Глава 7
– Отлично, – оживился Сэм. – Что вы можете нам рассказать?
– Я помню, что вдруг посмотрела вперед и осознала, что понятия не имею, где нахожусь. Все казалось незнакомым. Я убрала ногу с педали газа и попыталась сообразить, где я, найти какой-нибудь ориентир… – Нэнси сосредоточенно вспоминала. – Но вообще-то мне было не очень интересно, и как будто все равно. А потом…
– Что? – спросил Сэм. – Что потом случилось?
– Я… Я свернула на обочину, остановилась и вышла из машины…
– Зачем?
Нэнси помотала головой.
– Понятия не имею.
– Где вы находились?
– На полпути вверх на эстакаду, – отстраненно проговорила она, будто заново переживала случившееся. – Джефферсон-авеню. Должно быть, где-то между Второй и Четвертой.
– Что случилось после того, как вы вышли из машины?
– Я поднялась на эстакаду, – сказала она, будто с трудом верила сказанному. – Там есть защитная сетка, ее верхняя часть наклонена внутрь. Иногда люди цепляют к ней флаги или политические плакаты. Их видно, когда проезжаешь внизу. И нет чтобы один, всегда сразу много. Ужасно раздражает.
Кто-то постучал по дверному косяку.
Дин вздрогнул, оглянулся и увидел медсестру Бет. На ее лице читался вопрос: «У вас все в порядке?»
– Все хорошо, – сказал Сэм. – С ней тоже.
– Ноги чешутся, – Нэнси вынырнула из воспоминаний. – И рука. Гипс сводит меня с ума.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказала медсестра успокаивающим тоном и вышла.
Нэнси крикнула ей вслед:
– Честное слово, я не собиралась себя убивать!
С минуту она прислушивалась, но ответа не дождалась.
– Черт побери, – сказала она. – Они считают меня сумасшедшей, да? Думают, что у меня депрессия? – Нэнси вздохнула. – Настоящее безумие… – Она посмотрела на Сэма и Дина. – Вы же мне верите, правда?
– Мы хотим понять, что случилось на эстакаде, – сказал Сэм почти так же спокойно и размеренно, как говорила старшая медсестра.
Так было безопаснее – вдруг Нэнси все-таки пыталась покончить с собой? – хотя Дин в этом сомневался. Даже если странное поведение жителей Мойера вызвано действиями некой сверхъестественной силы, пострадавшие озадачены не меньше, чем полиция.
– Я тоже хочу понять, – сказала Нэнси. – Итак, на чем я остановилась? Ах да, я поднялась на эстакаду. Ни флагов, ни плакатов не было. Только сетка. И оживленное движение внизу. По Джефферсон все ездят очень быстро, как будто это скоростное шоссе.
– Вы забрались на сетку, – подсказал Дин, пытаясь вернуть разговор в нужное русло.
– Наверное, – тихо отозвалась Нэнси.
– Вы не помните? – разочарованно спросил Сэм.
– Я… Трудно объяснить. – Ее взгляд снова начал стекленеть. – Я видела, как остановила машину и поднялась на эстакаду. Скинула туфли и полезла на сетку в одних носках. С трудом одолела наклонную верхнюю секцию, как ребенок на игровом комплексе. Но я наблюдала за собой изнутри.
– Попытайтесь описать так, чтобы я понял.
– У меня в голове не было мыслей, и я не могла контролировать свои… как это врачи называют… двигательные функции? Чувствовала себя отстраненной. Пассажиром в собственном теле. Я словно наблюдала. Да, – она кивнула, – правильное слово. Я наблюдала за происходящим, но не могла контролировать то, что делаю, не могла выбирать, что делать дальше. Я все видела, но не ощущала… Я ничего не чувствовала.
– Вы имеете в виду осязание?
– Нет, я говорю об эмоциях, – поправила Нэнси. – Я не контролировала свои действия, и никакого эмоциональной реакции у меня тоже не было. Когда я увидела, как мое тело перелезает через ограждение, то догадалась, что сейчас произойдет: я вот-вот упаду или спрыгну на дорогу. Но страха не было.
– Может, вам… ввели какие-то препараты? – спросил Сэм.
– В кофе подсыпали? – предложил Дин.
– Нет, – сказала она. – Я опаздывала, поэтому останавливаться и пить кофе не стала. Решила, что обойдусь бурдой, которую варит в офисе Стюарт. Но…
– Но что? – подбодрил ее Сэм.
– Мне кажется, вы правы.
– Насчет чего?
– Осязание… – сказала она. – У меня остались воспоминания… но только визуальные. Не могу вспомнить ни как прикасалась к сетке, ни запаха выхлопных газов, ни шума уличного движения. И даже зрение… Все, что я запомнила … Это было так, словно я смотрела…
– Не в тот конец бинокля? – подсказал Дин.
Она кивнула.
– Да! Я словно оцепенела. Все казалось далеким, хотя происходило со мной, с моим телом. – Она рассеянно почесала кожу под краем гипса, доходившего до локтя. – На мгновение я зацепилась за сетку на другой стороне. У водителей было всего несколько секунд, чтобы заметить меня, а потом они въезжали под эстакаду. Я видела, как некоторые из них отчаянно махали руками, сигналили, но ничего не слышала. Кто-то свернул с полосы подо мной, кто-то затормозил, кто-то, наоборот, ускорился, чтобы проскочить, прежде чем я… А потом я спрыгнула. Без колебаний. Кажется, даже оттолкнулась от сетки. Падение длилось долю секунды. Я видела машины, несущиеся ко мне в полной тишине, удивленные, испуганные лица водителей, уверенных, что они вот-вот переедут меня, а потом… темнота.
– Вы потеряли сознание, – кивнул Сэм. – Это вполне объяснимо.
– Нет, темнота зарябила и схлынула, и реальность вернулась, как будто нанесла мне удар: вонь выхлопных газов, визг шин, рев гудков, вопли и … – Нэнси закрыла глаза и сильно вздрогнула, как будто через ее тело прошел электрический разряд, – …боль! Боже, я почувствовала, как мои кости ломаются, и этот звук… – На лбу у нее выступила испарина. – Мотоциклист в последний момент свернул в сторону, но за ним ехала машина. Шины взвизгнули, металлическая решетка оказалась совсем рядом… Я вскинула руку, зажмурилась, стиснула зубы… Боль взорвалась внутри, прострелила плечо и ключицу, и я почувствовала, как меня закрутило, отбросило в сторону, а потом… Это все, что я помню, пока не очнулась на мгновение, когда врачи пристегивали меня к каталке. Я была в истерике, не понимала, что происходит. И ничего не могла вспомнить. Последнее, что я помнила, – как утром вышла из дома и поехала на работу. Я подумала, что попала в аварию, а потом все исчезло. Кажется, я приходила в себя еще пару раз, но ненадолго, и окончательно очнулась примерно полчаса назад.
– Потрясающе, – сказал Сэм.
– Да, просто с ума сойти, – она криво улыбнулась. – Хотя я ставлю галочку «Психически здорова» во всех анкетах, которые меня заставляют подписывать.
– А вы говорили, что рассказывать нечего…
– Сначала так и было. Я не помнила ничего, кроме поездки и нескольких мгновений после падения.
– В самом начале разговора вы неловко повернулись, – напомнил Дин.
– Верно, – подтвердила Нэнси. – Думаю, из-за этой боли я и вспомнила то, что не могла вспомнить раньше. Возможно, я загнала воспоминания очень глубоко… Или не хотела думать, что способна на нечто подобное.
– Возможно, – задумчиво проговорил Сэм.
– Но это не значит, что у меня скрытая депрессия или что-то в этом роде, – быстро добавила она. – Я подала заявления на несколько вакансий в Джефферсон-Сити и в Колумбии. У меня запланированы собеседования… – Тут она нахмурилась, взглянув на свою руку и ноги. – Собеседования, на которые я теперь не попаду. Надо быть осторожнее, а то и в самом деле доведу себя до депрессии!
– Вы ведь можете провести собеседования по зуму, – предложил Сэм. – А если получите место, будет работать удаленно, пока не выздоровеете.
– Может быть, позже, – сказала Нэнси, с сомнением окинув взглядом свое разбитое загипсованное тело.
– Это прозвучит странно, – заговорил Сэм, прежде чем она успела погрузиться в мрачные мысли, – но у вас случайно нет врагов?
– Врагов?
– Людей, которые были бы рады, что вы пострадали, – пояснил Дин. – И даже едва не погибли.
– Может, кто-то хотел получить ту же работу, что и вы? – предположил Сэм.
– О боже, нет, – ответил Нэнси. – Найти работу непросто, но конкуренция не настолько беспощадна.
– Итак, врагов нет?
– Я рисую вывески и придумываю маркетинговые кампании, – пояснила Нэнси. – Показываю заказчикам макеты, они их одобряют или просят внести правки. Даже если какое-нибудь из моих предложений не будет иметь успеха, сомневаюсь, что кто-то решит мне мстить.
– Проблемы в отношениях? – спросил Дин. – Ревнивые бывшие?
– Во-первых, это личное, – заметила она. – А во-вторых, ничего подобного нет. Постойте, вы спрашиваете потому, что думаете, будто кто-то накачал меня наркотиками?
– Мы изучаем все варианты, – сказал Сэм. – Личные обиды, провалившиеся сделки и все такое.
– Даже если и так, даже если бы у меня был заклятый враг, как он заставил меня спрыгнуть с эстакады?
Дин и Сэм переглянулись. Ответов у них не было.
* * *
В самом центре делового района Элис Типпин, бухгалтер на пенсии, вышла из пекарни «Сладкий город» и зашагала по западной стороне Центральной улицы. В левой руке она несла коробку мини-кексов, купленную к дню рождения племянницы, а в правой – ключи. После выхода на пенсию Элис завела привычку проходить пешком не меньше восьми километров в день, даже если у нее не было какой-то особой цели. Иногда она прогуливалась по магазинам на Центральной, хотя в основном просто разглядывала витрины. Поскольку жила Элис всего в паре километров от магазинов, машину она оставляла дома.
Этот день ничем не отличался от других. Отчасти по привычке, отчасти благодаря информации, полученной на занятиях по женской самообороне, она держала ключи в руке, зажав один между большим и указательным пальцами. Проходя мимо парикмахерской, она повернулась к окну и покачнулась, в глазах у нее потемнело.
Элис взмахнула руками, чтобы удержать равновесие, и посмотрела на обочину. Потом свернула к машинам около парковочных автоматов и вытянула руку. Металлический коготь – ключ – торчал между ее пальцами, сжатыми так, что костяшки побелели. Проходя мимо легковых автомобилей, минивэнов и внедорожников, Элис процарапывала на их бортах линию, прерываемую только промежутками между машинами.
На перекрестке она остановилась возле урны, бросила ключи на тротуар, а потом достала из сумки коробку с кексами, открыла ее и принялась есть. Первый кекс она засунула в рот целиком, выпачкав глазурью губы и кончик носа. Таким же образом она расправилась и со вторым.
Люди, проходившие по Центральной, посматривали на нее сначала с любопытством, потом с опаской и обходили стороной. Элис уничтожила с полдесятка кексов. Вскоре ей это наскучило. Она швырнула оставшиеся кексы на землю, растоптала их и направилась к урне.
Она рылась среди упаковок от фастфуда, картонных коробок, пустых банок из-под содовой и пластиковых бутылок, пока ее пальцы не сомкнулись вокруг горлышка бутылки из-под виски с красной наклейкой «Оплачено» из местного магазина спиртных напитков. В бутылке оставалось всего несколько капель, но Элис опрокинула ее над вымазанными глазурью губами и стала ждать, когда эти капли скатятся ей на язык.
Когда в бутылке ничего не осталось, Элис снова подняла ее над головой и швырнула в лобовое стекло ближайшей машины. Бутылка разлетелась вдребезги, оставив на ветровом стекле темно-синего хетчбэка вмятину в виде звезды и длинную трещину.
– Эй! – крикнул мужчина у нее за спиной. – Какого черта, дамочка!
Элис пошатнулась, внезапно осознав, что седой мужчина толкнул ее и вот-вот сделает это снова.
– Прекратите! – возмущенно воскликнула она. – Что вы себе позволяете?!
И вдруг она заметила, что по ее лицу размазана глазурь, смятая коробка с кексами валяется на земле рядом с ключами, а ее саму подташнивает.
– Что произошло?
* * *
Еще через несколько кварталов подростки носились друг за другом, перескакивая с одной припаркованной машины на другую. Они запрыгивали на багажник автомобиля, перелетали через крышу на капот, а потом на следующую машину, словно играли в «пол – это лава». С хетчбэками и внедорожниками было сложнее. Если тому, кто убегал, не удавалось совершить прыжок или избежать падения на асфальт, игроки менялись ролями, и все начиналось сначала, но в обратном направлении. Оба заливались смехом и не обращали внимания на царапины, ссадины и ушибы.
Они успели дважды поменяться ролями и повредить около двух десятков машин, у одной треснуло лобовое стекло, у других были разбиты передние и задние фары. Наконец, кто-то из взрослых бросился между двумя автомобилями и перехватил одного из подростков в прыжке. Оба рухнули на асфальт. Еще несколько мгновений тело подростка оставалось напряженным, как доска, потом он обмяк и начал стонать от боли.
Второй парень, с уже рассеченным лбом, остановился на капоте старого универсала, хотел сбить логотип, но промахнулся, упал на асфальт и разочарованно потряс головой. Во все стороны полетели брызги крови. Затем и он словно сдулся, повалился на бок и застонал, зажимая рану на лбу.
* * *
В нескольких километрах оттуда Хэл Гринер, почти десять лет проработавший почтальоном в Мойере, ехал в своем фургоне по маршруту, который знал как свои пять пальцев. Он останавливался у каждого дома на пестрых от солнечных бликов улицах и бросал в ящики письма и рекламные листовки. Если нужно было доставить посылку, он останавливал машину и подбегал к крыльцу. Развоз почты заканчивался примерно в одно и то же время – за исключением рождественских праздников, когда посылок становилось гораздо больше и приходилось останавливаться чаще.
Рабочий день начался всего полчаса назад, но рука Хэла замерла над прорезью почтового ящика Галлахеров. Он держал в руке несколько счетов, рекламный проспект и что-то вроде поздравительной открытки для Сьюзен, младшей дочери Галлахеров. У них было пятеро детей, но только одна дочь – Сьюзен.
Тень, в которой он стоял, показалась чернее, чем обычно, и мешала видеть. Хэл моргнул, пытаясь прогнать ее. Внезапно он вздрогнул. Рука судорожно сжала письма и открытку. А затем, вместо того чтобы сунуть их в ящик, Хэл подбросил их в воздух. Письма, счета и открытка, кружась, опустились на землю, словно гигантские конфетти.
Почтовый фургон ехал рывками, словно Хэл разучился водить. Машина металась по тихой улице, но не подъезжала к ящикам достаточно близко. Хэл выхватывал пачки писем из сумки на переднем сиденье, срывал перетягивавшие их резинки и швырял в окно фургона, заливаясь истерическим хохотом и оставляя за собой зигзагообразный след из счетов, каталогов, журналов и рекламных проспектов. Через некоторое время он начал выбрасывать большие и маленькие коробки и лихо разворачивался на подъездных дорожках и газонах, чтобы раздавить каждую посылку колесами.
Расправившись с последней коробкой, он выехал на трассу, направил фургон в сточную канаву и навалился на руль.
Мгновение спустя, когда грузовик угрожающе накренился, Хэл рывком выпрямился и упал на противоположную дверь, удивившись, что за шутку сыграла с ним гравитация. Никто не слышал, как он пробормотал:
– Где это я?
* * *
Толпа обедающих в «Джиоджиниз Ристоранте» поредела. Шестеро Шейдекеров отодвинули стулья, собрали свои вещи и ушли. Они совершенно измучили официантку Саванну Барнс дополнительными заказами, постоянно требуя то напитки, то десерты. Счет давно перевалил за две сотни, но Саванна улыбалась и оставалась вежливой.
Другой официант, Джордан, заболел и предупредил об этом в последнюю минуту. Это означало, что количество столиков, которые ей придется обслуживать, почти удвоилось. Шейдекеры ушли, пока Саванна была занята другими заказами. Она поняла, почему они так спешили, когда с подносом под мышкой вернулась к опустевшему столику и посмотрела на оставленный чек. В графе «чаевые» над кудрявой подписью Джорджа Шейдекера стоял прочерк. Саванна заметила у подсвечника мелочь – доллар и тринадцать центов, если вычесть затесавшийся туда канадский десятицентовик.
По замыслу дизайнера освещение в «Джиоджиниз» даже утром было приглушенным, но в глазах у Саванны буквально потемнело. Она зажмурилась и на мгновение застыла на месте. Поднос выскользнул из рук и с грохотом упал на пол, напугав посетителей.
Она бросилась к ближайшему столу и схватила тарелку с фрикадельками и спагетти, которые пожилая женщина уже собиралась посыпать пармезаном. Вилка упала на пол. Женщина воскликнула:
– Мисс, почему вы забираете мой обед?!
Когда она выбралась из-за стола, чтобы остановить официантку или позвать управляющего, Саванна уже распахнула двери и вышла из ресторана.
Она прошла через всю стоянку, неся на вытянутых руках исходящую паром тарелку со спагетти и фрикадельками, и наконец заметила старшего Шейдекера за рулем белого внедорожника. Машина выглядела так, словно ее полгода не мыли. Увидев Саванну, Шейдекер вытаращил глаза, поспешил завести двигатель, и машина с ревом направилась к выезду со стоянки. Саванна метнулась вперед и швырнула тарелку в лобовое стекло.
Паста и соус маринара прилипли к стеклу, закрывая водителю обзор. Фрикадельки скатились на капот. Шейдекер включил «дворники», но не остановился, и Саванне пришлось отскочить в сторону. Внедорожник ворвался в поток машин, вызвав какофонию гудков и визг тормозов, пересек разделительную линию и выскочил на обочину, задев скамейку и сшибив урну.
Саванна ждала, что Шейдекер вернется, чтобы наорать на нее, пригрозить, что подаст в суд, нажаловаться начальству. Она стояла и ждала, сжимая в кулаке нож для стейка, но грязный внедорожник продолжал удаляться от «Джиоджиниз» на скорости, значительно превышавшей разрешенную.
Саванна моргнула от яркой вспышки, увидела нож в своей руке и пошла за машиной по следу из спагетти и фрикаделек, ведущему к Куинз-лейн. Управляющая несколько раз громко окликнула ее по имени и, отчаявшись получить ответ, крикнула:
– Саванна! Да что на тебя нашло?!
Официантка повернулась к ней.
– Дина?.. В чем дело?
* * *
На городском рынке парикмахер Гейб Лонгли свернул к фруктово-овощному ряду и, захватив корзину для покупок, направился к отделу с органическими продуктами. Остановившись перед персиками, он хмуро покосился на зависшее над ними облако довольных мошек и задумался – не поискать ли что-нибудь другое.
Внезапно свет над его головой начал жужжать и мигать.
Гейб моргнул, в глазах потемнело.
Он отшвырнул пустую корзину, наклонился, сгреб персики обеими руками и сбросил на пол. Как будто кто-то перевернул бассейн с мячиками в детском кафе, только персики, в отличие от мячей, не подскакивали.
Невозмутимо насвистывая только что придуманный мотивчик, Гейб вприпрыжку поскакал вдоль прилавков, сбрасывая на пол горы яблок, апельсинов, дынь и всего, что только могло катиться.
* * *
Примерно в километре от рынка Чак Уэйкли, сантехник на пенсии, выронил поводок своего бульдога Дигби и уставился в наполовину открытое окно старого фургона, украшенного выцветшим изображением дракона или морского змея.
Почувствовав, что с хозяином что-то не так, Дигби заскулил и попятился.
Чак залез в фургон и завел двигатель, соединив провода, хотя прежде не владел этим полукриминальным навыком. Бросив растерянного Дигби на тротуаре, он тронулся с места и стал ездить вдоль машин, стоящих у тротуара, пытаясь сбить как можно больше боковых зеркал и начисляя себе очки за каждую взвывшую сигнализацию.
Дигби трусил за ним, стараясь не терять из виду удаляющийся фургон. Машина свернула за угол, Дигби залаял и, волоча за собой поводок, помчался за ней.
Глава 8
Сэм и Дин вышли из лифта на первом этаже окружной больницы и направились к выходу. Дин молчал. Наверное, пытался решить, подтверждает ли то, что произошло с Нэнси, теорию о заговоре ведьм. Нэнси вроде бы не контролировала свои действия с того момента, как остановила машину, и до прыжка с эстакады. Но следовало учитывать и то, что, возможно, она просто не хотела признаваться в том, что пыталась покончить с собой. Сэм не был психиатром, но интуиция подсказывала ему, что Нэнси говорила правду – она не собиралась себя убивать. И у нее не было явных врагов ни в личной жизни, ни на работе – никого, кто желал бы ей зла. Из тех, кто не контролировал себя, а теперь ничего не помнил, Нэнси попала в самый серьезный инцидент, и можно было предположить, что она и есть главная мишень, а другие происшествия лишь создают дымовую завесу.
Сэм обратил внимание на то, что боль, кажется, возвращает пострадавшим память. Дин заметил это еще на примере мужчины, бившегося головой о стекло закусочной. Теперь то же самое произошло с Нэнси – боль в сломанных ребрах заставила ее вспомнить обо всем.
Еще Нэнси сказала, что не чувствовала эмоциональной связи с происходящим и ничего не ощущала до прыжка с эстакады, будто кто-то украл ее чувства, оставив лишь подавленные зрительные воспоминания – нечто вроде записи событий, сделанной подсознанием. Нэнси выпала из реальности, потому что по пути не работу все было предсказуемо, ее окружало все то же, что и каждый день. Однако, в отличие от человека, который не может вспомнить здание или перекресток, мимо которых ездит семь дней в неделю, мозг фиксирует все, превращая эту информацию в визуальный белый шум.
Возможно, память жертв была подавлена преднамеренно, размышлял Сэм. Или же сознание почему-то перестало фиксировать их действия.
– Дин, а что, если пострадавшие ничего не помнят, потому что не они совершали эти действия?
– Что? – Дин остановился и посмотрел на него. – Кто-то занял их место? Двойники? Значит, мы все же не отметаем одержимость ангелами?
– Я не об этом.
– Отлично, потому что в прошлый раз ангелам требовалось разрешение, – сказал Дин. – По словам Каса, ангелу нелегко найти достаточно прочный сосуд. Люди быстро ломаются или вообще сразу гибнут. Слишком много времени и усилий ради того, чтобы группа ангелов могла совершить несколько идиотских выходок.
– Ты прав, – согласился Сэм. – На ангелов не похоже.
– Так что ты имел в виду?
– Какой-то иной вид одержимости, – пояснил Сэм. – Допустим, нечто похищает опыт каждого, скажем… носителя. Поэтому в голове у них…
– У носителей? – уточнил Дин, направляясь к выходу.
Сэм услышал нарастающий вой сирен.
– Да, – сказал он. – Носители лишаются доступа к памяти, потому что технически это уже не их память.
– Хочешь сказать, кто-то угоняет тела, чтобы прокатиться с ветерком?
– Не знаю, – отозвался Сэм. – Может быть.
– Что мы упускаем? – задумался Дин. – Может, это демоны?
Сэм покачал головой.
– Тоже не похоже. Бегать нагишом? Рисовать граффити? У демонов гораздо более серьезные планы. Когда им удается завладеть человеком, они остаются с ним надолго, устраиваются основательно и стараются действовать, не привлекая внимания.
Автоматические двери раздвинулись.
– Но это не исключает того, что у кого-то все-таки есть список жертв.
– Согласен.
Сирены выли все громче.
– Потому что, судя по опыту…
Две машины «скорой», мигая, свернули на стоянку и подъехали к больнице. За ними на стоянку въехали несколько легковушек, минивэнов и внедорожников.
Дин нахмурился.
– Тут что-то не так.
– Возможно, это по нашей части, – сказал Сэм. – Очередная чертовщина.
Дин вздохнул.
– Похоже, придется носить костюм агента ФБР до самой смерти.
Врачи распахнули двери обеих машин «скорой помощи», помогли выйти нескольким окровавленным старшеклассницам в спортивной форме, затем вынесли носилки с теми, кто был серьезно ранен. У некоторых девушек оказались с собой клюшки для лакросса, почти все прижимали куски бинтов к окровавленным лбам, носам и ушам, кое-кто осторожно держался за разбитое плечо или локоть. Многие плакали. Девочка со сломанным носом и разбитым ухом тихо всхлипывала. Медсестры и врачи сопровождали детей в больницу.
Сэм и Дин поспешили к машинам «скорой помощи».
Пассажиры из других машин направились к тому же входу. Сэм оглядел их. Это тоже были игроки в лакросс – те, кто пострадал меньше, – в сопровождении встревоженных учителей и родителей.
Сэм схватил за руку одного из врачей, помогавших вкатить носилки в холл. Раненая девушка на каталке корчилась от боли. У нее был сломан нос и, кажется, правая глазница и разбита губа.
– Что произошло? – спросил Сэм.
Врач, не замедляя шага, окинул его взглядом и ответил только потому, что тот был похож на федерала.
– Вы кто такие?
– ФБР, – сказал Сэм, даже не потрудившись предъявить фальшивое удостоверение.
– ФБР? – переспросил врач. – Что за… Неважно. Тренер избила игроков клюшкой для лакросса. Это все, что мне известно.
Дин осмотрелся.
– А где она сама?
– Водитель автобуса и помощница удерживали ее, пока не приехала полиция.
Мимо Винчестеров проходили последние пострадавшие, и Сэм услышал, как девочка с окровавленным ухом сказала матери:
– Тренер Макдермитт сказала, что мы плохо тренируемся. Назвала нас неудачницами.
Другая девушка, держась за локоть, добавила:
– У нее глаза горели. Буквально.
Сэм и Дин вошли вслед за ними в переполненное приемное отделение. Из-за наплыва новых пациентов там было не протолкнуться. Все скамьи и стулья в длинной U-образной комнате оказались заняты. Короткий коридор вел к расположенным друг напротив друга кабинкам, отгороженным занавесками, в дальнем конце находились кабинеты врачей.
Санитары отвезли девочек на каталках за занавески, а остальные школьницы и их сопровождающие выстроились в очередь у четырех столов и получили планшеты, ручки и анкеты, которые предстояло заполнить. Медицинская помощь тут могла называться «скорой» только с большой натяжкой.
Посетители прижимали бинты и пакеты со льдом к синякам, тяжело дышали или тихо стонали. Маленький мальчик рыдал, уткнувшись в плечо матери. Малышка с лихорадочным румянцем и высокой температурой безутешно плакала, а бабушка укачивала ее на руках. Грузный мужчина с редеющими волосами, собранными в конский хвост, сидел, зажав ведро между коленей, его плечи подрагивали, а в животе тревожно урчало. Вдоль дальней стены, где в нише стоял длинный аквариум, расхаживал мужчина средних лет. Он держался за бок и что-то бормотал.
Пациентов, которые терпеливо ждали своей очереди, было немного. Большинство вполголоса ругали качество обслуживания и врачей.
Сэм подошел к одной из медсестер, прочитал ее имя на бейдже и спросил:
– Линдси, по-вашему, это нормально?
– Вы кто?
– Специальные агенты Блэр и Тенч, – сказал Сэм, кивком указав на стоящего у двери Дина.
– Хотите кого-то арестовать?
– Пока нет. Мы ведем расследование.
– Что ж, отвечаю на ваш вопрос: нормально здесь никогда не бывает, – прямо сказала она. – Но бывало и лучше. А вот это… далеко от идеала.
– И давно?
– Весь день, – ответила Линдси.
– После того, как в полночь все отключились?
– Пожалуй, да, – кивнула она. – Мы едва успели опомниться после волны срочных вызовов. Но эти несчастные случаи никак не связаны с тем, что произошло в полночь. Хотя кажется, что с тех пор все идет как-то не так…
– Чертова полоса невезения, – добавила другая медсестра, которая проходила мимо с планшетом в руке и услышала их разговор.
– Это ведь ненадолго, верно? – спросил Сэм.
Медсестра остановилась и уставилась на него. На ее бейдже было написано: «Алексис».
– С чего вы взяли?
Сэм пожал плечами, слегка удивленный резким ответом.
– Закон средних чисел.
– Ваши бы слова да богу в уши.
Лампы на потолке затрещали и на мгновение погасли, потом снова включились.
– Чего нам сейчас не хватает, – устало вздохнула Алексис, – так это перебоев с электричеством.
– Есть резервные генераторы, – спокойно отозвалась Линдси.
– Уверена, они не подведут, – усмехнулась Алексис и вышла из приемного покоя.
Сэм вернулся к Дину, ждавшему у дверей.
– Тут целый день аншлаг. Толпы пациентов после той ночи.
– Может быть, Грубер прав, – сказал Дин. – И все это как-то связано.
– Похоже на то. Но по-прежнему ничего не понятно.
Алексис повела девушку-спортсменку с окровавленными ухом и лбом в кабинет. Мужчина, расхаживающий вдоль стены, вдруг остановился и крикнул:
– Эй, я здесь дольше, чем она!
Мужчина, которого тошнило в ведро, поднял голову:
– А я уже час сижу.
– Я пробыла здесь девяносто две минуты, – вмешалась пожилая женщина, оторвавшись от вязания шарфа. – И, между прочим, я от этого не становлюсь моложе.
Автоматические двери открылись, Дин направился к выходу, но Сэм медлил. После прибытия раненых игроков в лакросс обстановка в помещении накалилась. В переполненном холле пациенты хором выражали недовольство.
– У моего сына жар!
– Тут у половины присутствующих жар, дружище!
– Что за фигня! – завопил мужчина у стены. – Живот так болит, что я сейчас умру!
– Живот? – переспросил мужчина с ведром. – Держи! Можешь взять мое ведро!
– Засунь его себе в задницу, приятель!
Еще один пациент, с синяком на лице и заплывшим глазом, подошел к мужчине у стены и сказал:
– Успокойся, друг. Это больница, а не магазин…
– Тебя не спрашивают! – тот отпихнул его.
– О, да ты крутой? – мужчина, которого тошнило, поднялся на ноги и, тяжело ступая, направился к нему.
– О нет, сейчас мистер Конский Хвост меня заблюет!
– Не переживай. Когда я с тобой закончу, медсестры сразу тобой займутся. Ждать не придется!
Мужчина у стены схватил цветочный горшок и швырнул в него, целясь в голову. Тот отразил снаряд ведром, и нечаянно выплеснул его содержимое на крупного мужчину в кожаной куртке, который еще минуту назад беспокойно дремал.
– Какого черта! – завопил тот. – Ах ты, сукин сын!
– Дин! – позвал Сэм брата.
Пациент в куртке набросился на мужчину с ведром и отшвырнул к стене с такой силой, что по стеклу аквариума побежала трещина.
– Похоже, ситуация накаляется, – заметил Дин.
– Успокойтесь! – крикнул Сэм, пытаясь навести порядок.
– Отвали! – заорал кто-то в ответ.
– Мы из ФБР! – крикнул Дин, показывая удостоверение и значок.
Мужчина у стены, который в последний момент успел отпрыгнуть в сторону, повернулся и споткнулся о ногу другого пациента. Тот вскочил и толкнул его. Мужчина упал, но тут же поднялся, пригнулся и бросился на обидчика.
Сэм не удивился, что посреди криков, улюлюканья и стычек никто не обратил внимания на них с Дином. Агрессия распространялась, как вирус, передающийся от человека к человеку. Ноги и кулаки часто попадали мимо цели. Падали стулья, люди налетали друг на друга и любую мелочь принимали за оскорбление. Каждый раз, когда кто-то ударялся о стену или швырял через всю комнату стул, лампы вспыхивали и гасли. По разъяренным лицам метались тени. К старым травмам прибавлялись новые, на коже появлялись синяки.
Сэм подумал, что это похоже на классическую драку в баре из голливудского вестерна. Бесконечное ожидание в очереди привело к тому, что теперь всем пациентам требовалась срочная помощь.
Сэм и Дин быстро поняли, что участники побоища не услышат ни доводы разума, ни угрозы, и единственный способ остановить драку до того, как кто-то погибнет, – обычное грубое вмешательство. Они принялись растаскивать дерущихся, не обращая внимания на удары и пинки и не пытаясь дать сдачи. Но численное преимущество было не на их стороне.