24 секунды до последнего выстрела

«Повезло же Полу вцепиться зубами именно в то дело, которое связано с Джимом», – подумал Себ.

– Если ему повезёт, его просто понизят в должности… – продолжил Грег. – Эх, развалилась команда, – и, меняя тему, спросил: – Ты знаешь, что Джоан уехала в Плимут?

– Да, она сказала, – отозвался Себ очень спокойно, но Грег что-то там додумал за него и сочувственно покачал головой, добавив:

– Жалко. Мы уже за вас радоваться начали.

– Радоваться, – хмыкнул Себ, – зубоскалили и сплетничали, как домохозяйки у забора.

Грег рассмеялся, хотя и не слишком весело:

– Ну, не без того. Но больше не над тобой, а над Полом. Он, как к нам пришёл, всё пытался за Джоан приударить.

– Дай угадаю: она раскатала его в тренировочном зале? – вспомнил Себ шутку из почти забытой встречи с полицейскими в пабе.

– Вытерла им пол. После этого он заявил, что просто обязан дождаться смельчака, который с ней справится.

Просившееся на язык: «Позвать женщину куда-то кроме тренировочного зала он не пробовал?» – Себ тактично опустил. Такую шутку можно было позволить себе в другой жизни, где они снова встретились бы той же компанией и где Джоан сидела бы рядом.

***

К дому Эмили Себ ехал в ещё более скверном настроении, чем выходил из аэропорта. Но собственные проблемы отступили, когда он увидел на крыльце похудевшую бледную Сьюзен, которая не кинулась ему навстречу, как обычно, а заплакала, цепляясь за руку няни. Себ быстро подошёл, присел на корточки, обнял Сью за плечи, всмотрелся в красные глаза и спросил мягко:

– Почему ты плачешь, дорогая?

– Бабушка сказала… – Сью всхлипнула, – ты летел на самолёте.

Дав мисс Кларенс знак отойти, Себ обнял Сьюзен, погладил по голове. Потом он объяснит ей, что летать – совсем нестрашно. Возможно, когда он убьёт пятого из списка и снова обретёт хотя бы призрак душевного равновесия, он найдёт для неё все необходимые слова. А пока он мог просто обнимать её и надеяться, что этого будет достаточно.

Он держал Сьюзен несколько минут, пока она не перестала дрожать, и потом ещё немного. Когда он разжал руки, над головой раздался строгий голос:

– Басти!

Папа остановился на пороге. Высокий, широкоплечий и спокойный, как обычно, он удивительным образом внушал уверенность, что всё разрешится. Хотя, конечно, Себ понимал, что это самообман.

– На пару минут, Басти, – позвал он, и Себ, передав Сьюзен обратно няне, встал и пожал отцу руку.

Они прошли сразу на кухню, неуловимо изменившуюся за короткий срок. Мелочи бросались в глаза: кастрюли стояли не так, как их ставила Эмили, полотенца не валялись на столе, а аккуратно висели на крючках. Себ притворил дверь и сказал:

– Бодро выглядишь. Как тут всё?

Папа сложил руки на груди. Конечно, он уже не был так здоров и крепок, как во времена детства Себа, густые волосы поседели, да и роста они на самом деле были одинакового, но он всё равно внушал Себу детский трепет.

– Неплохо. Миссис Кейл перестала рыдать каждый день, – отрапортовал он, – Сьюзен очень хорошо держится. Почти не плачет, только говорит мало. Чувствуется наша кровь. Она начала ходить в школу, хотя твоя мама была против.

– Возможно…

– Ей надо заниматься делом, – оборвал папа, – а не сидеть в комнате. От этого только хочется страдать и жалеть себя. Работа – лучшее лекарство от горя.

О да, с этой философией Себ был хорошо знаком. И в целом даже согласен. Но то, что было применимо к нему самому, плохо подходило Сьюзен.

– Я о другом хотел поговорить, Басти, – папа жестом показал, что не желает слушать никаких возражений и споров.

Себ подвинул стул и сел, напоминая себе, что ему уже очень давно не двенадцать, так что едва ли стоит бояться выговора.

Папа остался стоять, только опёрся рукой о холодильник, побарабанил пальцами по гладкой дверце и спросил, глядя Себу в глаза:

– Что ты думаешь о будущем Сьюзен?

Чего он только ни думал на эту тему за последние дни.

– Она будет жить со мной, – озвучил он тот вариант, который считал наиболее приемлемым, – я сниму более подходящее жильё, возможно, где-то недалеко, чтобы не переводить её в другую школу. Вот и всё.

Папин взгляд стал очень пронзительным, морщины вокруг глаз сделались глубже.

– Я так и думал. Бред сумасшедшего.

– Почему? – вскинулся Себ.

– Из-за твоей работы, вот почему!

– А что не так с моей работой? Хорошая фирма, большая зарплата. Да, не мечта карьериста…

Папа смотрел всё так же пристально, но Себ и не думал отводить взгляд, вместо этого встал, чтобы избавиться от неприятного чувства, что над ним нависают.

– Так вышло, что я узнал кое-что о твоих доходах, сын. Видел счета Эмили, которые ты оплачиваешь. Поболтал со Сьюзен о районе, в котором живёшь. Слоун-стрит, да? – он поджал губы, так что они стали почти незаметны на обветренном потемневшем лице, – честный человек столько не зарабатывает, Басти.

– У тебя богатая фантазия, отец, – спокойно проговорил Себ. – Возможно, за перекладывание бумажек столько и не платят, но я занимаюсь охраной, безопасностью. Это сложное и временами опасное дело, я был бы идиотом, если бы выполнял его даром.

– Я, может, и старый, но ещё не дурак, Басти. Маме или Эмили ты легко морочишь голову, но я…

– В чём именно ты меня обвиняешь? – жёстче спросил Себ: – Что я не остался служить в нашей доблестной армии? Что нашёл менее пыльную работу?

– Армия – это твоё дело, хотя я гордился тем, что мой сын – солдат, но ты… – он прикусил язык, опустил руку и сел на подоконник, как будто у него разом закончились силы.

Он выглядел сбитым с толку и смущённым. Не то разговор пошёл не так, как ему бы хотелось, не то он вспомнил, что уже давно не воспитывает буйного подростка, которому нужна твёрдая рука.

– Ладно, Басти, – он вздохнул, – я не буду учить тебя жизни, чему мог – научил, остальному, видно, не вышло. Но у твоей распрекрасной работы есть один недостаток – постоянные отъезды. Срочные задания, вот эти командировки, как сейчас, когда ты сорвался с места за два часа и на неделю. Скажешь, это всё мне тоже привиделось? – сарказм ему не шёл, и он обычно избегал его, разве что заходил в совершенный тупик.

Себ ответил спокойнее, чем собирался:

– Нет, я, правда, иногда бываю вынужден уехать. Но у Сьюзен есть няня, которая сможет присмотреть за ней.

Папа скривился:

– И кто воспитает твою дочь? Наёмная работница родом из Шотландии? Ты знаешь, что она полжизни прожила в Греции?

Себ хмыкнул:

– Преступление… – насколько он знал папу, жизнь в Европе была в его глазах куда хуже шотландских корней.

Он догадывался, к чему всё идёт, но не готов был согласиться на это.

– Чужая женщина, у которой один бог знает что в голове, вот о чём я! – повысил папа голос. – Мы с Кларой заберём её с собой.

– Нет, – отрезал Себ. – Не обсуждается. Сьюзен будет расти в Лондоне, где есть хорошие школы и большие возможности. Я не позволю забрать её в ваш с мамой медвежий угол.

Пригород Карлайла был отличным местом, очень зелёным, очень чистым и очень удалённым от столичной суеты. Но для ребёнка школьного возраста он не подходил. И тем более он был противопоказан подростку, в которого Сью очень скоро превратится. Себ помнил, как умирал там со скуки и целыми днями палил по банкам из отцовской охотничьей винтовки.

– Басти…

– Папа, нет. Если вы хотите воспитывать Сьюзен… – он сел на подоконник рядом, – я буду вам благодарен за помощь. Но она будет жить здесь. Я найду подходящий дом где-то поблизости, чтобы воспоминания об Эмили не душили её, но в то же время, чтобы она могла не оставлять свою школу, друзей, няню и всё остальное, к чему привыкла. Если вы с мамой захотите жить вместе с ней… – он сделал паузу.

Это было бы слишком хорошо, чтобы даже мечтать об этом. Мама дала бы Сью всю любовь и всю заботу, которые были ей нужны. А папа присмотрел бы за ними обеими – на случай, если самого Себа не будет рядом.

Папа ссутулил плечи, и Себу стало совестно за одно это предположение.

– Пап, – тихо сказал он, – я даже не прошу вас об этом. У вас в Карлайле своя жизнь, которой вы дорожите, и я это понимаю. Не представляю, как мама бросит свой сад. А у тебя работа, охота, друзья. Вам обоим будет плохо в Лондоне. Но Сьюзен будет плохо в Карлайле. У неё здесь тоже есть своя жизнь. Она не должна её бросать.

Папа вздохнул, разом теряя недавнюю суровость, похлопал рукой по карману рубашки и спросил:

– Ты куришь?

– Ни за что. И тебе не советую, лёгкие посадишь.

– Говоришь точно как твоя мама, – рассмеялся папа. – Мне всё это не нравится, Басти. То, о чём мы говорили раньше… У тебя с детства был талант. В то, что ты отложил винтовку в сторону и ходишь с важным видом за каким-нибудь типом в дорогом пиджаке я не поверю до тех пор, пока ад не замёрзнет. Я, конечно, деревенщина, но немного знаю, чем может заняться такой стрелок, как ты, оставшись без работы в большом городе.

Себ промолчал, не желая это никак комментировать. Все предположения оставались только предположениями. Пусть так и будет. Что бы там папа ни думал, скоро он вернётся в Карлайл и выкинет это из головы.

– Сьюзен верит, что у неё идеальный отец, знаешь?

Себ улыбнулся:

– Все дети так думают. К двенадцати она начнёт меня ненавидеть. Правда, если мне очень повезёт, то годам к двадцати пяти снова решит, что я не так уж и плох, хотя, разумеется, безнадёжно старомоден и давно отстал от жизни.

Они оба засмеялись, вспоминая бунтарские выходки самого Себа, из которых наиболее невинной было то, что он безо всякого предупреждения перестал откликаться на домашнее «Басти». Ещё устраивал голодовки и протесты в своей комнате. Дрался со всеми, с кем только мог, – а иногда и теми, с кем не мог. Украл гитару у школьной звезды. Ночевал на крыше…

Смех Себа стал ещё громче, потому что все эти картины (а также добрый десяток других) ожили в его памяти очень ярко.

Да, кажется, с папой нормально разговаривать они начали уже после Ирландии, когда Себ несколько повзрослел.

– Знаешь… – отсмеявшись, сказал Себ, – я, кажется, нашёл выход. Что ты думаешь про миссис Кейл?

Сам Себ, знакомясь впервые с будущими тестем и тёщей, обратил на них преступно мало внимания. Он был без ума от Эмили, и тот факт, что к ней прилагаются ещё какие-то родственники, волновал его мало. На первую встречу он пришёл, как велела Эмили, в костюме и с цветами, задал три дежурных вопроса: про погоду, ружьё на стене и цветы в палисаднике, пропустил мимо ушей ответы и счёл, что всё прошло неплохо. Потом они виделись мало. Он знал, что миссис Кейл от него в восторге, а мистер Кейл – ровно наоборот.

Он пропустил похороны мистера Кейла, зато помог миссис Кейл оплатить часть его долгов и перевёз её в новый дом – втрое меньше, но куда уютней старого. Почти час проговорил с ней по телефону после развода – почему-то, несмотря на все уверения в обратном, она, как и многие другие, в их разрыве обвиняла именно Эмили.

В общем, в сущности, он ничего не знал про миссис Кейл, кроме того, что ей удалось воспитать умную, заботливую, счастливую Эмили. А ещё, что она совершенно не привязана к Карлайлу и всегда была внимательна к Сьюзен.

– Она только и делает, что хлюпает носом, – нахмурился папа. – Ты с ума сошёл, если хочешь доверить дочь этой размазне.

Но по тону Себ слышал, что папа не так уж не согласен с этим решением.

Глава 8

Пятого звали Дэвид Блинч, он был из высшего класса и жил в особняке в Челси.

Себ лежал на полу запылённого чердака, усыпанного птичьими перьями и заляпанного помётом, и наблюдал за Блинчем. Тот сидел в гостиной, заставленной старой мебелью, подливал себе из пузатого чайника чай в маленькую фарфоровую чашку, разбавлял его молоком из молочника и лениво курил сигарету. Хоть фотографируй его – и на открытку. Высокий, светловолосый, с длинным лошадиным лицом, такой британский, что тошно. Себ всё ждал, что из-за кресла выскочит корги.

Не выскакивала.

Он затянул с этим делом на три дня. Сьюзен, которая до сих пор держалась очень хорошо, внезапно сорвалась в неконтролируемую истерику. Рыдала до рвоты, хваталась за Себа, кричала, что мама смотрит на неё из углов спальни.

Они вчетвером – Себ, мама с папой и миссис Кейл – с трудом напоили Сьюзен успокоительными каплями. К сожалению, после нескольких часов сна ей не стало лучше, и более или менее она успокоилась только в квартире у Себа.

Было очевидно: с жильём придётся что-то решать. Пока, в качестве временной меры, Себ арендовал половину таунхауса на соседней улице от дома Эмили, вместе со Сьюзен туда перебрались родители и миссис Кейл.

И вот теперь, когда все успокоились и обустроились, Себ вернулся к работе.

Только выполнить её оказалось очень трудно.

Он смотрел на цель, и всё, что мучило его в Каире, вдруг навалилось с новой силой. Казалось бы, разве проще выстрелить в незнакомца, чем в ублюдка, который оставил твоего ребёнка без матери?

Проще.

Отложив винтовку в сторону, Себ перевернулся и сел, прижавшись спиной к грязной стене.

«У меня был снайпер до тебя… – вспомнились слова Джима, – виртуоз… Он сломался».

И, кажется, Себ догадывался, почему.

Чёртов Джим Фоули.

Себ с силой сдавил виски пальцами, зажмурился до боли в глазных яблоках. Выдохнул.

Он не мог остановиться, прекратить всё, просто уйти.

Во-первых, потому что Блинч заслуживал смерти. Действительно заслуживал, безо всяких приказов. А во-вторых, потому что приказ всё-таки был.

«Он всё равно труп», – подумал Себ с отчаянием. Даже если он сам решит выйти из игры, Джим прикончит Блинча.

Ничего не изменится. То, что Себ ненавидит свою жертву, просто дерьмовая шутка судьбы или Джима Фоули. Мелочь. Не то, что может сбить глазомер, запороть баллистические расчёты, остановить пулю.

«Иди нахер, Джим!» – подумал Себ. Он не сломается.

Выравнивая дыхание, Себ ощущал, как его отпускает: тошнота прошла, ненависть отступила, голова очистилась.

Перевернувшись обратно на живот, он подполз к позиции, заново установил винтовку, поправил перчатки и приник к прицелу. В комнате теперь появилась женщина лет сорока, невысокая, полная, в строгом костюме и с короткими светлыми волосами. Жена, любовница? Себу было плевать. Они говорили о чём-то. «Как вы смели смотреть на горничную таким взглядом, сэр?» – озвучил её реплику Себ. Или: «Вы вообще видели прошлый отчёт?». Хотя вряд ли, официально Блинч нигде не работал. Может, они вместе ругали современную литературу?

Неважно.

Себу нужно было, чтобы женщина вышла из комнаты. Никакого волнения не осталось. Если сейчас они уйдут из комнаты вдвоём, Себ просто поедет домой, а потом продолжит – уже с другой точки. Он никуда не спешил, Джим ведь не ставил крайнего срока.

Женщина махнула рукой, наклонилась, коротко поцеловала Блинча в щёку и пошла к дверям. Кажется, её жест можно было перевести как: «Не надо меня провожать», – но Блинч всё-таки учтиво приподнялся со своего места. За женщиной закрылась дверь. Блинч вернулся в кресло, и Себ отщёлкнул предохранитель.

Скрипнула дверь. Себ вздрогнул, а за спиной тут же раздалось:

– Как поживаешь, мой дорогой Дантес?

Себ резко вскочил на ноги, повернулся – и, конечно, встретился взглядом с Джимом.

Неожиданный удар сзади – лучший способ вырубить снайпера, и Джим наверняка знал об этом. Себ сложил руки на груди, прогоняя остатки животного, вбитого в подкорку страха.

– Сэр.

Как он там спросил? «Как поживаешь, мой дорогой…», – Себ попытался вспомнить, но фамилия на «Д» вылетела из головы.

– Ясно, – пожал плечами Джим. – Я почему-то так и думал, – он выглядел раздражённым, а потому максимально опасным, – если бы я сам не давал тебе письменных инструкций, детка, я задумался бы, умеешь ли ты читать?

– С вашего позволения, сэр… вы нанимаете меня стрелять, а не читать.

Джим издал резкий звук: не то выдох, не то рык, не то стон, прошёл к подоконнику, уселся на него, разбивая последние остатки маскировки позиции, посмотрел в окно и сказал задумчиво:

– Одноклеточные и однозадачные. Господи, какая же скука…

Чем именно, Себ не знал, но чем-то он, похоже, как следует разозлил босса. Или не он?

Понаблюдав какое-то время за дорогой, Джим повернулся и сказал:

– Приговор мистеру Блинчу откладывается.

Если бы Себ услышал об этом пятнадцать минут назад, он, наверное, пришёл бы в ярость. Но теперь просто ответил:

– Как скажете, сэр.

Джим приподнял брови, и его лицо, только что выражавшее отвращение, сделалось заинтересованным.

– Надо же, – он улыбнулся, показывая зубы, – какой послушный мальчик. Может, я даже дам тебе за это косточку, Себастиан. Хочешь косточку?

Себ, наплевав на устав и напомнив себе, что он не в армии, опустился на колени и принялся разбирать винтовку. Раз уж Блинчу сегодня повезло – нечего ей тут лежать.

– Ты скучный, – протянул Джим, и вдруг окликнул его другим, непривычно-добрым тоном: – Себастиан!

– Да, сэр? – Себ тут же распрямился.

– Убей для меня кого-нибудь, святой Себастиан… – протянул Джим ласково и с мольбой в голосе, – ну, пожа-а-алуйста.

Он наклонил голову и улыбнулся, как будто действительно что-то выпрашивал, а Себ смотрел на него, сжимая в руке лямку футляра от «М-24», и не мог отделаться от мысли, что всё это один большой спектакль.

Ну, или у Джима ещё сильнее поехала крыша. Или он опять на наркоте.

– Простите, сэр, – сухо ответил Себ, – невнятный приказ, отданный командиром, пребывающим в невменяемом состоянии, я игнорирую.

– Ха, – Джим вытолкнул из себя короткий резкий смешок, – а если я дам более ясный приказ, Себастиан? Святой Себастиан… иди сюда…

Да, сомнений не было, у него начинался очередной приход. В полутьме чердака его кожа выглядела неестественно белой, на лбу блестел пот. Речь, как тогда в недостроенном офисе, стала невнятной, часть слов пропадала, и он был вынужден повторять их.

– К окну… ну, я не кусаюсь… – он опять засмеялся, и Себ с осторожностью подошёл к Джиму. Выглянул вместе с ним в окно, на немноголюдную улицу. – Смотри… повернула из-за угла… в мали… малиновой…

Джиму не было нужны договаривать, потому что Себ и сам разглядел женщину в яркой приметной шляпе.

– Вижу, – отозвался Себ.

– Видишь… – шёпотом повторил Джим, – она идёт не очень быстро… тяжёлый день, а дома ещё ссора с дочерью… Бедняжка. Она ненавидит свою жизнь. Всё время одна. Не была замужем, ни один мужчина не хотел её саму. Да и женщины тоже… – Джим прижался затылком к оконному проёму, закрыл глаза. Теперь его буквально рвало словами, зато он не терялся в них: – Работа была единственным, что делало её жизнь осмысленной, представляешь, Себастиан? И вот, пуф, она потеряла почти всё, Себастиан. Ей остался только позор, долгое и мучительное падение на дно… и дальше смерть. Помоги ей, Себастиан, – Джим открыл глаза, ловя взгляд Себа: – Убей её прямо сейчас.

Себ знал, что так будет, едва Джим упомянул женщину в малиновой шляпе. Она продолжала идти по улице, уже почти поравнялась с домом, на чердаке которого они сидели.

– Тогда уйдите от окна, сэр.

– Джим! – рявкнул он.

Да ладно. А Себ уж думал, что эту тему они проехали.

– Джим… уйдите от окна. Вас видно.

Он собрал винтовку так, словно соревновался на скорость. В голове было тихо, ровно и пусто. Джим отошёл в тень, а Себ присел и взял женщину на прицел. Расстояние было очень небольшим. Собственно, даже целиться не было нужды.

Женщина уже миновала этот дом и шла дальше. До конца квартала оставалось триста метров.

Щёлкнул затвор. Себ не знал, остановит его сейчас Джим или нет, и его это не волновало. Он сделал вдох, потом выдох. Задержал дыхание перед самым выстрелом, отсчитывая в голове секунды по ударам сердца, без всяких часов, и после десятой секунды, в перерыве между ударами, нажал на крючок.

Женщина упала, на улице началась суета, беготня, но Себ уже не смотрел туда, отодвигаясь в тень.

Опустив винтовку на пол, он посмотрел на Джима, а тот запрокинул голову и расхохотался: истерически, с повизгиванием.

– Я заплачу тебе премию, Себастиан, – он громко сглотнул, – премия нравится тебе больше косточки?

– Да, Джим.

Он смотрел на Себа как на особо интересный подопытный образец. Или как на добычу – во всяком случае, ноздри у него раздувались весьма хищно, а от наркотической (или ещё какого-то происхождения) вялости не осталось и следа.

– Хорошо. Да, Себастиан… – он хмыкнул, ещё шире раздувая ноздри, – ты убил её, потому что пожалел?

Себ ненавидел чёртов психоанализ и психологов. И его особенно раздражало, когда в психолога пытался играть Джим, потому что тогда он напоминал того стрёмного чувака из «Молчания ягнят».

– Я убил её, потому что вы отдали мне приказ, Джим, – ответил Себ. – Я могу быть свободен? На улице через пару минут будет толпа полиции.

Джим повернулся к Себу спиной и обхватил себя руками за плечи: жест вышел потерянным и жалким.

– Иди, Себастиан, – слабо ответил он. – Иди куда хочешь. И да, эта женщина… неделю назад она возглавляла огромную сеть по распространению кокса. Ты рад это узнать?

Отлично.

Хорошая новость: Себ знает, кто эту сеть возглавляет теперь. Плохая: ему плевать. Но эта игра Джима ему не понравилась.

«Он сломался».

Возможно, стоит намекнуть боссу, что, если он хочет и дальше иметь под рукой профессионального снайпера с высоким уровнем переносимости творящейся вокруг херни, то этого снайпера не нужно ломать специально. Хотя бы.

– Нет, сэр, – сказал он холодно. – Мне всё равно. И вам тоже лучше уйти… даже если полиция слишком тупа, чтобы заметить вас в тёмной комнате.

Он должен был бы начать разбирать винтовку, даже снял сошки, но больше ничего не делал. Вот только Джим выглядел отчаянно дерьмово. Подумав, что это становится недоброй традицией, Себ спросил:

– Может, вас отвезти домой?

Джим посмотрел на него с удивлением, как будто не расслышал.

– Джим?

– Иди, Себастиан, – сказал он. – Ты мне больше не нужен.

Себ бросил взгляд на часы. Может, полиция и не прибежит сюда через две минуты, но вот через полчаса Джиму точно лучше бы свалить. А он стоит, пошатываясь, с закрытыми глазами, и пытается, похоже, слегка прийти в себя. Что за дрянь он принимает, интересно?

Через пять минут Джим открыл глаза, во взгляде появилась осмысленность.

– Ты молодец, святой Себастиан, – и ушёл.

***

В завещании Эмили ничего не написала о похоронах – поэтому миссис Кейл, единственная, кто имел моральное право решать, за прошедший месяц раз пять поменяла точку зрения. Захоронение? Кремация? Приглашать ли пастора? Какую выбрать музыку?^[5]

Тем не менее ко дню похорон всё было определено, и Себу оставалось только отвезти нарядную, причёсанную, но очень печальную Сьюзен на кладбище к нужному времени.

Накануне он сам, не полагаясь на сознательность и ответственность остальных, обговорил с дочерью каждую деталь, а потом помог ей выбрать подходящее платье. Вместе с родителями и няней Сьюзен они пришли к выводу, что она обязательно должна побывать хотя бы на первой части.

Себ не любил похороны, да и бывал на них очень редко – ни горевать, ни вспоминать его не тянуло, но ради Сьюзен он надел душный тесный костюм и был готов участвовать в церемонии от начала и до конца.

Заняв парковочное место у ворот кладбища, Себ повернулся к Сьюзен, поймал её потерянный и испуганный взгляд, спросил:

– Готова?

Сью сделала неопределённое движение плечами.

– Помнишь, о чём вчера говорили?

– Угу…

– Если ты захочешь заплакать – это не страшно. Никто не станет думать о тебе плохо. Но если сможешь сдержаться – будешь очень большой умницей. Попробуй всё время вспоминать весёлое. Помнишь медведя?

Сьюзен всё-таки улыбнулась через силу, вспоминая истории, которые Себ вчера рассказывал ей почти час, и собственные воспоминания о маме, которые они тоже освежили вместе.

– Пошли?

Только дождавшись внятного утвердительного ответа, Себ вышел из машины.

Кладбище Милл Хилл было из тех, которые точно понравились бы Эмили (в этом Себ был уверен – сколько их они обошли, когда только начали встречаться…). Здесь было тихо, зелено и достаточно пустынно.

Сьюзен шла маленькими медленными шагами, крепко держась за руку Себа, и даже оглядывалась по сторонам. В какой-то момент она залюбовалась большим мраморным ангелом, и они остановились возле него. Сьюзен осторожно коснулась крыла.

Себ её не торопил – специально приехал с запасом по времени.

Наконец, они вышли на церковный двор, где уже прогуливались гости. Завидев их, к ним поспешила миссис Кейл.

Ещё вчера она рыдала, но сегодня взяла себя в руки, оделась, накрасилась и даже вытащила откуда-то шляпку в духе королевы. С некоторой мрачностью Себ подумал: хорошо, что не малиновую.

– Басти! – она официально протянула Себу руку, которую он мягко пожал. Потом она наклонилась и поцеловала в щёку Сьюзен.

– Вы отлично выглядите, миссис Кейл, – сказал Себ.

Не успела она ответить, как к ним подошли соседки Эмили. Напрягшись, Себ всё-таки вытащил из памяти их фамилии: миссис Бейкер и миссис Харрис, мама неприятной девочки Джулии. Они тоже явно постарались, выбирая лучшие платья, обе по очереди пожали руку Себу и обе расцеловали Сьюзен, передавая ей приветы от своих детей.

Сьюзен выговорила в ответ пусть тихое, но вполне слышимое «спасибо».

– Она была такой красавицей, – вздохнула миссис Бейкер. – И такая ещё молодая…

– Жаль её цветы, она обожала розы и хризантемы, – проговорила миссис Харрис светским тоном, – мы с ней совсем недавно говорили, как подвязать плети на зиму…

Оставив соседок делиться впечатлениями о саде с миссис Кейл, Себ осторожно отвёл Сьюзен в сторону, незаметно поправил идиотский узкий пиджак и, подняв голову, прикинул, что между скатом крыши и высоким кирпичным бортиком просматривается отличная позиция для стрелка. Даже для двоих, учитывая симметричность строения. А спуститься можно сзади, там технические лестницы есть. Если бы он выбирал лёжку, расположился бы слева, в тени.

– Пап… – Сью дёрнула его за рукав, – что там?

Себ тут же отвёл взгляд от крыши.

– Я просто задумался. Отличная погода, правда? Представляешь, как бы нам не повезло, если бы лил дождь, как вчера?

Церковный двор окружали деревья и высокие стриженые кустарники. Себ окинул их взглядом и почувствовал, что во рту становится горько.

Прислонившись к одному из стволов, прикрыв глаза и, кажется, целиком отдавшись звучанию музыки в наушниках, стоял Джим. Себ немедленно отвернулся и встал к нему спиной, закрывая от него Сьюзен – и наоборот. Ей совершенно не нужно его видеть и вспоминать встречу на кухне.

К счастью, пробило десять. Себ повёл Сьюзен вслед за остальными в церковь, где уже был выставлен чёрный гроб, обложенный со всех сторон белыми лилиями. Ладошка Сьюзен стала влажной.

– Сейчас бабушке придётся говорить речь. Она репетировала её три ночи, представляешь, а всё равно боится, что забудет слова, – шепнул Себ на ухо дочери, садясь с ней на скамью в третьем ряду – так, чтобы не привлекать особого внимания и не делать Сьюзен предметом изучения.

Церковь набилась почти целиком. Кого-то Себ смутно узнавал – кажется, этих людей он встречал, пока они с Эмили ещё жили вместе. Но в основном вокруг была масса чужих лиц.

Пока все рассаживались, к Себу подошёл Грег – официальный и серьёзный. Кивнул Сьюзен, сказал, что ему жаль встречаться при таких обстоятельствах и отошёл, дав Себу повод снова отвлечь дочь от неприятных мыслей.

Он как раз закончил драматический рассказ о том, как будущий полицейский искал по улицам кошку Эмили, когда шуршание и шорох одежды затихли, уступая место неторопливой музыке.

Сьюзен рядом вытянулась, замерла и, кажется, даже дышала через раз. Себ продолжал держать её за руку, а на тёмном экране позади гроба расцвела первая фотография – хохочущая Эмили пытается удержать на плече кота.

«Господь, пастырь мой…»^[6], – пел голос, который, если постараться, можно было принять за голос Эмили. Фотография сменилась. Теперь Эмили стояла одна и держала в руках букет цветов.

«Он водит меня к водам тихим».

Себ улыбнулся, когда увидел кусочек их с Эмили свадебной фотографии. Кто-то предусмотрительно загнул или отрезал на компьютере его половину, оставив в кадре только кусок локтя в чёрном пиджаке. А Эмили, чуть подняв голову, махала кому-то перед собой.

«И я не убоюсь зла, потому что ты со мной».

Эмили над детской кроваткой, которую не видно, но которая легко угадывается. Себ знал эту фотографию, потому что делал её сам.

И ещё фото, и ещё: множество забавных и счастливых моментов.

Отвернувшись от экрана, Себ посмотрел на Сьюзен. Глаза у неё были широко распахнуты, как будто она боялась моргнуть и упустить хоть что-то. Рот приоткрылся. Она всё ещё дышала через раз.

«И я буду жить в доме Господнем, навсегда и во веки веков».

На последней фотографии Эмили была вместе с Джексоном. Снятые по пояс, они обнимались и, похоже, собирались поцеловаться. Они смотрели друг на друга, и Себ ощутил что-то неприятное, шевелящееся в груди. Они хорошо смотрелись вместе, и он хотел бы…

Было бы круто увидеть их вместе по-настоящему. На свадьбе, которую выдумала Сьюзен. Чёрт возьми, они были обязаны закатить праздник и позвать его на торжество.

Фотография тихо выцвела вместе с последними нотами песни, и к трибуне вышла миссис Кейл. Она откашлялась, поправила рукава платья, потёрла запястья, коснулась шляпки, ещё раз кашлянула…

– Эмили ругала бы меня, – произнесла она в микрофон дрожащим голосом, – за то, что я так нервничаю… Она вообще любила говорить, что я всё время нервничаю по пустякам. Думала, она знает, как лучше жить…

Кое-где раздались приглушённые смешки.

– Она ещё в школу не ходила, когда заявила мне впервые, что мы с папой неправильно живём. И немедленно составила план, как всё исправить, – она опять кашлянула и крепко сжала пальцами край кафедры. – Первым делом, нам нужно было немедленно бросить работу, потому что «это глупо – работать столько времени».

Смешки стали громче.

Да, более юная версия Эмили, правда, отличалась страстью к поучениям.

– До седьмого класса я воспитывала ворчливую старушку, – продолжила мисс Кейл, – а потом, придя домой, вдруг обнаружила сумасшедшего подростка с розовыми волосами. Как вы думаете, чем именно она покрасила голову? – сделав паузу, миссис Кейл выговорила, хотя было видно, что ей хотелось скорее плакать, нежели смешить: – Жидкостью Кастеллани из аптечки.

Те, кто засмеялся, видимо, застали розововолосую Эмили. Хотя Себу тоже было забавно: он вспоминал фотографию, которую она гордо продемонстрировала на третьем свидании.

Миссис Кейл не зря репетировала. Она вспоминала шутки, смешные истории, выходки, и вдруг, оборвав саму себя посередине речи, ещё раз кашлянула и сказала:

– Нам всем будет не хватать нашей Эмили. Она умела приносить радость.

Несколько секунд в церкви было очень тихо, а потом опять заиграла музыка. Снова закрутились фотографии, но на них уже мало кто смотрел, потому что носильщики подняли гроб и неспешно пошли к выходу. Когда они проходили рядом со Сьюзен, она протянула руку и быстро коснулась деревянного угла. Отдёрнула ладонь. Всхлипнула и уткнулась в подмышку Себа, ещё толком не понимая причин, но уже чувствуя по общему настроению, что не нужно рыдать громко.