Прячься

Глава 4

Закончив завтрак в молчании, Эрик встал из-за стола, даже не сказав спасибо. Меган же, в восторге, что внимание матери целиком принадлежит ей, заливалась соловьем о книге, которую пишет.

– Это детектив и приключения, – сообщила. – Как будто Чудо-женщина и Дора-путешественница^[11] сразу.

– Я бы непременно прочла такую книгу, – совершенно серьезно сказала Рейчел.

– Это будет целый сериал. Мою героиню зовут Сейди-разведчица. Она суперсильная, и у нее ручной тигр.

– Само собой, – согласилась Рейчел. – И как зовут этого ручного тигра?

– Рокси.

– Ручной тигр по имени Рокси. И где же Рокси спит?

– Конечно, в постели с Сейди. – Меган раздосадовало, что матери вообще пришел в голову такой глупый вопрос.

– Надо было догадаться, что тигр спит в постели с Сейди. И когда же я смогу прочесть первую историю о Сейди-разведчице?

– Когда я закончу, – заявила Меган, сползая со стула. – И ни минутой раньше.

– Что ж, буду ждать.

Эрик спустился со второго этажа, закидывая рюкзак на плечо.

– Хорошего дня! – крикнула Рейчел. Не отозвавшись ни словом, Эрик просто кивнул и надел наушники. И ушел. Через несколько минут подкатил школьный автобус. Рейчел присела на корточки, чтобы Меган смогла обнять ее своими маленькими ручонками, и поцеловала дочь, прежде чем та выскочила за дверь. Рейчел проследила, как она забирается в автобус и садится рядом с лучшей подругой Симоной Уотсон.

«И когда моя пигалица успела подрасти?» Ну, хотя бы переросла свою предыдущую любимую игрушку под названием «блингл» – набор, позволяющий создавать собственные блестящие, переливающиеся наклейки, которые можно лепить повсюду, куда дотянешься. Рейчел была глубоко убеждена, что «блинглы» изобрел чистейший социопат, учитывая, что они дают ребенку возможность превратить дом в подобие низкопробного стриптиз-клуба. Не так давно, подняв крышку унитаза, Рейчел обнаружила уставившегося на нее ослепительного единорога.

Когда оба ребенка ушли, Рейчел уселась за кухонную стойку; приготовила фриттату^[12] из яичного белка, шпината и феты, заварила кофе во френч-прессе, подтащила к стойке табурет и поела, слушая интернет-трансляцию новостей через ноутбук.

Включила «Канал 8». Синоптик, щеголяя загаром, на который декабрьское солнце явно не способно, проинформировал зрителей, что температура на этой неделе не превысит пятнадцати градусов, а по ощущениям с учетом охлаждения ветром будет около нуля^[13]. Рейчел поморщилась, потягивая кофе.

Потом переключили на ведущих местных новостей – мужчину чуть больше пятидесяти лет с волнистым светло-русым зачесом на лысине и улыбчивую молодую брюнетку, чья экзальтация так рано утром могла объясняться лишь дозой эспрессо или метамфетамина.

– А теперь перейдем к центральному репортажу – экстренной новости, поступившей сегодня поздно ночью, – сообщил мужчина. – Под утро у подножия моста Альбертсона был обнаружен труп. На месте событий находился департамент полиции Эшби, как и наш собственный корреспондент Чарльз Уиллмор.

Отставив кофе, Рейчел подалась к экрану. Потоковое вещание на компьютере сбоило, и оставалось лишь надеяться, что оно не оборвется.

Трансляция переключилась на материал, отснятый рано утром. В бегущей строке было указано 2:00. Ролик отсняли с восточного берега реки Эшби. На заднем плане виднелись четверо копов в куртках департамента полиции Эшби, обследующих освещенную площадку под мостом. Радиус места происшествия составлял футов тридцать. Сам труп был скрыт от взглядов желтой палаткой. Камеры показали с дюжину зевак, собравшихся у края замерзшей реки, чтобы поглазеть на мрачную сцену. Трансляция переключилась на записанный репортаж.

– Чарльз Уиллмор для «Канала 8». Я нахожусь у моста Альбертсона напротив Вудбаррен-Глен. Правоохранительные органы Эшби отреагировали на звонок в службу девять-один-один вскоре после часа ночи, обнаружив то, что на первый взгляд представляется самоубийством у достопримечательности. Как видите, сцена позади меня весьма необычна. Следствие ведется на поверхности замерзшей реки Эшби, требуя от полицейских следователей особой осторожности.

Видео показало патрульный катер, пробившийся сквозь лед. Прожектор катера отбрасывал на место происшествия резкий свет. Камера «Канала 8» сделала наезд на белого детектива лет за сорок и молодую чернокожую женщину-детектива, сидящую на корточках у палатки, скрывающей тело.

– Мы смогли переговорить с одним из офицеров на месте происшествия, – добавил Уиллмор.

Камера переключилась на мужчину, обозначенного в бегущей строке как детектив Джон Серрано из департамента полиции Эшби. На вид Серрано было от сорока двух до сорока четырех. Из-под шерстяной ушанки виднелись темно-каштановые волосы и бакенбарды мышиного цвета. Зеленые глаза цвета сосновой хвои, трехдневная щетина, седина на висках. Выглядел он усталым и огорченным.

– Детектив, скажите, удалось ли вам провести опознание? – спросил Уиллмор.

– На данный момент мы еще производим предварительные следственные действия и пока не располагаем официальным опознанием, – выложил Серрано. – Как только оно появится, мы уведомим ближайшего родственника, прежде чем оглашать какие бы то ни было заявления о личности жертвы.

– Вы употребили термин «жертва». Значит ли это, что вы предполагаете, что здесь имело место не самоубийство?

– Людей, отнявших у себя жизнь, тоже называют жертвами. Исходя из предварительных выводов, мы не готовы сделать официальное заявление касательно причины смерти.

– Мост Альбертсона пользуется печальной репутацией из-за того, что привлекает желающих наложить на себя руки, – добавил Уиллмор. – Может ли быть, что эта женщина прыгнула навстречу гибели?

Как только Уиллмор произнес слово «женщина», Серрано удивленно выпучил глаза.

«Уиллмор не должен был знать, что это женщина, – подумала Рейчел. – Кто-то слил информацию в СМИ. Наверняка другой коп».

– Это возможно. Мы не исключаем никаких возможностей. Сейчас вам необходимо дождаться официального заявления, которое будет сделано, как только мы завершим предварительный анализ.

Серрано направился прочь, камера проследила за ним. Рейчел заметила, что одну руку он стиснул в кулак.

Камера переключилась на палатку. Женщина-детектив отступила, и в этот момент Рейчел увидела руку жертвы. На левом указательном пальце блеснул серебряный перстень с большим топазом.

Рейчел уже видела этот перстень. И вспомнила слова его владелицы:

«Это знак семьи».

Бессмыслица какая-то. Она не покончила бы с собой. Теперь, после всего, что вынесла.

«Пережив пожар, в холод не погибнешь».

Рейчел перемотала прямую трансляцию, чтобы сделать несколько скриншотов, прежде чем нажать кнопку воспроизведения.

– Вот и все, – продолжал Уиллмор. – Печальная новость о том, что в Эшби сегодня женщина предположительно покончила с собой в первые часы этих зимних суток на одном из самых любимых монументов города. Возвращаемся в студию.

– Наши молитвы с ее друзьями и близкими, кто бы они ни были, – сказала ведущая. – Мы на «Канале 8» знаем, что иногда праздники бывают испытанием, так что, пожалуйста, воспользуйтесь этими номерами. Вам помогут.

В нижней половине экрана появилось несколько телефонов: Национальная горячая линия по предотвращению самоубийств, Общество анонимных игроманов и Национальная сеть по вопросам изнасилований, домогательств и инцестов.

– А теперь о спорте, – объявил ведущий, и пошел материал о баскетбольном матче, будто секунду назад и речи не было о чьей-то ужасающей кончине.

Отправив скриншоты себе на почту, Рейчел открыла фотографии. Внимательно рассмотрела. Сделала кое-какие мысленные пометки. Открыла на телефоне приложение калькулятора. И через считаные секунды узнала, что Констанс Райт убита.

* * *

Сев в машину, Рейчел посмотрела на часы. До работы еще час. Времени в обрез. Но сделать это необходимо. Копам никакого доверия. И кто-то из департамента полиции Эшби явно навел СМИ на место преступления. Но Серрано вроде бы изумился, и реакция его выглядела искренней. Может, он честен и непорочен. Но нужно знать наверняка.

Свернув налево по Меррибрук-Лейн, Рейчел направилась в центр города. Южная часть Эшби состоит в основном из деловых и административных зданий – сплошь старый кирпич и новая сталь. Несмотря на мороз, солнце в небесах сверкало, отражаясь от снега ослепительными бликами. Рейчел пришлось надеть темные очки.

Свернув на бульвар Айзенберга, направилась на юг. Движение в сторону моста Альбертсона было просто кошмарным. Хоть мост и открыли для движения, место преступления еще наверняка огорожено, а зеваки мешают движению на многие мили. Но Рейчел направлялась вовсе не к мосту. Ей и так уже известно все, что нужно знать.

Она свернула направо, на Бранч-авеню, проехала несколько миль на юг, мимо Уэстерби-Молл, потом по I-74-Юг к Пеории. Проехав двенадцать миль, свернула к торгово-развлекательному центру, припарковалась рядом с серебристым «Бьюиком» и выбралась из машины.

Подошла к грязному таксофону, угнездившемуся между китайским ресторанчиком, торгующим навынос, и пунктом обналичивания чеков. Снаружи тусовалась группа подростков, вытворявших фокусы на скейтбордах. Один из парней снимал трюки на сотовый телефон.

Вынув из сумочки пакет дезинфицирующих салфеток, Рейчел тщательно протерла телефон и трубку. Открыв приложение на мобильнике, сделала несколько проб, проверяя разборчивость, высоту и тембр речи. Потом надела перчатки и набрала 911. Пора поглядеть, стоит ли департамент полиции Эшби хоть выеденного яйца.

Как только диспетчер ответил, Рейчел произнесла:

– Это сообщение для детектива Серрано из департамента полиции Эшби. По поводу трупа, найденного на мосту Альберт- сона вчера ночью. Он должен знать, что это не самоубийство.

Глава 5

– Детективы Серрано и Талли, спасибо, что зашли. Приятно иметь компанию. Обычно тут царит мертвый покой.

Гектор Морено улыбнулся в ожидании смеха. Серрано и Талли синхронно закатили глаза.

– Мы тоже рады тебя видеть, Гектор, – отозвался Серрано. – К счастью для департамента полиции Эшби, твоей карьере комика взлет не грозит.

Гектор Морено – привлекательный мужчина испанской наружности лет пятидесяти, с теплыми карими глазами, острыми скулами и аккуратной черной с проседью эспаньолкой – прослужил главным судмедэкспертом округа Эшби шестнадцать лет. Поверх хирургического костюма на нем был галстук-боло^[14] с бирюзой, вправленной в серебряный коровий череп.

– Чем меньше вы нас видите, тем лучше, – заявила Талли. – Значит, люди не умирают при подозрительных обстоятельствах. Как Камила и дети?

– Камила – замечательно, просто замечательно, – сказал Морено. – Два ее полотна собираются выставить в художественной галерее в Нью-Йорке. Можете поверить? Через пару недель она туда вылетает на торжественное открытие. Вполне может статься, она будет следующим Рембрандтом.

– Молодец, – похвалил Серрано. – Но это поднимает вопрос, с какой радости она вышла за тебя.

– Да знаю, знаю. Десять лет назад она мне говорит, что хочет попытать себя в живописи, покупает акрил и холст, превращает гараж в радужный кавардак, а теперь ей еженедельно звонит какой-то тип, называющий себя Гулливером и говорящий с британским акцентом, хотя сам он из Висконсина. Я его проверял. Похоже, рано или поздно она меня бросит, чтобы жить в шалаше с каким-нибудь богемным поэтом в дредах, с которым встречается в кальянной в Ист-Виллидже.

– В таком случае я даю ей полгода с поэтом, прежде чем она осознает, как хорошо было с вами, – заметила Талли. – Ни за что не встречайся с представителем пишущей братии, я однажды такую ошибку сделала.

– Я бы заплатил, чтобы увидеть реакцию, когда эти напыщенные художники спросят, чем ее супруг зарабатывает на жизнь, – засмеялся Морено. – «Мой муж? А, он целыми днями обмотан кишками». Эй, Серрано, ты до сих пор читаешь эти книжонки о ведьмах и волшебных бобах? Выучил какое-нибудь заклинание, которые могло бы воскресить мэра Райт из мертвых? Я не шучу. Случившееся с ней пару лет назад было позорищем.

– Согласна, – поддержала Талли.

Серрано не проронил ни звука.

– Так что же у вас для нас? – осведомилась Талли.

Щелкнув пальцами, Морено поманил детективов за собой. Привел их в хорошо освещенное серое помещение со стерильными металлическими стеллажами вдоль стен с криминалистическими инструментами: скальпелями, держателями, костными пилами, реберными расширителями, энтеротомом^[15], пинцетами, хирургическими иглами и тому подобным. На столе в центре комнаты лежал труп, покрытый белой простыней размером четыре на десять футов. Серрано заметил палец ноги, торчащий из-под простыни. Ноготь был покрыт вишнево-красным лаком.

– Погляди сюда, – указал Серрано на палец. Талли подошла, чтобы рассмотреть.

– Слой лака выглядит свежим, – отметила Талли. – Она сделала педикюр на этой или на прошлой неделе. – Приподняв простыню, Талли заглянула под нее. – И недавно побрила ноги.

– Значит, на этой неделе она еще ухаживала за собой. Не очень-то похоже на поведение человека, собравшегося подвести черту, – подхватил Серрано.

– Давай свяжемся с местными маникюрными салонами – может, удастся выяснить, какой из них Райт посещала регулярно. – Талли повернулась к Гектору: – Вы готовы?

Морено кивнул.

– Но только предупреждаю, зрелище не из приятных.

– А когда смерть приятна? – отозвался Серрано.

– Да никогда. Эта женщина заслуживала лучшего. – Морено медленно откинул простыню, открыв тело Констанс Райт. Талли охнула, но не обмолвилась ни словом.

Серрано внимательно разглядывал женщину, лежащую перед ним. Тело Констанс Райт было сокрушено. Это первое, что пришло ему в голову. Она выглядела, будто тряпичная кукла, как попало брошенная на пол небрежным ребенком – конечности изогнуты под чудовищно неестественными углами.

– Лед – беспощадный ублюдок, – заметил Морено. – Сейчас изложу по порядку.

– Валяй, Гектор, – кивнул Серрано.

– Причина смерти – травма головы от удара тупым предметом. – Морено натянул латексные перчатки. Все лицо Райт, от лба до подбородка, было вдавлено, кости вывихнуты. – К счастью, от удара она мгновенно скончалась. Без боли.

– Слава небесам за маленькие одолжения, – произнесла Талли.

Морено кивнул:

– Сломаны все двадцать четыре ребра. Четыре пронзили сердце, а семь – легкие. И печень, и селезенка тоже пробиты. Даже если бы травма головы не убила ее, эти травмы сделали бы это почти мгновенно.

Он перешел к ее изувеченным конечностям:

– Сложные переломы левой лучевой и правой локтевой кости, а также и большеберцовых, и малоберцовых костей в обеих ногах. Таз превратился практически в щебень.

– А токсикология? – осведомился Серрано.

– Алкоголь в крови на уровне 0,43. Никаких следов наркотиков в организме.

– 0,43? Необычайно много, – заметила Талли. – Должно быть, она крепко нахлесталась в последнюю ночь. Думаете, отупляла себя перед прыжком?

– Возможно. Но есть еще одно. – Морено помолчал. – Она была беременна.

Челюсть у Серрано отвисла.

– Насколько давно? – уточнила Талли.

– Судя по уровню гормона зародышевой оболочки, около девяти недель.

– Откуда следует, что она более чем вероятно знала о своей беременности, – заключил Серрано. – Мы обыщем ее квартиру на предмет тестов на беременность, пренатальных витаминов – любых свидетельств ее умонастроения.

Подойдя ближе к телу Райт, Талли протянула руку, раскрыв ладонь над животом женщины, а потом сжав в кулак. Накрыв ее руку своей ладонью, Серрано бережно опустил ее к боку Талли.

– Знаю, – проронил Серрано. – Знаю.

Талли порывисто вздохнула:

– Извини. Просто… утрата жизни.

– Мы можем установить личность отца по тканям плода? – справился Серрано.

– В девять недель зародыш весит всего одну десятую унции, – покачал головой Морено. – Тканей настолько мало, что и говорить нечего. А анализ ДНК не может определить отцовство, если нет образца партнера для сравнения. Одни ткани плода отцовства не определяют.

– Также не исключено, что она сделала это самостоятельно с донорской спермой, – присовокупил Серрано.

– Но с какой стати ей пускаться во все тяжкие, чтобы зачать, а два месяца спустя прыгать с моста? – возразила Талли. Ответа у Серрано не нашлось.

– Все по порядку, – наконец сказал он. – Оба родителя Райт уже умерли. Детей нет. Других живых родственников нет. Нужно вызвать для опознания ее бывшего мужа Николаса Драммонда.

– Если правильно помню, бракоразводный процесс вышел склочный, – вставил Морено. – Драммонд будет не в восторге, что его в это впутали.

– Склочный – это слишком мягко сказано, – откликнулся Серрано. – А еще я хочу сравнения его ДНК с ДНК зародыша.

– Он может отказаться подчиниться без судебного постановления, – указала Талли.

– Если откажется, это даст нам ответ на вопрос.

– Думаешь, Констанс Райт могла напоследок чпокнуться со своим бывшим и подзалететь? – спросил Морено.

– Такое не в диковинку, – ответил Серрано. – Драммонд вновь женился вскоре по окончании развода с Констанс. Бывшие раздувают искру, вступают в связь, она беременеет, а муж пытается скрыть это от новой жены.

– Вот почему я озаботилась придержать первоклассные материалы для шантажа на случай, если Клэр меня бросит, – поведала Талли. – Мы пришли бы к соглашению сторон ровно за пять минут.

– Умно, – похвалил Морено. – И хладнокровно. Не уверен, что хладнокровие способствует здоровым супружеским отношениям, но мне ли судить?

– Итак, твои первоначальные выводы? – спросил Серрано.

– Ну, – ответил Морено, – на данный момент, учитывая аномально высокое содержание алкоголя в крови и растрепанную личную жизнь жертвы, было бы трудновато не списать это на самоубийство. Если беременность была нежелательной, она могла послужить последней каплей.

– Будем дотошными, – не согласилась Талли. – Мне не дает покоя педикюр. И еще я хочу поговорить с Николасом Драммондом.

– Николас Драммонд вышел из брака с кучей денег Констанс Райт, – изрек Серрано. – Ему уже заплачено. Зачем убивать ее теперь?

– Беременность – вот что меня терзает, – ответила Талли. – Предположим, Райт знала. Но нам нужно постановление суда, чтобы посмотреть ее электронную переписку и текстовые сообщения. Если Райт уже ходила по лезвию бритвы и не хотела ребенка, этого могло хватить, чтобы толкнуть ее за край. А может, она хотела, Драммонд нет, и вот вам мотив.

– Если это вообще Драммонд, – возразил Серрано.

– Если это вообще Драммонд. И все равно до этого дойти не должно было, – произнесла Талли. – Мне никогда не было особого дела до чокнутой семейки Райт – да и до самого Николаса Драммонда. Он всегда производил впечатление мужика, которому претило, что жена его затмевает. Но, черт возьми, сердце у этой женщины было хорошее. Она не заслужила того, как с ней поступили.

Серрано рассеянно кивнул. И тут зазвонил мобильный у него на поясе.

– Только не говори, – встрепенулся Морено, закатывая глаза. – Это тема из…

– «Властелина колец», – поведал Серрано. – Один рингтон на всех.

– Видите? – вставила Талли. – Вот с чем мне приходится иметь дело изо дня в день.

Не обращая на них внимания, Серрано ответил на звонок и сказал:

– Серрано слушает.

– Детектив Серрано, это Ванда Бреммер из девять-один-один. У меня есть то, что вы должны услышать.

– Детективы не реагируют на звонки в девять-один-один, – отрезал Серрано. Должно быть, новенькая.

– Я понимаю. Но поверьте, это вы должны услышать, – не уступала та. – Переключаю вас. Эта личность позвонила двадцать шесть минут назад. Обычно я не переадресовываю звонки, но… вы должны это выслушать, детектив.

– Ладно, – в сердцах буркнул Серрано. – Слушаю.

Послышалось потрескивание воспроизводящейся записи. Потом раздался голос. Искаженный мужской голос. Низкий, сиплый, компьютерный. Звонивший явно воспользовался модулятором.

– Это сообщение для детектива Серрано из департамента полиции Эшби. По поводу трупа, найденного на мосту Альбертсона вчера ночью. Он должен знать, что это не самоубийство. Я знаю, что личность жертвы прессе не раскрывали, но это Констанс Райт. Констанс Райт была убита. И я могу доказать. Продолжайте слушать, и я объясню. Пожалуйста, перешлите эту запись детективу Серрано целиком.

Серрано дослушал сообщение до конца, с каждым словом тараща глаза все больше. Когда запись закончилась, к линии снова подключилась Ванда Бреммер:

– Детектив? Вы еще там?

– Еще здесь. – Руки у Серрано дрожали.

– Ты в порядке, Джон? – поинтересовалась Талли.

– У вас есть файл этого звонка, чтобы переслать на мой сотовый? – спросил Серрано у Бреммер. – Пришлите на этот номер.

И продиктовал.

– Высылаю, – сказала она.

Получив файл, Серрано повернулся к Гектору Морено:

– Вы оба должны это услышать. Гектор, мне нужно знать, корректно ли то, что говорит звонящий, с медицинской точки зрения.

Нажав на воспроизведение, Серрано включил динамик телефона. Все трое выслушали запись в молчании. Наконец Морено резюмировал:

– Мне нужно подтвердить расчеты, но, они сойдутся, звонивший прав. Констанс Райт никак не могла совершить самоубийство.