А тут вместе с другими я сидел и как жвачное животное вынужден был перемалывать крахмалистый картофель на воде и бедную зажаренную курицу. Но Дед строго-настрого наказал мне подчиняться тому уставу, под действие которого я попаду в новом месте своего обитания. А все свои «хочу» и «не хочу» запрятать глубоко под Землю. Между прочим, ночью, на второй день своего пребывания здесь, я быстренько вырыл метровую ямку недалеко от нашего жилища-загона и по ритуалу Чоков запрятал свои «хочу» и «не хочу» на самое её дно. Потом быстренько же закопал ямку, произнёс молитвы-заклинания и пошёл спать.
Дело в том, что если бы я не сделал всего этого, мне было бы тяжело сопротивляться желанию перестроить тут всё по-Чоковски на свой лад. Но мир не переделаешь, если он сам того не хочет, как говаривал Дед. А я и не собирался никому здесь навязывать своё глубоко внутреннее блаженство.
После обеда произошли небольшие «сборы». Сборы, по терминологии Ордена, это всего лишь общее построение как по линейке, человек рядом с человеком. Только я, опять же, не понимал – зачем для того, чтобы объяснить человеку, например, то, что он должен быть дисциплинированным, ходить перед строем и орать на всех как резаная свинка. Достаточно, по-моему, сказать один раз свое мнение и уйти в сторонку, особенно, если тебя никто не слушает, или делает вид, что слушает. А это, по-моему, гораздо хуже.
На сборах представитель администрации объявил нам, что наступает время податей. Чтобы осуществить «подати», надо идти в ближайшие места поселения людей (в которых лично я еще никогда не был) и зачем-то просить какие-то монеты, о которых я тоже ничего пока не слышал. Правда, дед мне рассказывал, что существует среди непосвященных людей представление о том, какими средствами регулируются всеобщие взаимоотношения. По представлениям непосвященных, они регулируются не энергиями любви и взаимопонимания, а наборами бумажных и металлических штуковин, которые называются деньгами.
Когда первый раз этот мусор попал мне в руки, я испытал болезненное ощущение какой-то липкой вязкости, не дающей рукам свободно дышать всеми своими порами. Вязкости было много, потому что и денег было много. Ведь все мои желания имели способность притягивать объекты этих желаний, даже если интенсивность этих желаний была невысокой.
Представитель администрации, по терминологии Ордена – СЛ (состоятельное лицо) потребовал, чтобы мы на податях во имя правды и справедливости просили у жителей деревни средств на восстановление какого-то храма, чего я до сих пор никак не могу понять по-настоящему. Если сосуд жизни или Бога живого (как кому больше нравится), каким является сам человек, уже наполнен существованием до краев, то для чего создавать какие-то храмы, где, якобы, нужно молиться этому наполнению. Если человек понимает жизнь, то и молитва его постоянна. А если он слеп, глух и закрыт для восприятий окружающего его мира, то тут не поможет не только храм, но и колокол около его уха, который оглушает его еще больше.
Итак, нам сказали «подати» – значит, «подати». Хотя внутренне я слегка начинал спорить с Дедом, выражать свое недовольство. С какой стати я должен выполнять предписания, которые мне кто-то механически пытается навязать?
Но дед сказал, что если с чем-то я буду не согласен, то я должен на время затаиться и дождаться Главу Первых Лиц – Белого Мага. А уж с ним-то, передав бересту, выяснить все свои проблемы. Дело в том, что когда-то они часто встречались с Дедом и были большими друзьями, и даже единомышленниками. И хотя прошло столько времени, Дед надеялся на то, что я, при поддержке Белого Мага, получу необходимый навык для служения идеалам будущей цивилизации. Другими словами, Дед надеялся, что я верой и правдой, основываясь на глубинном знании Чоков, смогу послужить на путях этой религии, так как официальные государственные учреждения не внушали Деду ни малейшего доверия своим полным и повсеместным отступничеством от всех и всяких человеческих норм.
– Молодец! – Кормчий вызвал меня из строя и похлопал по плечу.
– Вот этот новобранец, – обратился кормчий к другим, – сегодня принес в наш Орден самую большую подать за всю историю… Это говорит о том, что он старался. Старался помочь Ордену, помочь себе стать побыстрее Первым Лицом в Сообществе Первых Лиц. Ведь лепта одного – богатство всех. Встать в строй, – обратился он ко мне, затем продолжил: Равняйтесь на него, новобранцы. Сегодня он это заслужил. Администрация надеется, что усердие всех возрастет при равнении на таких, как он. Ведь мы хотим всех вас видеть в Сообществе Первыми Лицами. Хватит воровства у самих себя! Вперед, в авангард человечества!
Когда я становился обратно в строй, мне нужно было протиснуться сквозь первую шеренгу. Правым глазом я уловил злобную ухмылку того парня, который пытался сделать мне подножку сегодня днем. Он шепнул верзиле, стоявшему рядом с ним, что-то нечленораздельное. Тот криво усмехнулся. Видимо, они уже подружились.
Дни текли своим чередом, густо насыщенные работой, «податями» и специальными штудиями. Штудии – это обучение новобранцев премудростям религии Ордена. Все сидят за столами по периметру вокруг Обучающего Лица (ОЛа) и повторяют за ним хором афоризмы и постулаты. Это называется массовой терапией. Еще есть терапия муштры, терапия таинств, терапия чтения и другие, предназначенные для продвижения новобранцев по Лестнице Самосовершенствования. Нужно ходить строем, кричать хором, читать совместно, заучивать сообща для того, чтобы полностью, по убеждениям Ордена, отрешиться от своей индивидуальности, от внешнего ее слоя, и придти к ядру своего истинного предназначения. Все это довольно прилично шоркает по мозгам. Так я, когда-то в детстве, под присмотром Деда, отшлифовывал кору с деревьев, строя всевозможные флотилии маленьких и больших лодочек и ныряя за ними на любые расстояния. Для того, чтобы не терять мужества в процессе достижения цели, нужно ясно видеть цель, видеть объект, к которому стремишься, и очень сильно хотеть его достичь. Поэтому, когда я нырял в воду за лодочками, я мог сколь угодно долго задерживать дыхание и плыть за ними без устали. А тут «шлифовка мозгов» кроме утомления и отупения, по-моему, не приводила ни к чему. Правда, по моему интуитивному осмыслению, кое-кто из администрации, владея магией Ордена, сумел все-таки взять для себя много полезного. И сложными, по-видимому, упражнениями (сокровенной терапией) достигал определенных прозрений о жизни. Но все это было скрыто от новобранцев за семью печатями. Да и, по-моему, не составляло цели, к которой их старались привести.
Основная рабочая сила, идеальная по применению и использованию для целей Ордена машина – вот чем была для администрации, в основном, толпа новобранцев. Я это все видел, понимал, и мне было невмоготу.
– Вам дурят головы, – говорил я. – Вас заставляют батрачить ни за ради чего. Кроме еды и постели вы не получаете ровным счетом ничего больше. Где обещанный рост и самосовершенствование? Что такое ниша (наше жилище), как не казарма для рабов, которые беспрекословно подчиняются вышестоящей ступеньке администрации? Оглядитесь! Наши срубы, наш загон, обнесенный частоколом… Что это, как не ловушка для всех, кто сюда попал? Администрация живет в свое удовольствие, где-то за пределами загона. Ни вы, ни я, кроме Состоятельного Лица никого из ее членов не видели. А почему? Да потому что все они живут в нормальных условиях. У каждого есть свой дом, свое хозяйство. А что есть у вас? У меня? И сколько еще таких загонов, сколько таких одураченных новобранцев, готовых по первому зову на все, что угодно, во имя идей Ордена? Сообщество Первых Лиц – миф. А мы – сектанты…
Меня самого вдруг оглушила догадка, вырвавшаяся из моих уст как оформившаяся мысль.
– Да, мы армия на все готовых фанатиков, которых муштруют для совершенно непонятного им предназначения.
– Други! – вдруг заверещал все тот же злобный «подсекальщик». – Да что вы слушаете этого долговязого предателя? Он специально построил свою речь, чтобы настучать на каждого, кто пойдет за ним. Он сам – сектант. Он – предатель наших интересов и святого имени Ордена. Бей его!
– Остановитесь, вы сами не понимаете, что вы делаете, – попытался я облагоразумить вдруг сорвавшуюся на меня со всех сторон свору. Но все было тщетно. Я не стал сопротивляться. Хотя мог ускользнуть и навсегда исчезнуть из этой «свихнувшейся богадельни». Мне нужно было обязательно дождаться Белого Мага, о чьем приезде уже не раз упоминал кормчий. Я должен был, как завещал Дед, дождаться его и поговорить с ним. Мне нужно было узнать его высочайшее мнение об Ордене.
А пока я сел в позу срубленного пенька и надел на себя маску камня, то есть сконцентрировал все свои ощущения и восприятия на глубочайшем уровне, до которого не могло бы дотянуться ни одно физическое явление. А уж тем более чьи-то жалкие и невразумительные удары и пинки. Через час я очнулся в бане, вернее, в ее нижнем отделении, использовавшемся иногда и как камера для «бунтовщиков». Мои биологические часы безупречно подсказали границы моей медитации во времени. Я висел, привязанный за руки и за ноги к потолку. Подо мной располагалась примерно в метр высотой огромная бочка с водой, в которую меня погружали время от времени.
– Ну что, дохляк, – сказал кормчий (а это был его голос), – почитай-ка, только не торопись, и мне свои извращенческие проповеди. А я послушаю их, оценю, может, и награжу тебя какой-нибудь пыткой поизощреннее, чем моя плеточка. До сего времени ты был лидером среди новобранцев. Так что можешь выбрать сам: или захлебнуться в этой вонючей жиже из отхожего места, или мы тебя просто закопаем живьем под землю, где тебя съедят большие жирные черви. Выбирай, крысенок, участь, которой ты сам себя удостоишь.
– Мне нужно поговорить с Белым Магом.
В подземелье расхохотались. Здесь было трое, включая кормчего. Другие двое были в капюшонах, я не мог разобрать ни их лиц, ни их голосов. По-моему, я никогда и не встречал этих людей, настолько они были незнакомы мне. Да и в нормальных условиях, среди обыкновенных людей, знакомство со мной не предвещало бы им ничего хорошего. Я бы просто-напросто остановил им сердце или выпустил лимфу из отверстий, которые предназначаются для другого. Но сейчас мне нужен был Белый Маг. Он и только он. И поэтому я повторил свою просьбу еще раз.
– Дни Белого Мага сочтены, идиот. Администрация отказывается от его услуг. Нам нужны расширенные действия по захвату новых территорий людей в новобранцы. А он – против. Его концепции высокой духовности обветшали. Он не справляется с управлением организацией. Для активных наступательных действий он не подходит. Ну, ты с ним увидишься, это не проблема. А пока ответь-ка вот на какой вопрос…
Я почувствовал, как тело мое опять погружают в затхлую стоячую воду в бочке… Ровно через сутки я валялся в углу этого же помещения, связанный по рукам и ногам. Члены моего тела затекли, но я усилием воли разогнал кровь по телу, учащая и учащая глубокое дыхание. Напротив меня сидел глубокий старец с белой длинной бородой, в черной сутане и в маленькой шапочке на лысой голове. Подпоясана сутана была тонкой бечевкой. Ноги старца были босы. Но, казалось, каменные плиты подземелья нисколько не вредят ему, его тихому безмятежному настроению. Какого-нибудь отверстия в подземелье не было, но от старца, казалось, исходил и лучился какой-то особый голубовато-лунный таинственный блеск.
«Какое странное, интересное биополе», – подумал я про себя. Наверное, только постоянное медитативное сосредоточение на пульсе вселенной способно создавать такое жизнетворное свечение. Я тихо сказал: «Приветствую тебя, Белый Маг. Я приветствую тебя от своего имени, а более, от имени того, кого когда-то ты называл самым близким и задушевным другом и единомышленником. Я приветствую тебя от имени Красного Мага – моего Деда».
Воцарилось молчание. Через полчаса голос возник как из небытия. Сам собой. Он лился ровно и приятно. Без колебаний. Без каких-либо мыслительных задержек. Ровно и приятно, как лунный холодный свет.
– Традиции потеряны. Религия умерла. Захватнические инстинкты овладели человечеством. Это зараза. Это чума. Это эпидемия… Человек перекрыл себе доступ к премудростям вселенной и Всего Сущего. Я пытался отговорить администрацию от стратегических планов захвата территорий и привлечения новых людей в Орден. Но меня никто не слушает. Им нужна власть. С технологиями подавления и управления психикой Орден опасен. Даже юродство фашизма, с которым некогда столкнулось человечество, представляется по сравнению с замыслами Ордена детским лепетом. Они создали подразделение особых фанатичных и универсальных бойцов. Для запугивания правительств и крупных финансистов, влиятельных в политике. Двадцатый век не знал подобной чумы. Двадцать первый век может стать печальным концом человечества, если не остановить Орден. Справиться с ним никому не по силам… Даже тебе. Дед передал в послании (Дед для тебя, а для меня Магистр и Брат), что ты универсален и неуязвим. Это хорошо. Но этого мало. Твой внутренний источник безмерен, но он закрыт для непосвященных. Открыть его может только любовь. Любовь к женщине. А ты в своей универсальности и самодостаточности не способен на это чувство. Это очень слабый уровень человеческой энергии. Эгоистичный, но способный, как искра, воспламенять могучий потенциал в каждом из нас, людей. Иди в мир и ищи. Попробуй стать человеком среди простых людей. Хотя это и невозможно, забудь на время, кто ты есть. И тогда сердце приведёт тебя к Истине. Не трогай пока никого. Пусть кормчий и все остальные думают, что ты просто свихнувшийся на идеях духовности новобранец. Я отключу на время твоё тело и твоё сознание от внешних коммуникаций. Ты заснешь в летаргии ровно на три дня. Когда очнешься, приготовься долго плыть или долго выкарабкиваться из-под земли, если они решат закопать тебя на съедение червям или утопить. Но ты все равно выживешь. Ты достиг верховной ступени Чоков. А эта божественная сила добра бессмертна. Ты управляешь любым телом, в которое входит твой голографический микроуниверсум. У людей это называется лептонная душа. Запомни, главное звено расположено у Ордена за границей. Где-то в Америке. В катакомбах одного из городов, где один из кланов наркобизнеса хранит свои чудовищные запасы белой смерти. Но если ты уничтожишь их главный финансовый источник, ты уничтожишь главную гидру корпоративной зависимости мафии и Ордена друг от друга. Да, это так, мой сын. Не удивляйся. Орден решил покорить весь мир, а если он не приберет к рукам изначально весь нарко- и игровой бизнес, всю клановую мафию, ему будет крайне сложно контролировать внешнюю цивилизацию. И старайся как можно меньше убивать. Помни, забирая жизнь, ты провоцируешь рассеивание пчел из общего улья жизни. Магия – это корень жизни. Будь Магом, который созидает новую жизнь, потому что Маг, который разрушает жизнь, разрушает и себя, и цивилизацию. А теперь, прощай.
Я не успел ничего подумать, как молниеносным движением, абсолютно опережающим мою реакцию, старец выключил мое сознание.
* * *
Летняя Москва потрясающе хороша. Идешь ли утренними улицами, останавливаешься ли у многочисленных церквей, с золотом солнц, отражающимся в них, или просто гуляешь в разбросанных там и сям парках и зеленых дворах, – чувствуешь – бесконечно хороша Москва летом! Много, правда, милиции, на каждом шагу. Шныряют, подозрительные такие, как воробьи, зарабатывающие себе на подкормку. То здесь, то там мельтешат своей однотипной униформой. Что ГАИ, что патрульные – одного цвета.
Но ничто не портит Москву. Ничто ее, красавицу, не унизит, даже милиция. Слава ее, как сердца России, не затмится во веки веков.
Людей, которые вышли ранним утром на работу, в обыкновенную среду обыкновенной июньской недели, видимо, слегка обескураживал мой внешний вид. Да и кого не удивит длинный черный балахон, монашеские берестяные сандалии и бечева вокруг пояса. В придачу к длинным спутанным волосам, венчающим долговязую, не от мира сего, чудаковатую фигуру.
Мне нужно было найти один из приютных домов Ордена, о которых я слышал еще там, в «загоне для новобранцев». Через них я хотел выйти на главное звено управленческой структуры, узнать адрес подземных хранилищ, о которых мне говорил Белый Маг.
– Молодой человек. Старший сержант милиции Дурында. – Козырнул низенький плотный человечек в странной мешковатой форме синего цвета.
– Па-апрашу документы, – протянул он в мою сторону руку.
Сонная неуклюжая фигура такого же цвета и покроя не без иронии разглядывала меня с ног до головы.
– Извините, что это такое? – сказал я, не моргнув глазом.
Поскольку береста предназначалась только одному человеку, и он ее получил, то ни о каких других верительных грамотах не могло быть и речи. Я в них не нуждался.
– Ты что, придурок, издеваешься? – злобно протянул длинный и приблизил к моему уху свой слюнявый рот. Причем изо рта его пахло такой гадостью, что мне стоило больших усилий не чихать и не кашлять. Я отступил на шаг назад. И повторил:
– Не понимаю, о чем вы говорите.
Один из них, то бишь маленький толстяк, грозно забурчал в висевшую у него на поясе «дощечку», напоминающую четырехугольную хлопушку для игры в русскую лапту:
– У нас подозрительный тип. Срочно прошу машину. Тринадцатый, как слышите меня? Тринадцатый…
Другой же угрожающе потянулся к палке из материала, напоминавшего тугую ветку клена, и заговорил язвительным полушепотом:
– Дернешься, я тебя урою. Слышишь, ты? Шут гороховый.
Я решил не «обижаться» и согласно кивнул. Потом сел в позу срубленного пенька и прикрыл глаза для медитации. Но тут же получил подобие пинка в правое плечо. Потому что слегка отстранил его назад, даже не открывая глаз, почувствовав лишь слабое движение воздуха возле своего плеча. Тем более, что удар был слабый, не отработанный, больше напоминавший движение сонной кобылы, вздрагивающей ночью в конюшне. Хотя, естественно, удар лошади в несколько сот раз превышает толчок любого неотесанного увальня, тем более такого рыхлого, как этот. В общем, пришлось встать…
Подъехала машина. Машина – это такая телега на четырех резиновых кругах, самодвижущаяся каким-то странным образом и закрытая со всех сторон железом. Правда, из нее можно выглядывать в отверстия, которые сделаны из прозрачного материала. Я до сих пор не понимаю, почему люди отдают всю свою силу подобным устройствам. Не уделяющие своей физике практически никакого внимания, люди превратили себя в набор костей и сухожилий, в так называемый мешок человеческого тела. Они пьют странные напитки, укорачивающие и без того короткую бессмысленную жизнь. Вдыхают дым от таких устройств, добавляя к этому удивительно вонючий запах из маленьких белых палочек. В общем, весь набор для деградации они изобретательно применяют к себе ежедневно. И после этого ходят вразвалку, как эти две пародии на человеческие существа, и подобные им, в логово которых меня и повезли.
Дед говаривал мне, что в больших сообществах людей существуют поверхностные, извлеченные механической памятью из законов природы, так называемые правила человеческие. Чем больше таких правил, тем меньше люди им подчиняются… Но Дед предостерегал меня от формального неповиновения таковым. Поскольку это делает человека уязвимым для глупости тех, в окружении которых он оказывается время от времени.
Меня привели в какое-то помещеньице, слегка напоминавшее подземелье в загоне Ордена. И тут произошли вдруг неожиданные вещи, объяснение которым я не могу найти до сих пор. Вкрадчивым голосом человек одетый несколько иначе, чем остальные (в серые брюки и в серую накидку с рукавами, в прорези на груди которой выглядывал белый лоскут ткани, зачем-то завешанный, к тому же перекрученной на горле полоской другой ткани. Впоследствии и мне пришлось одеваться в эту смехотворную робу…) предложил мне сесть. И мне любезно предложили стул. Но как только я начал сгибать колени, чтобы сесть, стул, как бы случайно, выскочил из-под моих ног, хотя, конечно, я не собирался падать и, естественно, не упал. Я просто остался в позе «скачущего по горам», к тому же я очень любил эту позицию в тренировках с Дедом. Но люди вокруг так и не успокоились.
– Ах, ты еще и выёбываешься, падла?! А документов все равно нет?! – люди в одежде синего цвета, похожие на разъяренных гусениц-сороконожек (так бойко замахали они всеми своими конечностями), набросились на одного, не разделяющего их злорадства, меня. Но мне это давно уже не нравилось, и я решил побыстрее закончить партию в навязанной мне игре. Хотя я ничего ровным счетом не испытывал к этим людям, а уж тем более ярости, с которой они принялись мутузить друг друга. Конечно же, как я понял, все удары предназначались мне. И понял я, видимо, правильно. Потому что они были очень удивлены, что мишень исчезла. И, корчась от боли и неожиданности, они замерли через несколько секунд в позах, оправданных для них в этот момент. Но, увидев меня в метре от «поля сражения», они с какими-то истеричными масками на лицах кинулись опять на меня, как воробьи на кормушку, или, скорее, вороны. Но предоставить удовольствие каким-то образом повредить моему телу, я не мог. А они, видимо, этого очень хотели. А так как, действительно, движение равно противодвижению, я всем им это показал в доли секунды, отключив каждого поочередно. Установив их биологические часы к включению примерно через шестую долю часа.
Потом я переоделся в одеяние странного человечка с вкрадчивым голосом, который был настигнут мною при попытке к бегству с места брани его «верных» содругов. И поскольку он проявил себя так опрометчиво, я бы с удовольствием не включал его часов вообще. Настолько коварным и никчемным казалось мне его существование. Но поскольку жизнь сама разбирается с подобным хламом, я просто довел норму до часа. А потом спокойно вышел. Тем же путем, которым меня провели сюда. Перед моими глазами все еще стоял этот, с вкрадчивым голосом, который вдруг, пойманный у двери, заверещал трескучим фальцетом:
– Не убивай меня, не убивай!.. Я по службе обязан… не своею волей… заставили обстоятельства… Отслужу верой и правдой… Только не убивай… Сам выведу на кого нужно…
Я, естественно, ничего не понял из его ушераздирающего писка, но гримаса на его лице мне все равно не понравилась. И час летаргии для него, по-моему, сущий подарок. Я быстренько стер в своей памяти этот верещащий бестолковый образ и скорым шагом пошел на выход. Подходя к двери, я услышал удивленный вскрик:
– А где разрешение, молодой человек? Вы подписали у следователя разрешение на выход? – еще один «синенький» поспешил навстречу ко мне, вернее, к своей кратковременной коме.
Короче, мне надо было спешить. Балахон сидел на мне на удивление удобно. Свое же одеяние я нес под правой подмышкой. Больше, похоже, препятствий на пути не предвиделось. А я так и не узнал адрес ближайшего пристанища Ордена, вынужден был ориентироваться на собственную интуицию.
* * *
Павел Семенович Стрибог, довольно солидный адвокат, уважаемый в своей среде человек, с почитаемым всеми талантом выигрывать самые запутанные дела, встал сегодня рано. Сел на кровати, потянулся.
Странно. Сон как рукой сняло. Такого с ним не было давненько. С того самого злополучного дела, когда навороченный «новый русский» Егоров добился-таки с его и божьей помощью закрытия возбужденного против него уголовного дела.
Кстати сказать, подобная категория людей уважала Павла Семеновича, подбрасывая то или иное пикантное дельце. Денег в таком случае не жалели. Двухэтажная, хорошо обставленная во всех пяти комнатах квартира, постоянно обновлялась за счет щедрых вливаний клиентов. Адвокат любил мебель. Любил всевозможные «прибабахи» современного модерна, ампира и рококо, хотя и разбирался во всех этих направлениях слабовато. И поэтому квартирка, честно сказать, была излишне захламлена этой доброкачественной утварью.
Он просунул плотные, с выступающими то там, то сям синими жилками, ноги в уютные домашние туфли. Туфли имели форму бульдожьей морды с торчащими бархатистыми ушками на них. Было шесть часов утра. Ему не спалось. Хотя устал он изрядно вчера и лег поздно. Ему не давала покоя мысль, вот уже второй месяц беспрестанно возникавшая перед его внутренним взором. С тех пор как он вплотную связался с этой братией, называвшей себя мудрено и высокопарно «Сообщество Первых Лиц», сон для него перестал быть любимым и заслуженным занятием. Эти люди, по всей видимости, шутить не любили. Их поставки во все страны мира исчислялись миллиардами долларов. Но ни одна таможенная служба, ни один серьезный чиновник из налоговой полиции не смогли бы точно и членораздельно обозначить способы транспортировки всех грузов этого клана. Нет, конечно, зафрахтовывались судна воздушных, морских путей сообщения, заполнялись международные декларации на перевозку и переброску некоторого числа материалов, книг, инструментов и электронной техники…
Но по факту чудесным образом выходило: во-первых, с определенного склада, в определенном месте исчезали целые партии того или иного груза, и по документам абсолютно корректно переправлялись туда, где, к сожалению, его не оказывалось; во-вторых, Интерпол, сбившийся с ног в поисках организации, вот уже в течение длительного времени переправлявшей в Америку крупные партии наркотиков, выяснил, наконец, для себя, что данный криминальный продукт исчезал в тот самый момент из-под носа полиции, когда его брали на месте преступления. Эти данные довольно туманно связывались с действиями крупного наркодельческого клана, который под разными названиями вот уже с десяток лет орудовал по всему миру. Между тем Павел Семенович, вынужденный заниматься по предложению все того же «Сообщества Первых Лиц» их бесконечными дрязгами с налоговой полицией и ведомственными учреждениями, пришел к выводу, что все: данные, факты, материалы, – по двум глобальным пунктам, которые он для себя обозначил как пункты X, – сходились для него в системе действий этой самой организации. И это ему не давало покоя.
Он поднялся во весь рост. Запахнул халат, любимый свой с желтыми розами махровый халат, и зашаркал на кухню. Отрезал кусок черного хлеба, ноздреватого, с кислинкой, его любимого кирпичиком хлеба. Достал из холодильника банку с красной икрой и густо намазал крупные зерна в тягучей кашице на отрезанный им кусок. Уставился невидящими глазами в расцветающее утро за окном и медленно стал жевать, думая, думая, думая. Честно говоря, он просто трусил. Он представлял, примерно, куда его могли завести подобные отношения с этой серьезной организацией. Но гонорары были не хилые. Деньги платились исправно. И он уверил себя в конце концов в непреложности своих профессиональных отношений с группой «Сообщество Первых Лиц».
Мысленно поставив тяжелую точку в своих размышлениях, Павел Семенович грузно протопал обратно в спальню. Недолго думая, скинув халат и потянувшись, он расслабленно плюхнулся в широкую холостяцкую кровать и, наконец-то, задремал.
Крошки на кухонном столе, за которым он ел, торопливо и по-хозяйски обнюхивал в этот момент большой рыжий таракан. Деловито пошевелив усиками и перебежав к красной капельке икры неподалеку, он ненадолго задержался над ней и потом уже только зашустрил вниз по ножке крепкого дубового столика.
* * *
Здание одиноко возвышалось среди крохотных деревенских избушек с покосившимися и облупившимися ставнями, воротами и заборами. Казалось, лишь слегка шагни за них, и очутишься у его кирпичных выщербленных стен. Но не тут-то было. Выйдя за околицу, требовалось еще долго шагать по размытой, в глубоких колеях, поселковой дороге, прежде чем вы дотащились бы за пару-тройку километров до него. Этажей было двенадцать. Здание совершенно причудливо смотрелось странным вытянутым остовом среди окаймлявших его лесных массивов и мелких речушек. В прудах квакали беззаботные лягушки. В запущенном саду близ него гомонили неустанные птахи. А внутри, казалось, жизнь замерла. Без малейшего движения. Но это, конечно, было не так.
Молодые и не очень, кряжистые, плотные и сухие, подтянутые, лысые и с шевелюрами, – разнокалиберные люди мужского пола сновали туда и сюда по первым двум и подвальному этажам. Быстро и без задержек составляли какие-то ящики в ровные вереницы рядов. Ящиками были заполнены уже и подвал, и больше половины первого этажа, а их все прибывало и прибывало немерено. Способствовали этому небольшие новенькие компактные грузовички, подвозившие эти ящики почти вплотную ко входу внутри здания. Разгорячённые лица людей говорили о том, что работа шла уже не первый час. Хотя утро вот-вот лишь только занималось (было не более 6–7 часов), как я уже мог это видеть, но пробраться пока внутрь не имелось возможности. Конечно, используя всесильную Магию Чоков, пробраться незамеченным не составило бы особого труда, но сам процесс привлечения Магических Сил к столь незначительному мероприятию, был бы просто кощунственным несоблюдением доверенных мне Дедом тайн.
Я прождал еще, по меньшей мере, полтора часа, прежде чем направиться на разведку. Простое разнюхивание «по-собачьи» меня бы, конечно, не удовлетворило. Я страстно желал сходу проникнуть в природу всех совершаемых в этой организации мероприятий. Я понял, что так просто решить эту задачу будет непосильным бременем, если я сразу не определю для себя, чего мне больше всего на первом этапе нужно. Конечно же, пробраться к верхушке организации окольными путями практически не светило, как выразился бы, наверное, Дед. А действовать напрямую, как таран, было неразумно и сразу же бы открыло все мои карты. Но очевидно – схватки не избежать. Схватки, которая напрямую бы решила судьбу цивилизации, во всяком случае, на теперешнем витке.
Разгрузка закончилась примерно через два часа моих томительных ожиданий. Люди, участвовавшие в ней, ушли на верхние этажи. У них, видимо, совершалось какое-то построение или общий сбор. Потому что отдаленно я услышал гулкое эхо голосов:
– Жизнь!.. Жизнь!.. Жизнь!..
«Я приветствую тебя», – вспомнил я вдруг недавнее прошлое с этими шустрыми ребятами и невольно усмехнулся. Да, поприветствовать кого бы то ни было в этот ранний час здесь мне бы совсем не хотелось. И между тем… Между тем я тихо, по-кошачьи, передвигаясь приставными шагами проследовал мимо штабелями наставленных ящиков, которые стояли по всему периметру стен, словно грозное предупреждение о неминуемом забвении для каждого, кто решится сюда придти.