Война Калибана

Глава 2. Холден

Кофеварка опять сломалась.

Опять.

Джим Холден пощелкал красной кнопкой заварки: знал, что не поможет, но удержаться не мог. Массивная, блестящая кофеварка, рассчитанная на целую команду марсиан, отказывалась сварить ему одну-единственную чашку. И даже не гудела. Даже попытаться не хотела. Холден прикрыл глаза – от кофеинового голода гудели виски – и ткнул в кнопку на ближайшей переборке, открывая связь с командой.

– Амос, – позвал он.

Коммутатор не работал.

Холден обнаружил, что огоньки на панели не горят. Тогда он обернулся кругом и увидел погасшие лампочки холодильника и духовки. Дело было не только в кофеварке: взбунтовался весь камбуз. Холден посмотрел на выписанное карандашом на переборке название корабля – «Росинант» – и проговорил:

– Малыш, зачем ты меня обижаешь, ведь я тебя так люблю!

Открыв ручной терминал, он вызвал Наоми.

Прошло несколько секунд, пока та отозвалась:

– Да, алло?

– Камбуз не работает, где Амос?

Пауза.

– Ты говоришь из камбуза? Притом что мы на одном корабле? Лень сделать шаг до стены?

– Коммутатор на камбузе тоже отказал. «Камбуз не работает» – это не гипербола. Буквально: все отказало. Я звоню тебе, потому что ты носишь терминал с собой, а Амос вечно забывает. К тому же мне он никогда не говорит, где работает, только тебе. Итак, где Амос?

Наоми рассмеялась. Звук был приятный и всегда вызывал у Холдена улыбку.

– Сказал, что намерен сменить кое-где проводку.

– У вас там ток есть? Или мы потеряли управление и вы теперь думаете, как бы помягче сообщить мне эту новость? Холден слышал в микрофоне постукивание. Наоми работала, напевая себе под нос.

– Да нет, – сказала она. – Похоже, без питания остался только камбуз. И еще Алекс предвещает, что примерно через час нас ждет стычка с космическими пиратами. Не желаешь зайти в рубку и подраться с пиратами?

– Я не способен драться с пиратами, не выпив кофе. Пойду разыщу Амоса, – сказал Холден и, отключившись, засунул терминал в карман.

Пройдя к трапу, тянувшемуся вдоль корабельного киля, Холден вызвал лифт. Пиратский корабль выдерживал продолжительный полет только на одном g, поэтому пилот Холдена, Алекс Камал, вел их на перехват на тяге в 1,3, а пользоваться трапом при повышенной гравитации было опасно.

Через несколько секунд переборка, лязгнув, раскрылась, и платформа лифта с визгом остановилась на уровне ног. Холден сделал шаг вперед и ткнул в кнопку машинной палубы. Лифт медленно пополз вниз по шахте, палубные люки на пути его движения открывались и закрывались.

Амос Бартон обнаружился в мастерской на палубу выше машинного зала. На рабочем столе перед ним лежало полуразобранное сложное устройство, а в руках он держал паяльник. Спортивный костюм механика был на несколько размеров меньше нужного и при движении натягивался на широких плечах. На спине читалось прежнее название корабля: «Тахи».

Холден остановил лифт.

– Амос, камбуз не работает.

Механик, не отрываясь от дела, взмахнул толстой рукой. Холден принялся ждать. Еще пару секунд поковырявшись паяльником, Амос отложил инструмент и обернулся к Холдену. – Разумеется, не работает, раз я вывернул из него эту хреновину. – Он кивнул на устройство.

– А обратно не вставишь?

– Нет, пока не могу, я с ней еще не закончил.

Холден вздохнул.

– Обязательно было браться за эту штуку как раз перед схваткой с кровожадными пиратами, оставив нас без камбуза? У меня, знаешь ли, голова разболелась, и я не прочь выпить чашку кофе перед битвой, так сказать.

– Обязательно, – подтвердил Амос. – Объяснить почему или поверишь на слово?

Холден кивнул. Он не слишком тосковал по службе в земном флоте, но порой ему не хватало безусловного почтения со стороны команды. На «Росинанте» авторитет капитана выглядел довольно расплывчатым. Амос отвечал за проводку, и ему в голову не приходило уведомлять Холдена о подробностях своей работы. Холден решил спустить дело на тормозах.

– Ладно, но ты бы хоть предупреждал меня заранее. Без кофе голова так и раскалывается.

Амос с ухмылкой сдвинул шапку на лысой макушке.

– Брось, капитан, здесь я могу помочь. – Он извлек из-за спины, с верстака, большой металлический термос. – Прежде чем отключить камбуз, я сделал запасы.

– Амос, извини за то, что сейчас о тебе подумал.

Механик отмахнулся, возвращаясь к работе.

– Забирай, я уже выпил чашку.

Холден снова вошел в лифт и вернулся на командную палубу, сжимая термос обеими руками, как последний кислородный баллон.

Наоми сидела перед панелью датчиков и связи, следя за погоней. Холден с первого взгляда на экран увидел, что со времени последней оценки положения они сократили разрыв. Он пристегнулся к амортизатору боевого командного поста, открыл ближайший шкафчик и, предвидя в скором будущем переход на десятые доли g или в невесомость, достал себе под кофе питьевую грушу.

Наполняя ее из соска термоса, он сказал:

– Очень быстро сближаемся. Что-то случилось?

– Пиратский корабль основательно сократил ускорение от начального одного g. За пару минут дошли до половины, а с минуту назад вообще прекратили разгон. Как раз перед этим компьютер выявил в выбросе двигателя кое-какие отклонения. Думаю, выдохлись.

– У них поломался корабль?

– Поломался.

Холден сделал долгий глоток из груши, обжег себе язык и не заметил.

– Сколько нам до перехвата?

– Максимум пять минут. Алекс выжидал с финальным торможением, пока ты поднимешься сюда и пристегнешься. Холден стукнул по кнопке «комм-1».

– Амос, пристегнись, до злодеев пять минут. – Переключившись на канал рубки, он спросил: – Алекс, что нового? – Похоже, у них и впрямь поломался кораблик, – протянул пилот с отчетливым выговором долины Маринера.

– Кажется, таково общее мнение, – согласился Холден. – Удирать им теперь будет малость потруднее.

Первоначально Марс заселялся китайцами, индусами и техасцами. У Алекса были блестящие черные волосы и смуглая кожа индуса. Землянину Холдену всегда казалось странным слышать тягучую техасскую речь от человека, которому, по всей видимости, полагалось говорить с пенджабским акцентом.

– А нам проще, – подхватил Холден, прогревая панель управления боевыми действиями. – Сравняй скорости на десяти тысячах кэмэ. Я запятнаю их прицельным лазером и подключу орудия точечной обороны. Порты труб тоже открой. Примем самый грозный вид.

– Роджер, босс, – ответил Алекс.

Наоми развернулась в кресле, чтобы послать Холдену ухмылку.

– Сражение с космическими пиратами. Как романтично!

Холден не удержался от ответной улыбки. Даже в спортивном костюме марсианского офицера, слишком коротком и ужасно широком на ее тонкой фигуре астера, Наоми казалась ему красавицей. Длинные курчавые черные волосы были небрежно связаны в хвост на затылке, черты лица являли разительную смесь азиатской, южноамериканской и африканской крови, необычную даже для плавильного котла Пояса астероидов. Увидев в затемненной панели отражение темноволосого парня из Монтаны, Холден почувствовал себя простаком-деревенщиной.

– Ты же знаешь, как я стараюсь создать для тебя романтичный настрой, – ответил он. – Но, боюсь, твоего энтузиазма я не разделяю. Мы начинали со спасения Солнечной системы от ужасной инопланетной угрозы, а теперь что?

Холден был коротко знаком только с одним копом, да и то недолго. Разбираясь с серией мерзких делишек, известных ныне под кратким названием «История с Эросом», он столкнулся с худым, седым, сломленным человеком по фамилии Миллер. Ко времени их встречи Миллер уже бросил работу в полиции ради своих маниакальных поисков некой пропавшей девушки.

Они так и не стали друзьями, но сумели спасти человечество от безответственных корпораций, заигравшихся с инопланетным оружием, которое прежде астрономы ошибочно принимали за спутник Сатурна. По крайней мере в этом их сотрудничество возымело успех.

Холден шесть лет прослужил во флоте. Ему случалось видеть, как гибнут люди, но только через экран радара. На Эросе он наблюдал ужасную смерть тысяч людей вблизи. Кое-кого убил сам. Он схватил там такую дозу радиации, что вынужден был постоянно принимать лекарства, останавливая расцветающий в его тканях рак. Ему досталось меньше, чем Миллеру.

Благодаря Миллеру инопланетная зараза вместо Земли рухнула на Венеру. Но это не покончило с нею. Чужой программный вирус продолжал действовать под густой облачной оболочкой планеты, и до сих пор никто не предложил более научного объяснения происходящего, нежели: «Хм-м, странно».

Спасение человечества стоило жизни старому усталому детективу из Пояса.

Спасение человечества превратило Холдена в охотника за пиратами на жалованье у Альянса Внешних Планет. Даже в самые неудачные дни он полагал, что ему досталась лучшая доля.

– Тридцать секунд до перехвата, – предупредил Алекс.

Холден вернулся к настоящему и вызвал машинный зал. – Ты там хорошо пристегнулся, Амос?

– Роджер, кэп. Все готово. Смотри не подставь моего питомца под выстрелы.

– Сегодня стрельбы не будет, – ответил Холден, уже отключившись. Его услышала Наоми и вопросительно подняла бровь. – Наоми, установи связь. Хочу потолковать с этими приятелями.

Спустя секунду на его дисплее появилось управление связью. Холден навел луч на пиратский корабль и, выждав, пока загорится зеленый сигнал, заговорил:

– Неопознанный легкий грузовоз, говорит капитан Джеймс Холден с ракетоносца Альянса Внешних Планет «Росинант». Прошу ответить.

Тишину в его наушниках нарушал только легкий шум фоновой радиации.

– Слушайте, ребята, я не шучу. Мне известно, что вы меня знаете. И еще известно, что пять суток назад вы атаковали продовольственный грузовик «Лунатик», отключили его двигатели и украли шесть тысяч кило протеина и весь их воздух.

Мне этих сведений вполне хватает.

Снова шум помех.

– Вот мое предложение. Мне надоело за вами носиться, и я не позволю вам протянуть время, чтобы починить корабль и снова задать мне веселую гонку. Если вы не сдадитесь без всяких условий, я выпущу пару торпед с плазменными боеголовками и превращу ваш кораблик в раскаленный шлак. А потом полечу домой и хорошенько высплюсь.

Помехи наконец прорезал мальчишеский голос – слишком молодой для пирата.

– Вы не имеете права! АВП – не настоящее правительство. По закону вы не вправе меня угробить, так что валите на хрен – протараторил голос, то и дело угрожая сорваться и дать петуха.

– Да что ты? И больше тебе сказать нечего? – ответил Холден. – Слушай, забудь на минутку о законах и конституционных правах. Взгляни на радарную картинку моего корабля. У тебя грузовик-развалюха, на который кто-то припаял самодельную гауссову пушку, а у меня новейший марсианский торпедоносец с вооружением, способным расплавить небольшую луну.

Голос на другом конце связи молчал.

– Ребятки, вы можете не признавать меня законным представителем власти, но согласитесь, что подорвать вас я могу в любую минуту.

Связь молчала. Холден вздохнул и потер переносицу. Кофеин не прогнал головную боль. Оставив открытым канал связи с пиратами, он вызвал другой канал – пилотскую кабину: – Алекс, прострели этот грузовик из носового точечного. Целься по килю.

– Стойте – завопил мальчишка. – Мы сдаемся, господи боже!

Холден потянулся, наслаждаясь невесомостью после многих дней на тяге, и усмехнулся сам себе. Сегодня обойдется без стрельбы.

– Наоми, скажи, чтобы наши новые друзья передали тебе удаленный контроль над кораблем. Отведем их на Тихо – пусть трибунал АВП решает. Алекс, как только они наладят свой движок, составь возвратный маршрут на уютном пол-g. А я в медотсек, поищу аспирин.

Холден отстегнул крепления амортизатора и толкнулся к палубному трапу. В полете у него запищал ручной терминал. Вызывал Фред Джонсон, номинальный глава АВП и их покровитель на промышленной станции корпорации Тихо, служившей ныне де-факто штаб-квартирой АВП.

– Ну, Фред, поймали мы мерзких пиратов. Везем на суд.

Темное лицо Фреда сморщилось в улыбке.

– Вот это новость. Надоело их взрывать?

– Нет, просто наконец нашлись такие, которые поверили мне на слово.

Ухмылка Фреда сменилась озабоченным выражением.

– Слушай, Джим, я не потому звоню. Вы мне срочно нужны на Тихо. На Ганимеде что-то случилось…

Глава 3. Пракс

Праксидик Менг стоял в дверях базового амбара, озирая поля мягко колыхавшихся, зеленых до черноты листьев, и боялся. Потемневший купол возвышался над ним. Необходимый посевам свет погас, а зеркала… о зеркалах лучше было не думать. Всполохи боевых кораблей напоминали искры на дешевом экране, эти краски и мелькания казались здесь неуместными. Знак – что-то пошло очень не так. Менг облизал губы. Он верил, что должен найтись способ. Способ все это спасти.

– Пракс, – позвала Дорис, – нам надо идти. Сейчас же.

Передовой край агробиологии низких ресурсов, «глициновый кеннон», сорт сои, модифицированный настолько, что представлял собой новый вид. На него ушло восемь лет жизни. Из-за него родители до сих пор не видели внучку в лицо. Та соя и еще кое-что прикончили его брак. Пракс видел в поле восемь слегка различных линий генно-модифицированных хлоропластов – состязавшихся друг с другом за выработку наибольшей порции протеина на фотон. Руки у него дрожали. Его тошнило.

– До удара пять минут, – сказала Дорис. – Надо эвакуироваться.

– Я его не вижу, – ответил Пракс.

– Оно приближается так быстро, что ко времени, когда его станет видно, видеть будет некому. Все уже ушли, мы последние. Давай в лифт.

Большие орбитальные зеркала он всегда считал своими союзниками: они освещали поля сотнями бледных солнц. Он не мог поверить, что они его предали. Безумная мысль. Зеркало, валящееся на поверхность Ганимеда – на теплицы, на его сою, на труд его жизни, – оно ничего не решало. Оно – жертва причинности и физических законов, как и все остальное.

– Я ухожу, – сказала Дорис. – Если останешься, умрешь через четыре минуты.

– Подожди, – сказал Пракс и выбежал в купол. На краю ближайшего поля он упал на колени и запустил руки в черную почву. Она пахла, как хорошие пачули. Он зарылся пальцами вглубь, подхватил клубни. В его ладонях оказалось маленькое хрупкое растение.

Дорис была уже в грузовом лифте, готовом опуститься в пещеры и тоннели станции. Пракс бросился к ней. Теперь, когда он спасал растение, купол вдруг показался страшно опасным. Едва ботаник ввалился в дверь, Дорис тронула пальцем дисплей управления. Широкие металлические двери качнулись, сдвинулись, и лифт пошел вниз. Обычно на нем перевозили тяжелое оборудование: культиваторы, трактора, тонны гумуса, извлеченного из утилизаторов станции. Теперь здесь было только трое: Пракс, сидевший на полу, поджав ноги, росток сои у него на коленях и Дорис, вглядывавшаяся в свой терминал, закусив нижнюю губу. Лифт казался слишком большим для них.

– Может, зеркало пролетит мимо, – сказал Пракс.

– Может. Но там тысяча триста тонн стекла и металла. Будет довольно сильная ударная волна.

– Купол может выдержать.

– Нет, – сказала она, и Пракс перестал с нею разговаривать.

Кабина гудела и лязгала, уходя в глубину под поверхностным льдом, соскальзывая в паутину тоннелей, составлявших основную массу станции. Воздух пах нагревательными элементами и технической смазкой. Пракс все еще не мог поверить в случившееся. В то, что ублюдки-военные начали стрелять. Никто, нигде не может быть таким близоруким. Хотя, как выяснилось, все-таки может.

За месяцы, прошедшие с раскола между Землей и Марсом, он от постоянного гложущего страха перешел к осторожной надежде на примирение. Каждый день без событий свидетельствовал, что ничего не случится и впредь. Он позволил себе думать, что положение куда устойчивее, чем представляется. Даже если дела пойдут плохо и начнется стрельба, это будет не здесь. Ганимед ведь их всех кормит. Магнитосфера делает спутник самым безопасным родильным домом, с минимальным для внешних планет уровнем врожденных пороков и мертворожденных детей. Здесь находился центр всего, что обеспечивало экспансию человечества в космос. Их труды стоили так дорого и были так хрупки, что те, наверху, не имели никакого права допускать сюда войну.

Дорис невнятно выругалась. Пракс взглянул на нее: она провела пальцами по редким седым волосам и сплюнула в сторону.

– Разрыв связи. – Дорис подняла вверх ручной терминал. – Всю сеть вырубили.

– Кто?

– Безопасники, ооновцы, Марс – откуда мне знать?

– Но если они…

Словно удар гигантского кулака обрушился на крышу кабины. Сработали аварийные тормоза, их лязг отозвался в костях. Погас свет, тьма продолжалась два частых, как у колибри удара сердца. Потом загорелись четыре светодиодные аварийки и снова погасли, когда автоматы подали полное питание на кабину. Заработала диагностика серьезных неполадок: гудели моторы, щелкали переключатели, интерфейс проверял все суставы, словно атлет, разминающийся перед рывком. Пракс встал, подошел к панели управления. Датчики в шахте показывали, что давление, и без того минимальное, продолжает падать. Лифт вздрогнул: где-то над ними закрылась герметичная переборка, и наружное давление поползло вверх. Воздух из шахты вынесло в пространство раньше, чем сработала аварийная система. Его купол поврежден.

Его купола больше нет.

Он закрыл рот ладонью и только потом сообразил, что измазал грязью весь подбородок. Часть сознания прикидывала, что необходимо сделать для спасения проекта: связаться с правлением на RMD-южном, переписать заявку на грант, восстановить данные для воссоздания жизнеспособных образцов, – а другая часть замерла, застыла в жутком спокойствии. Так, двумя людьми – один отчаянно пытается спасти положение, а другой уже впал в ступор безнадежности, – Пракс чувствовал себя в последнюю неделю перед разводом.

Дорис обернулась к нему, ее полные губы тронула усталая улыбка. Она протянула руку.

– Приятно было работать с вами, доктор Менг.

Кабинка дрогнула: втянулись аварийные тормоза. Издалека донесся еще один толчок. Падение зеркала – или корабля. Или солдаты на поверхности выковыривают друг друга из скорлупы. А может, и бой в глубине станции, как знать. Он пожал протянутую руку.

– Вы оказали мне честь, доктор Бурн.

Они почтили свою прошлую жизнь долгой минутой молчания. Дорис вздохнула.

– Ну ладно, – сказала она, – давайте выбираться.

* * *

Помещение группы, куда ходила Мэй, располагалось в глубине Ганимеда, но от выхода из лифта было всего несколько сотен ярдов до станции «трубы» – и по ней несколько минут экспрессом. Впервые за три десятилетия жизни на Ганимеде Пракс заметил, что здесь есть аварийные двери.

Перед закрытой станцией стояли четверо солдат в массивных броневых костюмах, расписанных бежевыми и стальными линиями – камуфляж под отделку коридоров. Держа штурмовые винтовки устрашающей величины, они мрачно поглядывали на окружившую их кучку людей.

– Я сотрудник транспортного управления, – втолковывала высокая худая темнокожая женщина, после каждого слова тыча пальцем в нагрудник часовому. – Если вы нас не пропустите, наживете неприятности. Серьезные неприятности. – Это надолго? – спросил какой-то мужчина. – Мне нужно домой. Надолго это затянется?

– Леди и джентльмены— Стоявший слева солдат оказался женщиной. Ее сильный голос прорезал ропот толпы, как голос учительницы в шумном классе. – Объявлено чрезвычайное положение. До окончания военных действий переход между уровнями – только для уполномоченных сотрудников.

– Вы-то на чьей стороне? – крикнул кто-то. – Марсиане, что ли? Вы за кого?

– А пока… – женщина пропустила выкрик мимо ушей, – мы просим вас проявить терпение. Как только движение станет безопасным, станции «трубы» откроются. До тех пор мы рекомендуем вам ради вашей же безопасности сохранять спокойствие.

Пракс не собирался вмешиваться, пока не услышал собственный голос – тонкий и жалобный:

– У меня дочь на восьмом уровне. У нее там детская группа.

– Все уровни изолированы, сэр, – заверила женщина в форме. – С ней ничего не случится. Потерпите.

Темнокожая из транспортного управления скрестила руки. Пракс заметил, что двое мужчин выбрались из толпы и, переговариваясь, ушли в узкий грязноватый коридор. Здесь, наверху, в старых тоннелях, попахивало утилизатором: пластиком, гарью и химией. А сейчас – еще и страхом.

– Леди и джентльмены, – прокричала старшая из солдат, – ради вашей собственной безопасности сохраняйте спокойствие и оставайтесь на месте, пока не закончится военное положение.

– А что там сейчас творится? – жадно спросила женщина из-за плеча Пракса.

– Ситуация быстро развивается. – Ее голос чуть заметно дрогнул. Солдаты боялись не меньше других. Только у них было оружие.

Здесь он ничего не добьется, надо искать другое средство. Все еще держа в руках свой последний глициновый кеннон, Пракс отошел от дверей станции.

Ему было восемь лет, когда отец из многолюдного центра Европы привез его на Ганимед. Отец участвовал в создании новой лаборатории. За восемь лет строительства Пракс пережил бурный подростковый период. Когда родители стали собираться на новую работу – на астероид с эксцентрической орбитой близ Нептуна, – Пракс остался. Он занялся ботаникой в надежде научиться растить нелегальную, не облагаемую налогами марихуану и быстро уяснил, что каждый третий студент лелеет те же планы. Четыре года он потратил на поиски забытого склада или заброшенного коридора, еще не занятого другими экспериментаторами, и за это время научился чувствовать архитектуру тоннелей.

Он прошел старыми узкими шахтами первого поколения. Люди сидели вдоль стен и набивались в бары и рестораны; все лица были пустыми либо выражали страх или злость. На экранах крутили старые развлекательные программы: музыку, спектакли, абстрактное искусство – что угодно, кроме обычных новостных программ. Ни один из личных терминалов не звенел, возвещая о входящих сообщениях.

Пракс нашел то, что искал, у центрального воздуховода. У транспортных рабочих всегда где-нибудь валяются старые электроскутеры, хотя никто ими больше не пользуется. У Пракса, как у старшего научной группы, на ручном терминале был допуск за ржавеющее ограждение. Он нашел скутер с коляской и половинным зарядом аккумулятора. Семь лет он не садился на скутер. Положив глициновый кеннон в коляску, он прошелся по диагностике и вывел машину в коридор.

Первые три эстакады охранялись так же, как станция «трубы». Пракс не стал даже останавливаться. Четвертая вела в служебный тоннель от складов вниз, к реактору. Здесь никого не было. Он постоял, заглушив мотор. В воздухе висел острый запах кислоты – от чего, непонятно. Понемногу проступили и другие детали: выжженные следы на стене, темное пятно на полу. Пракс услышал отдаленные хлопки и спустя три или четыре долгих вдоха понял, что это выстрелы.

«Ситуация быстро развивается» – очевидно, это означало бои в тоннелях. Воображение нарисовало яркую, как воспоминание, картину: классная комната Мэй пробита пулями и залита кровью. Паника, накатившая на него в куполе, вернулась, стократно усилившись.

– С ней все хорошо, – сказал он ростку в коляске. – Они не устроят боя на школьном этаже. Там же дети!

Черно-зеленые листики уже привяли. Нельзя воевать там, где есть дети. И поставщики продовольствия. И хрупкие агрокупола. Руки опять дрожали, но он все-таки удерживал руль.

* * *

Первый взрыв он услышал, съезжая по эстакаде с седьмого на восьмой уровень вдоль недостроенной, огромной, как собор, каверны, заполненной звуком капели от тающего на стенах льда. Это было нечто среднее между огромным ангаром и произведением искусства. Что-то вспыхнуло, громыхнуло, и его скутер занесло. Быстро надвинулась стена – Пракс едва успел отдернуть ногу, уходя от удара. Над ним кричали голоса. Военные наверняка были в скафандрах и переговаривались по радио. По крайней мере, так ему представлялось. Люди, что вопили наверху, – это были просто люди.

Второй взрыв выщербил стену каверны, глыба бело-голубого льда размером с трактор медленно отвалилась от потолка и ударилась о пол. Пракс с трудом удержал скутер. Сердце грозило проломить ребра.

На верхнем конце изогнутой эстакады он увидел фигуры в броне. Пракс не сумел бы отличить ооновцев от марсиан, но один из солдат, обернувшись, поднял винтовку. Пракс дал газу, уходя вниз. Его догнал треск автоматной очереди, запах дыма и облако пара.

Двери группы оказались закрыты. Он не знал, как это воспринимать: как угрозу или надежду. Остановил виляющий скутер, спрыгнул с него, едва удержавшись на подгибающихся ногах. Хотел аккуратно постучать по стальной вертикальной створке, но с первого удара рассадил кожу на костяшках.

– Откройте, здесь моя дочь! – Он принялся орать как сумасшедший, и кто-то внутри услышал его или увидел через камеру наблюдения. Створка дрогнула и начала подниматься. Пракс упал на четвереньки и прополз под ней.

Он всего несколько раз встречался с новой преподавательницей, мисс Керри, когда отводил Мэй в группу или забирал ее домой. Это была девушка не старше двадцати, по-астерски высокая и тонкая. Прежде ее лицо не казалось таким бледным.

Впрочем, классная комната сохранилась в целости. Дети, стоя кружком, распевали песенку про муравья, бороздившего космос, с рифмами на названия крупных астероидов. Ни крови, ни пулевых пробоин, хотя из вентиляции тянуло горелым пластиком. Он должен увести Мэй в безопасное место. Пракс обвел глазами кружок детей, отыскивая ее личико, ее волосы. – Мэй здесь нет, сэр. – Голос мисс Керри звучал приглушенно и в то же время срывался на вдохах. – Ее утром забрала мать.

– Утром? – повторил Пракс, зацепившись за слово «мать». Что делает Никола на Ганимеде? Он всего два дня назад получил от нее сообщение по поводу выбора детской группы – за два дня с Цереры до Ганимеда не добраться.

– Сразу после завтрака, – подтвердила учительница.

– Вы хотите сказать, ее эвакуировали? Кто-то эвакуировал Мэй?

Еще один взрыв сотряс ледяную массу астероида. Один ребенок испуганно взвизгнул. Учительница обернулась к детям, затем снова к Праксу. Понизила голос:

– Мать зашла за ней сразу после полдника. Она забрала Мэй. Ее весь день не было с нами.

Пракс вытащил свой терминал. Связь по-прежнему лежала, но заставкой экрана служил снимок с первого дня рождения Мэй, с тех времен, когда все было хорошо. Целую жизнь тому назад. Он вывел снимок на экран и указал на Николу, смеющуюся над пухлым ярким свертком с дочерью.

– Она? – спросил он. – Она приходила?

Смятение на лице учительницы ответило за нее. Ошибка. Некто – новая няня, социальный работник или кто-то еще – зашел за ребенком и взял не того.

– Она была на компьютере, – оправдывалась девушка. – Была в системе. Система показала ее.

Лампочки моргнули. Запах дыма усилился, воздухоочистители загудели громче, стали потрескивать, вылавливая летучие частицы. Мальчик, кажется знакомый, захныкал, и учительница машинально обернулась было к нему, но Пракс поймал ее за локоть.

– Нет, вы ошиблись, – сказал он. – Кому вы отдали Мэй? – Система подтвердила, что это ее мать. У нее была идентификация. Все правильно.

В тоннеле приглушенно застучали выстрелы, кто-то в коридоре завопил, и тогда закричали все дети. Учительница отдернула локоть. Кто-то ударил в створку наружной двери. – Ей около тридцати. Темные глаза и волосы. Ее сопровождал врач, она была в системе, и Мэй охотно пошла с ними.

– Они взяли ее лекарства? – спросил он. – Лекарства взяли?

– Нет. Не знаю. Кажется, нет.

Пракс не сдержался, встряхнул женщину. Один раз, но сильно. Если у Мэй нет лекарств, она уже пропустила полуденную дозу. Она может продержаться до утра, а потом ее иммунная система пойдет вразнос.

– Покажите мне, – сказал он. – Покажите фото. Женщины, которая ее забрала.

– Не могу. Система повисла, – выкрикнула учительница. – За дверью людей убивают!

Кружок распался, дети криками будоражили друг друга. Учительница плакала, закрыв лицо руками. Кожа ее побледнела до синевы. Пракс чувствовал, как мозг охватывает дикая, звериная паника. Прежнее тупое спокойствие стояло рядом. – Здесь есть пути эвакуации? – спросил он.

– Нам сказали оставаться здесь, – возразила учительница.

– А я говорю – эвакуируйтесь, – сказал Пракс, думая при этом: «Я должен найти Мэй».