фильма в передаче Леонида Филатова об Александре Кайдановском.) Вот человек. Вот когда он становится храмом Святого Духа. Ибо чем питается герой, жертвуя всем и воздерживаясь от всего? Духом Святым. Человек с Богом заодно. У нас Завет с Ним, Союз. А Бог – Сокровище Благих (Сокровище Благ) и Жизни Податель, Солнце Правды и Любви. И здесь человек – посланец Бога. Он пришёл сюда с миссией от Него.