Великий Китайский Файрвол

Для человека с политическими амбициями вроде Лу должность корреспондента «Синьхуа» была идеальной стартовой позицией. Невысокий, ростом всего около 153 сантиметров, но крепко сбитый, Лу отличался несокрушимой уверенностью, располагал к себе и умел предугадывать неожиданные перемены политического климата. Он быстро зарекомендовал себя как крайне энергичный корреспондент, настоящий трудоголик и стремительно поднимался по карьерной лестнице¹⁶². Сначала его назначили главой регионального бюро, затем пекинского. В 2001 году он стал генеральным секретарем информационного агентства, а через три года – вице-президентом¹⁶³.

По некоторым сведениям, Лу также был личным политтехнологом Вэнь Цзябао, который в 2003 году стал премьером Госсовета¹⁶⁴. На этом посту «дедушка Вэнь» тщательно культивировал образ человека из народа, доброго пенсионера в очках. После одного землетрясения он позировал на камеру в спасательном жилете и через мегафон отдавал команды спасателям¹⁶⁵. Бывший протеже либерала-реформатора Чжао Цзыяна, изгнанного из КПК в ходе чисток, Вэнь несколько отклонялся от линии партии по некоторым вопросам, исполняя роль хорошего полицейского на фоне суровых коллег. Многим казалось, что по крайней мере в верхушке партии, возможно несогласие или хотя бы дискуссия. Его либеральные настроения на реальной политике отражались мало. Мнение хорошо выразил диссидент Ю Цзиэ в книге о Вэне под названием «Лучший актер Китая»¹⁶⁶.

На должности вице-президента «Синьхуа» Лу старался не упускать из виду возможности для новых карьерных скачков и охотно брался за масштабные задачи. В 2006 году он продавил новое постановление, согласно которому зарубежные информационные агентства должны были заключить соглашение о партнерстве с филиалом «Синьхуа», чтобы работать в Китае. Многие наблюдатели истолковали этот шаг как попытку «Синьхуа» прорваться на крайне доходный рынок финансовой информации, на котором тогда царили Reuters и Bloomberg¹⁶⁷. В конце концов партия была вынуждена пойти на уступки перед лицом иска от Всемирной торговой организации по поводу того, что «Синьхуа» выполняет двойную роль – цензора и конкурента иностранных информационных агентств.

При Лу на посту руководителя в «Синьхуа» сложилась тенденция предоставлять коммерческие услуги, но после разбирательства агентство стало ожесточенно штурмовать этот сегмент рынка. Сначала конкуренция велась только внутри Китая, но потом «Синьхуа» начало подрывать позиции иностранных агентств, в том числе Reuters и Associated Press, даже за рубежом. Это позволило Китаю расширить сферу своего влияния и ослабить конкурентов, которые считались негативно настроенными по отношению к Пекину. На фоне финансовых трудностей, которые тогда испытывали многие медиакомпании, продукты «Синьхуа», в особенности фотобанк, стали пользоваться большим успехом, а конкуренты теряли прибыль и были вынуждены сокращать штат корреспондентов по миру. Наибольшего успеха «Синьхуа» добилось в Африке, где мало кто из медиакомпаний мог себе позволить платить за услуги крупным международным агентствам¹⁶⁸.

Одним из главных действующих лиц преобразований был Лу. В выложенных в интернет телеграммах Госдепартамента США дипломаты сообщают, что в ответ на угрозу, что ВТО может подать протест против принятия Китаем новых правил регистрации, Лу возмущался и настаивал: это вопрос суверенитета Китая¹⁶⁹. Представителям США Лу заявил: любая компания, которая хочет работать в Китае, должна соблюдать законы. За этим последовала гневная тирада о лицемерии иностранных медиакомпаний. Например, Reuters, возмущался он, показали сюжет, где Тайвань называли независимым государством. Информационное агентство Dow Jones одобрило призыв к свержению гражданами КНР правительства и выразило надежду, что власти США будут бороться с китайской диктатурой. Этими же аргументами Лу будет пользоваться несколько лет спустя, когда Си Цзиньпин поставит его главнокомандующим в войне против интернета.

Глава 7
Трафик на вершине мира
Как Далай-ламу подключали к интернету

Летом 1988 года Дэн Хэйг понятия не имел, что ему делать дальше¹⁷⁰. Он родился в Милуоки, штат Висконсин, на берегах озера Мичиган, вырос в соседнем Глендейле и поступил в университет в столице штата Мэдисоне. Окончив университет, Дэн захотел посмотреть мир и приобрести новый опыт, который Барсучий^[4] штат никак не мог ему дать. В 1987 году Хэйг снялся с насиженного места и уехал на Тайвань преподавать английский. Но эта поездка не стала для двадцатичетырехлетнего Дэна переломной, как он надеялся. Тайвань был и слишком привычным – ему не хватало бодрящей экзотики – и слишком отстраненным. Дэн чувствовал себя там неуютно.

Через год или около того он на самолете добрался до юга Китая, а оттуда – в Тибет. Бородатый парень с длинной русой гривой очень напоминал хиппи, которые за несколько десятилетий до него путешествовали здесь. Как и они, Хэйг разъезжал по плато автостопом и на автобусах, общаясь на ломаном китайском с местными, которые сами по большому счету не владели языком. Несмотря на языковой барьер, Дэн обнаружил в себе глубокую духовную связь с этой местностью и людьми, ее населявшими. Однажды он провел несколько дней в компании буддийского монаха и его отца. Общались главным образом с помощью жестов и мимики, но это не помешало всем троим получить огромное удовольствие.

Вернувшись домой, Хэйг обнаружил, что и в Висконсине есть частичка Тибета. Он познакомился с буддийским монахом по имени Геше Сопа, который преподавал в университете тибетский язык и культуру. Хэйг снова поступил в университет и отучился по этой программе четыре года. Хотя с аспирантурой по специальности ничего не вышло, зато теперь он неплохо говорил по-тибетски, а еще в его голове начала зарождаться идея, правда, пока он не знал, как воплотить ее в жизнь.

В первый раз Хэйг уехал из дома на восток, а в 1994 году отправился на запад. В Калифорнии как раз начинался первый бум интернет-компаний. Хэйг устроился в стартап, основанный школьным другом его младшего брата, и научился делать сайты¹⁷¹. Участвовал в разработке первой версии CNET.com и первых рекламных баннеров, о чем сейчас вспоминает со стыдом. Пузырь доткомов продолжал раздуваться: например, еще не было сайта Pets.com, вошедшего в историю в числе самых грандиозных провалов той эпохи, – но гонка интернет-компаний за наживой и стремительная коммерциализация индустрии были Хэйгу совсем не по душе.

Хэйг решил снова заняться тибетологией и записался в школу тибетской медицины в городе Дхарамсала в индийской части Гималаев. Город был фактической резиденцией правительства Тибета в изгнании, и именно там укрылся Далай-лама в 1959 году. В школу только-только начали принимать нетибетцев. Можно представить, в какой изоляции тогда существовал этот городок, расположенный на высоте 1400 метров над уровнем моря, практически отрезанный от остальной Индии, не говоря уже о мире. Результатом этого путешествия стали узы дружбы на всю жизнь между Хэйгом и тибетцами, а также появление в Дхарамсале интернета. Для города это впоследствии окажется и удачей, и проклятием.

Прибыв в Гималаи в 1995 году, Хэйг не сразу расстался с привычками, приобретенными в Кремниевой долине. Через пару дней он нашел в городе компьютерный центр. В середине девяностых в городках типа Дхарамсалы вряд ли можно было обнаружить такое заведение. До поездки Хэйг прочел в журнале Wired статью о том, как за пару лет до этого два гостя из Канады сделали в тибетском анклаве хоть и примитивную, но вполне работающую точку подключения к интернету.

Одним из канадских гостей был Тхубтен Самдуп. Он состоял в Канадском комитете по делам Тибета и неожиданно для себя стал одним из первопроходцев интернета¹⁷². Родился Самдуп в тибетской столице Лхасе в 1951 году, через год после того, как НОАК, одержав победу в гражданской войне, вторглась в Тибет и положила конец его недолгой независимости. Осознав, что вооруженное сопротивление обречено на провал, руководство Тибета подписало с Пекином договор о признании суверенитета Китая над Тибетом и встретило НОАК как освободителей от власти иностранных империалистов¹⁷³. Для многих тибетцев этот договор стал вынужденной мерой, отчаянной попыткой сохранить автономию региона, не допустить прямого управления со стороны Китая и поддержать статус Далай-ламы и других религиозных иерархов, которые правили Тибетом испокон веков¹⁷⁴. Попытка оказалась неудачной, аппетиты Пекина росли, и сдерживавшееся несколько лет недовольство в 1956 году вылилось в вооруженный конфликт между тибетским ополчением и НОАК. В 1959 году беспорядки, которые тайно поддерживались американской администрацией и ЦРУ, дошли до Лхасы и достигли масштабов самого настоящего восстания¹⁷⁵. Когда снаряды НОАК начали взрываться рядом с лхасским дворцом Далай-ламы, духовный лидер и его окружение переоделись крестьянами и скрылись из города. В конце концов они пересекли границу и получили политическое убежище в Индии¹⁷⁶. Через несколько месяцев за Далай-ламой последовала семья Самдупа. Так он и вырос в Дхарамсале, в кругу эмигрантов из Тибета.

В Дхарамсале Самдуп занимался изучением тибетской народной музыки и получил стипендию американского Университета Брауна на обучение по программе этно-музыковедения. Окончив университет, Самдуп вернулся в Индию, возглавил Тибетский институт театрального искусства и стал членом Тибетского молодежного совета. Тогда же он познакомился со своей будущей женой Кароль, тибетологом из Канады, которая приехала в Дхарамсалу на учебу. В 1980 году они переехали к ней на родину в Монреаль. Самдуп был похож на тибетского Кларка Кента: черноволосый, с таким же волевым подбородком и улыбкой, которая расходилась по веснушчатому лицу мелкими морщинками. В Канаде он не потерял связи с родиной и политикой: основал Комитет по делам Тибета, чтобы распространять информацию о текущей ситуации в регионе и оказывать влияние на правительство Канады.

В конце восьмидесятых – начале девяностых эта работа большей частью велась по телефону и факсу. Расходы на международную связь были весьма существенными. Тогда в Канаде не было частных интернет-провайдеров, а доступ к Сети могли получить единицы. Однако у Самдупа был знакомый преподаватель университета, который отдал ему ненужный адрес электронной почты. Самдуп начал переписываться с другими тибетскими активистами по всему миру. Вскоре обнаружилось, что в бурно развивающемся интернет-представительстве Тибета есть большой пробел – эмигрантское сообщество в Дхарамсале.

В 1994 году Самдуп снова приехал в Индию и привез с собой три компьютера. Их он установил в новом компьютерном центре и подключил к государственной индийской научно-образовательной сети (ERNET).

На тот момент на весь полуостров Индостан приходилась одна 128-килобитная выделенная линия, которая подключалась к хабу в Европе. Пропускная способность линии для миллиарда жителей полуострова была примерно такой же, как у обычного домохозяйства на Западе. У большинства жителей страны, впрочем, даже компьютеров не было¹⁷⁷.

Несколькими годами позже Хэйга особенно поразило, как кустарно было настроено подключение в компьютерном центре. Простая операция – отправка электронного письма – превращалась в бесконечные пляски с бубном с помощью очень древней программы Pegasus. Инструкция по ее использованию была написана на бумажке и лежала рядом с компьютером, а без нее работать с программой было невозможно. Сначала надо было написать письмо, потратить немало сил и энергии, чтобы его отправить. Оно передавалось по телефонной линии на другой компьютер в Дели и попадало в очередь на отправку вместе с другими письмами за последние пару дней. Потом системный администратор центра в Дели, действуя по одному лишь ему известному расписанию, подключал компьютер к интернету – и только тогда письма отправлялись получателям. В обратном направлении письма иногда шли дольше, чем телеграмма в начале XX века. Они накапливались на компьютере в Дели, затем пересылались в Дхарамсалу, а уже там работник компьютерного центра распечатывал их и выдавал получателям. Для человека, который своими глазами видел зарю и расцвет технологической революции в самом ее сердце, все это было невыносимо.

Хэйг решил, что надо что-то делать. В Дхарамсале он долго и основательно подготавливал инфраструктуру, замерял расстояния между зданиями. Потом вернулся в США за материалами. В апреле 1997 года он с четырьмя товарищами приземлился в аэропорту Дели с объемным грузом: сотни метров стального кабеля, несколько штабелей сетевых плат, роутеры, модемы и блоки питания. Со всем этим добром они отправились в сорокачасовой поход до Гималаев. Друзья горели желанием сразу приступить к работе, но сначала им пришлось встречаться со множеством чиновников, объяснять, что представляла собой каждая деталь. Чаще всего те так и не понимали, в чем заключался смысл начинания, но успокаивались: явной опасности проект вроде бы не представлял.

В конце концов их принял сам Далай-лама. Он засыпал американцев вопросами и даже надел специальные очки, чтобы рассмотреть трехмерную татуировку на руке у приятеля Хэйга Рика Шнайдера, инженера по телекоммуникациям из Сан-Франциско. Получив благословение Далай-ламы, друзья больше не встретили на своем пути никаких препятствий и приступили к работе.

Вскоре обнаружилось множество других сложностей. Самая серьезная: в Индии не существовало никакого понятия о безопасности на производстве. Всякий раз, когда Шнайдер осматривал проводку в зданиях, он приходил в ужас. Скакало напряжение, отключалось электричество – когда по плану, а когда и нет. Как-то раз Хэйг и Шнайдер зашли в банк обменять валюту и увидели, что там стоит водонагреватель, из задней стенки которого торчат два оголенных провода, ведущих куда-то в окно и наружу. Друзья проследили, куда ведут провода. Находка повергла их в шок: провода шли прямо к связке кабелей, подвешенных к высоковольтной линии.

Хэйг с друзьями установили компьютеры с сетевыми платами во всех административных зданиях тибетского анклава и поменяли Pegasus на самый продвинутый тогда email-клиент Eudora. Затем помощники вернулись в Америку, а Хэйг еще несколько месяцев провел в Дхарамсале, в компьютерном центре обучал сотрудников и волонтеров, писал документацию на установленное оборудование. После себя он оставил десять компьютеров с подключением к интернету. Пройдет год-два, их будет уже более 100, а пропускной способности в Дхарамсале будет не хватать на всех желающих. Компьютерному центру даже пришлось нормировать время работы пользователей в интернете. Тем не менее к началу нового тысячелетия у тибетских эмигрантов в Индии был выход в интернет не хуже, а может, и лучше, чем у других. С этого и начались настоящие неприятности.

Глава 8
Спам отфильтрован
Файрвол догоняет «Да Цанькао»

В августе 2001 года за столом пышно отделанной переговорной в комплексе «Западная гора», правительственном здании с видом на Бэйдайхэ, сидели и беседовали издатель New York Times Артур Окс Сульцбергер-младший и китайский лидер Цзян Цзэминь¹⁷⁸. Вот уже более четырех десятков лет Бэйдайхэ, курорт к востоку от Пекина на берегу залива Бохайвань, оставался излюбленным местом отдыха партийной элиты. Именно здесь в 1958 году Мао вынашивал замысел «Большого скачка». Здесь же тридцатью годами позднее верховный лидер Дэн Сяопин отправил в отставку генсека-реформатора Чжао Цзыяна, подготовив тем самым почву для масштабных репрессий после событий на Тяньаньмэнь.

Иностранцы в правительственном комплексе Бэйдайхэ появлялись редко, не говоря уже о журналистах. Даже представителей государственных СМИ пропускали туда только для официальных фотосессий. New York Times отправила на интервью целый отряд: Сульцбергер появился в сопровождении свиты журналистов, колумнистов и переводчиков. Цзян был в своих неизменных квадратных очках и темном костюме. С интервьюером он разговаривал прямо и откровенно, иногда переходя в контрнаступление. Непринужденность в общении с прессой он вывел на уровень, которого так и не достиг ни один из его преемников¹⁷⁹.

На вопросы о системе противоракетной обороны США, Тайване и Далай-ламе Цзян отвечал пространно, то и дело вставляя цитаты из древнекитайских поэтов и английские фразеологизмы. В тупик его поставил разве что вопрос непосредственно о New York Times. Колумнист Том Фридман спросил, почему сайт газеты заблокирован Великим файрволом: «Как для вас соотносится прорыв Китая в области информационных технологий с практикой блокировок крупнейших информационных ресурсов, в частности сайта нашей газеты?»

«У всего на свете есть две стороны: достоинства и недостатки. Достоинства интернета заключаются в том, что с его помощью людям легче общаться, делиться передовым опытом и информацией о науке и технологиях. Но при всех достоинствах в интернете есть и весьма пагубная сторона, – начал Цзян, но затем о чем-то задумался. – Вы спрашивали конкретно о сайте New York Times. Я не могу ответить на этот вопрос. Но могу сказать, что я думаю о New York Times. Это очень качественное издание – вот мой ответ».

Как рассказывает Крейг Смит, глава Шанхайского бюро издания, который присутствовал на встрече с Цзяном вместе с Фридманом и Сульцбергером, через несколько дней сайт nytimes.com снова был в свободном доступе в Китае.

Так продолжалось почти десять лет. Когда же газета выпустила репортаж о личных финансах китайской партийной верхушки, включая членов семьи Цзяна, сайт снова заблокировали.

Для начала нового тысячелетия это было неслыханное достижение. В июле 2001 года, когда в Китае почти 26 миллионов человек имели доступ в интернет, Цзян сетовал, что действовавшее тогда законодательство непригодно для решения проблем, связанных с интернетом. На пленуме ЦК КПК он заявил, что интернет во многом способствовал экономическому росту Китая, но развитие информационных технологий принесло и новые проблемы, в частности распространение суеверий, порнографии, насилия и опасной информации, которая может нанести вред психическому здоровью населения, в особенности молодежи¹⁸⁰. Так началась первая из многих кампаний по борьбе с порнографией и другой тлетворной информацией, в результате которой цензоры приобрели множество новых технологических возможностей и законных полномочий.

ЦК выпустил несколько десятков новых постановлений. В одном из них было сказано, что задача новостных сайтов – не информировать население, а служить делу социализма и блюсти национальные и общественные интересы. От контента в интернете требовали благопристойности и приличия, а также служения делу народного воспитания¹⁸¹. Особенный упор – на выявление порнографии, деструктивных сект и пережитков феодализма.

11 декабря 2001 года Китай вступил во Всемирную торговую организацию (ВТО). Это знаковое событие было воспринято как победа курса на реформы и гласность. Но партия, добившись цели, к которой шла несколько десятилетий, терпеливо подчиняясь всем требованиям США и ВТО, с удвоенной силой принялась закручивать гайки.

Годом позднее случилась первая блокировка Google. Объем инвестиций в проект «Золотой щит» достиг 770 млн долларов, а в аппарате цензуры служило уже свыше 30 тыс. сотрудников службы безопасности¹⁸². Согласно исследованиям Гарвардского университета, в 2002 году Китай был страной с самым большим в мире количеством ограничительных мер против интернета¹⁸³.

Одним из первых, кто испытал на себе ужесточение мер, стал Ли Хункуань. Теперь подписчикам было все труднее читать «Да Цанькао». «Приблизительно тогда же, когда Китай вступил во Всемирную торговую организацию, на Великий файрвол стали тратить гораздо больше денег», – рассказывает он.

Мы встретились с ним в Вашингтоне в 2018 году, в начале марта. Небо было затянуто тучами. Я вышел из гостиницы совсем рядом с Капитолийским холмом и пошел к ресторану на тихой соседней улочке.

Ли было 54. Стрижка ежиком, искренняя улыбка. Он жил в Вашингтоне уже почти двадцать лет и сколотил небольшое состояние на покупке и продаже домов в окрестностях столицы. Мы заказали сербскую еду (сыра, правда, могло быть и поменьше).

Ли начал рассказывать, как весь прошлый год он воевал в интернете с еще одним китайским эмигрантом, миллиардером Го Вэньгуем. Го бежал из Пекина в Нью-Йорк, грозя китайскому руководству сенсационными коррупционными разоблачениями. Ли с энтузиазмом поддержал его. Потом оказалось, что за громкими заявлениями Го ничего не стоит. Дело приняло неприятный оборот: Го подал на Ли в суд за нападение, оскорбление и клевету¹⁸⁴. По всей видимости, Ли не особенно пугала перспектива схлестнуться в суде с миллиардером, который может потратить на адвокатов сколько захочет. За эти годы он привык биться в интернете с самыми разными противниками: от прокитайских троллей и коллег по диссидентскому движению до различных американских ведомств и всего аппарата интернет-цензуры в Китае¹⁸⁵.

«С самого начала я не переставал верить, что благодаря свободному обмену информацией диктатура в Китае когда-нибудь падет, – сказал он. – Я думал, это наступит раньше, но как-то КНР удалось продержаться. Этот режим спасло вступление в ВТО. Они разбогатели и вложили много денег в Великий файрвол, чтобы затруднить свободное распространение информации, без которого режим не свергнуть».

В борьбе с «Да Цанькао», как и в случае с Китайской демократической партией, цензура одержала верх. Файрвол стал быстрее и мощнее, теперь нельзя было спамить рассылкой, как раньше. Ли и его помощники пробовали по-разному обходить системы фильтрации. Они заменяли компрометирующие слова на акронимы или слова с похожим звучанием, вместо текста вставляли картинки, а иногда составляли рассылку вертикально, по одному слову в строке. Но ничего не помогало.

Ли удалось продержаться так несколько лет. К 2005 году деньги у него были на исходе и рассылать «Да Цанькао» становилось все труднее. Обещанный грант в 40 000 тысяч долларов от Национального фонда демократии (NFD) Ли так и не увидел, к тому же ему пришлось судиться за эти деньги, что тоже не добавляло оптимизма. Последний полноценный номер «Да Цанькао» вышел 30 мая 2005 года.

Блогер Майкл Анти, которого в молодости вдохновила история «Да Цанькао», говорит, что проект Ли пал жертвой собственного успеха. Из-за того что у издания была большая аудитория, оно не только привлекло к себе внимание цензоров, но и породило волну подражателей. К тому же в начале нулевых в Китае появились первые блоги. Да, пусть блогерам в стране часто приходилось заниматься самоцензурой или мириться с удалением постов, но обсуждаемая повестка стала гораздо разнообразнее. «Да Цанькао» суждено было отойти на второй план. «Чем дальше, тем более серьезные темы обсуждали в китайском интернете, – рассказывает Анти. – Он один, а их сотни. Как тут будешь конкурировать?»

Тем не менее и ему, и многим другим было жаль расставаться с «Да Цанькао». Когда-то рассылка Ли задавала тон дискуссиям практически для всего сообщества не согласных с политикой КНР. Пусть в стране после закрытия «Да Цанькао» и остаются альтернативные источники новостей и мнений, как заблокированные, так и нет, они «никогда не станут для нас тем, чем для нас была “Да Цанькао”».

Один из главных противников цензуры был повержен. Настоящая война с файрволом была впереди. Вскоре цензорам придется столкнуться с самой серьезной проверкой на прочность.