Любовь и война. Великая сага. Книга 2

Глава 24

Несколько дней спустя в особняке на Первой улице Изабель пила чай в комнате, которую выбрала для себя при первом же осмотре дома. В течение часа, начиная с четырех, она запрещала кому бы то ни было тревожить ее, пока она наслаждалась чаем и читала газеты.

Это был ежедневный ритуал, который Изабель считала жизненно необходимым в этом огромном муравейнике. Уже довольно скоро она поняла основные правила выживания в Вашингтоне. Избегать прямолинейности в высказываниях. Никогда не предавать огласке чье-то настоящее мнение – это мог услышать не тот, кто надо. Также очень важно предугадывать смещение баланса сил. Стэнли в этом отношении был не чувствительнее корки сыра, а значит, его жене, отстраненной от повседневной деятельности правительства, приходилось полагаться на газеты. На балах и приемах, да и от самого Стэнли, можно было узнать куда меньше.

Сегодня, например, Изабель нашла напечатанный текст президентского послания к конгрессу в честь Дня независимости. В нем назойливо повторялись слова о причинах войны. Разумеется, Линкольн всю вину возлагал на Юг, в который раз утверждая, что на самом деле Конфедерации совсем не нужен был форт Самтер, не имевший никакого стратегического значения. Горячие головы просто придумали ложный повод для патриотической гордости, в результате чего Юг начал спешно проверять, «может или не может конституционная республика, или демократия, то есть власть народа, сохранять свою территориальную неприкосновенность перед лицом своих врагов».

Изабель всегда ненавидела этого обезьяноподобного выскочку, но теперь, читая его заявление о поиске законных средств для быстрого и окончательного решения конфликта, она просто задыхалась от ненависти.

О каких законных средствах он говорил, если сам еще недавно просил Смита приостановить действие закона о неприкосновенности личности на определенных военных территориях между Вашингтоном и Нью-Йорком? Все заявления этого человека были пустой болтовней. Он уже вел себя как император.

Два раздела послания, впрочем, даже порадовали Изабель. Хотя Линкольн выражал надежду на короткую войну, он все же просил конгресс выделить в его распоряжение четыреста тысяч солдат. За этой цифрой Изабель уже видела восемьсот тысяч ботинок Джефферсона.

Не пощадил президент и военные академии:

«Стоит отметить, что в это тяжелое для правительства время немалое количество обласканных им офицеров армии и флота оставили службу, доказав тем самым несостоятельность взрастивших их учебных заведений».

Великолепно. Когда приедет ее эгоистичный деверь, уж она-то придумает, как повыгоднее использовать эту важную информацию. Новость о том, что Джордж согласился переехать в Вашингтон, ждала их, когда они вернулись из Новой Англии. Узнала Изабель и о том, что он заезжал в их особняк с визитом фальшивой вежливости, и все из-за того примирительного письма, которое Кэмерон заставил написать Стэнли, и это несмотря на то, что родной брат выставил его из дома. Изабель до сих пор приходила в бешенство, думая об этом.

Джордж оставался верен Вест-Пойнту, хотя многие влиятельные люди настаивали на закрытии Академии. Большинство из них принадлежали к некоей новой группировке, представляющей собой союз сенаторов, конгрессменов и штабных офицеров из крайнего аболиционистского крыла Республиканской партии. Поговаривали, что к ним примкнул и отец Кейт Чейз, а также этот косолапый старый болван из их родного штата – конгрессмен Тад Стивенс.

Как именно все это можно использовать против Джорджа, Изабель пока еще точно не знала. Но использовать надо непременно.

Изабель наблюдала за тем, как новая радикальная группировка медленно набирает силу. Она уже знала некоторые факты, и одним из самых важных был тот, что хитрец Кэмерон не имел никаких рычагов давления на них.

Радикалы призывали к агрессивной войне и жестким условиям после победы. Линкольн же придерживался других взглядов и на войну, и на рабство. Он не выступал за свободу для всех негров, чтобы те начали грабить и насиловать или отнимать работу у белых. Изабель тоже этого не хотела. Однако это не мешало ей, находясь в кругу радикалов, рассуждать об определенных выгодах такого решения.

За ужином в тот вечер она заговорила о послании Линкольна:

– Он в точности повторяет то, что мы уже слышали от некоторых конгрессменов. Вест-Пойнт воспитывает предателей за государственный счет, поэтому его следует закрыть. Эту точку зрения можно использовать против твоего брата.

Необычная веселость Стэнли бесила Изабель – с тех пор как они вернулись домой, он постоянно улыбался и как будто не слышал ее.

– Да зачем же мне вредить Джорджу теперь? – спросил он.

– Ты разве забыл, как он вечно оскорблял тебя? И твою жену.

– Нет, конечно, но…

– Вот и представь, что он приедет сюда и начнет самоутверждаться за твой счет в своей обычной манере.

– А если и так? Артиллерийское управление подчиняется военному министерству. Я стою выше по положению, чем он. И я близок с Саймоном, не забывай об этом.

Неужели этот дурак думает, что находится в безопасности? Но прежде чем Изабель успела рыкнуть на него, Стэнли продолжил:

– И вообще, хватит о Джордже. Я сегодня получил две хорошие новости с дневной почтой. Адвокаты, которых мы наняли в Линне, конечно, те еще продувные бестии, но они все-таки сумели найти нужных людей и заплатить им. Передача собственности пройдет быстро. Пеннифорд говорил мне то же самое. Уже через месяц у нас будет фабрика, готовая работать в две смены. И никаких проблем с рабочей силой. На каждое место по два-три претендента. Мы даже можем нанимать детей, они дешевле.

– Прекрасно! – усмехнулась Изабель. – У нас есть все, что нам нужно. Кроме контракта.

Стэнли сунул руку в карман:

– И он тоже есть.

Изабель редко изумлялась так, чтобы терять дар речи, но сейчас произошло именно это. Стэнли протянул ей перевязанный ленточкой документ с таким видом, словно добыл его в бою.

– Как же это… замечательно… – вяло проговорила она.

Никакой радости Изабель не испытывала – одно только удивление, смешанное с тревогой. Стэнли, которого она всю жизнь считала рохлей, получил контракт без чьей-либо помощи. Неужели этот город или его работа сделали ее мужа тем, кем он никогда не был? Настоящим мужчиной. Даже предположить такое было очень неприятно.

Глава 25

В первую неделю июля умер Сербаковский.

Друзья-офицеры похоронили его в гробу из непросохших сосновых досок. Подвода, которой правил не военный кучер, привезла двух бородатых мужчин в густо украшенной галунами форме. По-английски русские почти не говорили и предъявили пропускные документы, подписанные властями и Союза, и Конфедерации. Легкость, с какой они добрались из Вашингтона после полученного с нарочным известия, лишь подтверждала то, что Чарльз уже не раз слышал: миновать все линии обороны с обеих сторон было не так уж трудно.

Беспечный князь, избежавший смерти в многочисленных боях, был сражен детской болезнью. Она косила солдат в огромных количествах, это была уже настоящая эпидемия. Ее жертвы слишком быстро вставали с постели, думая, что у них просто легкая сыпь, но уже очень скоро болезнь возвращалась, неся с собой смертельную лихорадку. Врачи ничего не могли сделать.

Когда скрипучая подвода укатила в жаркие сумерки, Амбруаз с Чарльзом направились к маркитанту, чтобы выпить за усопшего. После четвертого бокала Амбруаз настоял на том, чтобы они купили по экземпляру «Ричмондского песенника» – подобные сборники теперь продавались по всей армии. Сунув книжонку в карман, Чарльз заметил на пальцах черные пятна. Так и есть – чернила поплыли! Быстрота и расчетливость в эти дни были на первом месте.

Когда они вернулись в свою палатку, их ждал неприятный сюрприз. Тоби исчез, прихватив с собой лучшие сапоги хозяина и множество его личных вещей. Разъяренный Амбруаз тут же побежал в штаб, а Чарльз, чуя неладное, поспешил в лагерь Тигров, который находился неподалеку. Разумеется, палатки князя там уже не было, как и двух его слуг.

– Спорю на годовое жалованье, что Тоби и эта парочка смылись вместе, – сказал он позже Амбруазу.

– Само собой! Бельгийцы сделают вид, что Тоби – их раб, и смоются с ним через Потомак под крылышко Старины Эйба. Полковник разрешил мне отбыть из лагеря и попытаться вернуть свою собственность. – Вид Амбруаза подсказал Чарльзу, что это лучше не обсуждать.

Чарльз опустился на койку, расстегивая рубашку. Смерть князя, подлое воровство, томительное ожидание – все это угнетало его. Он ни минуты не верил, что Тоби еще удастся найти, и даже саму попытку считал излишней, но ему нестерпимо хотелось хоть каких-то перемен.

– Черт, я бы поехал с тобой, если б мог.

– Чарли, какой же ты благородный человек!

– Утром сразу же поговорю с полковником, – пообещал Чарльз, желая только одного: заснуть и обо всем забыть.

– Я не возражаю против того, чтобы вы помогли Пеллу, – сказал Хэмптон на следующее утро, – при условии, что ваши подчиненные и первый сержант справятся с учениями без вас.

– Разумеется, справятся, сэр… хотя мне, конечно, не хотелось бы отсутствовать, если мы вдруг получим приказ о выступлении.

– Я не знаю, когда мы будем сражаться, и будем ли вообще, – ответил Хэмптон с необычной для него желчностью. – Мне никто ничего не говорит. Если вы отправитесь на север, то окажетесь ближе к янки, чем я, и, возможно, увидите хоть какую-то активность. Пусть капитан Баркер выпишет вам пропуск, и возвращайтесь как можно скорее.

Чарльз отметил темные круги под глазами полковника. Усталость явно давала о себе знать. Хэмптону приходилось не только командовать полком, но и каждый вечер ездить на ричмондские укрепления.

Они с Амбруазом выехали в восемь утра. Чарльз надел кивер, что делал редко; с собой взял карабин, легкую кавалерийскую саблю и запас еды на два дня. Отлично отдохнувший за ночь, Бедовый резвился на утренней прохладе. Он был здоров, в полку хватало сушеной кукурузы, а гарнизон окружали прекрасные пастбища с сочной травой.

Чарльз никогда не думал, что сможет полюбить кого-то или что-то по-настоящему глубоко, но к своему небольшому и ни на кого не похожему серому неожиданно привязался всерьез. Он понял это, когда потратил отложенные на выпивку деньги на покупку мелассы, чтобы добавлять ее в корм Бедовому. А еще когда по целому часу обтирал его обрезком самой мягкой попоны, какую только мог найти, хотя хватило бы и пятнадцати минут. Или когда все свободное время чистил его скребницей или расчесывал коню гриву. Окончательно это стало ясно ему после случая, когда один недобросовестный рядовой во время кормления поместил Бедового вместе с гнедыми кобылами. Началась драка, и Чарльз бросился в скопище фыркающих лошадей, чтобы вывести серого в безопасное место. Сначала он выбранил рядового, а потом прочитал ему целую лекцию о том, почему при кормежке никогда нельзя смешивать кобыл и меринов.

Утро выдалось теплым, дул легкий, приятный ветерок, и даже не верилось, что где-то может идти война. По пути они расспрашивали о беглецах в деревнях и на фермах и, в общем, особо не торопились. Несколько раз патрули проверяли у них пропуска, а еще Чарльз настоял на том, чтобы они чаще останавливались и поили лошадей, – летом животным требовалось не меньше двенадцати галлонов воды в день. Во время остановок Чарльз следил за тем, чтобы Бедовый находился в тени, а его копыта – в воде, чтобы избежать растрескивания. Серый, казалось, уже вот-вот готов был заговорить, когда Чарльз, дразня его, несколько раз совал руку в карман, а потом наконец доставал оттуда кусок каменной соли, которую Бедовый тотчас начинал лизать с довольным видом.

Так они и ехали, пока солнце слева от них не начало клониться к закату над хребтом Блу-Ридж. Амбруаз затянул своего любимого «Лохинвара», и Чарльз с воодушевлением присоединился к нему.

На следующее утро они добрались до округа Фэрфакс, еще больше приблизившись к месту расположения армии Борегара под Манассасом. Эта крошечная нежилая станция имела огромное стратегическое значение, так как располагалась на перекрестке важных железнодорожных путей, следовавших через долину реки Шенандоа дальше, в сторону Александрии и Оринджа. Поиски беглецов зашли в тупик. Сколько бы они ни спрашивали, никто не видел подходящих под описание двух белых и одного негра, а в таком скоплении узких долин, лесов, извилистых маленьких тропок, да и просто укромных мест, спрятаться было проще простого.

В два часа пополудни Чарльз заявил:

– Нет смысла продолжать. Мы их потеряли.

– Чертовски не хочется это признавать, но, похоже, ты прав, – вздохнул Амбруаз. – А как ты отнесешься к тому, чтобы сделать привал вон на той ферме у поворота? – Он вгляделся в даль, прищурившись от слепящего света. – Моя фляга пуста.

– Ладно, только потом сразу едем назад. Мне кажется, минуту назад я видел синее пятно на том гребне.

Чарльз не знал, насколько близко они подступили к позициям янки, и не смог бы показать их местоположение, если бы его попросили. Хороших карт в то время еще не существовало.

Они проехали четверть мили до аккуратного белого домика, за которым начинался густой лес. С севера от фермы простирались вспаханные поля. Чарльз придержал Бедового, пуская его шагом:

– Осторожно, Амбруаз. Похоже, там еще какие-то гости.

Он кивнул в сторону затенявшего заднюю часть дома большого вяза, к которому была привязана лошадь, запряженная в двуколку. Когда они повернули к крыльцу и спешились, Чарльзу показалось, что занавеска на окне чуть дрогнула. У него появилось нехорошее предчувствие.

Привязав Бедового и взяв карабин, он поднялся на крыльцо; шпоры негромко позвякивали в безмятежной тишине летнего дня. Он постучал в дверь. Подождал. Внутри послышалось какое-то движение и приглушенные голоса.

– Встань сбоку и держи оружие наготове, – шепнул он.

Подняв карабин, Амбруаз скользнул к стене; по лицу его стекал пот. Чарльз постучал еще раз, сильнее.

– Какого черта вы тут такой шум подняли? – Дверь наконец открылась, и они увидели бедно одетого старика, который стоял в проеме, словно нарочно загораживая то, что скрывалось в тени внутри дома.

– Прошу прощения, сэр, – ответил Чарльз, сдерживаясь, чтобы не вспылить. – Я капитан Мэйн, из легиона Уэйда Хэмптона. А это первый лейтенант Пелл. Мы ищем беглого негра и двух белых, бельгийцев, они могли проходить здесь по пути в Вашингтон.

– С чего это вы взяли? Да, эта дорога ведет к Беннингс-Бридж, но туда ведет куча других дорог.

– Я не понимаю вашей враждебности, сэр, – сказал Чарльз, с каждой секундой настораживаясь все сильнее. – На чьей вы стороне?

– На вашей. Но у меня полно дел. – Он шагнул назад, чтобы захлопнуть дверь.

Чарльз толкнул ее плечом. Старик с криком упал на спину. Пожилая женщина, напоминавшая своим грузным телом небольшого кита, издала тонкий, пискливый возглас, не соответствующий ее комплекции. Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, она загородила собой вход в маленькую гостиную, чтобы Чарльз не мог увидеть то, что внутри. Но ему хватило его высокого роста.

– Мы попались, мисс Барклай, – в ужасе пробормотала женщина.

– Не надо было держать его снаружи так долго. Если только это не переодетый Макдауэлл, то он один из наших.

Негромкие слова второй женщины на мгновение ошеломили и смутили Чарльза. Она говорила как уроженка Виргинии, но вид этой молодой особы казался более чем подозрительным. Ее верхняя юбка была поднята, а на нижней, наброшенной на кринолин, он увидел небольшие, но заметно выпуклые карманы. Рядом на стуле лежали четыре кожаных мешочка, завязанные шнурками. Чарльз сразу все понял и едва не рассмеялся. Контрабандистов ему еще не доводилось видеть, не говоря уже о таких симпатичных.

– Капитан Чарльз Мэйн, мэм. Из…

– Из легиона Уэйда Хэмптона. У вас громкий голос, капитан. Вы пытаетесь натравить на нас янки?

Говоря это, женщина улыбалась, но отнюдь не приветливо. Чарльз совершенно не представлял себе, что делать в такой ситуации. Он повнимательнее рассмотрел незнакомку. Ее скромное платье не выглядело дешевым, хоть и измялось в дороге. Лет ей было примерно столько же, сколько ему. Высокая и статная, эта голубоглазая женщина с пышной грудью и светлыми кудрявыми волосами каким-то невероятным образом сочетала в себе слегка грубоватую силу и чертовскую привлекательность. У Чарльза вдруг закружилась голова. Но он вовремя вспомнил о долге.

– Могу я задать вам несколько вопросов, мэм?.. Да, позвольте вам представить, – добавил он, когда Амбруаз вошел в комнату; старый фермер с женой неловко топтались сзади. – Первый лейтенант Пелл.

– Я видела, как он прихорашивался перед зеркалом в прихожей. Держу пари, вы оба из Южной Каролины, вам даже говорить об этом не надо.

– Не потрудитесь ли и вы сообщить нам ваше имя?

– Миссис Августа Барклай, округ Спотсильвейни. Моя ферма рядом с Фредериксбергом, если вас это интересует.

– Но мы сейчас в Фэрфаксе… – начал было Чарльз.

– О боже! – перебила она его. – Вы мне еще урок географии преподайте, с вас станется, с вашими дурными манерами. – Она принялась доставать мешочки из нижней юбки. – У меня нет времени на разговоры с вами, капитан. Боюсь, за мной гонятся всадники. Янки. – Хлоп-хлоп – мешочки один за другим падали на стул.

– Вдова Барклай ездила в Вашингтон, – сказала жена фермера. – С тайным благотворительным поручением для…

– Тихо! Ни слова больше! – рыкнул на нее фермер.

– Ну почему же? – отрывисто сказала молодая женщина, продолжая вынимать мешочки. – Может, если он узнает, чем мы занимаемся, то поможет нам, вместо того чтобы стоять тут как горделивый столб и ждать восхищения. – Голубые глаза одарили Чарльза таким презрением, что он утратил дар речи, а блондинка как ни в чем не бывало обратилась к хозяевам дома: – Не надо было назначать встречу так близко к Потомаку. Когда они на мосту добрых десять минут изучали мои документы, я уж испугалась, что весь план раскроется. Один сержант так пялился на мои юбки, что едва дырку не прожег, а ведь я не такая уж красавица.

– Мне бы хотелось знать, что в этих мешочках, – сказал Чарльз.

– Хинин. Его полным-полно в Вашингтоне, но почти нет в Ричмонде. А он будет отчаянно необходим, как только начнутся настоящие бои. И я не единственная женщина, которая этим занимается, капитан. Далеко не единственная.

Звякнув шпорами, Амбруаз прошел через комнату к окну. Приятная внешность и патриотизм вдовы Барклай нравились Чарльзу, а вот ее острый язычок – нет. Она напомнила ему Вирджилию, сестру Билли Хазарда.

Чарльз повернулся к пожилой паре.

– Вы, безусловно, можете помочь ей, если хотите, – сказал он фермерше.

Толстуха прошла мимо него, опустилась на колени за спиной Августы Барклай и сунула голову ей под юбку. Мешочки стали падать на стул в два раза чаще.

– Весьма любезно с вашей стороны, – все с тем же сарказмом произнесла вдова. – Но я не шутила, когда говорила о погоне.

– И черт меня побери, если это не так! – воскликнул Амбруаз, глядя в северное окно.

Он с тревогой махнул рукой Чарльзу, и когда тот подошел, то увидел через плечо лейтенанта облако пыли на дороге за небольшим холмом в паре миль от дома.

– Похоже, действительно янки. Скачут во весь опор. – Чарльз задернул занавеску и повернулся к женщинам, которые все еще пытались справиться с мешочками. – Простите меня за резкие слова, дамы. – Он надеялся, что миссис Барклай поймет, что это обращение относилось в основном к ней, и в качестве подтверждения этому получил легкий кивок. – Мне бы хотелось, чтобы вы до конца выполнили свою благородную миссию, но, если мы не поторопимся, это вряд ли получится.

– Осталось чуть-чуть… – задыхаясь, сказала хозяйка; мешочки уже летели как попало.

Чарльз жестом велел фермеру собрать их и спросил:

– Где тут самое надежное место, чтобы все спрятать?

– На чердаке.

– Так поспешите. Амбруаз, выйди и откати коляску за деревья. Если не успеешь вернуться, до того как янки тебя увидят, останься снаружи. Вы закончили, миссис Барклай?

Она опустила и расправила верхнюю юбку, пока жена фермера складывала мешочки на руки мужа.

– Достаточно иметь глаза, чтобы узнать ответ, капитан.

– Избавьте меня от ваших колкостей и ступайте в дровяной сарай за домом. Спрячьтесь там и помалкивайте. Если сможете, конечно. – Как ни странно, ей понравились его слова, и она даже улыбнулась.

Фермер уже шел к лестнице наверх. Снаружи скрипнули колеса – Амбруаз тронул с места двуколку. Августа Барклай быстро вышла наружу.

Чарльз снова бросился к северному окну. Теперь он отчетливо видел всадников в темно-синих мундирах. Их было шестеро, и они во весь опор неслись к ферме. Чарльз почувствовал, как вспотели ладони.

Фермер снова спустился вниз.

– У вас в кухне есть вода? – спросил Чарльз хозяйку.

– Да, бадья с ковшиком.

– Принесите полный ковш. А потом замрите оба.

Он отбросил в сторону кивер и вскоре вышел на крыльцо, небрежно перекинув ремень карабина через согнутую левую руку, а правой сжимая ковш с водой. Завидев его, подъехавшие всадники тут же выхватили сабли и револьверы. Лейтенант, возглавлявший отряд, поднял руку.

Тот момент, когда Чарльза могли застрелить, миновал так быстро, что все закончилось прежде, чем он успел это осознать. Чарльз прислонился к столбику крыльца; сердце колотилось так, что он почти ничего не слышал.