– Я предполагал, Пепел, что твоя реакция будет именно такой, непокорной и буйной. Если вы отдадите перочинный ножик, то вас отпустят на свободу. Я обо всем договорился, вас не тронут.
– Ты продажная шкура, Дик.
– Хватит болтавни, придурки, пристрелите эту пташку, – скомандовал Балисонг, и стрелки в тот же миг подняли ружья. Все они были направлены на Пепла, но тот не сдвинулся с места. Я застыл в метре от него.
– Мы договаривались, что вы их не тронете! – закричал Дик. Его голос напомнил мне женский во время скандала, высокий, даже скорее писклявый.
– Нет, дорогой мой, мы договаривались, что я не стану их убивать. Про пулевые ранения разговору не было.
Балисонг ухмыльнулся и, сложив пальцы в воображаемом пистолете, направил руку в сторону Пепла. Раздался оглушающий звук выстрелов, и пули, словно миниатюрные метеориты, полетели в то самое окно, где стоял Пепел.
– НЕТ! – вскрикнул я и бросился к Пеплу, сбив его с ног и повалив на каменный пол. Тот с недоумением на меня взглянул и уж было собирался что-то сказать, но я перебил его мысли: Теперь квиты.
– Черный ход в южном направлении.
– У нас меньше минуты.
– Ровно тридцать секунд.
Мы с Пеплом бросились к лестнице. Безликий в это время яростно искал повсюду Форда, но тот уже давным-давно скрылся из виду. Я не знал, куда он пошел, зачем. У него на руках была, быть может, самая могущественная штуковина на свете, и что он собирался с ней делать, известно было, увы, только ему одному.
У выхода из трапезного зала нас ждали солдаты в черной кожаной форме. Они все были в противогазовых масках и выглядели так, будто пришли на кладбище. Их было настолько много, что они заняли весь коридор и лестничную клетку, стоя при том почти впритык друг к другу.
Мы были окружены. Настал конец, самый позорный конец за всю историю сопротивления.
– Никогда бы не подумал, что восточный вход в Безликий город находится под каким-то заброшенным складом фейерверков.
Сквозь ряды войск пробиралась высокая фигура в черном кожаном плаще, развивающимся на сквозняке. Человек был как никогда спокоен и отчасти даже счастлив. Из левого рукава у него торчала упругая ладонь, покрытая металлической пластиной, а из-под правого виднелось дуло пистолета.
Пепел вновь схватил меня за руку и отошел назад, ближе к распахнутому настежь окну. Я покачнулся и, теряя равновесие, шагнул назад, оперевшись на каменную стену. По всему телу от холода пробежала дрожь, но пульсация кровеносных сосудов в руке Пепла тотчас подавила ее.
– У нас нет того, что тебе надо, – твердо сказал я.
Киллер усмехнулся:
– Ты прав. Но у меня есть кое-что намного интересней: два новых тела для создания двух идеальных киборгов. Только представьте себе, сколько людей вы убьете. Меня всего трясет от столь счастливого конца этой непростительно надолго затянувшейся истории.
– Разве тебе не нужен был перочинный ножик? Как же создание порталов, открытие и закрытие существующих?
– Наивные детишки, цель правительства не открыть вход в пригород, его цель истребить население ГБН, создать идеальное общество в тысячу человек, а всяких сброд с нижнего уровня превратить в многотысячную армию. Когда это произойдет, перочинный ножик уже будет в руках правительства, и та самая многотысячная армия с вами во главе отправится в пригород. Мы уничтожим всех людей, и тот жалкий огрызок нашей планеты, оставшийся после падения метеорита и взрыва на космической станции, превратиться в идеальный мир, лишенный суеты и беспредела. Джо, твой дядя, несмотря на свое предательство, очень нам помог, так помоги и ты. Сэм, твои родители выступали против нашего порядка, но никогда не поздно все это исправить. Если вы согласитесь добровольно, исход будет менее ущербным. Так что же?
В моей голове все существующие мысли смешались в одну единую кучу, глаза забегали по полу, словно пауки. Я прижался к стене: «Нет, нет, этого не может быть. Если мы сейчас сдадимся, то весь мир погрузится во тьму. Нет, нет, нельзя. Нельзя, что делать, что же делать. Бежать некуда. Сердце, сердце болит. Сердце… сердце… сердце…». Я начал терять сознание. Грудь сдавило, словно я был под завалами камней. В глазах стемнело, слезы превратились в густую черную смолу, от которой так и хотелось избавиться. Но как? Как? Руки не слушаются, я теряю равновесие. Сердце… сердце болит.
Пепел стоял рядом. Внутри него творился хаос: «Как? Как так получилось? Что я сделал не так? В какой момент я ошибся? Нет, нет, этого не может быть. Я один, совсем один. Пустота, пустота в сердце. Больно… как же чертовски больно».
И вдруг внутри него что-то щелкнуло. Я не знаю, о чем он подумал в тот момент, не знаю, как он смог рассеять ураганный смерч в своей душе, как он смог вновь собрать сердце по кусочкам. Та боль внутри него, которую я чувствовал через его руку, исчезла, она просто растворилась, ушла, не оставив после себя ни единого следа. Из Пепла возродился умерший, из пепла возродился Джо.
Джо, схватив меня за карман куртки, поднял на ноги. Он взглянул на меня с улыбкой, которую я никогда еще не видел на его бледном лице. Это была улыбка счастливой души и целого сердца. Джо достал из моего кармана две палочки и в тот же миг, схватив меня за шиворот, выпрыгнул из окна. Я, потерянный сам в себе, полетел вслед за ним.
Прямо у самого асфальта Джо скрестил две палочки, и перед нами возник небольшой круглый проход в метр диаметром. Мы упали туда, словно в шумную речку летним вечером, растворились в космической синеве, забыв обо всем плохом.
В следующий же момент мы выпали на землю, на пожелтевшую осеннюю траву, и покатились по ней, как в далеком двадцатом веке делали это подростки нашего возраста. Над нашими головами светило солнце, яркое солнце нового дня.
– Рыжий, подъем, подъем, быстро! – кричал мне в ухо Джо. – Я забросил нас ближе, чем хотел. Мы должны укрыться. Рыжий, вставай!
Я не понимал, где я, как я здесь оказался. Лишь смутно помнил, что Рыжий это я, а рядом со мной мой очень хороший друг.
– Рыжий, на горизонте уже видны чистильщики! Рыжий!
– Джо? Это ты? – щурясь то ли от солнца, то ли от усталости, произнес я.
– Да-да, я, идем быстро! – Джо прыгал вокруг меня, пытался меня поднять. Я ничего не соображал, но то, что он делал, казалось мне забавным.
– Сердце… сердце болит.
– Рыжий, прошу тебя, пару шагов.
Я поднялся и, опираясь на плечо Джо, зашагал по осенней траве. Она была мокрой, очевидно, из-за прошедшего ночью дождя. Мою грудь выворачивало, что-то выжимало ее, как половую тряпку, словно там внутри когда-то что-то было, а потом вдруг его не стало, и пространство стало сплошной черной дырой, затягивающей в себя все, что не попадя. У меня были проблемы с сердцем, но я не думал, что это может быть настолько больно…
Чистильщики нагоняли, они становились все ближе и ближе, все больше и больше. Я понимал, что это конец, я понял это еще тогда, в Безликом городе, но Джо почему-то не сдавался. В нем внезапно появилась надежда на счастливое будущее, и он ни в какую не хотел ее терять.
– Джо! Джо, стой, – твердо сказал я, остановившись посреди поля.
Джо обернулся и взглянул на меня, явно чего-то ожидая:
– Давай же, Рыжий, впереди лес. Дойдем до леса, и чистильщики нас не найдут. Нас никто не найдет, мы будем жить вдвоем, так же счастливо, как жили раньше, – на глазах Джо блеснули слезы.
– Нет, Джо, такого никогда не будет, мы НИКОГДА не будем счастливы в этом мире. Это конец, сдавайся. Сдавайся, Джо! Сдавайся! Сдавайся! Сдавайся! – я кричал так сильно, что боль в груди стало невыносимой, и я упал на землю, захлебываясь в слезах. Я предал своего лучшего друга, я предал сам себя.
Чистильщики были в ста метрах, шум их двигателей, шум вертолетов не давал развязаться философской беседе.
– Убей меня, Джо, убей меня! – кричал я, что есть мочи. – Я не хочу быть их марионеткой, не хочу убивать невинных! Убей! Убей! Убей!
Прямо на меня ехал кровавый чистильщик грязно белого цвета, с кроваво-красными шестерками. Я прекрасно чувствовал это и знал, что умру. В мою спину стремились огни ослепительных фар. Джо щурился от их света, но мне было хорошо. Меня согревало солнце, по телу струился пот от высокой температуры, а глаза расплывались в слезах. Я так хотел умереть, так хотел…
Оставалось меньше тридцати секунд, меньше тридцати секунд жизни. Джо бросился ко мне, я испугался и вздрогнул. Он схватил меня за плечи и толкнул с такой силой, что я отлетел метра на два в сторону, упав спиной на землю. Грудь разрывало, сердце рушилось, как здание при землетрясении. Водопад слез лился на грязную рубашку. Джо смотрел на меня, счастливо улыбаясь, я смотрел на него, испуганно дрожа.
– Никогда не сдавайся, Сэм, – прошептал он, но я понял, понял по движению его губ.
Джо стоял на коленях, но вмиг исчез под колесами чистильщика, исчез так быстро, что я даже не успел ничего сказать. В его спину стремились огни, мокрые от пота волосы развивались на ветру, а бледно-розовые губы расплывались в улыбке.
А помнишь, Джо, как мы вечерами собирались в баре и играли в карты? А помнишь, как ты учил меня рисовать? Я потом разукрасил чью-то машину розовыми цветочками. А помнишь, мы бежали от охраны с кучей газировки? Или когда разбили кирпичом окно в чьем-то доме? А помнишь, когда мы ссорились? Конечно, помнишь, ведь ты учил меня спорить. А помнишь, того маленького рыжего паренька, который доставал тебя своими расспросами каждый божий день? Это был я, Джо, это был я. И я никогда тебя не забуду. Ни сегодня, ни завтра, никогда, ты слышишь? Ведь ты научил меня непросто выживать в этом жестоком мире, ты научил меня в нем жить.