Вавилонские книги. Книга 2. Рука Сфинкса

Глава восьмая

Я знал мальчика в школе, который выпал из койки во сне, ударился головой и больше не проснулся. Утешаю себя этим ужасным воспоминанием всякий раз, когда смотрю на пропасть, которая следует за мной, как тень. Мы все живем на смертельной высоте.

Судовой журнал «Каменного облака», капитан Том Мадд

Корабельный такелаж так же выразителен, как скрипка. Джутовые веревки и шкивы способны исполнять счастливые менуэты, когда команда радуется, пьесы-фантазии – когда она склонна к созерцательности, и ноктюрны – когда ею овладевает меланхолия.

Сейчас команде «Каменного облака» казалось, что такелаж пиликает в минорной тональности погребальную песнь.

Они стояли, понурившись, в печи пылающего полуденного солнца. Капитан расхаживал перед ними туда-сюда, неимоверно раздосадованный. Несмотря на мрачное настроение, они не могли не задаться вопросом: откуда взялась треуголка на его голове?

– Из-за крысы? – спросил Сенлин, резко останавливаясь перед Волетой.

– Это белка, – поправила она, не убирая волос с лица, и протянула зверька в ладони, чтобы капитан его как следует рассмотрел.

Существо, которое успело оправиться после удара об пол, моргнуло черными глазками и устремило на Сенлина тихий умный взгляд.

– Итак, ты украла белку, – сказал он, ткнув пальцем в Волету. – Потом пришел хозяин, чтобы ее забрать, и ты, – палец повернулся к Ирен, – вышвырнула его через стену.

Амазонка выглядела непривычно смущенной.

– А где был все это время ты, Адам?

– Держал пистолет под столом.

Сенлин потер затылок:

– Ну еще бы!

– А что мы должны были сделать? Этот торгаш угрожал ей. – Адам кивком указал на сестру. – Кто знает, что он мог натворить.

– И это твое оправдание за убийство человека и черную метку от единственного порта – единственного порта! – который оказался достаточно сомнительным, чтобы впустить нас? – Сенлин посмотрел на старпома в поисках поддержки. Эдит стояла, скрестив руки и устремив решительный взгляд на далекий горный хребет, похожий на пилу. Она выглядела так, словно держала во рту пчелу. Сенлин нахмурился и продолжил воевать с командой без посторонней помощи. – Неужели до этого дошло? Теперь мы преисполнены решимости либо сдаться, либо прибегнуть к убийствам, столкнувшись с трудностями? Разве нет других степеней между двумя разновидностями бесчестья?

Сенлин повернулся к Ирен, которая встала по стойке смирно и вскинула подбородок, стоически перенося позор.

– Они молоды и импульсивны, но ты достаточно взрослая, чтобы понять тяжелые последствия легкомысленных решений. Ты… – Возбуждение Сенлина внезапно миновало пик, и он замолчал. Взяв себя в руки, закончил: – Ирен, продолжим в моей каюте.

В надежде загладить вину, Адам прибегнул к своим официальным обязанностям штурмана:

– Куда направляемся, капитан?

– У меня скоро будет для вас курс. Пока что найдите нам тихое облачко, в которое можно засунуть головы. И пожалуйста, давайте все постараемся свести убийства к минимуму.

Сенлин открыл окно каюты, чтобы впустить свет и щебетание пролетающих мимо птичьих стай. На столе лежали книги и рисунки, которые он собрал за время исследований. Он со стуком опустил поверх всего этого две кружки и налил немного рома.

– Я не понимаю многих пиратских обычаев, – сказал он, рассматривая оловянную кружку. – Например, не верю в то, что висячие колокольчики и погремушки отпугивают гремлинов, которые почему-то требуют абсолютной тишины для подготовки шалостей. Или в то, что синий цвет приносит беду, а желтый – удачу. Мне не свойственен широко распространенный страх перед свистом, который якобы кажется ветрам насмешкой и заставляет их дуть сильнее. – Он хлебнул из кружки. – Но примирение разногласий за глотком рома – этот обычай я могу оценить. Если я когда-нибудь вернусь домой, думаю, внедрю такую практику в окружном школьном совете.

Ирен опустилась на стул, точно оползень на дорогу. Она выглядела несчастной и побежденной, и в сочетании с могучей внешностью это смотрелось несуразно. Ее неповторимая квадратная челюсть обвисла, как у старухи.

– Помню тот момент, когда я решил, что ты мне нравишься, – дружелюбно взмахнув кружкой, продолжил Сенлин. – Мы ехали на встречу с Финном Голлом, и ты призналась, что, возможно, будешь вынуждена задушить меня, если я окажусь вором. Ты сказала, что надеешься на сопротивление с моей стороны, если до этого дойдет. Сначала я думал, что ты забавляешься, но потом ты напомнила мне о наших уроках – велела не дергаться, не терять голову, – и я понял, что ты абсолютно серьезна. Я подумал про себя: «Вот человек совести. Вот человек, который верит в справедливость».

Сенлин ждал ее комментариев, но она лишь вяло пожала плечами.

– Ирен, ты не убийца. – Прижавшись к столу, он попытался заглянуть ей в глаза, но она так и сидела, потупившись. – Скажи мне, что случилось в пабе?

– Я потеряла голову, – сказала она в полнейшем замешательстве. – Он угрожал тому, кого я люблю, и я…

Сенлин удивленно откинулся на спинку стула:

– Тому, кого ты любишь?

– Волете. – Она подняла взгляд, убеждаясь, что ее поняли.

Мария появилась у локтя Сенлина, мягкий занавес волос коснулся его шеи.

– Ужель чудеса никогда не прекратятся? Наконец-то на твоем корабле расцвела романтика, Том.

– Я не очень скучаю по жизни, которую оставила позади, но мне не хватает детей Финна Голла. – Ирен говорила без эмоций, но не могла сдержать волнение, от которого на лбу у нее появились морщины. – То, как они смотрели на меня, – вот так Волета смотрит на меня. Она видит сквозь шрамы и хмурый взгляд; она не замечает кровавого следа позади меня. Она не знает, что я сотворила со своей жизнью.

– Нет, не романтика, – сказала Мария, легко ведя ногтем по его щеке. – Старая наседка сидит на пустом гнезде.

– Заткнись! – рявкнул Сенлин.

Мария испарилась, как капля воды на горячей плите.

Ирен от потрясения округлила глаза, и это отрезвило Сенлина – он быстро взмахнул руками, как будто стирая сказанное.

– Не говори так, как будто наши жизни заверены нотариусом и мы ничего не можем изменить. Ты же в самом расцвете сил.

– Либо мухи ускоряются, либо я замедляюсь. – Далекое карканье привлекло их внимание к окну, и они увидели россыпь черных «звезд», пересекающую белое небо. Они в молчании проследили за тем, как созвездие птиц растворяется в солнечном сиянии. – Она не такая, как мы, – твердо сказала Ирен. – Я бы очень хотела, чтобы так и оставалось.

Сенлин протянул руку через стол и коснулся ее руки. Амазонка сначала отпрянула, но остановилась, позволила его руке остаться.

– Ирен, ты единственная причина, по которой я не поскользнулся и не упал на меч. Я жив благодаря тебе. Это лишь одна из многих замечательных вещей, которые ты сделала в своей жизни. Ты пример мужества и опыта, который принес мне пользу и который, как я знаю, приносит пользу и Волете. Ей лучше в твоем обществе, чем без него.

Сенлин увидел, как ее лицо снова твердеет, словно озеро зимой. Момент нежности заканчивался.

– Возможно, – сказала она.

– Просто нужно найти лучший способ выражать свои чувства, чем швыряние людей сквозь стены.

– Слушаюсь, сэр. Могу я уйти?

– Конечно.

Когда амазонка ушла, Сенлин поразмыслил над ее признанием со смесью облегчения и беспокойства. Тот факт, что Волета имела так много власти над Адамом и Ирен, мог однажды создать проблему. Девушка способна расколоть команду. И наоборот, если когда-нибудь невзгоды подточат их боевой дух, она может стать тем связующим звеном, которое удержит их вместе.

Он обратился к своим исследованиям, чтобы отвлечься от тревоги, если не утешиться. Он окинул взглядом отметки на аэрожезле и начал изучать кольцевой удел, на который раньше не обращал внимания, считая его неприступным портом: Шелковый риф.

Согласно трудам из скромной библиотеки Билли Ли, Шелковый риф когда-то был великолепным парком и шелковой фермой. До того как распад и слухи переименовали его в Шелковый риф, он был известен как Шелковый сад. Шелк, который там производили, не имел себе равных по прочности и легкости и был предпочтительным материалом среди элитных производителей оболочек для воздушных кораблей…

Бешеный стук в дверь каюты отвлек его от исследований. Толком не закончив барабанить, Эдит ворвалась в комнату. Он вскочил, готовясь услышать новости об очередном бедствии, но она ничего не объявила. На самом деле она на него и не взглянула. Она принялась бегать по кругу, как будто искала место, куда бы плюнуть.

– Ну, мистер Уинтерс, полдюжины ударов в мою дверь – это сигнал о чем? – спросил Сенлин. – Полагаю, о неприятном разговоре.

Он сказал это в шутку, но годы, которые Эдит провела, управляя бригадирами и десятниками, сделали ее чувствительной к снисходительности. Ее подчиненные часто прибегали к издевательствам, поскольку не могли открыто бросить ей вызов. Когда она заводила разговор о неудачной работе, за которую бригадир не хотел брать на себя ответственность, он мог громко размышлять о склонности женщин к мелодраме. Он мог назвать ее «мисс», или «девушка», или – на свое горе – «милочка».

Пытаясь сдержать неуместный гнев, она прочистила горло.

– Как твои дела?

Сенлин не мог себе представить более непонятного вопроса. Ворваться в комнату, в гневе и с красным лицом, чтобы затеять жалкое подобие светской беседы? Полнейший абсурд. Он усмехнулся, и это оказалось последней соломинкой.

– Почему ты скрыл, что видишь галлюцинации? – яростно протараторила она. – И не какие-нибудь, а утраченную жену. Неудивительно, что ты не можешь поддержать разговор или закончить мысль. Ты одурманен! Притворяешься, что ты с нами, но это не так. Ты с ней. И возможно, ты ничего не можешь с этим поделать; возможно, наркотик отравляет тебя до сих пор, но ты не должен был скрывать это от меня.

Сперва взгляд Сенлина заметался, словно у человека, попавшего в засаду. Природная совестливость едва не заставила его забормотать извинения, но он мгновенно отвлекся, осознав кое-что еще.

– Ты читала мой дневник.

– Это не дневник, Том! Это судовой журнал. Публичный документ.

– Это!.. – заорал он и тут же понял, что не может защищаться.

Более того, он даже не понимал, зачем вписывал личные мысли в такой формальный источник. Он же не собирался превращать судовой журнал в исповедь. Поначалу он пытался объяснить некоторые из наиболее… необычных приказов. Это объяснение потребовало, чтобы он раскрыл свое намерение пришвартоваться в Пелфии, что, в свою очередь, вынудило записать кое-какие подробности о Марии. Тот факт, что потерянная жена преследовала его в виде привидения, выскользнул сам собой.

– Это справедливое замечание, – мягко заключил он.

– Она сейчас здесь? В этой комнате?

– Да. – Выражение его лица было непостижимым, как клякса. – Она не всегда со мной. Пытка подчиняется приливам и отливам. – Он взглянул на Марию, сидящую напротив. Мария, надев красный пробковый шлем, кокетливо помахала рукой. – Сейчас прилив.

Эдит проглотила слова, рвавшиеся с языка. Она напомнила себе, что он не просто капитан. Он ее друг. И ее друг страдает. Обвинения могут подождать.

Она глубоко вздохнула, взяла себя в руки:

– Что она делает?

– Скажи этой шлюхе, что я играю на фаготе, – предложила Мария.

– Она тебя обозвала.

– Как именно?

– Я бы предпочел не говорить.

– Она обычно такая, твоя жена?

– Нет, вовсе нет.

– А сейчас стало лучше? – Эдит скользнула на стул, который занимала Мария.

– Я бы назвала это «супружеским блаженством», а ты? – Мария плавно встала, освобождая место.

Она обняла Эдит за шею одной рукой и заговорщически улыбнулась, словно они со старпомом были закадычными приятельницами. Сенлину захотелось схватиться за голову и выбежать из комнаты.

– Не совсем, – сказал он.

Эдит посмотрела ему в глаза:

– Стало хуже?

Он не отвел взгляда:

– Нет, примерно то же самое. Я все еще надеюсь, что мне станет лучше. Передозировка не может длиться вечно.

– Надеешься, – сказала она тоном, который намекал на противоположное. Она ему сочувствовала, но из-за скрытности ощущала себя в каком-то смысле преданной.

Она попыталась придумать вопрос, который дал бы более четкое представление о его душевном состоянии, не превращая разговор в допрос.

– Ты разговариваешь с ней, с этим своим призраком?

– Нет, я всячески стараюсь не беседовать с плодом своего воображения.

Обиженно нахмурившись, Мария ринулась к его шкафу. Распахнула дверцы, запустила руки внутрь. С точки зрения Эдит, в комнате ничего не изменилось. Он один видел, как из шкафа бьет порожденный ею фонтан шелковых одежд и постельного белья.

Он изо всех сил постарался сохранить невозмутимый вид:

– Команде расскажешь?

– Да разве я могу? Если скажу, мне придется… придется взять командование на себя.

Сенлин кивнул, как будто ему предъявили счет, который он предвидел, хоть и не мог оплатить. Он знал, как все обернется, если его сместят. Сперва он превратится в обузу, затем – в бремя и в конце концов станет мельничным жерновом, ломающим шею бывшей команде. Его пародия на поиски пропавшей жены закончится. Призрак Марии будет его преследовать, пока не сведет с ума. В конце концов у команды не останется выбора, кроме как бросить его на какой-нибудь жуткой скале и отправиться на поиски лучшего будущего.

Жалость к себе, вызванная этим видением, была столь же отвратительной, сколь и интуитивной. Он тряхнул головой.

– Ты им расскажешь?

– Нет, – осторожно проговорила Эдит. – Я не думаю, что они последуют за мной. У них все еще много теплых чувств к тебе, Том. Я говорила, когда мы начинали: не хочу быть капитаном. Но я также не хочу умирать. Если тебе мерещатся черти, ты опасен для всех нас.

– Тем не менее, даже одержимый демоном, я умудрился прокормить команду. Я сохранил корабль целым. Пусть меня преследуют призраки, Эдит, но я не умственно отсталый, – сказал Сенлин, собрав ошметки гордости. – По твоим словам выходит, что команда все еще со мной, – а как насчет тебя?

– Это не вопрос преданности, это вопрос руководства. Мы, кажется, бродим в ожидании чуда, и я не уверена, что оно грядет, Том. Как долго мы будем летать туда-сюда впустую и ждать?

Она поняла, что говорит слишком много. Она поставила себя и команду между Сенлином и его женой, что было несправедливо. И все же неуместность таких заявлений ничуть не уменьшила обоснованности ее тревоги.

– Кто-то должен вести нас, – проговорила она настолько нейтрально, насколько смогла.

– И это буду я. Я нашел путь в Пелфию. Я знаю, куда мы должны идти и что делать. Дни скитаний по пустыне почти подошли к концу.

Он рассказал, что узнал от мадам Бхаты о Шелковом рифе и мистике-фанатике по имени Люк Марат. Он пересказал ей слова Бхаты о том, что в Пелфию можно попасть через туннели, которыми пользуются ходы, и что им нужны только книги, чтобы подкупить Марата, который должен показать им путь.

– Ты собираешься отдать ему наши книги?

– Наши книги? – Он взял доставшийся в наследство том по воздухоплаванию. – Нет-нет-нет, если мы их потеряем, окажемся в темноте. Они необходимы для навигации, и, кроме того, их недостаточно, чтобы заполнить школьную сумку. Подарок из них не получится.

– А где же мы возьмем еще?

Этот вопрос беспокоил Сенлина с тех пор, как он вылез из паутины мадам Бхаты. Он чувствовал, к чему приведут размышления, и не хотел доводить их до конца. Но ничего не поделаешь. Ведь они остались без убежища, и теперь, когда об игре капитана Мадда узнали все, небо быстро сужалось. Они не могли и дальше притворяться наполовину пиратами. Они не могли позволить себе быть терпеливыми, а для отваги им не хватало ресурсов.

Существовал только один тип уязвимой цели, на борту которой точно имелись книги: корабли, чьи капитаны явились к Башне, вдохновленные литературой.

Сенлин знал, как им придется поступить, и у него не было иллюзий о том, что это значит. Когда он снова встретится с женой, то уже не будет прежним.

– Мы ограбим туриста, – сказал он.

Глава девятая

Не нужно быть королем, чтобы оказаться востребованным. Даже пахарь и доярка считаются экзотическими профессиями в кольцевых уделах Вавилона.

Популярный путеводитель по Вавилонской башне, том IV

Сенлин, Эдит и Ирен собрались на узком крыльце живописного коттеджа. Синие и фиолетовые анютины глазки, замерзшие во время прохода через горы, оттаивали в приоконных ящиках под расписными ставнями. Джутовый приветственный коврик под ногами был чист и лежал у двери ровно, а медный молоток отполировали так, что он сиял в полуденном свете.

Сенлин с трудом поборол желание снять шляпу.

Он постучал еще раз, и они услышали, как кто-то – явно не один – рысцой пробежал взад-вперед. Под номером дома из прессованной жести кто-то приписал красивым почерком: «Переулок Саранчи, 17».

Гарпун Ирен до половины засел в столбике крыльца. На конце троса болталось «Каменное облако», которое выглядело не больше воздушного змея. «Переулок Саранчи, 17» был вырванным из земли шале, прикрепленным к стеганому мешку, к которому из дымовой трубы шел воздуховод из просмоленной бумаги. Чтобы назвать это «кораблем», требовалось очень богатое воображение. Хоть Сенлин и оказался в западне на собственном корабле, он мог гордиться хотя бы тем фактом, что его судно никто не принял бы за летающее кафе.

Большинство туристов заметить нетрудно. Их корабли были сляпаны на скорую руку, переделаны из чего-то, держались на честном слове. Визитеры катались в гондолах, которые когда-то были повозками, пивными чанами и ванными. Как-то раз Сенлин увидел туриста, который летел на живой лошади, болтающейся в упряжи под воздушным шаром. Лошадь выглядела глубоко униженной, и ее подташнивало.

На каждого любителя, который одолел горный хребет, приходилась дюжина тех, кого унесли прочь ветра или прикончил холод. Тем, кому хватило сил добраться до Долины, редко удавалось продержаться долго. Большинство оказывались жертвами пиратов. Более стойкие туристы вскоре обнаруживали, что ни один порт их не принимает и у них не остается выбора, кроме как совершить жесткую посадку на Рынке или чего похуже: начать унизительный и по-прежнему опасный путь домой.

Сенлин всегда стремился оставлять эти бесстрашные, хотя и заблудшие, души в покое. Ни к чему преследовать таких беззащитных мечтателей.

Впрочем, это было до того, как капитан Мадд сделал себе имя; это было до того, как стопка книг встала между ним и его женой.

Кто бы ни был внутри, ему потребовалось слишком много времени, чтобы открыть дверь, и Сенлин успел занервничать. Видения заряженной пушки, которую подкатывают ближе, так и плясали у него в голове. Он собирался приказать Ирен взломать дверь, как вдруг та открылась сама по себе, застав их врасплох.

У женщины в дверях талия была тонкая, как пучок пшеницы. Золотистые волосы вились, и еще был фартук, который придавал ей такой пасторально-невинный вид, что Сенлин едва не принял ее за умственно отсталую. У нее было безмятежное, тонкое лицо, по которому сложно угадать возраст, но он предположил, что ей, наверное, лет двадцать пять. Улыбка ее была милой, а реверанс – и того милей.

– Пожалуйста, входите, – сказала она. – Мы как раз садились пить чай.

Трое пиратов, удивленные радушным приемом, молча гуськом вошли в коттедж. Ирен, которая держала пояс-цепь, как гарроту, тайком снова обмотала его вокруг талии. Внутреннее убранство напомнило домик Финна Голла, и от этой ассоциации ей стало стыдно за то, что они собирались сделать.

На стенах гостиной висели картины, на камине стояли подсвечники, и вокруг они увидели множество других уютных мелочей, свидетельствующих о том, что это место было домом задолго до того, как стало кораблем. Потертый, но красочный коврик лежал под деревенским обеденным столом, на котором стояли заварной чайник, чашки и лежала чистенькая салфетка. Во главе стола в кресле с самой высокой спинкой сидел мужчина с пышными темными усами. Усы выдавали в нем задумчивого, но гордого человека. Рукава его рубашки были накрахмалены, жилет подогнан по фигуре, цепочка часов блестела золотом. Казалось, он привык к любезностям и уважению.

– Нэнси, вижу, ты нашла компанию, – сказал он, вставая, с безупречной вежливостью.

Сенлин слышал, как он и женщина с минуту назад бегали туда-сюда, готовя и чай, и прием, и потому этот театр с притворством его позабавил. Хотя, конечно, здесь не театр: это было вежливое общество – понятие, которое Сенлин почти забыл. И все же он сообразил, что делать, когда усатый протянул ему руку:

– Доктор Луи Пенкасл из Милфорда.

– Капитан Томас Сенлин из Исо.

– Капитан Сенлин? – удивилась Эдит.

– О, нет никакого смысла лгать. Я знаю Милфорд. Всего два часа на поезде от моего старого крыльца.

Доктор выглядел сбитым с толку, но не поспешил забрать руку.

– И я знаю Исо. Но «лгать» – вы о чем?

– С моим именем связаны кое-какие проблемы. Поэтому я часто представляюсь по-другому.

– А-а. В путешествиях с людьми случаются странные вещи, полагаю, – приветливо сказал доктор Пенкасл. – Кем бы вы ни были, откуда бы вы ни были родом, вы наши первые посетители, и поэтому мы приветствуем вас и приглашаем присоединиться к нам за чаем.

– Это довольно щедрое предложение. Но простите, мы не можем остаться надолго.

– Ну что вы, что вы! Ваш якорь торчит из моего крыльца. Чашку чая вы себе можете позволить, – сказал Пенкасл и взмахнул в сторону стройной женщины, которая уже наливала чай. – Кроме того, мы празднуем. Мы в конце долгого пути. Сегодня днем мы впервые пришвартуемся в порту Башни.

– В каком? – спросила Ирен, и, хотя она старалась быть не особенно грубой, ее голоса было достаточно, чтобы хозяйка вздрогнула, словно ей что-то бросили в голову.

– В Новом Вавилоне, – объяснил пожилой доктор, сумев обратиться к Ирен, не показывая страха, хотя в противном случае его никто бы не обвинил. – Там процветает промышленность, и у меня есть основания полагать, что она включает в себя производство удивительного наркотика под названием кром. С той поры как прочитал о нем, я представил себе немало всевозможных применений такого препарата, от хирургии до лечения зубной боли.

– Новый Вавилон съест вас живьем.

– Уверен, то же самое может случиться с неосторожным посетителем в городе любого размера. И мы еще не определились с местом назначения. Мы можем пришвартоваться в Пелфии. Я читал, что путешественников там ожидает довольно хороший прием.

Сенлин ухмыльнулся, и доктор успел заметить его жалостливую гримасу.

– Не поймите меня неправильно, я не безрассуден, капитан Сенлин. Я не из тех парней, которые прыгают в бочку и летят в Башню, чтобы найти удачу и славу. Я врач с двадцатилетним стажем. На прошлой неделе я снял вывеску и покончил с процветающей практикой – и я сделал это с целью продолжить свое образование. Я читал о многих инновациях в медицине, уникальных для Башни. Я пришел учиться во благо своих пациентов и коллег. Я решил вернуться домой лучшим человеком, чем пришел сюда.

– Я когда-то разделял подобное стремление, – сказал Сенлин. – Думаю, вы удивитесь тому, насколько быстрым и болезненным окажется ваше образование. Вы и ваша жена…

– О, нет-нет, это моя дочь, – возразил доктор.

Взволнованный этой ошибкой, которая, казалось, многое говорила о его собственном характере, Сенлин извинился перед покрасневшей и потупившей взор молодой женщиной.

– Прошу прощения за ошибку. У меня плохое зрение. Я уверен, что вы прекрасны и молоды, и…

– Том, – прервала смятенную речь Эдит. Она достала квадрат мешковины, заправленный за пояс, и встряхнула мешок. – Думаю, будет лучше, если ты перейдешь к сути.

– Да. – Он взял себя в руки. – Боюсь, мне придется одолжить у вас несколько книг.

Сенлин тайком дал Ирен и Эдит сигнал. Обе вышли из гостиной, чтобы пройти в другие комнаты в доме. Нэнси побежала за ними, щебеча: «О, я покажу вам мою спальню».

– В чем дело? – спросил доктор, переминаясь с ноги на ногу и не зная, надо ли ему остаться и разобраться с посетителем в гостиной или помчаться вслед за двумя воздухоплавательницами, которые вели себя как дома. – В каком смысле вы хотите одолжить у меня книги?

– Полагаю, у вас есть «Популярный путеводитель»?

– Все восемь томов, – сказал доктор, поправляя жилет. – И алфавитный указатель. Как бы я прибыл сюда без путеводителя?

– Как насчет «Устной истории Башни» Толберта?

– У меня есть первое издание.

– А «Антропология Вавилона» Франбуаза?

– Конечно! И раз уж вы об этом заговорили, у меня также есть «Размышления о Столпе» Джона Кларка и «Стилус наций» Филипа Борджа. Как я уже сказал, я не парнишка в бочке! Я пришел подготовленным. Я принес десятки книг, которые описывают Башню со всех сторон, с любой точки зрения.

– Хорошо, я забираю их.

– Вы не можете. Они нужны мне, нужны для справок. Как еще я смогу узнать обычаи мест, где мы высадимся? Как я смогу ориентироваться в благородных собраниях и учебных заведениях без руководства? Вы бы оставили слепого в чужом лесу?

– Я бы отправил слепого домой, – сказал Сенлин, пытаясь успокоиться в ответ на растущее беспокойство доктора. – В это, может быть, трудно поверить, но я спасаю вас и вашу дочь от катастрофы. Башня, которую вы ожидаете найти, и та, что стоит за вашими окнами, – не сестры-близнецы, а противоположности. Когда-то я был похож на вас. Я пришел в Башню, надеясь улучшить свои знания о мире. Но правда не то, с чем Башня расстается с радостью. Конечно, о таком ни слова не написано в этих коварных путеводителях и философских трактатах.

– Пожалуйста, не оскорбляйте меня! Если они так бесполезны, зачем их красть? Нет, вы сейчас пытаетесь заключить сделку с совестью, и вам не удастся воспользоваться мною ради укрощения своего чувства вины. Я открыл вам дверь. Я протянул руку – и такова моя награда? – Воротник доктора натянулся на набухшей шее. Он вскинул подбородок, надвинулся на Сенлина, чуть ли не наступая ему на ботинки. – Вы вор. Пират! И, как любой пират, вы таким не родились – вы до такой жизни докатились из-за собственного цинизма. Ведете себя так, будто заслуживаете обогащения за мой счет, и к тому же у вас хватает наглости оправдывать это, это… этот нарциссизм с подобием уверенности в том, что вы делаете мне одолжение?

– Поверьте мне, если приблизитесь к Пелфии, вас собьют.

– Ба! Вы выдаете себя за ученого, читаете названия книг и говорите о знании. Но какой ученый испортит собственную репутацию и сменит имя? Шарлатан, вот вы кто!

Из комнаты в доме послышался короткий крик, и доктор рванулся к двери.

– Нэнси! Нэнси! Не смейте к ней прикасаться! – кричал он.

Сенлин схватил его за плечи, не давая уйти. Испуганный доктор повернулся и отвесил капитану яростную пощечину.

Удар отрезвил врача больше, чем ранил Сенлина, который лишь подвигал челюстью и покрепче сжал рубашку Пенкасла. Когда их взгляды встретились снова, доктор увидел в глазах пиратского капитана вызов, к которому оказался не готов, и уверенности в нем поубавилось.

А вот Сенлин нашел доводы Пенкасла убедительными. Он старался оставаться таким, каким был, и становиться лишь тем, кем должен. Он пытался быть джентльменом-пиратом, начитанным грубияном и потерпел неудачу по обоим пунктам. Возможно, его упрямая двуличность способствовала болезни, подогревала мучительные видения.

Сенлин не знал, хочет ли он поздравить доктора с удачно поставленным диагнозом или задушить за оскорбление.

Нэнси ворвалась в комнату, а за ней следовали Ирен и Эдит, обе несли мешки, из которых выпирали уголки книг.

– Пожалуйста, пожалуйста, – сквозь слезы умоляла Нэнси, сжимая в руках толстую книжку, – не забирайте мой дневник. Это мое доверенное лицо, это моя маленькая душа. Возьмите серебро! Возьмите фарфор! Пожалуйста, оставьте мою книгу…

Мольбы девушки тронули Сенлина. Он отпустил ее отца:

– Мне жаль, что мы ранили вас. Можете оставить книгу себе, Нэнси.

– Да уж, мою дочь это весьма утешило. Не притворяйся благоразумным. Ты не благоразумный человек. Ты бандит!

– Я просто озлобился, – сказал Сенлин, которого тошнило от гнева и отвращения.

– Грабитель! Хулиган! Я не верю, что ты когда-то был другим.

Эдит быстро шагнула вперед и стукнула мужчину по уху.

– Хватит, – сказала она, когда Пенкасл отшатнулся, прижимая ладонь к голове. – То, что вы не признаете милосердия, не означает, что вам его не выказали.

– Но зачем ему забирать мои книги? – взмолился доктор.

Его подбородок блестел от слюны, самообладание лежало в руинах.

– Потому что они нужны Башне, – сказал Сенлин.