– Эй, землячок! – Я наверняка ожидал присутствия здесь людей, которые должны были бы охранять ящики. Но все же голос слегка застал меня врасплох. Хотя донельзя обостренные чувства, конечно же, информировали меня обо всем происходящем. Я понимал, что попасться здесь кому-нибудь на глаза значило откровенно заявить о неправомерном вторжении, то есть «засветиться».
Между тем две коренастые темные в неярком свете подвальных фонарей фигуры направились мне навстречу. Я очень быстро осознал, что так просто меня отсюда никто не выпустит. Быстро осознал и приготовился к любому разрешению этой щекотливой ситуации. Вплоть до того, чтобы разрешить ее силой. Я был абсолютно готов принять во всеоружии любую тактику, предложенную мне охраной. И поэтому, когда завязалась явная потасовка, я, не медля ни секунды, отвечал адекватно в нужном стиле. Мне и позже, конечно, приходилось потом попадать в такие обстоятельства. Но то, что пришлось испытать здесь, было для меня совершенно неприятной неожиданностью.
Люди слабо тренированы по двум причинам: тела косны и ленивы, а также цивилизация больше чем наполовину выхолостила в человечестве здоровый инстинкт. И поэтому мне, по выражению Деда, выросшему на цветочном меду Чоков, было привычным постоянно свое тело занимать тем или иным упражнением, зарядкой. Людей, попадавшихся на моем пути, если их намерения полностью противоречили моим и пытались их ликвидировать, я просто без зазрения совести устранял самым предельным образом. Даже когда моей жизни в будущем угрожала опасность от сотен и сотен рук и ног разъяренных боевиков «Сообщества Первых Лиц», я все равно вышел из этого месива с достоинством неприкасаемого одиночки. Но это в будущем.
А сейчас на моем пути возникла угроза со стороны действительно хорошо натренированных бойцов.
– Здесь нельзя ходить, землячок. Здесь чужая территория. – Протяжно заговорил один из двух людей, одетых в черную униформу и с резиновыми дубинками в руках.
Я хотел было ответить, что действительно случайно забрел на эту «чужую» территорию, но молниеносный удар просвистел совсем рядом от виска. Так как не менее молниеносный инстинкт, выработанный в рукопашных с Дедом, убрал мою голову от смертельного, уверяю, удара. Двое действовали слаженно, как автомат. Норовили достать почки и горло, ударить по глазам или переломать суставы.
Сначала я почти не сопротивлялся и только убирал части тела от угрожающей близости дубинок. Но потом понял, что «люди в черном» не только агрессивны, но и профессионально обучены до артистизма, и мне не оставалось выбора, как только их ликвидировать. Поскольку они бы не остановились, пока сами не добились того же по отношению ко мне.
Через пару минут уверток и прыжков я буквально высадил орудия смерти из их рук и заставил их поменять тактику на чисто рукопашную. К моему, до уважения доходящему удивлению, примешалось и чувство досады. Ведь эти бугаи по-настоящему владели искусством обороны, а мне придется отнять его у их владельцев навсегда. Хотя, признаюсь, это и было нелегкой задачей.
Один из них уже пару раз хватал мои руки в железный зажим. Я не мог не отметить, что это были первоклассные захваты. Даже Дед, умевший за секунду производить семь-восемь таковых, удовлетворился бы их цепкостью и молниеносностью, хотя за секунду их производилось примерно по два. Я, конечно, выкручивал руки и ноги в суставах, расширял меридианы энергетических потоков и стабилизировал мембраны клеток, но все равно выпады этих парней были довольно болезненны.
Хук слева – я крутанулся под рукой, ответил с поворота ударом пяткой в челюсть. Парень свалился на землю, и тут же подъем разгибом поставил его на ноги. Но тоненькая струйка крови все-таки обозначила шрам на его подбородке. Правый боковой удар ногой, и я вынужден делать кувырок по диагонали за спину противника. Наконец наступил решающий момент в нашей битве. Правая рука одного летит мне прямо в переносицу, и я налету успеваю сломать ее в локтевом суставе. Правая нога другого делает мне «зверскую» подсечку, я подпрыгиваю и двумя ногами ломаю ему ступню. И… атака лишь ужесточается. Бойцы настолько неприхотливы, что даже оставляют без внимания свои ранения и продолжают бой. Тогда я вцепляюсь в горловые вены одного из противников и рву их в разные стороны, отчего тот с клокочущей в горле кровью замертво падает на цементный пол. Другой же, висящий у меня на шее, пытается, что есть мочи, задушить болевым приемом. Но я соскальзываю, как мешок, вниз из его «мертвых» объятий, и моя рука-копье пробивает его мошонку. Второй труп укладывается рядом с первым трупом.
Я нахожу обрывок какой-то материи, быстренько затираю кровь на полу и оттаскиваю убитых в самый дальний темный угол. Потом начинаю энергично, но тщательно обследовать горы ящиков, возвышающиеся по обе стороны от меня и хранящие (я чувствую, что хранящие) какую-то ключевую тайну своего пребывания здесь. Приходится принюхиваться как собаке, с шумом втягивая воздух влажными от пота ноздрями и пытаясь сконцентрироваться на мысли, что может быть во всем этом самого необычного.
Ящики молчаливы. Запахи довольно смутные и размытые, поскольку сырость в подвале большая. Но мне нужно абсолютно точно знать, что же находится в каждом ящике. Я в течение вот уже целого часа принюхиваюсь к каждому из них, желая распознать чужеродный оттенок в запахах. И, кажется, наконец, мне это удается. Снимаю один ящик, за ним другой… А вот и тот, что вызвал у меня наибольшие подозрения. Протискиваю два пальца, вымазанные в густой крови нападавших, под доски и отрываю одну за другой грубо приколоченные деревяшки. Снимаю плотный слой бумаги, которая обертывает содержимое. С бумагой покончено. Теперь слой ваты. Так и есть! Аккуратные целлофановые мешочки плотно притиснуты один к другому. Беру и вскрываю один из них. Рассыпчатая вязкая масса на вкус – сильно действующий наркотический порошок. Это я безошибочно определяю, сравнивая его вкус со вкусом порошков, которые меня научил производить Дед.
Значит, старый Маг говорил правду – «Сообщество Первых Лиц» вплотную занимается незаконными манипуляциями с наркотиками. Значит, существует и «теневая» бухгалтерия: счета, приходы, расходы, цифры крупных валютных операций… Разобрать все это по косточкам, на мелкие составляющие, чтобы рассыпать всю систему в труху, непосильная задача для миллионов валютных «хакеров». И один злополучный Чок, забравшийся в болото этих антиэтичных деловых операций, не может повернуть вспять всю их сложную мешанину-механику. Да и не к чему. Достаточно все-таки найти и «обезглавить» узловые моменты этой хитрой машинерии, то есть людей, стоящих во главе транспортировки и распределения этого губительного вещества.
Наверху послышалось какое-то движение. Пора сматываться. Людей обязательно начнут искать. И тогда обнаружат меня. А подставлять себя у самого порога одного большого запутанного, еще по-настоящему не начатого дела, – провалить все изначально. И тогда магия Чоков и стоящая за ней цивилизация добра третьего измерения останется бесполезным придатком неудавшихся перспектив. Надо было уходить.
* * *
Дик Кларк производил впечатление полностью добропорядочного гражданина США. От простого агента по недвижимости он поднялся до положения управляющего крупной фирмы. Семьи у него не было. Поэтому все свое свободное время он также посвящал деловой активности. Но это была лишь лицевая сторона его жизни. На самом деле, вот уже более десяти лет, он находился в авангарде «Сообщества Первых Лиц», организации, контролировавшей около одной трети финансового капитала многих солидных штатов страны, также как и других стран. Контроль производился путем накапливания сил как внутри самой организации, так и в резервных филиалах в других странах мира. А также путем взаимодействия с различными нелегальными структурами торговой сферы, в большинстве своем, криминальными. Он сел за компьютер, не снимая пиджак и галстук, как привык это делать дома. Потянулся к «мышке», нашел нужную программу. База данных этой программы содержала в себе имена и адреса крупных членов «Сообщества Первых Лиц». Он еще раз перепроверил, как это бывало обычно по долгу своего положения в «Сообществе Первых Лиц», суммы личных счетов и суммы расходных ордеров этих счетов. Потом в задумчивости опустил подбородок на скрещенные пальцы, и в голове замелькали знакомые даты: 1989 год. Крупные волнения северо-американских индейцев в резервации недалеко от границы с Канадой. 1991-й. Небольшая военная заварушка на юге Афганистана. 1993-й. Стычки северо-корейских коммунистов с китайскими перебежчиками. 1993-й же – незаконные вливания капитала в крупный банковский бизнес Латино-Американских стран.
Шел 2000-й год, и мало кто знал и ведал, что на пороге третьего тысячелетия решающей вехой в истории человечества являются клановые игры «Сообщества Первых Лиц», структурные изменения в административных линиях коммуникации. Уж кто-кто, а Дик Кларк не только знал, но и участвовал в этих изменениях самым непосредственным образом. С его нелегкой руки многие будущие и прошлые лидеры «Сообщества Первых Лиц» потерпели фиаско на карьерной лестнице организации. Слишком много новичков полезло на руководящие посты. Слишком много амбиций проявилось в последнее время у тех, кто даже и не подозревал о самых истоках этого великого движения за освобождение человечества от уз невежества и несвободы. Он, Дик Кларк, одно из Первых Лиц лидирующей когорты, был непосредственным «соучредителем» этой замечательной идеи становления новой расы. Он всегда знал и четко различал направления основных инстинктов власти. Идея «Сообщества Первых Лиц» была не просто идеей организации как таковой. Но мощным вливанием в сферу психологической эволюции человечества. Управление и контроль над психикой индивидуума, неограниченный рост коммуникативных возможностей (связь с НЛО, подчинение полтергейста строго продуманным и обозначенным целям человеческой деятельности, управление широкими массами на расстоянии и т. д. и т. п.), а также, возможно, в дальнейшем и опыты с подчинением Земле внеземных цивилизаций – все это и многое другое было для Дика Кларка реальностью над всеми другими интересами. И теперь какие-то молокососы пытаются тянуть одеяло на себя? Этого он, Дик Кларк, позволить не мог ни за что.
Россия, претендовавшая на первые роли в управлении всеми филиалами по всему миру, видимо, отходила в небытие, так как алчные претензии тамошних лидеров захлебнулись в собственных разборках. Да и вербовка новых членов организации довольно-таки резко приостановилась. Что не могло не повлиять на общий ход всех прогрессивных мероприятий.
Дик Кларк встал, заложил руки за спину одну на другую, и словно ворон в своем длинном черном костюме, почти фраке, зашагал по комнате. Значит, центр всех крупномасштабных действий в организации неминуемо перемещался сюда, на север штата, в 150 милях от Нью-Йорка, второй столицы Соединенных Штатов Америки.
Зазвонил телефон. Дик Кларк взглянул на часы. Было всего лишь пять утра. Странно, кому это взбрело в голову беспокоить его в такую рань? Партнеры по бизнесу видели десятые сны. Соратники по «Сообществу Первых Лиц» не связывались друг с другом по телефону. Все остальные терминалы, по видимости, не собирались проявлять себя в ближайшие сто лет. И поэтому ранний трезвон телефона кроме раздражения ничего в Дике Кларке не вызвал. Тем не менее быстрой спортивной походкой он подбежал к аппарату, наклонившись к нему всей своей долговязой фигурой, и взял трубку.
– Да, алло. Я на проводе. Чего Вам нужно в такую рань? Какого черта?..
По мере того, как на другом конце провода навязчиво тараторящий голос передавал ему какие-то сведения, он все более и более суживал и без того не очень большие глаза. Слегка поморщился. Перевел взгляд на окно. Слушал. На фоне небоскребов странная черная птица прошелестела огромными крыльями к западу. Меж тем как на юге уже давно багровевшая полоска солнечного цвета все более и более приобретала черты громадного раскаленного диска.
– Да, слушаю, – уже не так раздраженно повторил он. – Я все слышу, Роберт. Я слушаю. Успокойся. Переведи дыхание. И не трещи так. Ничего особенно страшного не произошло. Я тебя уверяю. Всего лишь маленькое самоубийство какого-то недоучки-бизнесмена, который решил, что без него все остановится… Ну и что, что полиция?.. Это ты решил, что не выглядит как самоубийство. На самом деле, все это – закономерный конец недисциплинированной амбициозной игры «в темную». Партнеры были для него всего лишь прикрытием мелкособственнических инстинктов. Я понимаю… Не тараторь. Иди выпей виски и проспись. Передай привет своим домочадцам. Я обязательно на днях зайду к вам. Да… Ближе к четвергу. Это точно. Подтверждения не требуется, поверь мне.
Он вздохнул и повесил трубку на рычаг. Рычаг овального телефонного аппарата, подаренного ему когда-то партнерами по бизнесу. Все в его квартире говорило о многих, долгих этапах сотрудничества с различными людьми и поколениями. Настолько долгих, что сам он не мог бы сказать, сколько ему на самом деле лет. Но это не беспокоило его. Какая, к черту, разница, сколько тебе: 70, 90, 130? Путь к истокам Жизни найден. Безошибочное возвращение к центру всех проблем, к развязке всех противоречий. Поступок идиота Фиддермана, не пожелавшего ждать какого-нибудь десятка-другого или сотни-другой лет до окончательного пробуждения единственной реальности, особо не расстроил Дика Кларка. Самоубийство абсолютно не оправдывало его средняцкое человеческое нетерпение в достижении конечной цели. Жить в любой форме тоже надо уметь. И этот толстяк Роберт чего-то совсем расклеился. Стоит, наверное, провести с ним сессию по антидепрессионализации. Вернуть цельный коммуникативный настрой. Восстановить целостное общение.
Дик задумчиво подошел к огромному окну на 83-ем этаже супернебоскреба и с легкой иронией взглянул на распластанный у его ног мир. Начиналась новая рабочая неделя. Может быть, последняя в истории человечества.
* * *
Ермак был добрый дядька, но то, что он получил от своего зама, «завело» его не на шутку. Сводка последнего дежурства гласила, что какой-то голодранец, у которого при проверке не оказалось даже паспорта, поставил на уши чуть ли не половину отделения милиции, вверенного ему, Ермаку, округа. То, что творилось за окнами его просторного кабинета, конечно же, иногда напоминало какой-то дурной сон или третьесортный кинобоевик с погонями, перестрелками и многочисленными жертвами, но этот, из ряда вон выходящий эпизод, доконал его окончательно. В дежурную часть ребята привели странного, по маскарадному одетого молодого человека, не имевшего регистрации, и поплатились за это своим здоровьем, а также слегка подмочили репутацию доблестной милиции Российской Федерации города Москвы. Этот недочеловек, или как его там, устроил зверскую расправу прямо в здании милицейского участка, владея непонятным и чудовищно опасным умением отключать у людей органы чувств. Он устроил бесчинную расправу в кабинете следователя Дурдылова. Можно сказать, надругался над государственным законом. Сделал непонятное отключение «ответственных лиц» при исполнении ими так нужных людям обязанностей их нелегкого ратного труда. Обо всем этом указывалось в милицейской сводке. Она лежала перед полковником Ермаковым. И уставившись в нее остолбенелым упругим взглядом, он думал о том, можно ли эту информацию давать на телевидение. А также о том, какие меры необходимо предпринять для поимки этого особо опасного психопата. Ребята, доблестно сражавшиеся с ним во время инцидента, дали недвусмысленное заключение о его неблагонадежной психике. Очнувшись от перенесенного шока, они в голос уверяли, что взять его можно только спецподразделением с применением боевых машин. А то-де он владеет неизвестным пока миру навыком делать из людей беспомощных зомби.
Выслушав их сбивчивые объяснения, полковник дал каждому сутки, чтобы восстановить силы и явиться отдохнувшими и готовыми к дальнейшей службе. Хотя и специалиста не нужно было сюда привлекать, чтобы увидеть и определить у них крайне депрессивное состояние после стычки с «монстром». Иные говорили даже о том, что-де из пальцев у него исходили лучи, парализующие сознание. А иные доходили и до того в своих разглагольствованиях, что он-де способен бегать на одних только руках. При этом повторяли, что у него нет ни капли сострадания к живым существам и дрожали, дрожали бесконечной дрожью, прости их Бог.
Николай Николаевич Ермаков еще раз пробежал глазами лежащий перед ним небольшой клочок бумаги правильной прямоугольной формы и, наконец, вызвал к себе своего зама Шпендю Семена Саввовича. Тот не замедлили явиться.
– Чего звал? – Сказал в упор хмурый Шпендя. – Сам знаешь, загружен как этот какой-нибудь, самый этот какой-нибудь…
– Ты не горячись, Семен. Лучше присядь, покумекаем, как нам тут поступить подобру-поздорову, чтобы всем хорошо стало.
– Я вот, думаю, это… – начал опять Шпендя. – Это какой-нибудь из Люберецких, залетный какой-нибудь, а может, гастролер, ить его. Я думаю…
– Ты погоди думать, я за тебя думать буду… Ты лучше подскажи мне – может ОМОН привлечь или своими силами разберемся?
– Да, а чё это, разберемся, наверное. Выделю ребят Рубкова, они, это… ребята все с огоньком. Пускай, это… поймают засранца, говнюка, ить его… Навязался на нашу шею.
– Значит думаешь, своими силами? – Широкий и громоздкий, как шкаф, Ермаков заходил взад и вперед длинными, как школьный циркуль, ногами. – Отвлекать-то не хочется. Рубковских-то тем более. Они на наркоте сейчас, все… А оттянем силы, нечем будет прикрыть дыру. Но мерзавца этого надо, конечно, зацепить. Он же ж на свободе, мерзавец этот… Наделает, может, всяких гадостей. Вот же мерзавец хренов… – в сердцах бросил последнюю фразу Ермак и резко повернулся лицом к Шпенде. – Значит, думаешь, Рубкова ребят?
– Так точно. Значится, Рубковых. Так точно, значится.
– Ну, действуй, давай. Надежда на тебя. Ты уж их там подхлестни. Пускай основного своего дела не забывают. Хотя мерзавца этого надо изловить в крайний срок, аккурат, во что бы то ни стало. Ты уж, будь добр, побыстрей как-нибудь. Самолично бы ему в морду сунул, гаду. В наручники бы запихнул – и в морду. – Полковник широким жестом рубанул воздух и с развороту уселся всей жопой в свое широкое кожаное кресло. – Иди, удачи тебе, Семен.
Дверь за Шпендей захлопнулась с молниеносной скоростью.
– Есть! – как бы само собой зависло в воздухе помимо его коротконогой кряжистой фигурки.
Начинался новый рабочий день. Милиция, как всегда, стояла на страже порядка.
«Все будет обязательно хорошо». – Думал опять невозмутимый Ермак.
* * *
Вечера в Москве восхитительны. Мне нравятся перспективы улиц, уходящие вглубь и вширь, уходящие в небо так, что горизонт сливается в одну несмыкаемую даль. Я не обратил внимания на номер этакого металлического насекомого с двумя усиками посередине гладкой спинки. Я уже испытал на себе и действие грохочущего метро, словно шквал прибоя собирающего все звуки в один сплошной гул. Попробовал «на вкус и цвет» дребезжащий на поворотах трамвай, и пыльный, встряхивающий людей на резких остановках, автобус. Все эти виды средств цивилизации для перевозки не внушали мне особого доверия. Лучше и легче, и уверенней я себя чувствовал на своих двоих, передвигаясь с той скоростью, которая подходила мне на данный момент. Но мой легкий, скользящий бег, развивающий скорость на пределе восприятия для обыкновенного человека, делал меня сейчас открытой мишенью. И в обстоятельствах, в которые я уже попал, «самостоятельное» передвижение становилось весьма и весьма опасным.
Мягкий ход металлического насекомого удовлетворял и успокаивал меня плавностью толчков и сбалансированностью движения в дороге.
Я сел на подвернувшийся мне номер троллейбуса и уютно притулился в углу, смежив веки и решив отдаться медитации полусна. Мне хотелось побыстрей добраться до окраины Москвы и отдохнуть где-нибудь в мягкой траве до следующей зари.
Быстро темнело. Черная птица ночи почти опустила крыло на утомленный город, прикрывая его до следующего пробуждения. Я почти отстранился от внешних раздражителей и в такт покачиваниям машины медитировал в полном покое. Вот троллейбус резко качнуло, и я приоткрыл веки. В почти пустой троллейбус закатилась какая-то разгульно веселая команда, состоявшая из гогочущих, с покрасневшими лицами, крепких, коротко остриженных особей. Створки отверстий захлопнулись, и все мы покатили дальше. Команда вела себя активно, напористо, как молодые горные козлята, задирая окружающих «своими рожками» и рассылая вовне твердые волны агрессии. Я прикрыл глаза. До окраины, по моим расчетам, оставалось совсем немного. И мне совсем не хотелось ничем разбавлять полудрему медитации, расслабление. Но особи вели себя раздражающе активно, и я почувствовал, что так просто они не успокоятся.
Один из крепышей вдруг толкнул меня в плечо.
– А ну, долговязый, освободи место, ёб твою мать. – Сказал он мне весело и напористо. – Дай мне с подружкой поболтать.
За руку, повыше локтя, он держал особь противоположного пола, которая отбивалась от этого и, как мне казалось, страшно была напугана. От Деда я слышал, что мы созданы таким интересным образом, когда для воссоединения целостности энергетики требуются две половины, две динамики сущего. Особь противоположного пола – это такое существо, которое отличается от тебя, или ты от нее, иным построением органов воспроизведения. В Москве я видел в большом количестве такие особи. Когда пару раз я случайно задевал в толпе их какой-нибудь частью тела, то мощный энергетический заряд пробегал по всему моему организму. И даже просто глядя на них, на эти особи, я всегда чувствовал странное возбуждение корочек головного мозга, находящихся внутри черепа. Мое дерево (спинной столб) мгновенно воспринимало импульсы какого-то внутреннего дуновения корневых дисков (энергетических чакр).
Между тем, особь противоположного пола еле-еле молотила кулачком по вцепившейся в ее руку почти гигантской клешне грубого молодчика.
– Ну, ты, хрен с бугра, плохо понял? Счас объясню.
Он схватил меня за ворот моего обмундирования и вытащил в проход.
– Смотри, вырядился в ментовскую спецовку, а она сидит на нем, как мешок на журавле. Верно, пацаны?
Послышались голоса:
– Дай ему по шее, да пускай валит на маскарад…
– Нечего с ним нянчиться, братуха. Врежь разочек, с него хватит!
– Никогда не видел, чтобы форму носили такие лопухи…
– Давайте выкинем его из троллейбуса, чтобы воздух не портил, мент поганый.
Кодла особей грубо ржала, как табун необъезженных коней. Девчонка попискивала. Остальные люди в троллейбусе притихли, и по внутреннему импульсу их организмов я предчувствовал быстрый старт их ног на выход при первом удобном случае. Кодла веселилась, мне действительно пнули под зад. И повинуясь инерции, я отлетел в дальний задний угол троллейбуса.
– Чё вылупился, придурок долбанный? Катись из троллейбуса, пока шею не сломали.
– Или зайди в химчистку, поменяй сбрую. Сейчас будет остановка – пиздуй, пока здоровье еще на месте.
Между тем амбал, державший девчонку за руку, кинул ее на сидушку, с которой встал я, и начал медленно расстегивать широкий кожаный пояс на своей нижней одежде. Я смутно почувствовал, что здесь что-то не так. Честно говоря, до этого самого момента мне совсем не хотелось тратиться на группу взбесившихся придурков, но, видимо, приходилось вмешиваться, как предписывалось кодексом Чоков, гласившем: «Уравновешивай слабое с сильным, твердое с мягким, черное с белым…» И поскольку черного, твердого, тупого было предостаточно, оно с избытком переполняло чашу общего равновесия. Надо было просто вернуть первоначальное состояние всекосмического баланса.
– Ты чё скулишь, сука? Щас по разику в ротик – и ничего страшного! А если будешь умницей, возьмем к себе на хату, – крепыш с невозмутимостью ледника продолжал распахивать на себе свою внешнюю перевязь, состоявшую из надетых друг на друга тряпок. То ли это называлось брюками, то ли джинсами – не помню.
Меня, как Чока, интересовал совершенно другой момент человеческой деятельности. Я не знал, чего хочет молодчик, но ясно догадывался, что паническое состояние девчонки (особи противоположного пола) может очень скоро перейти в шок. Ее расширенные зрачки не могли оторваться от рук молодчика, копошившегося в своих видовых органах. В это время троллейбус качнуло, кто-то заорал металлическим голосом:
– Вы что охуели, пидары? Конечная. Выебывайтесь отсюда на хер.
Оставшиеся в троллейбусе люди кто как спасались бегством или были выпихнуты с помощью других молодчиков. В троллейбус ворвался человек с каким-то железным предметом в руках и ринулся на бугая, который уже схватил за волосы бедную девчонку и зачем-то пристраивал ее голову к своим органам. Та еле-еле сопротивлялась.
– А ну бери, сука. И не дай Бог укусишь – все зубы выломаю.
Между тем ворвавшегося человека остановили, вырвали железную палку из руки, завалили на еще одну сидушку и, заломив его голову за спину, начали было душить, стискивая горло сгибом локтя. В этой заварухе никто практически не обратил внимания на то, как легкой тенью кто-то или что-то метнулось в эту общую свалку. Правда, все стояли спиной к внешнему миру ночного города, поэтому ни взвизгивающего звука далекой сирены, ни уж тем более меня никто не видел и не замечал. Я не знал, что это доблестная милиция, вызванная кем-то из умчавшихся пассажиров, несется по следу насилия. Мне было не до того. Да и стае взбесившихся волков, гогочущих от хорошей дозы наркоты, тоже было на все наплевать, а зря…
Взяв «лапой тигра» первую стоявшую ко мне спиной фигуру сбоку за шею, я легким движением отбросил заслонявшего мне общую картину глубоко назад. Тяжелая туша пробила заднее стекло и вылетела наружу. Сонную артерию этой туши, а вернее, ее жизнь, уже ничем нельзя было спасти. К сожалению, волны зла и агрессии, во все стороны источавшиеся от нее, все равно не принесли бы миру ничего путного. В этом я убедился по несостоявшимся намерениям остальных членов кодлы. У одного из них в руке оказался предмет, похожий на длинный наконечник стрел, которые мы изготавливали с Дедом для занятий по лучной стрельбе. Запястье хрустнуло, предмет сломался пополам, ступней я вышиб из черепа все признаки жизни. Туша влетела сначала в кабину водителя, а потом уже и наружу, дополнив список уходящих из этого благословенного мира. При этом я уже держал зацепом за глаза бугая, ухватившего девчонку, и который тут же ее отпустил, как только схватил его я. Сбив его черепом вылетевший навстречу моему лицу кулак, я с хрустом вывернул его шею к спине. Надо отдать должное, что остальные члены команды попытались предпринять что-нибудь в защиту своей стаи и задергали руками и ногами, видимо, имитируя удары, но с Чоком, затронутым в глубине души своей бесчеловечностью существ в обличии человеческом, во внешнем мире справиться не в состоянии сам Бог. Движения любого лесного хищника, молниеносно хватающего добычу, не сравнимы с реакцией мастера-Чока. Но понять это в момент смерти практически невозможно. Последний из стаи, мертвой хваткой вцепившийся в человека, бежавшего на выручку девчонке, был с легкостью отсоединен от него и гуманно отправлен в иное измерение в шоковом состоянии без возвращения в осознание. Я улыбнулся в ужасе застывшему мужчине, как я догадался, хозяину металлического «жука», а другими словами, водителю троллейбуса, и бережно взял на руки существо противоположного пола, временно находившееся в бессознательном состоянии после всего пережитого. Вынося особь из троллейбуса, я увидел огни приближающейся с быстротой горной собаки машины, похожей на ту, в которой забирали меня утром, и быстренько скрылся в темноте, снисходительно преподнесенной мне существованием для спасения одной из своих сущностей. Отбежав несколько в глубину, я благополучно и без преследования достиг чернеющего вдалеке массива лесных насаждений. Негостеприимная ко мне Москва утонула в справедливости все скрывающей до поры до времени ночи.
Я забрался вглубь кустарников, нащупал руками шелковистое дно травы и расположил небольшое беззащитное тельце спасенной мною девчонки поудобней для будущего пробуждения. Сам тихонечко прилег рядом, дожидаясь утренних лучей огненного Бога, чтобы восстановить молодой организм от шокового воздействия психического удара.
Утро явилось незамедлительно, через пару-другую земных человеческих часов. Птицы, изредка попискивающие над головой, все оживленнее и оживленнее давали знать о себе как о провозвестниках грядущего дня. Через некоторое время я вдруг обнаружил, что скромный лесной массив, казавшийся мне абсолютно безлюдным местом, был-таки переполнен торопящимися и снующими гражданами этого города. По всей видимости, место, которое я избрал для безопасности подальше от вчерашних трагических событий, было прогулочной зоной или большой озелененной площадкой для движения многих человеческих масс. Я потихонечку начал массировать тело спасенной мною девчонки по меридианам энергетических токов для восстановления всех жизненных функций организма. И вскоре маленькая женщина (как я узнал, имя всех особей противоположного пола) очнулась от шокового удара.
– Ты не должен, не должен был спасать меня таким способом! – Кричала она на меня, сидящего у нее в норке на большой высоте огромной каменной коробки, где живут такие же как все мы люди.
– Понимаешь ты меня или нет? – Ее расширенные зрачки, теперь уже от благородного негодования перед моей невозмутимостью, изливали на меня волны сострадания и желания наставить меня на «путь истинный».
После того как я долго и упорно восстанавливал ее, помогая прийти в себя, поднимал ее жизненный тонус, потом долго вел ее в полупьяном состоянии от пережитого в направлении к ее месту обитания, уютной норке квартиры, – это было самым странным. Она, оказавшаяся в руках насильников, переживала за их никудышные, никчемные жизни больше, чем за реальную угрозу, нависшую тогда над нею. Рок, фатум, карма, распределяющие повороты человеческого существования, руководят поступками всех и, как в шахматной партии, логически распределяют их результаты по клеткам жизненных перипетий. Если логика жизни ставит мат, то переспорить и переоправдать финал в каждой конкретной позиции не может никто. Это закон. Ему подчиняются духи, люди, животные, птицы, рыбы, камни, планеты и системы. А это маленькое существо, размахивающее перед моим носом своими изящными, словно отточенными, передними лапками, даже вообразить это не в состоянии. Чай, налитый ею в мою кружку, уже давно остыл. И это было неотвратимым, как вчерашнее происшествие. Но она, которая еле-еле оправилась от всего случившегося вчера, ничего не хотела или не могла замечать.