Серые ублюдки

С обеих сторон проход упирался в небольшую комнату. Шакал сомневался, что Ваятель отправил его сюда проверять запасы, поэтому двинулся направо – к двери, куда уводили несчастных свиноматок, если после неудачного опороса их уже нельзя было спасти.

Комната милосердия.

Он приоткрыл дверь, и до него донеслись сдавленные крики боли и паники. Сарай всегда содержался в чистоте, но сейчас Шакалу в ноздри ударил запах пота, мочи и страха. Он открыл дверь шире и увидел жуткий профиль Колпака. Бледный полукровка не повернулся к Шакалу, пристальным, немигающим взглядом глядя на стену за дверью. Его безволосая кожа имела цвет грязного белья, без единого оттенка серого или зеленого. Ублюдки гадали, не альбинос ли он, но у него не было той странной розоватости в глазах, как у тех, кто страдал таким недугом. Нет, в его глазах зияли пустые черные пропасти.

Перед его бездонным взглядом стояли на коленях шестеро рыдающих мужчин, голых и закованных в цепи. Кляпы у них во рту были пропитаны соплями и слезами, оставившими блестящий след на усах, украшавших каждого пленника.

Новые кавалеро Бермудо.

Шакал заскрежетал зубами. Игнасио привез не только новости.

Мужчины тоже его узнали и скорчились сильнее. Сквозь кляпы доносились отчаянные звуки – были ли это мольбы или протесты, Шакал не понимал. Однажды он их отпустил. Но лишь совершенный глупец мог поверить, что он сделает это снова.

Он подошел к Колпаку, но сразу повернулся к противоположной стене – встав к обреченным спиной.

– Кто-нибудь уже заговорил? – прошептал он.

Колпак поднял к нему лысую голову.

– Сам слышишь.

Сдавленные всхлипы не унимались.

– Ваятель с ума сошел, если считает, что это выход, – заметил Шакал.

Колпак ответил все тем же мертвенным взглядом. В нем не было и намека на мысль. Каждый раз, когда Шакал смотрел на него, этот убийца со шрамами напоминал ему змею, заглатывающую жертву. Медленный, молчаливый, безжалостный, сосредоточенный на своей холодной цели.

Шакал пытался придумать другой способ, его мысли метались, но не приводили ни к чему. Ваятель сделал выбор. Игнасио исполнил свою роль, заманив этих людей в ловушку. Они не знали Уделья и наверняка понятия не имели, где находятся; даже увидев Горнило, они были слепы и уязвимы, как поросята, что рождались в этом сарае.

И Шакал не мог их спасти. Ваятель заявил, что не отдаст Гиспарте ничего из того, что у него потребуют. Он лгал, возможно, сам этого не зная. Он отдал бы Блажку. Если кто-то из этих людей сказал бы, что она убила Гарсию, у вождя появился бы шанс избавиться от нее, сняв ответственность с копыта. Бермудо получил бы казнь, маркиза – свою месть, а Ваятель освободился бы от женщины, которую никогда не хотел видеть в рядах своего копыта. И Овес с Шакалом не смогли бы проголосовать против.

На лице Шакала, в отличие от мертвенной маски палача, видимо, отразились его мысли, потому что Колпак подал голос, настолько тихо, что едва можно было различить слова:

– Только быстро.

Шакал повернулся и протянул к кавалеро руку. Шесть пар пронизанных страхом глаз выпучились на него.

– Так, спокойно. Мы просто вынем ваши кляпы. – Он чуть не подавился своей ложью, еле сдержав возглас, когда те облегченно умолкли. Только их лица оставались напряженными и недоумевающими. Шакал зашел за спину крайнего справа кавалеро. Колпак скользнул к пленнику с левого края. Голова, на которую смотрел Шакал, дрожала, волосы промокли насквозь. Кожа на затылке потемнела от уль-вундуласского солнца, а ниже, под дуговидной границей, была заметно бледнее. Сосредоточившись на этой линии, Шакал вынул нож.

Кавалеро, находившийся рядом, наблюдал за ним, вытянув шею, чтобы увидеть то, что вскоре ждало и его.

Шакал встретился с ним взглядом, и его хитрость раскрылась.

Пленник издал сдавленный вопль, заглушивший чавкающие звуки кинжала Колпака, быстрой серией ударов пронзавшего плоть. Он валил пленников одного за другим, всаживая оружие в затылок каждому с ужасающей точностью. Четверо кавалеро погибли, не успев понять, что происходит. Пятый – тот, кто закричал, – был слишком сосредоточен на Шакале, чтобы заметить свою гибель, приближавшуюся в покрытой багровыми пятнами руке Колпака.

А вот шестой увидел.

Он качнулся вперед, от жажды жизни став быстрым, как заяц, и неуклюжим, как пьянчуга. Он отпрянул от Шакала, вскочил на ноги, но споткнулся, ударившись о закрытую дверь головой. Прислонившись к двери спиной, уперся пятками в пол и заскользил по дереву плечами и цепью. Ошеломленное лицо выражало дерзкое, но бесполезное предостережение тем, кто мог погнаться за ним.

Как только он поднялся на ноги, ему в грудь вонзился кинжал Колпака – лезвие угодило в самое сердце. Бунт кавалеро сменился замешательством, но в этот миг у него подкосились ноги, и он осел на копчик, уже лишенный жизни.

Шакал не сдвинулся с места. Он повернулся к Колпаку – тот стоял рядом с последним живым кавалеро и удерживал юнца рукой за плечо, не давая ему подняться. Но опасаться этого не стоило. Пленник уже ничего не соображал. Он все еще завывал сквозь свой кляп, пока не кончался воздух в легких, потом делал судорожный вдох и кричал снова.

Пристальный взгляд Колпака, спокойный и выжидающий, был направлен на Шакала.

Глава 6

Рука Шакала все еще ощущала протыкаемое острой сталью горло. Кровь он смыл, но тошнотворная упругость плоти оставалась в памяти. Шакал покрепче сжал кулак, чтобы прогнать это фантомное ощущение, и вошел в хранилище копыта.

Там он, как и ожидал, увидел Мелочника – старый стригальщик монет глухо отдавал приказы парочке сопляков и следил за каждым их движением с глубоко укоренившимся недоверием. С тех пор, как Певчий ушел в кочевники, Мелочник был единственным, кроме вождя, членом копыта, состоявшим в нем с момента основания. Никто не говорил об этом вслух, но все знали, что квартирмейстер на самом деле был хилячным – сыном матери-полуорка и отца-человека. Худой, скаредный и хитрый, он занимался распределением запасов со злонравной деловитостью. Он был до того жаден, что никогда не стриг волосы, и те копной скрученных локонов с проседью ниспадали к его костлявому заду. И тем не менее Шакал, которому доводилось видеть старого хрыча в драке на ножах, никогда не решился бы перейти ему дорогу без чертовски веской на то причины.

– У меня нет лишних мазей, Шакал, – заявил ему Мелочник, как только он приблизился к стойке.

– Мазей? Я здесь не за этим.

– Да ну? – Мелочник ухмыльнулся. – А я думал, у тебя соски потрескались после кормежки щенят у Берил.

Старый болван от души посмеялся над собственной шуткой, не переставая, однако, наставлять приспешников, переставляющих с места на место мешки и бочки. Он явно ничего не знал о кавалеро. Ваятель приложил все усилия, чтобы скрыть правду об этом грязном деле.

Колпак и Шакал дождались, пока на крепость не спустилась ночь, а потом вынесли тела из опоросного сарая и сложили в колесную телегу, в которой обычно вывозили умерших свиней. Затем тела сожгли в печи Горнила, словно дрова. Шакал не был рад тому, что присоединился к Колпаку и Игнасио, верным псам вождя. И не собирался оставаться с ними надолго. Проведя бессонную ночь, он принял решение и отправился в хранилище прежде, чем вождь успел назначить ему следующее задание.

– Мне нужна птица Месителя, – сказал он Мелочнику. – Ваятель хочет отправить еще послание.

Мелочник на мгновение задержал на нем взгляд и только потом исчез в глубине своих запасов. Шакал слышал, как старый стригальщик монет распекает невидимых сопляков, которые вызвались помогать ему. Много лет назад Шакал любил работать в хранилище, и Мелочник тоже ему нравился. Но за время своей службы в качестве посвященного успел потерять к этому вкус. Теперь старый хилячный казался ему утомительным. Мелочник вернулся с плетеной клеткой, в которой смиренно сидел неоперившийся голубь. Шакал принял клетку у старика, чьи пальцы словно противились ее отдавать.

Выходя из хранилища, Шакал услышал крик ему вслед:

– Клетку вернешь!

Не потрудившись ответить, Шакал зашагал через двор.

На хрен Ваятеля.

И Игнасио.

И все их планы.

Шакала втянули в расправу над полудюжиной мужчин. Это была ловушка, которую он сам помог поставить, но одно дело – попасться в ловушку, а другое – в ней остаться. Ему нужно понять, почему та лошадь вернулась в кастиль. Если тело Гарсии тоже найдется, эти убийства окажутся напрасными. Шакалу нужно было убедиться, что труп все-таки попал к Месителю. Ваятель мог тоже отправить послание, но какой бы ответ ни пришел, едва ли он достиг бы ушей Шакала. Да он и не поверит тому, что расскажет вождь.

Нет, ему нужно отправиться к первоисточнику, в Топи Старой девы, и поговорить с Месителем самому. Для этого необходимо преодолеть немалый путь через болота, а где именно жил этот болотник, никто не знал. Тут Шакалу не помешала бы помощь, но единственные люди, которым он доверял, уже ушли по поручению вождя. Овес и Блажка могут вернуться только через несколько дней, а у него не было времени ждать. Ему нужно уйти прежде, чем Мелочник обмолвится вождю о птице.

Это было вопиющим нарушением, за которое вождь наверняка потребует изгнать его из копыта. Ну и пусть. Он отпускает орков, казнит кавалеро, да еще и скрывает это от копыта. Шакал воспользуется случаем, чтобы избавиться от старика и самому стать во главе.

Ступив в тень большой трубы Горнила, все еще отдававшей небу останки людей, которых он помог убить, Шакал заметил чародея. Тот сидел в тени трубы, разместив свою упитанную тушу на небольшом коврике. Присмотревшись, Шакал увидел, что его глаза были закрыты.

– Поручение огромной важности, друг? – спросил чародей, когда Шакал проходил мимо.

Шакал остановился и увидел на лице толстяка ленивую усмешку.

– Нет, – ответил Шакал.

– Замечательно!

Чародей встал, и довольно проворно для его комплекции. Он был намного ниже Шакала, но из-за тюрбана казался одного с ним роста.

– Я хочу сопровождать тебя.

Шакал хмыкнул, слегка опешив.

– Мало ли чего ты хочешь. Нет. – И двинулся дальше.

– Смелый, – заявил чародей, устремляясь за ним так, что закачались золотые бусины, свисавшие с косы в его бороде. – Но я слышал, это опасно – ходить одному в Топи Старой девы.

Шакал резко остановился. Неужели его раскрыли? Чародей читал его мысли?

– Откуда ты знаешь, куда я еду? – прорычал он грозно, наклонившись к толстяку.

Улыбка чародея стала шире. Он сложил запястья, разведя ладони, и указал на птицу в клетке, которую нес Шакал.

– Эта маленькая пернатая душа вернется туда, как только ты ее выпустишь. Простые создания следуют простым инстинктам, мой друг.

– А ты знаешь топи?

– Я знаю птицу. Увы, как и многие в Уль-вундуласе, я не видал Старой девы. Но я хочу увидеть ее, поэтому мне нужно пойти.

– Хрена с два, – бросил Шакал, отворачиваясь.

– Ты ведь знаешь, что я хожу туда, куда хочу.

Шакал, остановился. Голос чародея оставался учтивым, почти подобострастным, однако из-под его пышной вежливости проступала угроза. Шакал обернулся и заглянул в пляшущие глаза полуорка.

– Да, ходишь, – сказал он, тоже стараясь говорить грозно. – Появиться в тоннеле – это был ловкий трюк?

– По правде говоря, я не хотел устраивать переполоха.

– Ну, разумеется, не хотел. Имя у тебя есть?

– Ухад Уль-Бадир Тарук Ультани, – проговорил чародей и слегка наклонил подбородок.

Шакал сощурился.

– Кошмар хренов, а не имя. Я буду звать тебя Штукарем.

Чародей улыбнулся.

– Это то, что вы называете «копытным именем»?

– Это то, что я называю именем, которое я могу выговорить. И насколько мне известно, ты пока еще не член копыта, потому что голосования по тебе я не припомню.

– Действительно, так и есть, – согласился чародей.

Шакал улыбнулся. Если он возьмет тирканианца с собой, то лишит Ваятеля его любимого гостя. Это хорошо. И кроме того, за это время можно будет разобраться в незнакомце. Это еще лучше. Если чародей способен не только не зажариться в тоннеле Горнила, то на болотах его силы могут пригодиться. Если же нет, то эта дряблая туша станет более сытной пищей для роха, чем Шакал. Обогнать его будет нетрудно.

Шакал хлопнул по мягкому плечу чародея.

– Раз ты не вступил в копыто, значит, ты претендент! Сопляк. Так что идем, Штукарь, посмотришь на Топи Старой девы.

– Премного благодарен! – Пухлое лицо чародея просияло. – Как думаешь, твой Ваятель это одобрит?

Шакал покачал головой, поворачиваясь, чтобы двинуться дальше.

– Меня это мало волнует. К тому же ты ходишь, куда хочешь, верно? Так посмотрим, можешь ли ездить.

Свернув свой коврик и привязав его к бесформенной куче мешков, Штукарь перекинул все это через плечо.

– Могу я узнать, как тебя зовут, друг?

– Шакал.

– О! – Штукарь поднял палец. – Назвали так потому, что ты можешь есть что угодно, у тебя противный смех и ты готов спариваться даже с уродливыми женщинами!

Шакал остановился, сжал кулак, развернулся к чародею, но увидел на его лице озорную усмешку. Значит, чувство юмора. И хорошее.

Шакал, расслабившись, улыбнулся.

– Два из трех угадал.

В хлеву их поджидал Биро. Парень уже подготовил Очажка к поездке. Шакал наскоро осмотрел борова и одобрительно кивнул сопляку.

– Заседлай еще свина из тех, на ком ездят разведчики, – приказал он Биро, садясь верхом. – Наш новый друг поедет со мной.

Парень покорно двинулся с места, но Штукарь остановил его, нежно коснувшись предплечья.

– Думаю, мне не нужно седло.

– Так поедешь? – спросил Шакал, не зная, как к этому отнестись – с почтением или сомнением.

– А ты думаешь, на этих зверях это неразумно?

– Ты когда-нибудь ездил на варваре?

Штукаря вопрос, казалось, позабавил.

– Какое любопытное название для животного. Нет, никогда.

Шакал стиснул зубы, решив больше ничего не говорить.

Биро вывел свина из хлева. На этом свине учили ездить сопляков, но он был достаточно крепким зверем. Биро, при всей своей юности, все-таки соображал, поэтому выбрал тучному чародею борова покрупнее.

– Премного благодарен, – проговорил мальчишке Штукарь. Биро отпустил свинодерг и отошел. Шакал наблюдал, как Штукарь наклонился к морде своего варвара. Толстяк долго простоял так, сгорбившись, затем выпрямился. И, уже ничего не опасаясь, обошел вокруг зверя и легко взгромоздился ему на спину.

– Я готов, – объявил он с улыбкой.

– Скоро увидим, – отозвался Шакал и повел Очажка из хлева.

Они вошли в тоннель Горнила и вскоре вынырнули из него по другую сторону стены. Шакал повернул на север и следующие несколько миль не спускал глаз с восседающего верхом Штукаря. Толстяк сидел кошмарно, держал равновесие ужасно, и его ноги болтались слишком низко. По справедливости, он уже должен был свалиться, однако почему-то все еще сидел у варвара на спине все с той же мечтательной усмешкой на широком лице. Шакал повидал дюжину сопляков с большим талантом к езде, которые падали на землю уже через сотню шагов, но этот закутанный в шелка поедатель песка все еще оставался на свине, когда они достигли реки Люсии. Причем без седла.

Шакал перестал гадать, как это у незнакомца выходит, и сосредоточился на маршруте. Через несколько часов пути по течению реки они увидели место слияния Люсии и менее полноводной Алундры. Здесь они повернули на юго-запад, держась левого берега Алундры. Это был не самый прямой путь, зато он шел вдали от земель кентавров. Путешествие обещало быть достаточно рискованным даже без встречи с бандой лошаков, опьяненных вином и словами их безумных оракулов. Без верных напарников Шакал мог стать легкой добычей даже для небольшой группы, будь то тавры, Рога или тяжаки.

Шакал бодро гнал Очажка, покрывая милю за милей в уверенности, что вскоре придется сбавить ход из-за Штукаря, но чародей не отставал. Более того, он становился все сноровистее и теперь скакал рядом с Шакалом. С живым интересом осматривал местность, и пыл в его глазах не затухал на ярком солнце. Шакал, поняв, что жирный зад Штукаря не упадет на землю, повел Очажка рысью.

– Зачем вообще приехал, тирканианец? – спросил он.

Чародей еле слышно хмыкнул.

– Я родился в Аль-Унане. – Шакал не понял, как это связано, и Штукарь ему подмигнул. – Это земля, которая не входит в Тирканию, хотя в Тиркании я учился.

– Я спрашивал о другом.

– О другом, – согласился Штукарь. – Я просто хотел все это увидеть. – Он обвел рукой вокруг. – Уль-вундулас! Уделье, самый спорный порог великой Гиспарты. Это ребяческое королевство стоит надо всеми. Под ним – Дар’гест, чьи бескрайние пустыни и душные джунгли томятся в черной хватке орков. Они жадно вглядываются на север, через Затопленное море, где лежат ласковые земли людей. Гиспарта, Анвилья, Гуабия. Однако вода отпугивает дикарей, ибо кораблестроение для них – сущая загадка. И правда, затонувшая родина эльфов оберегает четверть известного мира от врагов из прошлого века. Впрочем, у орков есть один перешеек. Единственное место, где Дар’гест топорщится так, что почти целует Уль-вундулас.

– Кишка, – сказал Шакал.

Чародей похлопал себя пальцем по широкому носу.

– Две с небольшим лиги морской воды. Оркам с их мышцами ничего не стоит их переплыть. Что они и делают. Попадают сюда, в знаменитые пустоши Уль-вундуласа, место своего последнего поражения, где полукровки ездят на свинах и никто не преклоняет колена!

Шакал не смог подавить смешок.

– А ты, видать, изучал карту и читал книги. Но сейчас, когда попал сюда, можешь сам увидеть, что эта земля из себя представляет. Старое лоскутное одеяло. Уродливое, жаркое, сухое, все в паразитах и сшитое из неподходящих кусков.

– И все равно ты ее любишь, – заметил Штукарь.

– Как правило, – признался Шакал. – Здесь нет королей, это да. Ни султанов, ни калифов. Только мы. Копыта. Вольные ездоки.

– Это я слышал даже в своих родных землях. Мне еще в детстве рассказывали, что у нас, полуорков, есть свой край в Уделье. И его я давно мечтал увидеть, прежде чем его не станет.

Шакал пристально вгляделся в задумчивое лицо чародея.

– Не станет? С Удельем ничего не случится. До тех пор, пока есть Серые ублюдки и другие копыта. Мы сюда тяжаков не допускаем.

– О, но разве нет и других угроз, друг Шакал?

– Каких? Вроде кентавров? – Шакал покачал головой. – Они опасны, но они не покидают свои храмы и оргии надолго. Если держаться от них подальше, то они нападают только по ночам Предательской луны. А если ты имеешь в виду эльфов, то они ненавидят орков сильнее, чем мы. В них, может, и течет другая кровь, но Рога – это такое же копыто, как Ублюдки. Так что пока границы Уделья соблюдаются, между нами нет раздора.

– Но нет и союза.

У Шакала возникло впечатление, будто его проверяют. Это раздражало, учитывая, что он сам взял этого жителя Востока с собой, чтобы выяснить его мотивы.

– Значит, ты не собираешься становиться Ублюдком, – произнес Шакал. – Просто здесь проездом, а вообще это что-то типа паломничества?

– В своем роде да, – кротко ответил Штукарь. – В своем роде.

Шакалу никак не удавалось взять верх над этим незнакомцем. Напротив, чем больше он узнавал о чародее, тем меньше его понимал. Определенно, он выбрал толстяку подходящее имя. Шакал был слишком горд, чтобы признать: Штукарь обладал куда бо́льшим умом, нежели он сам. Но и у Шакала тоже было удачное имя и собственное коварство, и каким бы низким оно ни было, еще никогда его не подводило.

Среди кустов по обе стороны реки все чаще появлялись деревья. Алундра, делая широкий, ленивый изгиб, устремлялась на юг, сбегая по скалистым выступам, пока берега на протяжении многих миль вяло спускались к болотам.

Когда солнце начало садиться, Шакал решил, что пора разбить лагерь, и нашел ольховую рощу неподалеку от берега. Не рискуя разводить костер, он поужинал инжиром, а Очажок поел желудей у него с руки. Штукарь пил из глиняной бутылки, которую извлек из своего узла с вещами.

– А ты не очень-то проголодался как для такого жирного говнюка, – сказал Шакал, проверяя, обидится ли чародей, однако даже если Штукаря это и задело, огрызаться он не пытался. Он просто улыбнулся все той же своей улыбкой.

– Быть может, Уль-вундулас сделает меня похожим на тебя, друг Шакал. На впечатляющий экземпляр полуорка, обтянутый твердыми мышцами! Знаешь, в Уль-Кадиме люди – хозяева домов удовольствия щедро платят за ладно сложенных полукровок вроде тебя.

– Я думал, в таких местах платить за плоть разрешается только мужчинам, – сказал Шакал.

– Мужчины и платят. – Штукарь значительно кивнул.

Шакал состроил гримасу, и Штукарь усмехнулся.

– Выходит, вы в Уль-вундуласе свободны, но не просвещены! А эльфы разве не могут любить, как им хочется?

– Не знаю.

Штукарь улыбнулся, видя его смущение.

– Чтобы тебя не мучить, я сменю тему нашего разговора. Этот Смеситель, которого мы ищем, он такой важный?

– Отвратительный, вот он какой, – ответил Шакал. – И зовут его Меситель. Он в одиночку удерживает от орков одну из самых уязвимых границ Уль-вундуласа, поэтому в Уделье его ценят. Когда мы достигнем болот, сам увидишь. Жить там не смогло бы ни одно копыто. Там тяжело даже самым выносливым свинам и лучшим ездокам. Но Меситель… он сам себе копыто.

– И это все удается ему одному? – спросил Штукарь, впечатленный. – Как?

– Увидишь. – Настал черед Шакала улыбаться.

Остальную часть ночи они провели молча. Доверившись свину, чье обостренное чутье уловило бы возможную опасность, Шакал улегся на подстилке, но проспал совсем недолго. Рассвет наступил очень скоро, и двое снова отправились в путь.

Топи Старой девы начинались в сорока милях от моря. Эта обширная полоса ровной земли была усеяна чащобами, разодрана мелкими ручьями и задыхалась от болотных испарений. До Нашествия орков эти земли были охотничьими угодьями королей Гиспарты. Усадьбы и кастили, некогда разбросанные по краям болота, были одна за другой снесены во время войны, но Шакал, ведя Очажка по наиболее проходимым заиленным равнинам, заметил несколько жалких развалин. Он указал на них Штукарю, тот задумчиво кивнул.

– В конце войны Корона получила эти болота по жребию, – рассказал ему Шакал. – Тогдашний король, как бы там его ни звали, хотел вернуть его королевской семье. Несколько его родственников по глупости пытались заново поселиться здесь, но сбегали уже в первые месяцы. Орки до сих пор проникают в глубь Уделья через болота после того, как переплывают Кишку, хотя даже для них эта местность часто оказывается непроходимой. На Старой деве живет много такого, отчего даже тяжаки дважды думают, прежде чем сюда сунуться.

– Ага, – заявил Штукарь, – я много слышал о естественных обитателях Старой девы, которые весьма грозны собой. Рохи, да?

– Ты лучше поглядывай иногда на небо.

Следуя собственному совету, Шакал высматривал огромных хищных птиц. Рохи гнездились на болотах, но в поисках добычи могли улетать далеко за их пределы. Одна такая птица когтями подняла бы в воздух Очажка и взлетела бы достаточно высоко, чтобы упавший свин разбился насмерть, а потом спикировала бы вниз и насытилась. Горсть хорошо нацеленных тренчальных стрел прогнала бы мощных хищников, но без помощи товарищей Шакал сомневался, что сможет стрелять достаточно быстро. А Штукарь вряд ли носил при себе оружие.

Земля все сильнее раскисала под ногами, и к полудню свинам стало трудно пробираться вперед. Шакал понял, что их пора оставить. Очажок еще мог преодолеть трясину за счет своей грубой силы и упрямства, но соплячьему свину, отягощенному весом Штукаря, придется совсем туго. Шакал отвел их в убогую сосновую чащу, снял с седла птичью клетку и повесил ее у себя на поясе рядом с колчаном. Затем спешился, и Штукарь последовал его примеру.

– Деревья тут хоть и низкие, – Шакал указал рукой вверх, – но защитят свинов от кружащих рохов. Как думаешь, твой широкий зад выдержит поход?

Штукарь с улыбкой кивнул.

– Залепи этим пернатым уродам бивнями, если попытаются сюда залезть, – сказал Шакал Очажку, похлопав его между глазами.

– И ты так же сделай, – поручил Штукарь своему борову, наставительно пригрозив пальцем, – тем уродам в перьях.

Шакал оставил Очажка без привязи, зная, что он останется на месте по крайней мере сутки, пока голод не пересилит даже лучшую выдержку. В терпеливости соплячьего свина он не был так уверен, но беспокоиться об этом сейчас не мог. Шакал предложил Штукарю один из своих дротиков, чтобы лучше держать равновесие на болоте, но чародей лишь отмахнулся. Взяв в руки заряженный арбалет, Шакал спрятал дротик обратно в колчан на седле и двинулся в путь. Вооруженный тренчалом, тальваром и ножом, с птичьей клеткой на поясе и в компании таинственного чародея Шакал вышел на Старую деву.

И все из-за того, что солгал, желая защитить одну неблагодарную сорвиголову.

– Чтоб ты обосралась, Блажка, – пробурчал он себе под нос.