Втянув воздух, я не своим голосом выдавила:
– Алисия?
– Да. Эта сука откинулась, и мой брат тоже, только морально.
– Ты не можешь так говорить…
– Могу! – противилась она и морщилась, словно самое отвратительное – произносить имя незнакомой мне девушки. Бывшей девушки Диего. Она умерла.
– Я не знаю, что произошло, но так нельзя говорить…
– Мне плевать, – устало махнула рукой Мария, – чтобы ей там за это вознеслось. Она его погу…
– Фух, – упала рядом Саманта, оборвав Марию на полуслове.
В борьбе с совестью и любопытством – первая проигрывала, потому что я желала увести Марию в сторону и дослушать всё то, что она хочет сказать. В голове то и дело прокручивались слова: «Она сделала его таким». Благодаря ей, Диего такой жестокий и беспрекословный? Что именно она сделала, кроме того, что умерла? Изменила? Подставила? Давила? Угрожала? Водила за нос? Шантажировала? Правдивый ответ я могу получить скорей всего только от человека, который был в этих отношениях, потому что Мария легко может приукрасить. Но то, что сестре Диего она не нравилась, ясно как Божий день.
Теперь мне было вовсе не до веселья, в то время как Мария легко абстрагировалась от нашего диалога, начав болтать с девочками. Поднявшись с дивана, я подхватила телефон и ушла на кухню, где смотря в окно, слушала продолжительные гудки через динамик.
– Вы уже всё? – шутливо начал Диего.
– Я.. нет. Я хотела спросить: у тебя всё хорошо? – тихо выдохнула я, нервно теребя кулон на шее.
– Да, что со мной может случиться?
– Ничего.
– Грейс, какого чёрта происходит?
– Всё хорошо, я просто хотела убедиться, что с тобой всё в порядке.
– Со мной всё в порядке.
– Хорошо.
Скинув вызов, я ещё несколько секунд смотрела на экран, где исчезло имя Диего. Не знаю, для какой цели я позвонила ему с подобным вопросом, но это ведь нормально волноваться за того, кто тебе не безразличен? А Диего намного больше, чем не безразличен. Сейчас он – моё солнце, вокруг которого я вращаюсь по выдуманной траектории, получая жизненно важный свет. Обернувшись, я застала в дверном проёме Бейкер, которая, скрестив руки, уперлась в меня ядовитым взглядом.
– Хочешь поболтать? – выгнув бровь, улыбнулась я излюбленной защитной реакцией.
– С Фуэнтесом болтала? – язвила она в ответ.
– Ну, что же ты, это был Алан. Он просто беспокоится, а тебе разве не звонил?
Прямая линия, образовавшаяся на губах этой сучки говорила о том, что я задела за живое. Она начала первой и мне ничуть не жалко. Она бьет по Диего, я бью по Алану. И, наверно, мы на подсознательном уровне знаем, за какую струну необходимо дёрнуть, чтобы получить нужную реакцию. Только в отличие от неё, я точно знаю о её чувствах, в то время как она может только догадываться. Пройдя мимо, я задела и её плечом. Победа в этом сражении за мной, но с каждым новым боем, вкус становится приторным, из-за чего начинает першить в горле. Возможно, Диего прав и пора остановиться, но язык так не думает, потому что яд изо рта вырывается раньше, чем я предотвращаю его появление.
Прыгнув на диван, я убрала волосы в сторону и улыбнулась девочкам. Не знаю, по какой причине, но ругань с Бейкер делает меня не то, чтобы выжатой, а в какой-то степени освежающей. Словно с помощью гнева я очищаюсь и перестаю злиться. Такой расклад мне абсолютно не нравится, потому что это перетекает в вампиризм. Я будто питаюсь её ненавистью, и она, судя по тому, как вальяжно прошла по комнате с довольной ухмылкой – тоже. Мне необходимо взять себя под контроль, потому что это пугает, я не хочу стать матерью, которая после ссоры со мной расплывается в улыбке и чувствует себя так, словно сделала пожертвование в благотворительный фонд. Они, конечно, это делают, но не от желания, а для того, чтобы засветить фамилию. Добро не делается в открытую, я бы предпочла скрыться за анонимностью, чем кичиться данным вложением. Мои родители так не думают. Я вообще не понимаю, как в их обществе смогла вырасти вот такой. Отголоски характера отца или матери во мне присутствуют, но их ничтожное меньшинство, я подавляю это уродство.
Как бы я не пыталась, настроение из-за самобичевания теперь желало лучшего, но кто его может поднять? Никто, разве только Диего, который по моей просьбе выложит все карты на стол, но на что я надеюсь? Он упрям до безумия, я даже не знаю, под каким предлогом вытянуть из него хоть какую-нибудь правду. Мария сама того не ведая, затянула меня в круговорот дичайших раздумий, которые в очередной раз готовы свести с ума. Легонько потрепав подругу за локоть, я получила нужное внимание.
– Мы можем поговорить?
– Да, – коротко кивнула она, поднимаясь с дивана.
Проследовав за ней на кухню, я обернулась, чтобы убедиться в нашем уединении, потому что Бейкер любит лезть не в своё дело и кому-кому, но ей я точно не дам стать той, кто разрушит наш хрустальный домик.
– Что ты имела в виду? – прошептала я.
– О чём?
– О Диего, почему он стал таким?
– Грейс, я не буду тем человеком, который будет рассказывать о судьбе своего брата. Я жду, когда он станет мужиком с яйцами.
– Мари…
– Прости, но нет, – отрезала она.
Вздохнув, я подняла голову к потолку, чтобы не дать слезам прокатиться по лицу. Она права, никто не имеет право делиться личным другого человека с кем-то ещё, но мне до боли обидно, потому что полгода я живу в неведении. Мария коротко улыбнулась, после чего скрылась за поворотом, оставляя меня темноте и собственной кромешной тишине.
– Извините, девочки, но я отвратительно себя чувствую.
Стоило мне только заикнуться, как брови каждой недовольно свелись на переносице. Но не Бейкер, от неё я как раз получила лучезарную улыбку, которая говорила о том, что моему уходу она будет только рада.
– Грейс, что фигня? – фыркнула первой Сам.
– Ещё немного, и я свалюсь с ног.
– Предлагаю отпустить её только с одним условием, – выдохнула Саманта, окинув взглядом девочек, – следующие посиделки проводятся у Грейс.
– Я только за, – улыбнулась я.
Девочки отпустили меня, и по тёмным пустым улочкам я перебирала ногами в гордом одиночестве. Путь к кампусу был близким, поэтому смысла в заказе такси – я не видела, а возвращение к Диего сулит только очередной скандал, я не смогу удержать своих демонов, поэтому с моей стороны разумней упасть в кровать, которая начинает меня забывать. По пути, я успела написать ему сообщение, где уведомила о том, что сегодня останусь в комнате из-за плохого самочувствия. Если дерьмовое настроение можно отнести к подобному самочувствию, то моё сообщение не пропитано ложью. Ответ поступил тогда, когда я ввалилась в комнату и, скинув одежду, зарылась в одеяло. И мне стало ещё хуже, когда я прочла слова беспокойства: «Ты перебрала? Мне приехать?». Набрав отрицательный ответ, я поблагодарила его за заботу и пожелала спокойной ночи. Никто не должен видеть меня сломанной, даже он. Сунув телефон под подушку, я позволила эмоциям выйти наружу. С каждым новым днём, жить в собственном выстроенном панцире становится тяжелее, но я отчаянно удерживаю его, не позволяя узнать себя настоящую – слабую и беззащитную. Может быть, Диего и способен укрыть меня собою, но больнее всего по сердцу бьет именно его скрытность.
Глава 29
Он хищно улыбается, словно я – жертва, а он мой убийца, и я не сомневаюсь в этом, ведь так оно и есть. Радужка его глаза все темнее и темнее с каждой секундой, так что к концу всего спектакля они будут совсем чёрными, я уверена. Пока он стоит в дверном проёме, совершенно не двигаясь, я забиваюсь всё сильнее и сильнее в угол комнаты, прижимаясь спиной к стене и скатываясь к полу. Ещё чуть-чуть и рухну на мраморное покрытие.
Отец приходит в движение, и моё сердце отказывает. Чувствую, как лёгкие перестают работать, глаза отказываются закрываться, будто понимают: я чуть прикрою веки, он воспользуется этим и кинется на меня. Он медленно и с особым изяществом доходит до меня, как лев, который находит себе ужин. Я знаю, когда он в гневе – всем плохо, но сейчас он просто в ярости от случившегося.
– Я повторяю последний раз, милая Грейси. Где твоя сестра? – обманчиво спокойно говорит он и останавливается на расстоянии вытянутой руки от меня, а затем садится на корточки и вновь улыбается, делая вид, что он не тот, кто хочет прибить меня, ударив виском об уголок тумбы.
Я нервно перебираю краешек платья. Естественно, я понятия не умею где Иви. Когда я пришла со школы искусств, ее вещей уже не было, как и ее самой, впрочем. Сначала я решила, что она могла уехать к бабушке, как и я когда-то, но звериный крик отца, когда он зашёл в её комнату, заставил меня усомниться в этом. Хотя даже если бы я и знала, где Иви, я бы не сказала отцу. Ни за что на свете.
– Говори со мной, девчонка, – уже громче вторит он. Вены на его шее набухли, глаза заплыли кровью, а пальцы на руках вжимаются в ладонь с такой силой, что капельки крови падают на пол.
Он представляет, что давит мою шею этими пальцами.
Я перебираю ножки, прижав их сильнее к груди. Он говорил мне, что страх – удел слабых. Удел тех, что не знают себе цену, не знают своё значение и не знают то, что стоит за достижением каких-либо целей. Ты боишься высоты, поэтому подвергаешь себя тому, что отказываешься от поездок в горы, отмахиваешься от предложений покататься на аттракционах с мальчиком, который давно тебе нравится. Ты лишаешь себя всего, отдавая свою плоть страху. Но я не чувствую этого, потому что единственный мой страх – это мой отец. Он хуже всего, что может представить себе любой. От одного его вида кровь в моих жилах покрывается коркой льда, а органы перестают функционировать, когда всё во мне сжимается от предстоящих пыток.
– Я н-не знаю, о-отец, – заикаясь, шепчу я.
Он закрывает глаза, шумно выдыхает, раскрывая ладони, позволяя всей крови вылиться на пол. Я разрешаю себе расслабиться, подумав, что он оставит эту затею и уйдёт, но в эту же секунду он вскакивает и возвышается надо мной. Затем его ладонь плотно примыкает к моей шее.
– Не лги мне, девчонка. Никогда не смей лгать мне. Думаешь, ты и твоя полоумная сестра умнее меня? Да вы, мать твою, мои щенки, ясно тебе это? Ясно?! Все, что заложено в твоей черепной головке – это моя заслуга. Не вашей же матери—потаскушки? Конечно, нет! Так что не думайте, что вы сможете обхитрить меня. Я всегда на тысячу шагов впереди, слышишь? Ты слышишь меня?! – с каждым сказанным словом он начинает кричать ещё громче, и к концу речи я уже зажмуриваю глаза и еле сдерживаю слёзы. Главное – не плакать. Он ненавидит слёзы.
– Я п—правда не знаю, где Иви. Я была в школе, когда она ушла. Может, тебе стоит спросить Фелицию?
– Какая ты умная! Я уже спросил эту суку об этом, но она ничего не знает, потому что занималась сексом с моим водителем в подсобке. Мерзкая шлюха!
Он выплевывает ещё больше матов, а затем снова говорит со мной:
– Ты же понимаешь, что я найду её? Так или иначе, я найду её. Но сейчас ты сможешь спасти себя от участи, которую я уготовил для вас обеих. Тебе все лишь нужно сказать мне: где Иви?
– Если ты можешь найти её, то зачем спрашиваешь меня? Ты тратишь время зря, потому что я не имею понятия, где её носит.
– Лжёшь! Ты лжёшь! Она отказалась делать аборт, поэтому сбежала, я так и знал, – кричит он, и ударяет кулаком в стену. Я дёргаюсь.
– Пожалуйста, отец, успокойся. Я не понимаю о чем ты… какой аборт?
– Да заткнись же ты! Ну почему ты такая глупая, Грейси? Ну почему! – он взвывает и толкает меня на кровать.
Я ударяюсь головой об уголок прикроватной тумбочки, но не издаю и писка, даже когда нащупываю кровь.
Отец шарахается из угла в угол с безумным видом. Он тянет себя за волосы, изредка кидая на меня взгляд темных глаз. Настоящий монстр во плоти думает над тем, как бы побольнее убить меня.
Но я уже не боюсь. Если Иви и ушла, то она вернётся за мной. Я уверена в этом.
– Хорошо, раз уж мы играем по твои правилам, то пусть так, – приторно скалится он и садится рядом на кровать. Я отпрыгиваю в другую сторону, чтобы даже коленями не коснуться него, – скажи мне, Грейси, не говорила ли тебе Иви, куда она собирается пойти? Может, у неё были планы какие-либо? Давай, доченька, расскажи мне, и я обещаю, она будет наказана.
Неужели он и вправду верит, что я скажу ему хоть что-то?
– Я повторяю свой ответ снова: я не знаю, где она. Она ничего не говорила мне.
Он делает губы трубочкой, и медленно выдыхает, закрывая глаза. Его веки дрожат, а дышит он неровно, выдавая его настоящее состояние, хотя он и улыбается.
– Ты уверена, что ничего не знаешь? – тихо спрашивает он.
Это последний вопрос, я знаю. Следом он либо убьёт меня, либо заставит страдать, испытывая такие муки, которые мне не снились.
Но я не боюсь. Уже нет. Иви заберёт меня.
– Да, отец, я говорю тебе правду.
– Последний шанс, Грейси, – шипит это чудовище, открыв глаза, демонстрируя пламя безумия в них, – либо ты, либо она. Чью шкуру ты спасёшь?
Не раздумывая, я отвечаю, приговаривая себя.
– Её.
Его кулаки сжимаются.
– Твоё право, а я ведь так хотел сделать все лучше для тебя. Но ты такая же, как и твоя мать. Такая же тупая. Такая же, как и Иви. Но ничего, я исправлю это. Ты станешь той, кого я хочу видеть на троне после себя. И у тебя уже не будет выбора. Я обещаю тебе, дочь.
Он засучивает рукава и достаёт ремень из штанов, чтобы добавить синяки и раны на спину к уже имеющимся.
По коже ручьями стекает пот. Я чувствую, как озноб смешивается со страхом пережитого сна, который перенёс меня в прошлое, где я была ещё бесстрашной Грейс, надеющейся, что Иви вернётся за мной, и мы сбежим из этого замка ужасов.
Я распахиваю глаза, попутно пытаясь привести дыхание в норму, и сталкиваюсь с испуганным взглядом Диего. Он растеряно смотрит на меня, пока его руки держат мои в страхе чего-то… но только чего?
– Ты в порядке? – робко спрашиваю его, не зная, что сказать другого.
– Это я должен спросить тебя. В порядке ли ты, Грейс?
Хриплый голос Диего обволакивает моё сердце в уютный плед, и ужас от пережитого сна ослабевает, сводясь к минимуму.
– Со мной все хорошо, это просто сон. Приятно знать, что ты волнуешься, Фуэнтес, но это всего лишь кошмар, у кого их нет?
– Ты кричала, – настаивает на своём он.
Наверное, я должна сейчас рассказать ему о сне, который повторяется практически каждую ночь, демонстрируя мне причину, по которой я всей душой ненавижу отца. Но я не скажу ему ни слова о моём прошлом, пока не услышу того же от него.
Поэтому я пожимаю плечами и перекатываюсь на бок, чтобы лучше видеть его.
– Понятия не имею, о чём ты. Может, не стоило смотреть Пилу на ночь?
– Хочешь сказать, что ты орала, как резаная, из-за ночного просмотра фильма ужасов? – Диего вскидывает бровь, скептически смотря на меня исподлобья.
– Ну да, я просто впечатлительная, наверное, в этом все дело, – на ходу вру я.
Диего по-прежнему не верит.
– Ну-ну, что-то я не помню в фильме момента с отцом.
Я раскрываю рот, чтобы ответить ему новой порцией лжи и отмазок, но осознаю сказанные им слова.
– Что? Что ты сказал?
Он шумно выдыхает мне в лицо, опаляя его.
– Ты кричала во сне не что-либо, а: «Пожалуйста, отец, не нужно. Я не знаю, где она. Только отпусти меня. Отец, пожалуйста», – он даже не пытается передразнить мой голос. Всё серьёзнее, чем я думала, – я не слышал полностью, потому что ты ещё и дергалась при этом, но это то, что я расслышал.
– Тебе послышалось.
– Нет, мне не послышалось.
– Нет, тебе послышалось, – он хмурится, и я решаю сбежать от разговора, – мне нужно в душ.
Как только я опускаю ноги на прохладный пол, Диего хватает меня за руку. Побег не удался. Зажмуриваюсь и недовольно проворачиваю голову в его сторону.
– Я не буду спрашивать тебя об этом больше, Грейс. Можешь открыть глаза, – я с облегчением распахиваю веки. Диего все также хмур, но зато теперь он не будет допрашивать меня.
– Спасибо, но мне, правда, нужно в душ.
– Ты пойдёшь, но не сейчас.
– Да? – он кивает, – и почему же?
– Потому что мы сыграем в одну игру, – серьёзно говорит Диего, отпускает мою руку и садится рядом со мной.
– Мы можем сыграть и потом, тем более сейчас я не настроена для этих игр.
– Женщина, я не о сексе, – слишком разочаровано бубнит Диего.
– Тогда о чём? – теперь моя очередь хмуриться.
– Ты хочешь узнать обо мне, я о тебе, так? – о нет!
– Диего, ты обещал, что не будешь допрашивать меня об этом! – стону я.
– Я и не допрашиваю. Ты сама мне расскажешь об этом. Правда за правду. Я первый, – он не даёт мне даже ответить, накрывая рот своей рукой, – у меня были всего одни отношения до тебя. И я не тот парень, который вечно трахается. Чтобы ты понимала, я оттрахал всего десять девушек, может чуть больше.
– Десять девушек – это тоже много, Диего. Монашка из тебя никакая, – шевелю губами под его рукой, и он убирает ладонь, – и что тогда насчёт той девушки, которую ты нагнул в ванной?
Он опускает голову от стыда.
– Признаюсь, это было глупо. Но я пытался забыть тебя, так что не смей отчитывать меня за это.
– О, даже не собиралась.
– Серьёзно? – недоверчиво спрашивает он, подняв на меня свой взгляд.
– Нет, – пусть я не обижаюсь на него за ту выходку, но я не смогу выкинуть её из головы, наверное, никогда.
– Так и думал, впрочем, это неважно, ведь сейчас твоя очередь рассказывать, – Диего устраивается поудобнее, как ребёнок, которому собираются читать сказку, – я готов. Начинай.
А я не готова.
– Не строй мне глазки, Грейси—и—и, – он хитро улыбается и машет мне рукой, что я, наконец, начала говорить, – правда за правду, не забыла? Я поделился с тобой.
– Каким-то бредом, – ворчу себе под нос, но он слышит это. Подушка летит мне в лицо, и я не успеваю словить её, – эй? Ты требуешь от меня крутого рассказа, который объяснит, почему я кричала, а сам рассказываешь мне про количество оттраханных тобой баб. Фуэнтес, это не равноценный обмен, так что иди в задницу.
– Дареному коню в зубы не смотрят. И вообще, давай, не увиливай.
Раз уж дареному коню в зубы не смотрят, то я придумала отличную идею.
– Хорошо, дай мне минутку.
Диего кивает и садится ещё ближе, оказываясь ко мне настолько близко, что я могу слышать то, как он дышит.
– Ты готов?
– Готов.
– Точно готов? – подавляя смешок, спрашиваю я.
Диего закатывает глаза.
– Ха—ха, Грейс, очень смешно.
– Пока не скажешь это, я не расскажу тебе эту ужасную историю.
Огонёк любопытства вспыхивает в его карих глазах, и я уже не сдерживаю смех.
– Да готов я, готов. Начинай.
– Итак… – пытаюсь пародировать загадочный голос, – … давным-давно, когда мне было пятнадцать…
Диего раскрывает рот, задирая нос выше. Никогда бы не подумала, что эта испанская задница настолько любопытная.
– У меня начались месячные!
– Грейс! Ну тебя.
Диего обиженно фыркает и корчит обидчивую гримасу.
– Нет, я серьёзно.
– Ну, конечно, ты серьёзно. У всех женщин есть месячные, – ворчит эта милашка.
– Насколько я тебя сейчас разочарую, если скажу, что прямо сейчас я истекаю кровью на твою кровать? – хихикаю я.
Глаза Диего становятся с пять фунтов. Он подпрыгивает на кровати и сдирает с меня одеяло.
– Чёрт! Грейс! Да ты, блядь, ранена.
Я визжу от смеха, наблюдая за его расстроенным и одновременно растерянным лицом.
– Да успокойся ты, это же просто месячные, Диего.
Он скрещивает руки на своей обнаженной груди.
– Во-первых: мы не сможем заниматься сексом. Во-вторых: я не смогу попробовать тебя на вкус, хотя может и смогу, но, блядь, зачем я вообще это сказал, как же мерзко твою мать. В-третьих: у меня даже прокладок нет в квартире. Все ли так просто, как ты говоришь?
Ну и дела.
– Тоже мне проблемы. Проживешь и без секса, извращуга, а с остальным все не так драматично, как это говоришь ты.
– Это я извращуга? Ты нарываешься, малышка Грейс, – Диего улыбается, обнажая белоснежные зубы, и тянется ко мне.
– Но-но, притормози. Я, вообще-то, истекаю кровью на твоей кровать. Тебе не кажется, что меня следует чём-нибудь заткнуть? – я кладу руки на его грудь, чтобы остановить его.
– Отличная идея, прямо сейчас мы этим займёмся, – он тянет свои губы к моим. Я ударяю его в живот с чувством раздражения.
– Я не про это, Фуэнтес. Ты должен купить мне тампоны.
Скрутившись вдвое, он поднимает голову на меня и пыхтит:
– Должен? Да ты меня чуть не вырубила. Ты маленькая и должна бить как маленькая, сечёшь?
– Ну и ну, Диего, не веди себя, как девчонка и сходи мне за тампонами. И давай побыстрее, потому что я уже становлюсь целой цистерной крови.
Он со стоном идёт к шкафу и переодевается в тёплую одежду, пока я наблюдаю за ним. Он выходит из комнаты, и я уже бегу следом, но слышу хлопок двери. Диего обиделся? Боже – ты мой. Смеясь, я волочу до душевой комнаты и настраиваю себя на десять минут под горячей водой.
Выходя из душа, я захожу в комнату за свежей одеждой и натыкаюсь на светящийся экран телефона: «Почему тебя снова нет в кампусе? Что-то случилось?»
Я не спешу набирать Алану ответ, и как раз в этот миг телефон начинает звонить.
– Ну что? Ты потерялся по дороге в аптеку? – гаркнула я на телефонную трубку.
– Я сейчас развернусь и уйду обратно. Тебе нужны тампоны, а не мне, – обиженно ответил Диего.
– Не пудри мне мозги, никуда ты не денешься от своей участи. Что случилось?
– Какие тампоны брать? Тут есть три капельки, пять капелек и семь, – безумно тихо сказал Диего, и я даже отсюда почувствовала, как он покраснел.
Держись, сладкий.
– Что говоришь?
– Какие брать? Три, пять или семь капелек?
– Какие-какие? Не слышу.
– Грейс, – громко рявкнул Диего и быстро добавил не для меня, – простите, просто у меня беременная женщина. Одна сплошная нервотрёпка, знаете ли.
– Беременная? Ты издеваешься, – прохныкала я. Если он намекает мне на лишний вес, то я придушу его подушкой этой же ночью.
– Какие тампоны, Грейс? На меня уже женщины смотрят с какой-то странной улыбкой. Мне страшно понимаешь нахрен?
Какой же ты милый, Диего, когда бесишься. Но, естественно, я ему этого никогда не скажу. Его эго итак уже не помещается в нашу кровать.
– Пять капель. И купи, пожалуйста, таблетки от спазм. Скажи женщине за кассой, что спазмы именно от месячных.
– Да ты издеваешься, блядь! – взревел Диего и снова сказал не мне, – извините, теперь она требует рожать в воде. Как вы относитесь к родам в ванной? Я – ужасно.
– Можешь не возвращаться, – хмуро проворчала я и сбросила вызов.
К его приходу я была ещё больше раздражена. Жуткие боли внизу живота настигали меня, каждый раз увеличивая свой удар. Свернувшись в кокон, я включила первый попавшийся канал и смотрела в одну точку на телевизоре, пока Диего порхал на кухне.
– Выглядишь хреново, – хмыкнул этот Шерлок, натягивая джинсы.
– В точку, и чувствую я себя точно также. Мне грустно и скучно одновременно. Это так выматывает.
– Тогда поднимай свою попку, и пойдём в бар.
Он уже стоял одетый и шёл к обувной стойке, я же лежала в пижаме.
– Какой повод?
Он пожимает плечами и зашнуровывает ботинки.
– Без повода, мне просто позвонил Даниэль и пригласил выпить.
– А ты приглашаешь меня, – нудно говорю я, повернув подушку холодной стороной.
– Мне не нравится этот тон. Будь веселее, это всего лишь месячные.
– Прости, но я – пас. Сегодня я амёба, – повернувшись на диване к нему спиной.
Но у Диего было другое мнение на этот счёт. Он взял меня на руки, отнёс в спальню, подошёл к шкафу и начал рыться в нем в поиске моей одежды.
– Прости, солнышко, но сегодня я водитель этого автобуса, – копаясь в вещах, пропел он.
– Убери эту улыбку со своей рожи, Диего, потому что я никуда не пойду. Сегодня у тебя хорошее настроение, зато у меня нет. Бывает и такое, знаешь ли.
– Рожа – это заболевание. И нет, не бывает, когда такой секси испанец ведёт тебя в клуб.
Я фыркаю. Здраво оценивать свои силы – не его сильная сторона.
– Прости, но я вынуждена тебя огорчить…
Джинсы летят мне в голову, а следом летит свитер. Я раздражено отдергиваю их от себя, пытаясь убить взглядом Диего. Он смеётся и, пританцовывая, выходит из комнаты, предварительно крикнув:
– Если ты пойдёшь с нами в клуб, я разрешу маме показать тебе мои детские фотографии.
– Иисусе, я потеряю не так много.
– Ну как знаешь, – слышится за стенкой где-то в коридоре.
Не приходит и пяти секунд, как я уже пытаюсь залезть в джинсы, прыгая на одном месте. Фуэнтес – ублюдок!
То, что в крови не было и капли алкоголя не мешало мне скакать, как сумасшедшей по танцполу, пока Диего сидел на барном стуле, лениво потягивая пиво и сигарету. Уговорить меня на клуб – сложная задача, но он успешно с ней справился не только словесно, но и делом. Особенно делом. В итоге я сдалась, а он счастлив. Наши минуты вдвоем, несмотря на толпу вокруг и Даниэля, доставляют мне радость и наслаждение. Я изо всех сил стараюсь растягивать эти секунды и смаковать каждую.
Тело покрывали капли пота от духоты, или мне так казалось из-за танцев. Волосы на затылке стали влажными, а по шее то и дело стекали новые струйки. Но я продолжала крутить бёдрами, закрывая глаза и наслаждаясь ритмами и энергетикой толпы. Уже несколько раз по моей талии скользили чьи-то ладони, которые я смахивала и отталкивала, каждый раз Диего соскакивал со стула, но я лишь посылала ему улыбку в знак того, что всё в порядке, я могу справиться сама, хотя мне приятны вспышки ярости и ревности в его глазах. По телу проходят разряды электричества, когда я чувствую его блуждающий по телу взгляд. А чувствую я его всегда. Это делает меня самой настоящей безумицей. Мозги превращаются в малиновое желе, когда я в его руках. Кажется, что под этими тёмными глазами я легко могу совершить убийство и стать второй Харли Квин, но лишь для него. Настолько я безумна и безрассудна.
– Ты умрешь за меня?
– Да.
– Слишком просто. Будешь ли, будешь ли ты жить для меня?
– Да.
– Осторожно, никогда не произноси эту клятву, не подумав. Страсть приводит к уступкам, а уступки к подчинению. Ты хочешь этого?
– Хочу.
Как же я хочу. Я хочу быть для него всем, кем Харли хотела стать Джокеру. Мы оба сломаны. Оба безрассудны. Оба упёрты. Оба безумны. Мы оба влюблены. Я знаю, он влюблён. Он не может не ощущать этого чувства, которое завоёвывает каждую клеточку наших тел и душ. Это как яд, который парализует, заставляет организм остановиться. Мой – остановился. Я задыхаюсь без него. Он – моё противоядие от всех болезней. Мой маяк, на который я плыву, гребя руками, вёслами и всем тем, что попадает в поле зрения. Мой лучик света среди кромешной тьмы, в которую погрузилась жизнь. Мой стимул и мотивация идти к поверхности, когда к ногам привязан булыжник, пытающий потопить. Мой адреналин, прожигающий кровь. Моя надежда и спокойствие на поле. Мой Эверест, на который я взбираюсь, хватаясь руками, ногами и зубами, чтобы дойти до цели. Он – моё желание быть лучше. Стать лучше для него.
Открыв глаза, я встретилась взглядом с Диего, который посмотрел на меня поверх стакана. Подняв уголки губ, я задвигалась под новую песню Dua Lipa – Hysical. Поманив его пальцем к себе, в ответ я получила отрицательное покачивание головой и сексуальную усмешку. Сощурив глаза, я облизала губы и плавно повела бёдрами, медленно поднимая руки вверх, переминаясь с ноги на ногу для более откровенных танцев. Этот мужчина станцует со мной ещё раз любой ценой. Даже если мне придётся скинуть одежду, я это сделаю. И кстати, лифчика на мне нет из-за открытых плеч, на которых держались едва заметные бретели топа. Когда по талии загуляли чужие ладони, Диего соскочил со стула, миновав расстояние между нами за долю секунды. Оттолкнув парня, который тут же исчез в толпе, он склонился у моего уха.
– Грейс, я готов сорвать с тебя трусики в ближайшем закоулке и трахнуть себя в твою удивительную попку, и мне будет плевать на зиму, – прорычал он, сжав мою талию.
Закусив нижнюю губу, я посмотрела на любимого мужчину и облизала губы, которые после растянула в улыбке.
– Я более чем согласна, – прикрикнула я у его шеи и провела по ней языком.
Хватка Диего стала ещё жёстче. Он буквально вонзил в кожу пальцы, крепко сжав скулы.
– Потанцуй со мной, – следом добавила я.
– Чёрт, – прохрипел Диего, начав двигаться в танце, – тебе придётся найти новую одежду, потому что я разорву эту.
Улыбаясь, я кивнула и положила ладони на его плечи, закрутив головой и избивая себя волосами. Подпрыгивая в танце, я выкрикивала слова:
Зачем нужен сон, когда ты рядом со мной?
Всю ночь мы сходим с ума.
Я знаю, что ты всегда поддерживаешь меня, и я делаю это в ответ.
Так давай, давай.
Станем близки физически.
Свет включён, иди за шумом,
Милый, танцуй, словно у тебя нет выбора,
Так давай, давай.
Станем близки физически.
К моему несчастью, это был последний припев в песне. Но он был лучшим, потому что Диего танцевал рядом, наслаждаясь ритмами и движением. Я же была в абсолютном дурмане. Такой счастливой и оживлённой я чувствую себя только рядом с ним. Мне не хочется верить, что я всё выдумала, но иногда кажется, что я живу иллюзиями, где он – моя абстракция, мечта, сон. Так не может быть. Вот он. Рядом. Не искусственный. Самый что ни на есть настоящий. Мой.
– Может, свалим отсюда? – перекрикивая грохот музыки, предлагает Даниэль, и я считаю это великолепной идеей, иначе окажусь за углом или в туалете, а это плохая идея с красным днём календаря.
– Согласна.
Брови Диего моментально поднимаются вверх от удивления, но он согласно кивает, в итоге наша тройка удаляется.
Пока я мучаюсь с молнией на куртке, которая решила помучить меня в самое неподходящее время, краем глаза улавливаю отсутствие Даниэля рядом с Диего, а вот новую особу не первой свежести улавливаю, и для Фуэнтеса тут попахивает жареным. Сузив глаза, я уже было делаю шаг в их сторону, но Диего сам отворачивается от неё, встречаясь с моим метающим молнии напрямую из корзинки Зевса взглядом. Замок меня начинает интересовать в последнюю очередь, теперь на повестке дня выдрать её крашеные чёрные волосы.
– Фуэнтес, скажи мне, что ты дал ей от ворот поворот, иначе я прокручу в твоей заднице огурец, – сквозь плотно сжатые зубы, начинаю я, буровя взглядом пол под будущей смертницей.
– Ты ревнуешь меня? – усмехается он, на что я бросаю в его сторону самый что ни на есть суровый взгляд.
– На твоём месте я бы не думала прибегать к шуткам с девушкой, у которой самый разгар месячных.
Смеясь, он подхватывает уголки моей куртки и застёгивает замок, плавно прогулявшись молнией по длине. Это какая-то чёртова шутка? Я мучилась с ней как минимум три минуты. Ладно, скорей я пыталась выдрать с корнем этот проклятый замок, потому что была заинтересована в испепелении взглядом Диего и той сучки, что решила прибегнуть на мою территорию. В эти дни у меня всегда обостряются абсолютно все чувства, и на самом деле, я готова убивать, особенно тех, что пытаются свесить лапки на Фуэнтеса. Ни-хре-на. Я выгрызу глотку за него, только дай повод. Диего, конечно, знать мою позицию в данном плане не обязательно, но дайте мне повод и поманите пальчиком.